Промысловой фольклор народов России: традиции и современное состояние (на материале фольклора РМЭ)

Промысловой фольклор народов России: традиции и современное состояние (на материале фольклора РМЭ)

Министерство образования и науки Российской Федерации

ФГБОУ ВО «Марийский государственный университет»

Историко-филологический факультет

Кафедра русского языка, литературы и журналистики

Направление подготовки: 45.04.01. Филология

Магистерская программа: Филология в современном мире

Выпускная квалификационная работа

(Магистерская диссертация)

на тему: «Промысловой фольклор народов России: традиции и современное состояние (на материале фольклора РМЭ)»

Содержание

Введение

Глава 1. Промысловой фольклор России: традиции и тексты

.1 Мифологические реалии («лодка», «рыба», «рыболовство» в системе мироздания русских и финно-угров)

.2 Классический фольклор (сюжеты с участием «лодки», «рыбы» в фольклоре русских и финно-угров)

Глава 2. Промысловый фольклор Республики Марий Эл: традиции и современное состояние

.1 Основные жанры и типы персонажей рыболовецкого фольклора России и РМЭ

.1.1 Приметы

.1.2 Байка

.1.3 Запреты

.1.4 Заговоры

Заключение

Список используемых источников и литературы

Введение

Начиная с XVIII века, промысловый фольклор неоднократно оказывался в центре внимания отечественных этнографов и фольклористов. Одним из первых ареалов изучения промыслового фольклора стало Белое море, где рыболовецкий и зверобойный промыслы являлись в числе жизнеобеспечивающих. Хронологические рамки исследования фольклора поморских промыслов охватывают период с конца XVIII века и до настоящего времени. В истории его изучения выделяются три этапа: историко-краеведческий, публикационный и научно-исследовательский. Первый этап изучения связан с «Обществом для изучения истории» А.И. Фомина и В.В. Крестинина. Работы А.И. Фомина представляют собой по большей части этнографическое описание промысловой деятельности: животных, орудий и технологии ведения промыслов, а также достаточно подробное географическое описание местности. Хотя они не содержат собственно фольклорного материала, но представляют интерес как первое научное исследование поморской промысловой деятельности. Публикация фольклорных текстов получила своё осуществление лишь в 70х годах XIX века. Тогда же были предприняты первые попытки их анализа [38, с.84]. Первой работой, включающей фольклорные материалы по поморским промыслам, стала работа П.С. Ефименко «Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии» (1887-1888). Основной целью работы ученого было этнографическое описание быта и обычаев населения Архангельской губернии, поэтому она не содержит детального описания различных форм традиционной промысловой культуры. Книга состоит из двух выпусков: «Описание внутреннего и внешнего быта» и «Народная словесность». Первая часть - «Этнографические сведения о населении Зимнего берега Архангельского уезда». В основном они включают в себя описание построек, посуды, свадебного обряда и народных верований Зимней Золотицы. Промысловая специфика жизни деревни нашла отражение только в разделах, посвященных посуде (описание посуды, которую местные жители брали на промыслы) и верованиям (опубликованы календарные приметы и поверья о ветрах). В связи с этим работа П. С. Ефименко представляет большой интерес для современных исследователей, так как она является первым научным источником, содержащим сведения о промысловых верованиях [17].

Достаточно подробно рыболовецкая деятельность населения побережья Белого моря рассматривается в работе «Промысловый словарь рыбаков и зверобоев Белого моря» писателя-краеведа А.А. Жилинского. В его трудах дается довольно подробная историко-географическая характеристика региона, раскрываются особенности ведения промыслов, приводится календарное распределение их ведения по различным регионам Архангельской области. Несмотря на то что, работы А.А. Жилинского в большей степени посвящены экономическому значению промыслов, в них также встречаются материалы, содержащие поморские промысловые верования [39].

Собственно поморский промысловый фольклор подвергается активному изучению уже в ХХ веке. В 1950 г. выходит работа Р.С. Липец «Рыбацкие песни и сказки». Введение сборника представляет собой историко-этнографическую характеристику исследованного региона: кратко описывается история освоения прибрежных территорий Белого моря, быт местного населения, особенности организации промыслов. Следует отметить, что, по мнению составителя, промысловую культуру и быт на Север русское население принесло из Великого Новгорода. В предисловии к сборнику она указывает на недостаточную изученность данной темы в отечественной фольклористике и отмечает, что «рыболовство и морская охота нигде не имели такого исключительного значения, как на суровом пустынном Севере» [38, с.8]. В основу сборника легли материалы, собранные в ходе экспедиций Р.С. Липец в Мурманск в 1931-1932 годах, на Белое море и Северную Двину в 1936-1937 годах, в Новгородскую область в 1938 году, а также материалы южных экспедиций исследовательницы. В книгу вошли устные рассказы, песни, частушки, загадки, пословицы, поговорки, сказки, былички и предания, бытующие в среде рыболовов и зверобоев Белого моря. Исследовательница отмечает неоднородность собранных материалов по характеру их бытования среди представителей различных поколений: предания и старинные песни сохранялись в памяти старшего поколения, в то время как устные рассказы, современные песни и частушки широко бытовали преимущественно среди молодежи. Работа «Рыбацкие песни и сказы» явился первой аутентичной публикацией текстов промыслового фольклора в русской фольклористике, сопровождающейся достаточно подробными научными комментариями, в чем и заключается его несомненная ценность [38, с.198].

Ещё одной значительной публикацией поморского промыслового фольклора является сборник «О рыбаках, морских зверобоях и охотниках. Народные сказы, сказки, песни и частушки, пословицы» Н.И. Рождественской (1952). Тексты разделены Н.И. Рождественской на три части: «Рыболовство», «Зверобойный промысел» и «Охота». В каждой из них тексты сгруппированы по жанрам: сказы, пословицы и поговорки, песни, новины, причитания, частушки. Как отмечает исследовательница, в части сказов содержится информация о дореволюционном времени (конец XIX 一 начало XX века), сохранившаяся в памяти старшего поколения, но большая часть опубликованных текстов относится к советской действительности. Помимо прозаического фольклора, он включает в себя песенный, практически не публиковавшийся ранее [58, с.30]. Изучение северорусского календаря было продолжено С.И. Дмитриевой. В работе «Фольклор и народное искусство русских Европейского Севера» (1988) исследователь, наряду с другими формами народной культуры, рассматривает календарную обрядность. Опираясь на предшествующие исследования и собственные полевые записи, она описывает отдельные элементы календарных обрядов Русского Севера [13, с.142].

В начале XXI века направление изучения промыслового фольклора данного региона в контексте локальных традиций успешно продолжается. Прежде всего в поле зрения фольклористов и этнографов оказались промысловые поверья, календарные праздники, соотнесенные с рыбным промыслом, и собственно рыбацкий фольклор. Одним из наиболее известных исследователей данных пластов материала в настоящее время является П.А. Филин. Им, в частности, составлен и достаточно подробный вопросник для сбора материалов по промысловому фольклору и календарным праздникам. Работы Филина в большей степени носят этнографический характер и посвящены рассмотрению орудий лова, организации тоней, промысловым крестам, но включают и фольклорные элементы [73, с.170].

В рамках работы над темой «Фольклор Европейского Севера: система локальных вариантов» собиранием и изучением промысловой культуры занимается и Н.В. Дранникова. В сфере её интересов лежит история поморской культуры, локальная идентичность и прагматика фольклора. Наталья Васильевна руководит Центром изучения традиционной культуры Европейского Севера, преподает «Устное народное творчество» и «Фольклор Европейского Севра» в Поморском государственном университете имени М.В. Ломоносова, является автором большого количества статей по фольклористике. В статье «Промысловый календарь Зимнего берега Белого моря» были рассмотрены зверобойный и рыболовный промыслы как ведущие в системе хозяйствования Зимнего берега. Исследование посвящено основным обрядовым практикам, образующим промысловый календарь. Также рассматриваются приметы, запреты, предписания, поверья и поговорки, связанные с ними. Особое внимание уделяется изучению локальной идентичности местного населения. Дранникова пишет, что «промысловый календарь, отражавший основные этапы в хозяйственной жизни поморов, складывался постепенно, в ходе многовековой промысловой практики. С одной стороны, в нем постепенно изживались земледельческие комплексы и представления, сопутствующие аграрной системе хозяйства, с другой - происходило насыщение его промыслами и промысловой обрядностью». Также ею были выделены основополагающие даты для рыбаков Белого моря: Никола Зимний (6/19.XII), День Евдокии (1/14.III), Благовещенье (25.III/7.IV), Никола Вешний (9/22.V), Иванов день (24.VI/7. VII), Петров день (29VI/12.VII), Ильин день (20. VII/2VIII), Первый (1/14 VIII), Второй (6/19 VIII), Третий (16/29VIII) Спасы, Воздвижение/Сдвиженье (14/27.IX), день Иоанна Богослова (26. IX/9.X), Покров (1/14.X), определяющие начало или конец того или иного промысла, характеризующиеся проведением обрядов, связанных с промыслами, или нашедшие отражение в системе календарных примет. Но постепенно данные праздники теряют свое значение (Николины дни, День Евдокии), утрачиваются некоторые обрядовые комплексы, обычаи, приметы, в связи с чем следует отметить, что современный календарь предстает в обеднённом виде [16, с.57]. В статье «Фольклорная экспедиция Поморского университета в село Зимняя Золотица» исследовательница приводит примеры «поморской магии»: «Во время первого замёта на треску и селёдку бросали в море серебряные деньги. Во время шторма в море лили масло. После ледоходам мыли лицо водой из моря. Мыть должен был другой человек. Его называли купальна крёсна (купаленка)». По воспоминаниям золотичан, у многих купальной крёстной была Марфа Крюкова. Рыбакам на тоню, чтобы не погибли, жёны давали с собой морской песок. В понедельник нельзя было выходить в море. Существовал запрет на участие в проводах беременных женщин [15, с.86].

В середине XIX начинается изучения промыслов Байкальского региона, где так же, как и на Белом море, рыболовецкий промысел является одним из основных. Огромный вклад в изучение озера внесло ВСОРГО (Восточно-Сибирский отдел Русского географического общества). Одним из первых рыболовецкий промысел Байкала описал член ВСОРГО Н.Н. Сабуров (1886). Его интересовал быт байкальских рыбаков и описание основных пород рыб, в особенности омуля [10, с.46]. Первый попытки собирания и анализа байкальского рыболовецкого фольклора были предприняты А.М. Станиловским в 1900 г. В своих работал он отмечал факт незначительного количества собственно вербального фольклора о Байкале (песен, стихов) и связывал его с особенностями психологии местного населения: «Может быть, и тут сказывается свойственная всем сибирякам непоэтичность натуры, отсутствие воображения и преобладание чисто экономических интересов над духовными» [10, с.26].

Примерно в это же время на Алтае осуществляется духовная миссия протоиерея о. Василия (Вербицкого). В лучших традициях русского православного духовенства он интересуется и культурой края. В частности, им фиксировались и загадки, пословицы, приметы и предания, относящиеся к рыболовецким промыслам. Так, среди алтайских загадок, записанных В.И. Вербицким, имеются загадки про невод (голова деревянная, брюхо из конопли, ноги каменные), про лодку и весло (едешь, едешь - следа нет; режешь, режешь - крови нет)[63].

Изучением промыслового фольклора Байкальского региона начали заниматься в 20-х гг. ХХ века. Весомый вклад в изучение Байкала внёс И.И. Веселов. В период с 1923 по 1924 гг. им были записаны предания и диалекты старожилов в устье р. Селенги [79, с.82]. Советская фольклористика возобновила интерес к байкальским промыслам. В 1968 г. выходит сборник «Русский фольклор Прибайкалья» под ред. Л.Е. Элиасова, где описаны приметы, заговоры и обряды Прибайкальских рыбаков. В.П. Зиновьев в работе «Жанровые особенности быличек» (1974) установил влияние промыслов (в том числе и рыболовецких) на становление жанра «быличка». Учёный утверждал, что специфика природно-хозяйственных условий Байкальского региона оказала влияние на сказочную традицию, жанр исторической прозы и функционирование жанра «быличка». Охотничье-рыболовецкая промысловая деятельность способствовала актуализации языческих верований людей, что повлекло за собой интенсификацию бытования мифологических рассказов. На первый план выходила быличка с её сакральной функцией - «предупредить человека о возможной встрече со сверхъестественными существами, сообщить знание о их свойствах с целью научить, как нейтрализовать вредные действия этих существ». Мифологическое представления сибиряков привели жанровую систему былички в состояние активного функционирования [23, с.52].

В XXI веке интерес к данному материалу оживляется: появляется большое количество работ междисциплинарного плана, выполненных на стыке фольклористики и этнографии. В.И. Соёнов в статье «Рыболовство на Алтае» (2001) предложил любопытное описание эпоса коренных народов Алтая, связанного с рыбной ловлей, рыбой и лодкой. Им выявлены и мифологические представления народов, связанные с данным промыслом. Он отметил, например, что в героическом сказании «Őскÿс-Уул» земля держится на быках и гигантских рыбах - кер балык (сом), а главный персонаж сказания является рыболовом-охотником, который ловит рыбу на медные крючки с берестяной лодки. Также Соёнов приводит загадки, относящиеся к рыбной ловле, и рыбацкие песни [67].

В последнее время в научный оборот введены новые заговоры из рукописей XVII-XIX вв. Это дало возможность проследить трансформацию заговорной традиции и составить представление об архаических сюжетах и мотивах. В связи с этим возникла необходимость в систематизации древнейших промысловых заговоров. Подобная систематизация нашла своё отражение в статьях современного исследователя А.Л. Топоркова. В статье «Опыт систематизации охотничьих и рыболовецких заговоров восточных славян: от ранних записей к современности (XVII-XX вв.)» (2015) исследователь предпринял попытку систематизации корпуса охотничьих и рыболовецких заговоров. Также в работе была дана общая характеристика изучаемых заговоров. Топорков утверждает, что «высокая степень неопределённости и риска побуждала охотников и рыбаков надеяться не только на себя, но и на помощь сверхъестественных сил. Охотники и рыболовы обращаются в заговорах и ритуалах к животным и природным духам-хозяевам, стремясь установить с ними приемлемые для обеих сторон отношения». Им также выявлено, что промысловые заговоры использовались главным образом мужчинами, принадлежавшими к особым профессиональным группам. Для таких текстов характерен «наступательный характер, агрессивность и некоторая брутальность». Как отмечает А.Л. Топорков, заговоры записывались не самими рыбаками, а местными «колдунами» (к ним исследователь относит «прохожих» странников, сельских или городских священников, дьячков) и предоставлялись за определённую плату. На основании данного факта делается вывод о том, что культурный горизонт заговорных текстов мог существенно превышать культурный уровень владельцев соответствующих текстов. Списки заговоров использовались и в качестве амулетов. Причем к ним прибегали, как грамотные, так и неграмотные охотники и рыболовы. По мнению А.Л. Топоркова, именно благодаря тому, что заговоры фиксировались в рамках рукописной традиции, большое их количество текстов сохранилось до наших дней. Топорков отмечает, что в системе промысловых заговоров рыболовецкие составляют весьма малочисленную группу и встречаются в одних и тех же рукописях.

В конце статьи исследователь приходит к выводу, что построение объективной типологии фольклорных текстов становится возможным лишь при исчерпывающем привлечении материала и использовании всех сохранившихся записей [70].

Первая попытка систематизации и обобщения имеющегося материала по рыболовецким традициям и фольклору принадлежит известному этнологу и фольклористу А.В. Гуре. Им подготовлены обширные словарные статьи по темам «Рыба» и «Рыболовство» для этнолингвистического словаря «Славянские древности». Ученый предложил подробную характеристику субкультуры рыбаков и позиционирующему ее ценности фольклору. В статье «Рыба» говорится о запретах, связанных с ловлей рыбы, и, таким образом, её сакральном значении. Так, немота как признак мира мёртвых, предоставляет возможность рассматривать рыбу в виде души: как умершей, так ещё и нерождённой. В свою очередь представления о душе в облике рыбы находят своё отражение в сказочном и песенном сюжетах (в частности, сон о рыбе сулит беременность: царица съедает рыбу и рожает ребёнка). Ученым отмечена двойственность представлений о рыбе и рыболовстве в сознании промысловиков. Так, им выявлена группа христианских святых - покровителей рыбной ловли (Петр, Андрей), отмечено, что рыба неразрывна связана и с образом Христа. Отсюда широкое распространение обычая поедания рыбы в качестве обрядового блюда в Рождественский сочельник. С другой стороны, хозяином рыбы принято считать водяного. В рассказах рыбаков он принимает обличие сома, щуки или осетра.

Сама рыба обычно наделяется женской символикой. Зачастую в свадебных песнях невеста изображается в виде «рыбицы пойманной в сети», жених - рыбака. При этом А.В. Гура подчёркивает, что в славянском фольклоре рыба представлена как собирательный образ, лишь некоторые ее виды выступают как отдельные персонажи. Так, например, на лбу щуки запечатлены крест и копьё, которым был пронзён распятый Христос; пятна на жабрах трески являются отпечатками пальцев апостола Петра; на дне р. Сура обитает стерляжий царь, который в лунную ночь играет с русалками [66, с.505].

Ученый специально отмечает тот факт, что субкультура рыбаков является исключительно мужской. В статье «Рыболовство» он описывает ее ценности и мировоззрение, наделяя обрядовой и магической практикой (обереги, запреты и приметы), демонологическими представлениями и фольклором (молитвы, былички, обряды, заклинания, анекдоты), рыбацкой терминологией, фразеологией и социолектом, определёнными нормами поведения, мимикой и другими невербальными средствами. А.В. Гуре представляется важным подчеркнуть и то обстоятельство, что в сознании крестьянской общины рыбак обладал сакральными чертами, воспринимался как посредник между нечистой силой и людьми. Центральное место в рыбацкой демонологии занимает водяной, с которым заключался договор о рыбе; водяной приходил на свадьбы, вёл нерест и наказывал рыбака.

В течение всего календарного года совершались рыбацкие обряды и праздники. Так, например, Петров день отмечали рыбаки на Русском Севере: варили котёл ухи и ходили славить св. Петра и Павла. Осенний рыболовный сезон завершался праздником Николы зимнего. Обязательным блюдом в этот день был рыбник (рыба в соусе или тесте). Улов этого дня приносили в жертву св. Николаю [66, с. 508].

Что касается промыслового фольклора Поволжья, то его целенаправленное изучение также началось в середине XIX века. Данный факт связан с основанием Императорского русского географического общества, активно исследовавшего культуры и быт народов России. В 1864 году в журнале «Северный вестник» в свет выходит статья А. Карелина, посвященная отхожим промыслам народов Поволжья. Огромный вклад в изучение промыслов и промыслового фольклора народов Поволжья внёс финский художник Агатон Рейнхольм, изображавший на своих полотнах быт народов региона. В центре его внимания находилась обрядовая жизнь марийцев, морды, удмуртов. Предметом изучения Рейнхольма стали обряды и заговоры поволжских вышивальщиц и ткачих. Несмотря на то, что для народов, проживающих на территории Волги, рыбная ловля занимала одно из ведущих мест в хозяйственной жизни, рыболовецкий фольклор данной местности практически не изучен.

Актуальность настоящей работы, таким образом, определяется острой необходимостью введения в научный оборот новых материалов (традиции и тексты), характеризующих хозяйственную деятельность народов РМЭ, а также дающих представления об основных составляющих их картины мира.

Целью выпускной квалификационной (магистерской) работы является выявление круга текстов, имеющих отношение к рыбной ловле/рыболовству; определение их жанровой природы (заговоры, байки, запреты, приметы и пр.) и функционального назначения. Для выполнения поставленной цели реализуется ряд задач:

) выявление и систематизация научной и научно-популярной литературы, посвященной промысловому (рыболовецкому фольклору);

) выявление и систематизация текстов, связанных с рыбной ловлей/рыболовством на территории РМЭ, в различного рода фольклорных, этнографических и др. источниках;

) определение их жанровой природы и функционального назначения.

В работе используется комплексный подход, включающий сравнительно-исторический и типологический методы, а также частные методики: мониторинг интернет-ресурсов, включенное наблюдение, интервьюирование.

Объектом настоящей исследовательской работы является промысловый фольклор народов России, предметом - жанровое своеобразие рыболовецкого фольклора Республики Марий Эл.

Теоретическая новизна работы заключается во введении в научный оборот нового фольклорного материала, первой попытке систематизации научной литературы по промысловому фольклору регионов России, а также в определении его жанровой и региональной специфики.

Практическая ценность связана с возможностью использования собственно материала, а также выводов и заключений работы в общих и специальных курсах по фольклору и этнографии народов России.

В работе используются материалы, собранные автором во время фольклорных экспедиций в Юринский, Горномарийский и Звениговский районы РМЭ.

Работа состоит из введения, двух глав, посвященных реконструкции мифологических представлений славян и финно-угров, связанных с рыболовецким промыслом, и их отражению в архаическом и классическом фольклоре (первая глава) и анализу собственно вербального фольклора (вторая глава), заключения, списка использованной литературы.

Глава 1. Промысловой фольклор России: традиции и тексты

В данной главе осуществлена попытка определения функций «лодки», «рыбы», рыболовства» в системе мироздания русских и финно-угоров, также приведены основные фольклорные сюжеты с участием рассматриваемых концептов.

1.1 Мифологические реалии («лодка», «рыба», «рыболовство» в системе мироздания русских и финно-угров)

Лодка в системе мифологического сознания русских (как и многих других народов) имела сакральное значение.

Самой распространенной мифологемой лодки в фольклоре (в том числе и русском) стала переправа в иной мир. Неслучайно, гроб и люлька имели ладьеобразную форму. В системе мироздания славян лодка служит транспортным средством для перевоза «на тот свет». В сюжете переплывания вод смерти и возвращения в реальный мир душа умершего или заходящее солнце отправляются в преисподнюю на лодке (ладье) смерти и возвращаются из преисподней на ладье воскрешения. Для языческой погребальной обрядности древнейшей Руси свойственна традиция (скандинавская по происхождению) кремации в ладье [21]. Помимо сжигания в лодке (ладье), происходило погребение в лодке или в гробу ладьеобразной формы, отправление мёртвого в ладье в море или по реке, укрепление лодки с телом умершего на столбах, изображение ладьи на погребальной утвари и могильных камнях. Представление о погребальной лодке даёт русское предание о марийском князе Болтуше, который погребен в ладье возле г. Малмыж. Согласно преданию, в полночь лодка появлялась на поверхности озера, и в ней можно было увидеть княжеский клад:

«Болтуш был похоронен в лодке с медью в озере Тарелка, и эта лодка выходила из озера ночью, в 12 часов ровно. Этот клад можно было видеть, не мигая, не кашляя, не шевелясь и не говоря. А если убить человека и бросить в озеро, то она сама выйдет» [78, с.173].

Корабль или лодка часто являлись частью праздничных действий, обрядовых похорон «Масленицы», «Костромы» и пр. Лодку спускали по воде или ставили на сани (телегу) и везли в них символическую фигуру, подлежащую смерти-воскрешению или уничтожению [27, с.450]. Так, например, в Сибири на Масленицу собирали несколько саней большого размера и ставили на него корабль с парусами и снастями. На корабль садились люди, «медведи» и госпожа Масленица. Данное сооружение называлось масляницею. В сани впрягалось до двадцати лошадей. За подобным «поездом» следовали ребята с разными песнями и прибаутками [21]. Масленица у русских означала и начало навигации. При этом обычай использования корабля на масленицу распространился, видимо, после устройства маскарадного поезда Петром I в Москве в 1722 г.

Перевозчиками через огненную реку в русских духовных стихах выступают архангел Михаил, апостол Пётр и Христос. По представлениям славян, рай был расположен за морем (океаном):

«Государь ты наш батюшка, богатый гость,

Нет тебя государя богатее

Ни на небе, а ни на земле.

У тебя же, сударя, большой корабль,

Богатый гость по кораблю покатывает,

В золоту трубочку вострубливает,

Воскликивает своих людей вольных»[6].

В апокрифе «О хождении старца Агапия в рай» рассказывается о лодке с юными гребцами, которая перевезла старца за море в райскую страну:

«Малый же ребенок сказал Агапию: «Взойди к нам на корабль, перевезем тебя, куда хочешь идти». Агапий же взошел на корабль. Посидев немного, от пути такого устал очень и задремал, потом уснул. Тогда велел ребенок великим мужам, взяв Агапия, перенести через море. Положили Агапия на землю мужи те и невидимы стали» [50].

Соответственно лодка служит средством переправы для демонических персонажей. Воплощение чумы или смерти, Куга, переправляется через реку Сава на ладье и везёт с собой души умерших [67, с.129].

Общеславянским является фольклорный мотив перевоза через реку как символ брака. В представлениях славян жених и невеста оставляют свои небесные жилища чтобы воплотиться на земле. Путь на землю лежит через небо, которое представляется в виде реки или моста. Поэтому жених и невеста переплывают реку на лодке (ладье) или переходят по мосту [55]. В новгородских былинах жених Соловей Будимирович приплывает в Киев на Соколе-корабле. Значение корабля (как и моста) обусловлено общим смыслом свадьбы как вхождения в другой мир [27, с.455]. Брак может символизироваться потоплением и означать смерть. Таким образом, лодка или её образ участвует в обрядах перехода в целом.

Помимо масленичных обрядов, лодка участвовала в святках. Так, например, в тихвинских святках снаряжалась большая лодка, которая ставилась на несколько саней и возилась несколькими лошадьми по городу. Верхом на лошадях, сидели окрутники. Окрутники же и святочники находились в лодке, украшенной разноцветными флагами [21].

С христианской символикой связано представление о церковной общине как о корабле, «плывущем по житейскому морю». Такое представление возникло ещё в ранних христианских сектах, в том числе и в хлыстовских. Община у хлыстов изображалась в виде корабля-церкви. Образ церковной общины как корабля спасения представляет собой контаминацию ветхозаветного образа Ноева ковчега и новозаветного - ладьи Петровой. Специфической особенностью хлыстовских стихов является то, что в качестве «богатого гостя», т.е. купца, выступает сам Христос. В хлыстовской песне XVIII века сам Сын Божий призывает «вольных людей на большой корабль»:

«Подите ко мне, люди вольные все охотнички,

Подите ко мне на большой корабль,

Покупайте товары безценныя,

Безценныя-драгоценныя,

Не златом покупайте, ни серебром,

Не крупныем акатистым жемчугом,

Покупайте товары безценные,

Безценные-драгоценные

Вы верою и радением,

Сердечным своим попечением,

Вы слезным своим и течением

И нощным, други, умолением» [6].

Из более поздних этнографических свидетельств известен обряд, именуемый «хождение кораблем»: члены общины ходили друг за другом по избе, обычно по часовой стрелке. Нередко в центр круга - «за мачту» - становился лидер общины или пророк. В течение всего «хождения» пелись духовные песнопения, в том числе и прямо иллюстрирующие религиозно-мифологический смысл происходящего:

«Как по морю, как по морю,

Как по морю, морю синему,

По синю морю житейскому

Тут плыл корабль,

Тут плыл корабль,

Тут плыл корабль изукрашенный.

На нем мачта, на нем мачта,

На нем мачта - сам Господь Саваоф.

В корме стоит, в корме стоит,

В корме стоит сударь Сын Божий»[49].

Очевидно, что корабельное радение восходит к народной драме или крестьянской игре, включающей драматические элементы. Сектанты, составляющие радельный круг, изображают «гребцов» или «паруса» чудесного корабля (ср. «парус» как название обрядовой рубахи у хлыстов и скопцов), а лидер общины, пророчествующий в центре круга, оказывается «мачтой» или «кормщиком», «богатым гостем» или «атаманом», Христом или Господом Саваофом [49].

Старообрядцы тоже представляли церковь, как «корабль Христов». Этот момент наблюдается в «Послании Стаду верных или Кораблю Христову», предположительно принадлежавшему Аввакуму. Текст относится к группе посланий, обращенных к исповедникам «старой» веры, подобно апостольским посланиям [52]. Проповедь начинается знаменитым словами:

«Многие волны и люто потопление, но не боимся егда погрязновения, на камени бо стоим; да ся пенит море и бесит, камени не может разрушити, да востанут волны, но Исусова корабля не могут потопити» [59, с.49].

Этими словами Ионна Златоуста обращается Аввакум к своей пастве. Корабль в обоих случаях (и в названии послания, и в самом послании) сохраняет устойчивый смысл - община верующих. Златоуст вкладывает в понятие «корабль» более глубокий смысл. Корабль-церковь - это крепость, которая держится на камне веры [52].

Образ корабля также представлен в русской агиографической литературе. В «Житии Александра Невского», датированном XIII в., святые Борис и Глеб появляются на море с невидимыми гребцами, чтобы помочь «сроднику» перед Невской битвой:

«Когда же начало всходить солнце, он услышал шум сильный на море и увидел один насад, плывущий по морю, и стоящих посреди насада святых мучеников Бориса и Глеба в красных одеждах, держащих руки на плечах друг друга. Гребцы же сидели, словно мглою одетые. Произнес Борис: «Брат Глеб, вели грести, да поможем сроднику своему князю Александру» [19].

Для культуры поморских рыбаков также характерны агиографические мотивы о чудесном спасении плавающих на судне святыми Николой, Зосимом и Савватием, Варлаамом Керетским, появляющимися в тонущей лодке:

«Когда они прошли Соловецкий остров, их ладью стал затирать наносный лед. Долго и безуспешно боролись со льдом мореходы и уже отчаялись в своем спасении. Стоявший на корме ладьи Евфимий задремал от утомления. Вдруг увидал он в лодке своей старца, который его спрашивал: «Далек ли, братие, путь ваш?» Евфимий отвечал: «Идем торговать в Поморье, но нас затерло льдом и мы погибаем». «Не скорби, брате, -утешал его старец, -поедете вы в Кереть, и Бог даст вам путь чист». Сам пошел на нос ладьи и начал распихивать льдины» [20].

Антагонистами святых выступала «нечистая сила»: считалось, что русалки из яичной скорлупы изготавливают корабли, чтобы отправиться на тот свет. Мелкие демоны использовали нераздавленную скорлупу, чтобы добраться до мест, где они хотят «причинить зло» [66, с.129].

В картине мира эстонцев бог-демиург в мифах о творении передвигался на каменной лодке и удил рыбу. В мифологии коми бог-творец Ен один плавает в лодке по бесконечному океану. Ему некуда было пристать, тогда он плюнул в воду, после чего появился Омоль - двойник Ена в точно такой же лодке. Инмар - верховный бог, творец всего хорошего и доброго в мире в удмуртской мифологии в начале мироздания плавает в лодке по Мировому океану. Мокшанский Шкай аналогично остальным финно-угорским богам-демиургам был единственным обитателем мирового океана и мастерил в каменной лодке своего помощника - Шайтана. «Каменная лодка, в которой плавает творец по водам первичного океана, - типичный мотив дуалистических легенд у финно-угорских народов, восходящий к христианских апокрифам. Дуализм - равноправие двух творцов мира» [50, с.319].

Ритуальной составляющей лодка наделялась среди профессиональных групп рыбаков. Особой мифологизацией отличаются функции корабля в культуре русских поморов. Договор о строительстве судна приурочивался к празднику Преображения: Спас наделялся функцией спасителя на водах. Строительства судна ассоциировалось со строительством дома. С календарной символикой связано использования корабля, мачты которого были увешаны символами изобилия: поросятами, бараньими тушами, шкурами и т.п. на масленицу. Проводы зимы означали и начало навигации. В Каргополье рыбаки окуривали снасти и лодку можжевельником или сами должны были пройти сквозь дым. Данный ритуал проводился с целью обеспечить рыбакам хороший улов [71, с.115]

Лодка имела особое место в системе мироздания русского народа. Как было описано выше, символ лодки или ладьи участвовал во всех сферах человеческой жизнедеятельности: начиная от рождения, свадьбы и заканчивая смертью. Лодка и её образ активно участвовал практически во всех обрядах перехода.

Ещё одной рассматриваемой нами категорией в настоящем исследовании, является концепт «рыбы». В соответствии с балто-славянскими представлениями о вертикальной трехчленной структуре мира, рыбы, в частности щука, являются классификаторами нижнего мира - мира мертвых [11]. Рыбу зачастую связывают с «нижним миром мёртвых». Её наделяют амбивалентной символикой и функциями, связанными, как с рождением, так и смертью. Сон о рыбе мог сулить беременность и в то же время воспринимался как знак близкой смерти. С немотой рыб соотносится преставление о них как о душах одновременно умерших и еще не появившихся на свет людей. Например, у лужичан появление на свет детей объясняли тем, что «водяная мать» вылавливает из глубокого омута их души в виде рыбы. У финно-угров рыба также является классификатором нижнего мира. Согласно карельским рунам, мать эпического героя Лемминкяйнена после смерти сына отправляется в загробный мир - Туонелу, где из реки Туони вылавливает граблями тело Лемминкяйнена. Сын отвечает матери, что его нельзя вернуть к жизни, он слишком много времени пробыл в царстве мёртвых и оборачивается рыбой в Туони. По мнению В.Я. Петрухина, путешествие Лемминкяйнена в иные миры и превращение в водах Туони в рыбу нужно рассматривать как этиологический миф о происхождении смерти [50, с.130].

В заговорах и отдельных книжных источниках рыба является опорой земли. Возникло это представление из отождествления неба с водной средой. В русских народных заговорах сохранилось это древнейшее определение неба как «окиан-моря». Отсюда становится понятной соотнесенность туч с рыбами, плавающими в этом небесном океане. В книжных версиях в качестве опоры указывается кит. Так, в «Голубиной книге» Мать-Сыра Земля покоится на Ките-рыбе; когда Кит двинется, придет конец миру:

«Кит-рыба всем рыбам мати.

Почему же кит-рыба всем рыбам мати?

На трех рыбах земля основана.

Стоит кит-рыба - не сворохнется;

Когда ж кит-рыба поворотится,

Тогда мать-земля восколыбнется,

Тогда белый свет наш покончится,-

Потому кит-рыба всем рыбам мати» [9].

В космогонических мифах финно-угров, как в мифах других народов, Земля держится на рогах огромного быка, стоящего на рыбах в водах Мирового океана. В финно-угорском эпосе повествуется о том, что огромная щука - враждебное существо из нижнего водного мира, проглотила три орлиных яйца. Орёл поймал рыбу, вспорол ей брюхо, а из выпавших яиц был сотворён мир:

«Тут железными когтями

Снова бьет орел огромный,

Крылья пламенем блистают,

А из глаз он мечет искры:

Захватил когтями щуку,

Водяного пса сжимает,

Ту чешуйчатую рыбу;

Тащит чудище потоков

Из ужасной водной глуби

По спине блестящей моря.

Так сумел орел могучий

Наконец, при третьей схватке,

Щуку страшную осилить -

Жирного пловца доставить

Из потоков черных Туони,

Речек Маналы глубоких» [35, c.231].

В представлениях славян рыба, например, щука, может является вестником смерти. Считалось, если перед рыбаком плеснёт хвостом щука, то он умрёт в течение двух лет. В народном сознании рыба ассоциируется со змеей; один из атрибутов, их объединяющий, - пестрая окраска. Змея также является классификатором нижнего мира и связана с представлениями о смерти [11]. С рыбой как символом рождения и новой жизни связаны «рыбная» метафорика Христа, поэтому широкое распространенное у всех славян получило употребление рыбы как обрядового блюда в Рождественский сочельник, а также мотив рыбы на пасхальных писанках. В роли покровителей рыб выступает ряд святых, таких как апостол Петр (рус), Алексей - человек Божий (бел.), св. Николай (болг).

Блюда из рыбы являлись традиционными для различных праздников. Так рыбный пирог, обвязанный поясками, преподносился в качестве подарка на свадьбе. Обычно он предназначался для матери невесты, сестры или для подруг. На масленичной неделе также пеклись пироги с рыбой, тельное (котлеты из нескольких видов рыбы). Пироги с рыбой также готовились на пасху. На Николу зимнего обязательным блюдом был рыбник (рыба в соусе или тесте). Поедание рыбы (чаще всего карпа) осмыслялось как жертвоприношение святому Николаю.

В границах водной символики трактуются сны о рыбе как предвестии дождя (влаги небесной) или слез (влаги человеческой). В народных толкованиях снов рыба как холоднокровное животное могла предвещать и стужу. Водная символика рыбы породила обычаи бросать рыбьи кости, оставшиеся от рождественского ужина, в колодец, чтобы он не пересыхал. Считалось, что рыба как водяное существо с холодной кровью, способна остудить или загасить жар. Отсюда обычай лечения рыбой горячки: больному давали съесть рыбку, извлеченную из внутренностей щуки, окуривали его рыбьими костями с рождественского стола, прикладывали к ступням ног половинки линя.

У славян сформировалось и разное отношение к различным породам рыб. Так, щука вызывала особенное почтение. Считается, что на лбу щуки якобы запечатлены крест и копье, которым был пронзен распятый Христос. В Воронеже пчеловоды клали щуку под освященную пасху, растирали лобную кость щуки и, смешав с медом, подкармливали ею пчел. Острые щучьи зубы обладали отвращающим действием. Поэтому у русских челюсть от первой пойманной щуки вешали над входом в дом для оберега от всякого зла, а хребтовые кости - в воротах для предохранения от повальных болезней. Щучьи кости также носили при себе, чтобы летом не укусила змея. Для оберега скота щучью голову вешали в печную трубу и при первом выгоне скота подкладывали под ноги корове, чтобы она переступила через нее. Косточки из лобной части щуки в виде креста использовали в процессе крещения ребенка в том случае, если не имели возможности отвезти ребенка в церковь или пригласить в дом священника. Щука участвовала в обрядах по излечению от грыжи в качестве акционального компонента. Заговор наговаривался на щучьи зубы, а затем ими водили по грыже. Иногда после прочтения заговора знахарь производил символическое загрызание грыжи с помощью щучьей челюсти. Обряд лечения грыжи с помощью щучьих зубов, а также мотив загрызания грыжи щукой основаны на принципе: «подобное лечится подобным». Н. Познанский, исследовавший мотив щуки, загрызающей грыжу, отмечал, что он «развился в заговорах от грыжи»; по-видимому, впоследствии он перешел в другие лечебные заговоры (на ноготь, уроки и др.) [53, с.164]. У финно-угорских народов щука используется при лечении желтухи. Желтуха получила название по цвету, который приобретает кожа больного. Желтый цвет - это цвет «иного» мира. По народным поверьям, болезнь нередко наступает в результате того, что в человека вселяется мифологическое существо - представитель «иного» мира. Обряд лечения желтухи обладает определенной семантикой - «передать болезнь щуке»: «Для этого садят в лохань одну или несколько живых щук. Больной наклоняется к лохани, пристально смотрит на щук и при этом часто сплевывает в лохань. Щуки глотают слюну, и желтуха переходит на них: сначала у щук делаются желтыми глаза, а потом они и сами начинают желтеть» [54, с.211]. Затем щук выбрасывали в реку. По народным представлениям, на них перешла желтуха и они унесут болезнь в нижний мир [11].

С рыбой у финно-угров связан миф добычи огня. В карельских рунах Вяйнямёнен сам добыл искру из своего ногтя, но искру проглотила «огненная рыба» - лосось. Вяйнямёнену пришлось снова добывать огонь из чрева лосося, изготовив первую рыболовную сеть [50, с.101].

В мироздании русских можно обнаружить деление рыбы на так называемых «чистых» и «нечистых». Угорь и вьюн причисляются к гадам и считаются погаными и нечистыми из-за того, что внешне они напоминают змей, обитает в нечистой воде и «кормится дрянью». Сюда же можно отнести чехонь, которую называют «бешеной рыбой», верят, что съевший ее станет безумным, и связывают ее появление с падежом скота.

Сома, традиционно, тоже относят к нечистой рыбе. Сом - это любимая рыба водяного, на которой он разъезжает, и которая доставляем ему утопленников. За это его в народе прозвали «чёртова лошадь» [21].

Рыба в мифологическом сознании славян и финно-угров наделялась магическими способностями, являлась символом обрядов перехода (рождение, смерть) и обладала целебными свойствами.

Рыболовство представляет область мужской хозяйственной деятельности. В промысловых районах оно маркирует семейную традицию, передающуюся по наследству, и сопряжено с рядом мифологических персонажей. Рыбаки, как и все промысловики, образуют определённую субкультуру, которая обладает обрядовой и магической практикой (прежде всего разветвленным комплексом оберегов, запретов и примет, касающихся лова и рыболовных снастей), особыми демонологическими представлениями и фольклором (рыбацкие рассказы и анекдоты, былички, молитвы, заговоры, заклинания, напутствия, приветствия), рыбацкой терминологией, фразеологией и социолектом (сленгом), определенными нормами поведения, специфическими жестами, мимикой и другими невербальными средствами выражения эмоций (удивления, уважения, восхищения, зависти, насмешек, иронии и т.п.) [66, с. 507].

Важное место в рыболовецкой мифологии занимали и демонологические персонажи. В частности, рыбаки искали покровительства у водяного: заключали с ним договоры, одалживали денег, приглашали на свадьбы и т.д. Водяной «пас» рыбу, перегонял ее из озера в озеро, вел на нерест, помогал рыбаку выловить много рыбы, но мог и запереть стадо рыб в определенном месте озера, спутать сеть, не нагнать в нее рыбу, разрезать матицу невода и выпустить рыбу, наказать за ловлю рыбы ночью. Задабривали водяного сапогом или лаптем, едой и спиртными напитками [66, с.508]. Функцию «рыбьего пастуха» у финно-угров выполняла «Мать вод». Она помогала в успешной ловле и заводила рыбу в сети [50, с.89].

Своеобразное представления о водяном были у финно-угорских народов. Например, в мифологии народа коми водяной назывался Вакуль, Куль васа, или чукля («кривой»). Обитает со своей семьёй в водоёмах и топит путников, идущих через мост. Наиболее опасен Вакуль был для рыбаков: он мог распугать рыбу или утопить самого рыбака. Задабривание водяного происходило в момент переплывания водоёма. Вакулю жертвовали хлеб, яйца, деньги и куски ткани. Первую пойманную рыбу принято отпускать в воду; иногда из нее готовили обрядовую еду, приглашая отобедать водяных духов. Также Вакуль мог помочь человеку в обмен на услугу. Данный факт отражен в одном из преданий:

«Однажды Вакуль мешал рыбаку рыбачить, и тот ударил его острогой. Тогда из воды вышел водяной и потребовал, чтобы рыбак пошел за ним, закрыв глаза. Пришел рыбак в подводный дом, а там сидит Вакуль с острогой в теле. Рыбак вынул острогу, и водяные дали ему за это денег и проводили на берег» [50, с.224].

Вакуль мог оборачиваться огромной щукой, жертвой которой становились утопленники [76].

В мифологии финно-угров, помимо собственно водяного, существует водяной бог (хозяин вод, водный дух) - Ахти. Он считался владельцем рыб, тюленей и водных богатств. В рунических песня также назывался «золотым хозяином моря». Ахти представляли в виде старца в серебряных одеждах с седой или зелёной бородой. Реже, изображался в виде рыбы. Море в мировоззрении финно-угров - амбар Ахти. К водному богу обращались с различными просьбами: исцеление от болезней, получение богатства или богатого улова. Его супругой (а по другим рунам дочерью) была Велламо, которую пытался поймать Вяйнемёйнен и взять в жены. Сам эпический герой также имел непосредственное отношение к рыболовству. Его кантеле (струнный инструмент) был сделан их хребта огромной щуки. Марийцы верили в то, что, если разозлить или оскорбить водяного, он может унести в мешке озеро. Водяной наделялся обидчивым характером. Рассердить его можно было осквернив озеро (постирать в нём пелёнки, бросить в воду собаку и т.д.).

У финнов и карел известны и другие водные духи: Ветехинен - водяной, Веденэма - мать воды, Веденэманта - хозяйка воды. Водные духи могут показываться людям, принимая обличия рыбы, собаки, жеребёнка, козла и др. Водяной Ветехинен может угрожать людям и затащить их под воду с помощью заклинаний или превратившись в животное или в одноглазое бревно. От водяного избавлялись с помощью колдуна или бросив камень в воду. Однако его можно было победить силой. Ветехинен хотел перевернуть лодку с рыбаками, за что те отрубили водяному руку. Злой дух пообещал больше не тревожить людей, если ему вернут руку. И после того, как рыбаки отдали Ветехинену руку, он перестал показываться. Водяные также владеют стадами, которые пасутся ночью. Существует поверье о том, что если бросить железный предмет и обежать стада вокруг, то можно было ими завладеть [50, с.91].

У саамов в роли покровителя рыб выступает богиня Аккрува, изображавшаяся в виде девы с рыбьим хвостом и длинными волосами. От действий Аккрувы зависел успех в рыбной ловле. Считалось, что удачный лов начинается, когда Аккрува уходит с подвластной ей рыбой в реки [50, с.172].

Ещё одним существом славянской рыбацкой демонологии стали духи лодки. По поверью рыбаков черноморского побережья, в каждом рыбачьем баркасе обитает невидимый дух, который скрипит, шумит, поет, свистит или «циркает» и может предсказать улов: если он слышен в передней части лодки, улов будет богатый, а если на корме - бедный. Там же встречается поверье о хозяйке моря в виде женщины с длинными волосами и рыбьим хвостом, которая может предсказывать бурю на море или заставить ее утихнуть. Рыбаки почитали ее и помещали ее резное изображение на носу своих рыбачьих шлюпок [66, с.508]. У финнов, проживающих на берегу Балтийского моря, каждая лодка тоже имела своего духа-хозяина, о котором могли слагаться специальные руны [50, с.92].

Немаловажной особенностью картины мира рыболовства является и промысловый календарь. Рыболовецкие обряды и праздники происходили в течение всего календарного года. В отдельных регионах перед вскрытием рек рыбаки, собравшись вместе, выбирали старшего. Он собирал лоскуты одежды утопленников и куски сгнивших гробов, которые каждый рыбак должен был накопить за год и принести с собой, а если не смог запасти, то кидал в шапку главного рыбака несколько копеек. С восходом солнца на месте сбора жгли в костре собранные предметы и его дымом окуривали рыболовные снасти. После этого женщины и дети забирали снасти, а мужчины шли в шинок. Широко отмечали и Воздвижение. В этот день совершали водосвятие, и священник в обязательном порядке кропил рыбаков святой водой, а те в свою очередь целовали крест и старались первыми окропить святой водой сети и лодку, чтобы обеспечить богатый улов. В конце весеннего и осеннего сезона рыбаки устраивали застолье. Также отмечались праздники, связанные с покровителями святых: Николой Зимним, Петровым днем. Покровителем рыбаков восточных славян традиционно является св. Пётр. К Петрову дню был приурочен праздник рыболовов.Так, например, на Русском Севере в этот день варили общий котел ухи на озере и ходили славить св. Петра и Павла. На юге в большей степени почитали св. Николая: широко праздновали, например, Николу зимнего, завершавшего осенний рыболовный сезон. «Заведателем» рыболовства считался у славян и Алексей-Божий человек, переплывший море в решете. В день его почитания, 30 марта, пряли несколько ниток для рыболовной сети, что должно было принести удачу в рыбной ловле.

Изготовление снастей также носило ритуальный характер. Представители славянских этносов в большинстве своем верили, что лучше всего начинать вязать сети перед или в дни больших церковных праздников (рождественский сочельник, пасхальную неделю), базарные дни или в дни своего рождения. При этом начинать вязать сеть надо первому или последнему, родившемуся в данной семье. Особую удачу приносила обыденная сеть: женщины собирались вместе, пряли нитки и плели ее за один день. Веревку к передней части невода привязывали не голыми руками, а в рукавицах. Новую сеть освящали и окуривали. В сеть также вплетали нити, через которые прошла похоронная процессия; старались добыть кусок веревки от церковного колокола и привязывали его к сети, чтобы сеть собирала рыбу так же, как колокол собирает прихожан.

В мифологической картине мира рыболовства широко представлена символика, направленная на богатый улов. Данную символику А.В. Гура подразделил на ряд категорий:

1) на первом месте по значимости находилась символика множественности и обилия. Так, успешному лову рыбы способствовало большое скопление людей: шли на ловлю во время больших праздников или в базарный день, чтобы рыба собиралась вместе и шла в сеть, как народ на праздник или ярмарку. Первую пойманную рыбу обваливали в золе и помещали в костер, веря, что рыбы будет столько, сколько частичек золы в костре; давали многодетной женщине, чтобы рыбы ловилось много. Вырезали удочку из дерева, растущего в муравейнике, чтобы рыбы была «полная куча»; окуривали муравейником сеть и снасти при первом их использовании или в начале рыболовецкого сезона, «чтоб рыба была густа», как «густо живет муравейник». Считалось, что леску для удочки лучше всего скручивать, когда снег густо падает. Богатый улов символизируют густые волосы и борода: удачу рыбаку приносят люди «черные и лохматые»; встреча с бородатыми людьми по пути на рыбалку; рыбаку с густой бородой потирали бороду первой выловленной рыбой; рыбаки не брились за несколько дней перед выездом на рыбалку. То же значение придавалось меху (в случае неудачной ловли рыбак на счастье бросал шапку в матицу сети) и густой облачности (рыба хорошо ловится в «хмарную» ночь - бел.);

) на втором месте - символика полноты: сеть старались начать вязать в полнолуние. При отправлении на рыбалку не мели хату, чтобы удачи было полно, как мусора. Рыбак сам закрывал за собой двери дома, чтобы «полно было». Неудачу сулила встреча по пути на рыбалку с человеком без ноши, с пустыми ведрами, с пустой телегой, а также с нищим (неимущим). При шитье невода особенно опасным считали показывать его нищим. Напротив, людям, не жалеющим ничего ни себе, ни другим, и любителям выпить особенно везло в изготовлении счастливых сетей. Во время шитья невода ели хлеб, соль и пили спиртные напитки. Вслед рыбакам, отправлявшимся на промысел, бросали поленья и большие палки, чтобы рыба ловилась такой же величины. Богатый улов сулил рыбаку сон о толстом дереве;

) как разновидность символики полноты фигурирует символика богатства: так, с половым актом как способом добывания богатства был связан обычай заонежских рыбаков совершать коитус перед отправлением на длительный промысел: накануне отъезда рыбак в полном молчании совершал его со своей женой в бане, а старики заменяли его ритуальным проныриванием между ног жены в предбаннике. Улову способствует и пополнение рыболовного снаряжения с помощью кражи или в результате находки: краденые снасти, крючок от удочки, поплавок для сети, конский волос для лески, вырванный у чужого коня. Найденный крючок рыбак прикалывал себе к шапке на счастье, а кусок найденной лески вплетал в свою удочку. В этом ряду и свойство предметов цепляться и прилипать к чему-либо: удилище вырезали из дерева, за которое цепляются колеса телеги, чтобы и рыбы цеплялись на крючок удочки; если после варки ухи рыба прилепится к горшку, перевернутому вверх дном, то лов будет удачным;

) символика движения и пространственной ориентации: значение придается некоторым движениям, их характеру и направлению. Так, зимой бегали с притопыванием вокруг лунок, чтобы привлечь рыбу. Когда при изготовлении сетей в хату входил посторонний, связывали как можно быстрей несколько петель, считая, что рыба так же быстро будет идти в сеть. Рыбаки садились на невод, привезенный на рыбную ловлю, тогда и рыба будет садиться. За рыбаками, отправляющимися на лов, бросали поленья, стружки, кочергу, хлеб, солому, мусор, веник, чтобы и рыба так же кидалась в сеть. Удочку подкладывали под порог хаты, чтобы рыба так шла, как ходили люди через удочку. Леску для удочки делали, крутя ее к себе.

Важное значение имело и опутывание неводом какой-либо из женщин, обматывание сетью одного из участников масленичной забавы, заматывание мальчика в сшитый невод и окружение сетью человека, впервые пришедшего на рыбную ловлю. Обматывание сети паутиной для лучшей ловли рыбы мотивировано сходством паутины с сетью и ее способностью ловить насекомых. Паутиной также окуривали рыболовную сеть от порчи и перед первым ловом рыбы. Веревка, на которой висел висельник, использовалась по сходству с леской, на которой висит выловленная рыба. Рыбак имел такую веревку при себе или опоясывался ею во время ловли. Плевание было рассчитано на удачу в лове или имело характер оберега. Особенно распространено было плевание на насаженную наживку;

) символика цвета: согласно поверьям, красный цвет притягивает удачу и предохраняет от сглаза. Чтобы привлечь рыб, привязывали к углу сети кусок красной материи и красили сеть в красный цвет, а от сглаза прикрывали невод красным сукном, привязывали к сети красный лоск, вплетали в сети красные нити;

) христианская символика. Часто применялись предметы, отмеченные христианской символикой, освященные или побывавшие в церкви. Для удачи в лове рыбаку давали с собой на рыбалку кость в виде креста из головы щуки, которую он зашивал себе в шапку. Благодаря наличию в голове щуки знаков муки Христовой (креста и копья), считали добрым знаком появление ее в первом залове;

) символика ритуальной чистоты. Особое значение придается соблюдению ритуальной чистоты. Так, первую лунку во льду поручали прорубить девственному мальчику, а при отправлении на рыбалку щепки вслед рыбаку с целью оберега должна была бросать пожилая женщина, у которой уже нет менструации. Следили, чтобы женщина во время менструации не переступала через сеть, удочку и снасти, иначе сеть будет рваться, ее погрызут мыши или начнут ловиться лягушки вместо рыбы. Если дорогу рыбаку переходила беременная или родильница, это сулило ему неудачу;

) символика предметов. На Русском Севере перед отправлением на рыбалку рыбак заглядывал в печь со словами: «Пець-пець, попецелься обо мне» (архангел.);

) символика животных. В практике рыболовов придавалось значение и символике некоторых животных. Так, встреча по пути на рыбалку с волком, как с хищным зверем, предвещала рыбаку удачный улов. Кошка, перешедшая рыбаку дорогу, считалась плохой приметой, но при этом кошке, пришедшей на озеро во время ловли, бросали рыбы «на котову долю», чтобы улов был богаче. Мертвую кошку или ворону опускали в воду для приманивания рыбы. Собственно рыбная символика. Рыбу из первого улова рыбак целовал, бросал обратно в воду, разрезал и бросал в реку, съедал живьем, разрезал через голову крест-накрест на носу лодки и мазал рыбьей кровью себе лоб или нос лодки, зарывал в землю для удачи, брал себе на счастье, никому не отдавал, чтобы не упустить удачу, мог в крайнем случае лишь подарить ее кому-нибудь или, наоборот, мог отдать только за деньги, жертвовал св. Николаю;

) символика четных/нечетных дней. Из дней недели неудачными для лова считались у белорусов понедельник (сеть будет часто цепляться), среда и пятница, у болгар - вторник и пятница. В Белоруссии благоприятными для первой ловли и для изготовления сетей были вторник, суббота и четверг, в польском Поморье счастливым днем для рыбной ловли считалась пятница. У болгар плести рыболовецкие сети начинали в пятницу. Рыбаки польского Поморья старались закончить сеть для ловли камбалы в пятницу.

Рыболовство регулировалось системой оберегов и запретов. Важным условием успеха в рыбной ловле и одновременно оберегом было соблюдение профессиональной тайны: леску для удочки скручивали так, чтобы никто не видел; выловленных лососей прятали от посторонних глаз, заворачивали, засыпали песком, не раскрывали чужим секреты ловли и т. д. Во избежание неудачи табуировался всякий намек на успех в ловле. Напутствовать рыбака следовало формулой, предвещающей ему неудачу: «Ни головы, ни хвоста!», на что рыбак отвечал: «Поди ты к чёрту!». При вытягивании невода нельзя было удивляться тому, что рыбы много, а также рассматривать и считать ее. Рыбаки не брали с собой больших емкостей для рыбы, считая, что это может уменьшить ожидаемый улов.

Запрещалось приходить на ловлю с кнутом, иначе разгонишь рыбу. Если лов несколько раз подряд был неудачный, старшие рыбаки били сеть на восходе солнца втайне от женщин.

Во время шитья невода и при отправлении на рыбную ловлю в доме нельзя было мести, чтобы не «вымести» рыбу, не «отмести» ее от рыбака, не вынести, не упустить удачу; не прибирали в доме, считая, что неубранное помещение способствует богатому улову. Не оглядывались, когда шли на рыбалку и во время ужения рыбы; запрещалось задерживаться по пути и заходить куда-либо, иначе и рыба будет задерживаться при подходе к снастям.

В качестве оберега от порчи и сглаза просили женщин переступить через сеть; тайком отрывали нитку от платья беременной и носили с собой, привязывали к сети лоскуток от платья роженицы, окуривали сеть можжевельником, сеном, гороховой соломой др. При первом выезде на рыбную ловлю вытягивали невод из дома через окно, а если выносили в дверь, клали на порог лом, топор или другой металлический предмет; поливали невод водой; окуривали снасти покойницкими предметами: куском сгнившего гроба, ниткой из покрывала, прикрывающего гроб в церкви, или из савана покойника. Опасением мести со стороны водяного объясняется запрет упоминания во время рыбной ловли лесных зверей, находящихся в подчинении лешего и неподвластных водяному: медведя, зайца, волка, лисицы. Русских рыбаков, нарушивших этот запрет, с позором сажали обнаженными на перевернутый котел для варки пищи и несколько раз поворачивали. Во время ловли не упоминали умершего, выносили сеть из дома, где был умирающий. Рыбак старался не встретиться с погребальной процессией по пути на рыбалку, не ходил на похороны, не носил гроб, не ел поминальную кутью и не брал жита, раздаваемого за упокой души. Чтобы не упустить удачи, рыбаки не одалживали чужому своих сетей и снастей, не давали ничего взаймы во время сшивания невода и в первый день лова, во время всего рыболовного сезона не выносили из дома и не передавали из одной лодки в другую хлеб, соль, мыло.

При первом выходе в море запрещено было стучать, при закидывании невода - шуметь, соблюдали молчание при ловле рыбы. Особенно распространен был запрет свистеть: чтобы не «просвистеть» рыбу, не вызвать ветер, не навлечь бурю или нечистую силу. Нельзя было перешагивать через сеть, переступать через невод во время его шитья, особенно женщине, через веревку невода, через удочку и снасти. Женщинам нельзя было входить туда, где шьют невод. Сети, удочки и другие снасти, особенно новые, никому не показывали во избежание сглаза, не покупали сеть от рыжих и не хвалили невод, иначе рыба будет плохо ловиться. На рыбалку не ходили в новой одежде и не брали с собой рыбу, иначе клев будет плохой. Рыбака, отправляющегося на промысел, нельзя было спрашивать, куда он идет, и переезжать ему дорогу. Не ловили рыбу в праздники и в воскресные дни, веря, что деньги, заработанные в такие дни, будут потрачены на лечение или на покупку пропавших сетей, а также не выходили в море после захода солнца. При вытягивании невода запрещали присутствовать женщинам и детям, а если они были при этом, то должны были повернуться спиной к морю, чтобы не сглазить рыбу и сети. Выловленную рыбу не осматривали, никому ее показывали и не считали. Рыбак сам не чистил рыбу от чешуи, чтобы не лишиться удачи в ловле [66, c.510].

Рассматриваемые концепты «лодка», «рыба», «рыболовство» активно функционируют в мифологической картине мира как славян, так и финно-угров, выходя далеко за пределы субкультуры промысловиков. Они активно участвуют в обрядах перехода и проникают практически в каждую отрасль жизнедеятельности человека. Представленные концепты развёрнуты в жанрах русского и финно-угорского фольклора.

1.2 Классический фольклор (сюжеты с участием «лодки», «рыбы» в фольклоре русских и финно-угров)

Лодка (корабль) стала активным фигурантом фольклорных текстов. Образ лодки можно обнаружить в разнообразных жанрах: начиная с виноградий и заканчивая былинами. Корабль является традиционным символом русского фольклора XVII-XVIII вв. Здесь оказались сосредоточены идеи, «отвечавшие всеобщей основной потребности того времени в движении и преображении. Культура, на которой основывалось народное сознание, знала один путь движения - движение от жизни к смерти и воскресению».

Т.А. Новичкова указывает, что «в древнейшей мифологической традиции корабль выступает обычно в двух обликах: как ковчег, в котором люди спасаются от потопа, и как корабль Арго, на котором избранные герои совершают чудесное плавание в таинственную Колхиду». Однако фольклорная традиция в большей степени заинтересована во втором из рассматриваемых образов: целый ряд эпических сюжетов репрезентирует плавание на лодке в качестве путешествия героев в потусторонний мир [46, с.188].

В виноградьях и колядках лодка сохраняет архаичную космологическую символику. Лодка здесь представляет собой основу ритуального пространства. Орнитоморфная природа образа объединяет космический низ (синее море) и небо. Образ корабля в колядках связан с образом мирового древа [3, с.382]:

«На сивом море

Корабель на воде,

В том кораблейку

Трое воротцы;

В перших воротейках

Месячок светит.

В других воротейках

Соненько сходит,

В третех воротейках

Сам Господь ходит,

Ключи тримае,

Рай вотмикае»[32].

В республике Марий Эл сохранились святочные игры с участием лодки (ботника). Аграрно-магическая природа ее (оживающий покойник символизирует прорастание озимых) уходила на второй план, в центре внимания - элементы игровые, комические. Главными действующими лицами становились рыбак и его жена. Рыбак сообщает жене о намерении умереть. Та причитает и отговаривает мужа от этой «затеи». Рыбак настаивает. Собираются соседи. Принимается совместное решение хоронить рыбака в ботнике (маленькой лодке), а обрядить при помощи рыбацкой сети. После исполнения шуточных причетов рыбак «оживал». Жена обращалась к нему с вопросом: «Ты куда?». Он отвечал с нарочитой грубостью: «Куда, куда, рыбу ловить!» [24, с.65].

На русском Севере и Сибири в разряд виноградий, былин и исторических песен был включен сюжет о Соколе-корабле (летучий корабль), о котором было написано выше. Классический сюжет такого виноградья рассказывал о Соколе-корабле, который путешествовал двенадцать лет. Хозяином корабля был Илья Муромец, кормой управлял Полкан-богатырь, палубщиком состоял Добрынюшка, а накидчиком - Алеша Попович:

«Как по морю, морю синему

Ходил- гулял Сокол корабль

Немного-немало - 12 лет с половиною.

Двенадцать лет со полуночью.

Сокол-корабль на якорях не стаивал,

Желтых песков не хватывал,

Желтых песков - макарьевских.

А сам корабль был изукрашенной,

Золотым гвоздем сколоченной,

Нос-корма позолоченной,

Бока-то были взведены по-турскому,

По-турскому, по хранцузскому»[47].

Первый такой текст был записан в 60-е годы XIX века М.Ф. Кривошапкиным и опубликован в его монографии «Енисейский округ и его жизнь». На Енисее Соколе-корабль изображался в центре бумажной рождественской звезды с носом в виде змея, на корме стояли богатыри, вокруг - звёзды, солнце и полумесяц. Песня о Соколе-корабле оказалась в XIX в. одной из наиболее употребительных колядных песен [27, с.142].

Сокол-корабль также активно фигурирует в былинах, возникших предположительно XVI-XVII вв. в период становления нового исторического фольклора. Б.Н. Путилов не без основания полагал, что былина о Соколе-корабле, как и сюжет «Илья Муромец и разбойники», возникла во второй половине XVI-XVII вв. Исследователь писал: «Они развивают традиции русского эпоса, но развивают их в условиях определенного распада эпической эстетики и сами являются проявлением и выражением этого распада». По мнению Б.Н. Путилова, «обе былины несут на себе яркий отпечаток южнорусского, позднего эпического творчества» [56, с.312]. В.Ф. Миллер также считал, что сюжет «Илья Муромец на Соколе-корабле» возник в южной Руси - у казаков: «был когда-то сложен ими и от них пошел гулять по народу» [46, с.183].

По Хвалынскому морю плывёт Сокол-корабль. На нём киевские богатыри: Илья, Добрыня, Алёша. Среди них (по некоторым вариантам) в качестве атамана оказывается на корабле Степан Разин. Илья Муромец вступает в противоборство с татарами и побеждает их. Основное содержание песни-были - торжественное выплывание корабля [27, с.443]. Б.Н. Путилов утверждает, что сюжет о Соколе-Корабле характеризуется как поздний былинный, возникший в результате распада былинной эстетики [56, с.315].

В некоторый момент развития эпоса, становления исторического фольклора мотив «выплывания на корабле» становится достаточным для образования самостоятельного фольклорного текста. Он оказывается сильнее сюжетов о столкновении с врагами и победах над ними. При всей привычности для фольклора темы героических сражений, основными темами исторических песен является выплывание на корабле, лодке или струге. Корабельщиками в основном становятся Ермак или Пугачёв. В фольклоре редкий корабль не называется соколом. Вероятно, данное название пошло от разинского корабля «Сокол». «Роскошно убрав его шелками», Разин возвёл корабль в ранг фольклорно-исторических [46, с.184].

В русском эпосе корабль имеет такие же функции, что и во всём мировом фольклоре, и во всей мифологии. Корабль - средство перемещения в другой мир, прежде всего в царство смерти. Особенности мотива корабельного плавания вытекает из особых черт эпического персонажа. Так, например, персонажи новгородского фольклора (Садко, Василий Буслаев и др.) обладают кораблём. Как уже было сказано выше, к новгородским персонажам-корабельщикам примыкает былинный жених Соловей Будимирович.

В новгородском фольклоре можно отследить мотив спуска лодки (корабля) на воду. Это связано с идеей противопоставленности определённого персонажа некому обществу. Такой отторженный персонаж не тонет, а пытается подняться вверх по течению. Сокол-корабль в исторических песнях не видел берега тридцать лет.

Находясь на лодке, герой становится неуязвим. Так, например, Степан Разин чудом избегает смерти:

«Его хотели сжечь в корчме, но стена, около коей сидел Разин, осталась цела, и он уплыл на своей чудесной кошемке, ловя пули и кидая их обратно на берег» [46, с.184].

Степан Разин наделялся способностью, отрезав щепку у липовой колотушки и бросив её в Волгу, превратить щепку в ладью с казаками.

Лодка здесь выступает в качестве волшебного предмета, в который превращается кусок кошёмки (войлока). Разин умирает тоже в воде, приплыв к камню на Дунае [46, с.184].

В результате анализа можно прийти к выводу о том, что для русского фольклора характерно представление о связи маргинальных социальных групп с лодкой и водным пространством («разбойничья» драма «Лодка»). Считалось, что «разбойники» имели чудесные «глухие лодки»: наполнив их добычей, они могли по подземным водам выплыть у «Бездонной ямы» в Казанском лесу. Лодка упоминается в фольклорном сюжете о разбойнике Кудеяре. Здесь она выступает в качестве волшебного предмета. Разбойник Кудеяр принадлежит к одному из самых популярных персонажей фольклора. Легенды о нем записаны во всех южных и центральных губерниях России - от Смоленской до Саратовской. Кудеяр, увидев погоню, бросал свой полушубок в воду, и тот превращался в лодку:

«И какою поганой силой владел: раскинет на берегу речки, озера, так, какого ручья, раскинет полушубок или свиту и ляжет спать; одним глазом спит, другим сторожит: нет ли погони где; правый глаз заснул - левый сторожит, а там - левый спит, правый сторожит - так вперемену; а как завидит где сыщиков, вскочит на ноги, бросит на воду полушубок, на чем спал, и станет тот полушубок не полушубок, а лодка с веслами; сядет Кудеяр в ту лодку - поминай как звали» [27, с.450].

В пьесе «Шлюпка», выросшей из разбойничьих песен, лодка рисуется на полу для обозначения сценического пространства [66, с.129].

Можно сказать, что ладьи и корабли, на которых изображаются разбойники и участники народных восстаний, сохранили традиционный смысл кораблей, плывущих от жизни к смерти [46, с.182].

В финно-угорской мифологии обнаруживается легенда о строительстве первой деревянной лодки. Герой эпоса Вяйнемёйнен строит лодку из дуба. Помочь ему вызывается мальчик Сампса Пеллервойнен. Прежде чем срубить дуб для постройки лодки, Сампса отвергает осину и сосну, и только третье дерево - дуб -становится судном Вяйнемёйнена. Но для спуска на воду песнопевцу Калевалы не хватило трёх слов. Для их поиска он спускается в Туонелу - царство мёртвых:

«Старый, верный Вяйнемёйнен,

Вековечный прорицатель,

Строит лодку заклинаньем;

Он челнок вбивает пеньем

Из кусков большого дуба,

Из частей его древесных.

Песню спел - и дно готово,

Спел еще - бока построил.

Третью песню спел - и сделал

Все уключины для весел,

Укрепил концы у ребер

И сплотил их сторонами.

Были сплочены уж ребра,

Были связаны друг с другом -

Трех словечек не хватило,

Чтоб устроить в лодке рейки,

Чтоб на киле брус окончить.

Чтоб скорее борт приделать.

Старый, верный Вяйнемёйнен,

Вековечный прорицатель,

Говорит слова такие:

«Вот настали дни несчастья!

Не спустить челна на море,

Новой лодочки на водных.

Он подумал и размыслил,

Где найти ему три слова,

Получить те заклинанья...» [35, с.364].

В финно-угорских былинах и преданиях лодку как средство передвижения используют многие герои фольклора. На судне путешествует большинство героев «Калевалы» (Вяйнемёнен, Ильмаринен, Лемминкяйнен и др.), боги (Омоль, Шкай, Юмо, Юмын удыр и др.), богатыри (Эква пырищ, Куль-отыр, Стефан Пермский и др.).

Стефан Пермский по сути не является богатырём в классическом его представлении. Он был епископом Православной церкви, проповедовал христианство на землях коми и разработал для них первый алфавит. Коми сами наделили Стефана магическими и богатырскими элементами. В преданиях коми Стефан Пермский передвигается на лодке, с помощью лодки он творит свои чудеса. Так, например, он побеждает волшебника Мелейку, который гонит сусло для пива [37]:

«Плывет Степан по реке Мозын и видит издали: на самом берегу реки гонит сусло для пива мезенский тун Мелейка. Степан сказал громко: «Сусло, стой, сусло, не беги!». В ответ на это Мелейка сказал подъезжающему к берегу Степану: «Коли сусло стой, то и лодка стой!». И сусло Мелейки, и лодка Степана одновременно остановились. Заклинания оказались одинаковой силы. Тогда Степан сказал: «Сусло, беги!». «Сусло бежит, тогда и лодка твоя побежит», - ответил Мелейка. И сусло потекло, и лодка Степана двинулась вперед» [36].

Представленный сюжет весьма распространён в фольклоре коми в той или иной версии магического состязания двух колдунов. В итоге сусло перестаёт течь, лодка перестаёт идти, колдуны признают равную силу и снимают заклятия [37].

В волшебных сказках лодка в основном выполняет две функции. Первая - волшебное средство, попадающее в распоряжение героя:

«Колдун вышел на берег, нарисовал на песке лодку и говорит: «Ну, братцы, видите ли эту лодку» [2, с.233].

Вторая - средство нанесения вреда. В сказках можно обнаружить весьма распространенный мотив спуска на воду лодки с младенцем. Также лодка традиционно выступает средством переправы. По словам Проппа: «переправа есть подчеркнутый, выпуклый, чрезвычайно яркий момент пространственного передвижения героя» [55]. Лодка или корабль, на котором отправляется герой, опять не совсем обыкновенный корабль. Это - летучий корабль:

«Увидишь перед собой готовый корабль, садись в него лети, куда надобно»;

«Вдруг лодка поднялась по воздуху, и мигом, словно стрела пущенная, привезла их к большой каменистой горе» [2, с.155].

В.Я. Пропп предполагает, что летучий корабль эволюционировал из птицы, как и конь [55].

промысловый фольклор рыболовство мифологический

Греческие представления о переправе через реку с мрачным лодочником Хароном нашли отражения в волшебной сказке. Русская сказка сохранила одну частность - старик предупреждает героя:

«Есть на пути три реки широкие, на тех реках три перевоза: на первом перевозе отсекут тебе правую руку, на втором - левую ногу и на третьем - голову снимут» [2, с.360].

Те же представления нашли своё отражение и у финно-угров. В могилу к хантам кладут лодку и нарты, а тело умершего отправлялось «на тот свет» летом в лодке, а зимой на оленьей упряжке. Куль-отыр (герой мифологии хантов и манси) получает от бога списки умерших и перевозит их на тот свет на лодке, в низовья Оби [40, с.297]. Поэтому сон о лодке в мифологическом сознании хантов и манси сулил смерть (Куль-отыр везёт тебя на тот свет).

Можно сказать, что и сказочные сюжеты, в состав которых входит лодка, входят в цикл представлений о смерти [55].

Образ рыбы также активно фигурирует в русском фольклоре. Так, например, в преданиях хозяином рыбы и «рыбным пастухом» считают водяного. Он перегоняет стада рыб из одних озер и рек в другие, охраняет их, заключает с рыбаками договор и помогает им в ловле. Но если его «рассердить», он может спутать и порвать невод, наказать за ловлю рыбы ночью. Водяной и сам может появляться в облике рыбы, например, щуки, осетра или сома. При этом верят, что водяной может ездить на соме верхом, как на коне, что сом приносит водяному утопленников. Поэтому сома называют, как и водяного, хозяином, дядей, пугают им детей (полес).

В русском фольклоре можно выделить группу преданий, связанных с происхождением рыб. Известны, например, легенды о камбале. В одной из них рассказывается следующее: когда архангел Гавриил возвестил Пресвятой Деве, что от нее родится Спаситель, она сказала, что готова будет поверить этому, если оживет рыба, один бок у которой был уже съеден. В ту же минуту рыба ожила. Так появилась на свет однобокая камбала. Согласно другой легенде, камбала узнала, что рыбы выбрали себе королем селедку, и так скривила рот, что он навсегда остался кривым. В преданиях украинцев два черных пятна на жабрах трески связаны со следами пальцев апостола Петра, который вынимал у нее изо рта монету для уплаты подати (словарь). В нижегородском предании рассказывается о том, что на дне реки Суры обитает стерляжий царь. В лунные ночи на прибрежном камне его жена - водяная русалка чешет свои зеленые волосы, а стерляжий царь плещется рядом и трется о ее белую ногу. Если рыбак увидит их, ни одной стерляди ему уже не поймать:

«В народе говорят, что стерляжий царь живет в реке Суре. В стародавнюю пору поселился он в этой реке и уходить никуда не желает. Устоище стерляжьего царя находится в глубокой яме на самом дне Суры. Убрано оно дорогими самоцветными камнями да жемчугом. Там же и жена его живет - водяная русалка. В ясные лунные ночи выходит она на песчаный берег, садится на камень и золотым гребнем свои зеленые, как тина, волосы расчесывает» [44, с.156].

Согласно болгарской легенде, когда во время бури волны пробили дно лодки св. Николая, он схватил из воды карпа и заткнул им пробоину. С тех пор существует обычай жертвовать св. Николаю карпа в Николин день: голову и правый бок печеного карпа раздавали перед церковью, носящей имя святого.

Как уже было выше сказано, мотив щуки, «загрызающей» грыжу, можно обнаружить в заговорах на данную болезнь[11]:

«...есть на акияне-море белой камень, и под белым камнем щука золотая и перьё золотое, и зубы золотые, и приди, щука, к рабу божию имяреку и выгрызи... своими золотыми зубами грыжу...» [17].

Образ рыбы можно встретить в военных заговорах от пищалей и стрел:

«Подите вы железо, каменья и свинец в свою мать землю от раба (имя), а дерево к берегу, а перья в птицу, а птицу в небо, а клей в рыбу, а рыба в море, сокройтесь от раба (имя)...» [63, с.249].

В обрядовых текстах образ рыбы обычно наделяется женской символикой. В русских свадебных песнях рыба, пойманная в сети, символизирует невесту, а жених изображается рыбаком [66, с.506]. Так в северорусских свадебных причитаниях невеста оборачивается рыбой после ряда перевоплощений. Девушка просит подруг обернуть её щукой и отпустить в реку. Помимо щуки в причитаниях называется «уловная белая рыбонька», «белая рыбонька семжинка» или «свежая трепещущая рыбка» [34, c.74]. В карельских причитаниях девушку также символизирует рыба:

«Ведь я ещё молоденькая, вольная, как рыба-сиг...»

«Зачем отстранили мою молоденькую, как рыба-сиг, уходящую волюшку от этих игрищ в сенях?»[28, с.49].

В причитаниях коми также отмечены мотивы, повествующие о том, что девичья «воля» становится существом водной стихии:

«Сходимте же, сходим, милые сестры,

Шелковую сеть с собой возьмите, закинимте.

Может моя девичья воля ещё попадётся» [51, с.94].

В свадебном фольклоре вепсов можно обнаружить следующий факт. Жениху говорили: «Твоя суженая в море пущена, и большая рыба её поглотила». Далее рассказывается о том, как жених идёт покупать сеть и ловить суженую: «Ну, этот князь пошёл в море и достал эту щуку шелковой сетью и вспорол эту щуку серебряным ножом. Взял суженую-ряженую из живота щуки» [34, с.160].

В лирических песнях также можно обнаружить образ рыбы:

«Во этих озерах

Живет рыба щучка,

Белая белужка.

Невода закину -

Живу рыбу выну.

Куда поприсести

Живу рыбу чистить» [47].

Мотив «белой щуки», представленный выше, можно обнаружить в песенных заговорах на любовь милого (приворот). Щука обычно сохраняет ключи, замкнувшие заговорные слова. В песне щука оказывается волшебной "помощницей". Эти мотивы свидетельствуют о глубокой древности песни [81].

В сказках рыба зачастую выполняет функцию волшебного помощника. Данный момент можно обнаружить в сюжетах «По щучьему веленью» (СУС 675), «Чудесное кольцо» (СУС 560), «Смерть Кощея в яйце» (СУС 302) и др. Исследователи отмечали, что благодарные животные - это тотемные предки [11]. Также в сказках можно обнаружить мотив превращения в рыбу. Данный сюжет наиболее подробно разработан в сюжете «Хитрая наука» (СУС 325). Колдун преследует своего ученика при этом оборачиваясь в щуку, а ученик становится ершом: «Слышит Федор погоню, кинулся в море и обернулся ершом, а купец за ним щукою, и побежали морем» [2, c.230].С.А. Токарев писал: «Идея оборотничества вообще обычно приурочивается к тому животному, которое в данной стране служит главным предметом почитания, представляя особую опасность для человека»[68,с.587].

Подобные представления о превращении колдуна в рыбу нашли отражение и в финно-угорском фольклоре. Данный мотив можно обнаружить в предании народа коми о разбойнике-колдуне Ошлапее [11]. Согласно легенде, Ошлапей убивал скот и принявших христианство людей. Коми взмолились святому Стефану Пермскому, чтобы он спас их от колдуна. Святой поплыл к логову Ошлапея, колдун поднял волны на реке и превратился в гигантскую щуку, чтобы потопить Стефана [76]. В карело-финском поэтическом эпосе «Калевала» девушка Айно в попытках скрыться от любовных преследований Вяйнемёйнена уходит к морю, тонет и превращается в рыбку. Вяйнемёйнен ловит рыбку на удочку с серебряной приманкой. Рыбка вырывается из рук, падает в воду и рассказывает, что она и есть Айно. Вяйнемёйнен пытается поймать рыбку сетью, но та ускользает от него:

«За крючок схватилась рыбка,

За крючок железный - семга.

Тащит он ту семгу в лодку

И на дно кладет тихонько.

Пристально глядит на рыбку,

Говорит слова такие:

"Удивительная рыбка!

Никогда таких не видел...»

…

«Вдруг из рук скользнула семга,

В море бросилася рыбка,

С края лодки красноватой,

Из ладьи широкой Вяйнё» [35, с.80].

С рыбой также связан мотив волшебного рождения ребёнка. Так, бездетная царица, съев рыбку, рождает ребёнка [66, с.505]:

«Во сне им привиделось, что недалеко от дворца есть тихий пруд, в том пруде златопёрый ёрш плавает, коли царица его скушает, сейчас может забеременеть.

Просыпaлись царь с царицею, кликали к себе мамок и нянек, стали им рассказывать свой сон. Мамки и няньки так рассудили: что во сне привиделось, то и наяву может случиться. Царь призвал рыбаков и строго наказал поймать ерша златопёрого» [22, с.225]

Образ рыбы в сказке мог быть вестником богатства. Среди северных и новгородских сказок распространён сюжет о находке внутри рыбы драгоценностей. В астраханской сказке волшебное кольцо, упавшее в воду, находят во внутренностях рыбы, пойманной рыбацкой артелью [38, с.157].

В цикле сказок манси про Эква пырища рыба выступает в качестве жертвы Экве. В момент рыбной ловли героя поднимается шторм, и к Экве присоединяется старик, который вылавливает огромного осетра и бросает его в лодку Экве. Перепуганный герой принимает рыбу за злого духа - куля, но его переубеждает тётка. Она говорит, что осётр - это ни что иное как жертва Экве от хозяина реки Полум-Торума [50, с.257].

Рыболовство в фольклоре представлено в основном в системе заговоров и примет. В статье «Опыт систематизации охотничьих и рыболовецких заговоров» А.Л. Топорков высказал мысль о том, что рыболовецкие заговоры фиксировались в рукописной традиции и хранились в качестве материальных оберегов. Сборники таких заговоров на Русском Севере назывались «отпуски».

Рыболовецкие заговоры исследователь делит на три группы:

.заговоры, помогающие в успешном промысле;

Пусть Апостолы Пётр и Павел отпирают моря и выгоняют рыбу:

Пусть рыбы идут в сети;

Пусть рыба приведёт своих родственников.

2.заговоры, защищающие снасти от порчи и сглаза:

Пусть никто не сглазит рыбака;

Пусть Богородица даст траву для окуривания сетей

3.заговоры, наносящие вред другому рыбаку и его снастям:

Пусть рыбак будет попом, а удочка кадилом.

Зачастую, рыболовецкие заговоры близки к молитвам и включают в себя евангельские эпизоды, связанные с ловлей рыбы:

Пусть апостолы Пётр и Андрей пошлют рыбаку улов;

Пусть Богородица покроет своей ризой сети [70].

В рыболовецком фольклоре значительное место занимает ряд примет направленных как на удачу, так и на неудачу в рыбной ловле. Они перечислены в словарной статье, подготовленной для этнолингвистического словаря А.В. Гурой [66, с.506]. К хорошим приметам, сулящим рыбаку удачу, относятся: встреча по пути на рыбалку с мужчиной; красивая женщина, наступившую на сеть; обилие раков, хорошей рыбы, плотвы или окуня в первом залове; пустая первая вытянутая сеть; сбежавшую из сети рыба; хороший сон, приснившийся одному из членов рыбацкой артели перед выходом в море.

Неудачу предвещают: лягушка, заяц или белка на дороге; крик ворона; встреча с женщиной, особенно черноволосой, или со священником по пути на рыбалку; пересечение пути в море другой лодкой; утонувший человек; плеск большой рыбы при забрасывании невода и плеск рыбы хвостом перед рыбаком; сорвавшаяся с крючка рыба; присутствие рыжего человека во время ловли; появление коня возле рыбака, у которого леска сделана из конского волоса.

Выловленных лососей складывали головами к лесу, чтобы они всегда подплывали к берегу; притягивал удачу и предохранял от сглаза красный цвет; использовались и предметы, помеченные христианской символикой (рыбаки зашивали в шапку кость в виде креста из головы щуки; при отправлении на рыбную ловлю пили отвар из трав с семи венков, освященных на Божье Тело).

В целях порчи, для лишения рыбака удачи в ловле, крали у него что-либо в день первого лова (соль, хлеб, снасти); подбрасывали в лодку старую рыбу; завязывали крыло у верши наоборот, завязывали сеть или узел на ней; втыкали в сеть иглу [66, с.510].

В фольклоре поморских рыбаков можно выделить группу сказок, связанных с рыболовецким и зверобойным промыслом. В большинстве сказок, говорится о мореплавании и рыболовстве. Героем таких сказок обычно выступает крестьянский сын, бедняк, а реже - купеческий сын. По мнению Р.С. Липец, это свидетельствует о демократической направленности фольклорного жанра. Наиболее популярная сказка у поморских рыбаков о бедняке, спущенном в море как дань морскому царю, который задержал корабли в пути. В сказках приключения часто начинались с поездки на тоню, к месту сезонной ловли [38, с.157]:

«Выехали на тоню, заметали этот невод, и, когда стали подтягивать его к берегу, оказалось, что невод полон рыбы. Целый день провозились братья, высачивали рыбу из мотни, а к вечеру, уставшие, говорят: Ну и чудо, такого еще не бывало. На день невод развязали, на второй развязали, а рыбы никогда столько не было!» [4].

В рыбацких сказках лов рыбы изображается с учётом местных особенностей и конкретных деталей, например, в сказках упоминаются снасти («мочальные верёвки» для невода - особенность рыболовства на о. Ильмен, неводный лов, ловля на удочку), условия плавания, направления ветров, силы отлива и прилива. В архангельской сказке существует следующий сюжет: три брата, приготовив парусное судно, хотят выйти на нём из реки к морю. Но выезд не мог состоятся из-за сильных приливных и отливных течений:

«Вдругорядь пришли они на судне, а прилив был малый, их и не сняло с мели. Они вернулись домой».

«Лишь на третий раз погода схорошала, вышли они и ушли в город» [38, с.158].

Среди рыболовецкого фольклора популярен и жанр былички. С помощью быличек рыбаки пытались объяснить непонятные явления, связанные с промыслом. Рыбацкие былички пестрят названиями топографических объектов (деревня Инцы, река Чаваньга и др.), в них указаны имена «очевидцев». Наиболее распространёнными являлись былички о водяных. За водяных принимали то, что не смогли как следует рассмотреть в воде. Рыбаки сами рассказывали о том, что за водяного они нередко принимали тюленей, выдру или гигантскую щуку. Снижение уровня улова по непонятным для рыбака причинам объяснялось в быличке о проигрыше рыбы одним водяным другому. Новгородская по происхождению быличка рассказывает о том, что водяной одного из озёр, играя на рыбу в карты или в кости с более могущественным «водным царём» (Онежского озера или моря), проигрывает, и вынужден отдать всю свою рыбу и сам пойти в кабалу к «водному царю». В конце XIX века жители о. Байкал говорили во время активного нереста рыбы «Иркутский чорт нашему в карты её проиграл». В память о необычайно богатом улове сложены былички о том, что попавший в сети водяной откупается от рыбаков крупным уловом взамен на своё освобождение. Испорченные снасти во время рыбной ловли, засорения невода корягами и илом трактовались в быличках как шутки водяного и испытания рыбаков на прочность [38, с.160].

Финно-угорский фольклор также богат быличками и преданиями. Одним из самых распространённых является предание о встрече с одноглазой рыбой. Она может сбить хвостом рыбака с лодки в воду или поднять шторм. По ещё одному преданию удаче в рыбной ловле способствует чернолицая русалка, пойманная в сеть. Если её отпустить, то она отблагодарит рыбака большим уловом [50, с.89].

Рассмотрев концепты «лодка», «рыба», «рыболовство» в системе мироздания русских и финно-угров, можно говорить о том, что представленные концепты реализованы практически во всех сферах человеческой жизни, выходя далеко за пределы субкультуры рыбаков. Так, например, лодка сопровождает обряды перехода (рождение, свадьба, смерть и т.д.). С образом лодки также соотносят представление о христианской общине как о корабле. Наиболее ярко данный факт выражен в хлыстовском и старообрядческом фольклоре. В картине мира финно-угров лодку соотносят со средством передвижения бога-демиурга. Что касается собственно фольклора, то здесь данный концепт представлен весьма широко. В виноградьях и колядках лодка представляет основу ритуального пространства, в песнях и былинах служит средством передвижения героев, предметом, перемещающим в другой мир (в основном богатырей), в народных драмах лодку связывают с маргинальными социальными группами. Как средство передвижения в преданиях лодку используют и герои финно-угорского фольклора. На судне путешествуют герои «Калевалы», богатыри, боги. Лодка фигурирует как в русских, так и в финно-угорских сказках, раскрывая представления об иномирии.

Рыба в мифологической картине мира русских и финно-угров является классификатором как верхнего, так и нижнего мира. Рыба является опорой земли или же предметом, с помощью которого был сотворён мира. Также она выступает предвестником скорой смерти. В картине мира славян сформировалось различное отношение к рыбе, вследствие чего произошло её деление на так называемую «чистую» и «нечистую». В фольклоре данный концепт прежде всего представлен в преданиях, связанных с происхождением той или иной породы рыбы. Обрядовые тексты также содержат рыбную символику (заговоры, причитания, свадебные песни). В причитаниях и свадебных песнях в виде рыбы изображается либо невеста, либо «девичья воля». В сказках рыба вбирает в себя мотивы оборотничества или представлена в качестве волшебного помощника, является и вестником богатства. Мотивы оборотничества, помимо сказок, представлены в финно-угорских преданиях и эпосе. Также в сказках финно-угров можно обнаружить изображение рыбы в качестве жертвы богам.

Рыболовство представляет собой образ мужской хозяйственной деятельности и образует некую субкультуру. Покровителями рыбаков обычно выступают ряд православных святых. В рыбацкой демонологии обнаруживаются такие персонажи, как водяной и дух лодки. Водяной выступал как в качестве персонажа-вредителя, так и персонажа-помощника. Примечательно, что среди некоторых финно-угорских народов в роли водяного выступает богиня, существо женского пола. Рыболовство регулировалось рядом оберегов, запретов и символов, связанных как с успехом, так и с неудачей в рыбной ловле. Рыболовство в фольклоре представлено прежде всего в заговорах, направленных на успех в промысле, защиты снастей или нанесения вреда другому рыбаку. Профессиональные знания и суеверия актуализировались в ряде примет. Также выявлен ряд сказок, где говорится о мореплавании и рыболовстве. Что касается встреч рыбаков с непонятными явлениями, то они актуализируются в жанре былички.

В целом можно сделать вывод о том, что концепты лодки, рыбы и рыболовства реализуются в промысловом фольклоре в качестве предметной реалии, образа и символа. Как предметная реалия рыба выступает в приметах, преданиях, частично в запретах; как образ - прежде всего в сказках, преданиях; как символ - в обрядовых песнях, заговорах народных играх, свадебных причитаниях. Лодка, как предметная реалия выступает прежде всего в приметах и запретах, а также частично в преданиях; как образ -в виноградьях и колядках, народной драме; как символ - в святочных играх, былинах. Концепт рыболовство как реалия выступает в приметах, запретах; как образ - в сказках, быличках, преданиях; как символ - в заговорах.

Данные концепты, таким образом, являются и важными составляющими его поэтики.

Глава 2. Промысловый фольклор Республики Марий Эл: традиции и современное состояние

Во второй главе предпринимается попытка систематизации и интерпретации современного состояния промыслового (рыболовецкого фольклора) Республики Марий Эл, выявления основных жанров, типов персонажей, а также описание прагматики и поэтики.

2.1 Основные жанры и типы персонажей рыболовецкого фольклора России и РМЭ

Рыболовство являлась одним из жизнеобеспечивающих промыслов народов нашего региона, проживающих на территории Волги, а также других озёр и рек. Самой распространённой рыбой являлись щука, окунь, лещ, сом, карась, плотва, стерлядь, судак, белуга. Из способов речного лова наиболее известными были: на удочку, подпуск (перемет), морду, мережу (рыболовная снасть в полотнищах без отделки), острогу (при лучении рыбы). На озерах употребляли сетяные орудия - неводы, бредни, а также блесны, которые зачастую были самодельными. При ловле неводом использовали «ботало» -деревянный выдолбленный конус, который узким концом насаживали на шест и пугали им рыбу, быстро опуская его в воду открытым концом вниз и производя звук, подобный выстрелу. Морды плели из ивовых и черемуховых прутьев, выплетая внутрь конус с отверстием для входа рыбы, и ставили их на запрудах, в местах с сильным течением. Ранней зимой глушили рыбу на озерах и небольших речках. Во время весеннего половодья у устьев рек устраивали запруды, перегораживали пути хода рыбы сетями и еловыми ветками. Ловля неводом, бреднями и устройство запруд производилось чаще всего артелью. При ловле артелью коллективный труд определял и коллективные формы распределения улова. Дележка улова производилась путем жеребьевки. Весь улов делился на равные части по числу участников. Каждый рыбак давал второму лицу свой жребий. Затем собранные жребии перемешивались, раскладывались на каждую долю улова, и владелец жребия получал свою долю. Однако в этом коллективном распределении улова равномерности не было. Владельцу снастей доставалось, нередко по договоренности, на несколько долей больше. Такое положение создавало благоприятные условия для эксплуатации неимущих. Продукция рыбного промысла, то есть рыба, имела и торговое значение. Через скупщиков её в больших количествах отправляли в Казань, Чебоксары и др. города Поволжья, а также на местные базары и ярмарки [18]. Со временем рыболовство перестало носить промысловый характер и сохранилось лишь в качестве подсобных занятий. В колхозах, преимущественно Горномарийского района, имелись рыболовные угодья, создавались рыбпитомники. Далее стали образовываться кооперативные организации, объединяющие любителей охоты и рыболовство. «Рыбаксоюз» занимался организацией труда рыбаков, снабжением орудиями ловли, сбытом продукции. Со временем изживают себя хищнические способы добычи рыб, устанавливаются сроки рыболовецкого сезона [64].

2.1.1 Приметы

Среди современного промыслового (рыболовецкого) фольклора значительное место занимает система примет.

Рассмотрим ключевые понятия, центром которых является «примета». Согласно Словарю славянских древностей, примета - устойчивая связь двух явлений объективной действительности, одно из которых понимается как знак, а второе - как его толкование, обычно в виде прогноза на будущее; языковая (в виде афоризма, паремии) репрезентация этой связи. Как правило, к приметам относятся те толкования, которые базируются на коллективном опыте и фиксируются в коллективной памяти [66, c.279]. Е.Е. Тонкова определяет примету как «проверенные временем предсказания, основанные на презумпции скрытой связи между явлениями природы, свойствами предметов и событиями человеческой жизни» [69, с.3]. По мнению О.Б. Христофоровой, примет а -«это истолкование некой ситуации (реальной или увиденной во сне), которое используется носителями традиции для построения своего поведения» [80]. В.К. Харченко дает также весьма полное и аргументированное определение приметы как жанра и феномена национальной культуры: «Народная примета - это проверенное многократными наблюдениями или традиционно принятое и передаваемое из поколения в поколение предсказание событий, выраженное в краткой, отточенной форме» [75, с.78].

Разграничение примет и суеверий имеет некоторую сложность. По мнению В.К. Харченко, примета рассматривается как синоним суеверия. В.И. Даль в свое время также утверждал: «Всякое укоренившееся в народе мнение или понятие, без разумного отчета в основательности его. Из этого следует, что поверье может быть истинное и ложное; в последнем случае оно называется собственно суеверием» [12, с.161]. На наш взгляд, говоря о разграничении примет и суеверий, можно предположить, что примета несёт в себе прогностическое значение, а суеверие базируется на неосознанной вере в сверхъестественное.

Изучение примет начато ещё в XIX веке. Наиболее значимыми исследования того периода стали работы В.И. Даля «О повериях, суевериях и предрассудках русского народа», А.В. Терещенко «Быт русского, И.П. Сахарова «Сказания русского народа», М.Д. Чулков «Словарь русских суеверий», С.В. Максимова «Нечистая, неведомая и крестная сила», А.А. Коринфского «Народная Русь. Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц русского народа».

Среди исследований ХХ века можно выделись следующие: Г.И. Попов «Русская народно-бытовая медицина», А.Ф. Некрылова «Русский земледельческий календарь», А.Н. Стрижев «Календарь русской природы», В.К. Харченко «Язык народной приметы», начинают появляться словари суеверий и примет. Среди них особую группу составляют словари: «Словарь русских суеверий, заклинаний, примет и поверий» под. ред. Е.А. Грушко, М.Н. Власова «Русские суеверия: Энциклопедический словарь», «Пословицы и поговорки русского народа. Объяснительный словарь» под. ред. В.И. Зимина и А.С. Спирина, Е.А. Грушко, Ю.М. Медведев «Словарь русских суеверий, заклинаний и примет», словарь В.П. Аникина «Русские народные пословицы, поговорки, загадки и детский фольклор», Н. Каланова «Словарь пословиц и поговорок о море». Особое место среди словарей занимает этнолингвистический словарь «Славянские древности».

За последние несколько лет в свет вышел ряд научных трудов, посвященных в том числе и приметам. В 2004 году появляется диссертация Т.Н. Садовой «Народная примета как текст и проблемы лингвистики фольклорного текста». Исследование носит междисциплинарный характер (фольклористика и лингвистика). В нем выявляется специфика фольклорного текста (в данном случае - приметы) как объекта лингвистического знания, вводится новый термин «текстема»,в качестве понятия, «обозначающего «прото-текст», реализующийся или материализующийся через конкретный вариант, в данный момент и в данное время зафиксированный слушателем / собирателем / издателем». Исследовательница также представляет комплексный лингвистический анализ народной приметы как «объекта исследования лингвистики фольклорного текста» [62, с.23].

Ещё одной работой, выполненной на стыке фольклористики и лингвистики, является диссертация Н.Н. Ивановой «Структурно-семантические особенности и лингвокультурологический потенциал приметы» (2005). В работе выявлены языковые свойства и раскрыт лингвокульторологический потенциал примет. Исследовательница также говорит о том, что приметы образуют самостоятельный и единственный пласт языковых единиц с доминирующей прогностической функцией [25, с.5].

Е.Е. Тонкова в диссертации «Народная примета с позиций лингвокогнитивистики и лингвокультурологии» (2007) предпринимает попытку комплексного описания «культуротворческого и языкотворческого потенциала, заложенного в народных приметах, бытующих в русском языке» [69, с.7]. Также исследовательница рассматривает особенности структуры и своеобразия народных примет, выявляет формально-грамматические особенности языка народной приметы, исследует эстетическое своеобразие народных примет как уникального фольклорного жанра [69, с.9].

Исследуемые нами промысловые (рыболовецкие) приметы условно можно подразделить на приносящие успех в рыбной ловле («поцеловать первую пойманную рыбу»; «солнце красно к вечеру - рыбаку бояться нечего»; «перекрестить удочку и блесну»; «плюнуть на червяка» и т.д.) и сулящие неудачу («чайка ходит по песку, рыбаку сулит тоску»; «ёрш, пойманный первым - к неудаче всей рыбалке»; «встреченная по пути змея предвещает рыбаку неудачу» и т.д.). Примечательно, что в среде современных рыбаков сохранились традиционные приметы. Так, удаче в рыбной ловле способствует первая рыба, сорвавшаяся с крючка; встреча по пути на рыбалку с мужчиной; так же удача всегда сопутствует новичкам и детям. Неудачу предвещают встреча со священнослужителем по пути на рыбалку; сорвавшаяся с крючка рыба. Примечателен тот факт, что со временем происходит переход примет из отрицательных в положительные. Если раньше встреченная по пути на рыбалку лягушка предвещала неудачу, то сейчас данное событие сулит рыбаку богатый улов.

Современные промысловые приметы, на наш взгляд, можно разделить на собственно суеверия («леска путается, снасти обрывает под водой-возвращайся лучше сразу на берег»; «на рыбалку нужно идти окольной дорогой, чтобы не встретить знакомых»; «забытый случайно дома садок - гарантия обильного улова»; «с пустым ведром женщина - это всё, можно не ходить, так прогуляться только» и т.д.) и приметы, основанные на наблюдениях за природой («если чайки над местом кружат - значит бой окунёвый идет»; «если пузырьки из-под воды - значит, карпы ходят»; «меняется погода - к плохому клеву»; «выловленный на реке труп способствует большому улову»: «к нему обычно присасывается стерлядь или рядом кружит сом»; «меняется погода - к плохому клёву»).

В приметах современных промысловиков активно фигурируют реалии, связанные с рыболовными снастями. Успеху в ловле способствует случайно забытый садок; новую удочку следует натереть первой пойманной рыбой («но ненамеренно! Если его оставить специально, результат будет противоположный»); после каждой поимки рыбы следует сполоснуть садок («а то больше не поймаешь»); путающаяся леска и обрывающиеся снасти свидетельствуют о том, что пора на берег («больше ничего не поймаешь»). Ещё одна категория реалий, вошедших в современные рыболовецкие приметы, реалии, отражающие действительность. Так по пути на рыбалку желательно попасться на глаза начальству, чтобы «улов был трофейным», удаче же, наоборот, способствует неожиданное приглашение на рыбалку по телефону. Неудачу в промысле предрекают включенный мобильный телефон во время сборов на промысел, остановка машины сотрудником ГИБДД.

Некоторые рыбаки обладают своими собственными как хорошими, так и сулящими неудачу приметами: «перед рыбалкой всегда тру удочку о кота, помогает»; «если планировать за неделю, и не дай бог две -то не будет погоды»; «выпивать за 1, 5, 10, далее каждые 10 рыбок»; «всегда вожу с собой старую деревянную ложку от отца, только ей уху мешаю»; «нужно закурить после каждой пойманной рыбы»[5].

2.1.2 Байка

Одним из самых распространённых жанров современного промыслового фольклора, несомненно, стала байка.

Байка - поучительный или юмористический рассказ, иногда основанный на реальных событиях [48, с.34]. Байка - это короткий занимательный рассказ-меморат (воспоминание) о смешном событии, возможно, имевшем место в жизни [60, с.20].

Можно говорить о том, что байки объединяют в себе реальное и вымышленные начала.

Активному изучению байки подверглись в советской фольклористике. За небольшой период времени (60-70 гг. ХХ века) было написано большое количество работ, посвященных данному жанру. Среди них нам бы хотелось выделить следующие: В.В. Митрофанова «Народное творчество Северной Двины. Старинные песни. Прибаутки. Детские песенки. Считалки. Байки. Загадки. Свадебные обряды» (1966); Н. Антропянский «Сорока воровка: Детские народные песни, байки, шутки, потешки, скороговорки, загадки» (1969); В.С. Бахтин «Сказки Ленинградской области, серьезные и несерьезные, озорные и не очень, байки, народные анекдоты и прибаутки» (1976); Б. Ефименкова «Северные байки: Колыбельные песни Вологодской и Архангельской областей» (1977). Интерес к байкам не пропал и в переходный период. Изучение баек продолжает В. Бахтин. В 1987 году выходит исследование «Русская бытовая сказка: бытовые сказки, а также байки, народные анекдоты, притчи, небылицы и присказки, бывшие в ходу между людьми в XVI-XX вв.». Появляются исследования на стыке наук. Так попытка интеграции фольклористики и истории была предпринята в работе Ю.Б. Борева «Краткий курс истории XX века в анекдотах, частушках, байках, мемуарах по чужим воспоминаниям, легендам, преданиям и т.д.» (1995).

В современной фольклористке в круг интересов исследователей входят изучение баек отдельных отраслей человеческой деятельности (археология, медицина, IT, спорт и т.д.). Силиконовые байки были рассмотрены в работе В.П. Рукомойниковой «"Виртуальный" фольклор в контексте народной смеховой культуры» (2004). Исследователем определена структура силиконовой байки (зачин, собственно повествовательная часть и заключение), проанализированы основные персонажи, сюжеты, тематический состав баек, механизмы создания комического эффекта. «Сравнительно-сопоставительный анализ текстов позволил выявить общие для всех пользователей традиции «рассказывания» баек. Их авторы всегда отталкиваются от факта, непосредственно имевшего место в жизни (сетевой или реальной). Об этом свидетельствуют приемы построения силиконовых баек и их тематический состав. Перерабатывая полученную информацию, создатели баек усиливают в своем рассказе комические черты, однако, соблюдая традиции сложившегося речевого жанра, неизменно используют реалистические детали, делающие байку правдоподобной» [60, с.20].

Устные рассказы студентов изучены А.А. Ситновой. Результаты исследования были опубликованы в работе «Вербальное творчество студенческого сообщества: характер и типы связей с традиционной и массовой культурой» (2009). Исследователем выявлено генетическое родство археологических и медицинских баек с быличками. «Эти нарративы отвечают всем основным категориям фольклорности: устности, традиционности, вариативности, коллективности, полифункциональности, синкретизму. Связь с массовой культурой проявляется в смеховых текстах о различных аспектах учебной и внеучебной студенческой жизни. На сопоставлении серьезного и смехового пластов вербального творчества студентов правомерно делать вывод о его глобальной амбивалентности. Тексты, бытующие в сообществе, отражают характер и качество мышления рассматриваемой социальной группы» [65, с.15]. Исследованием спортивных (хоккейных) баек занималась О.Н. Корякина. Исследование «Хоккейная байка как жанр спортивного фанатского дискурса» (2011) находится на стыке лингвистики и фольклора. Материалом для исследования послужило творчество фанатов хоккейного клуба «Авангард» и «Bloodyhawks». Хоккейные байки характеризуются как особый жанр спортивного фанатского дискурса. Герои таких баек «хорошо известные всем представителям национально-лингво-культурного сообщества», а в основе их лежит прецедентная ситуация, которая может быть либо узнаваема, либо нет [33].

Практически в каждой байке даётся установка на достоверность, чтобы слушатель поверил в происходящее. Установка на достоверность может быть представлена в виде определённых дат, привязки к местности, указания на персонажей, различного рода утверждений и т.п. Например: «Этот реальный случай больше смахивает на байку, но на самом деле это чистейшей воды правда. Это самая честная в рыбацком мире история, которая произошла с моим другом - умелым и заядлым рыбаком»; «Дело прошлого, пошел как-то порыбалить окушка на новенькую палочку, да на новые резинки, помикроджиговать. Рыбачил практически в центре города»; «Рванули мы с другом на рыбалку. А этого взрослого дядю угораздило с собой взять сына - мальчонку лет пяти. Этакий ангелочек с кудряшками. И что же ожидать от такого «рыбачишки»? а оказалось есть чего ожидать»; «Дело прошлое, а был я Хабаровском крае. Местные аборигены любили ловить на озерцах, да небольших речушках»; «Вот такая вот история! Верите? Давненько я не писал, да надо стряхнуть пыль с клавиатуры. Вот, думаю, пишу про какие-то места не местные, дальние, дай, думаю, накатаю статью про случай, случившийся со мной на Ириклинском водохранилище, вернее на реке Суундук, впадающей в водохранилище»; «Расскажу случай, случившийся со мной под Днепропетровском, где жил мой друг и сослуживец Колька Манойло»; «Как сейчас помню один забавный случай, случившийся со мной. Было мне в ту пору около пятнадцати лет, а может чуть меньше, но не это важно. Отдыхал я летом в Горьковской области в деревне у бабкиной сестры. Недалеко от деревни находилось небольшое озеро»; «Помню один случай, который произошел со мной в 1995 году в Ивановской области»; «Дело прошлого, поехали мы с Серегой, моим двоюродным братом за щукой на Каракульский пруд или 3 отделение Акжаровки»; «Дело было 4 года назад примерно в конце осени»;«Вот примерно в такое время года, в такой вот компании друзей детства, невдалеке от славного города Калуги и отдыхал Коля Ерш (в миру Николай Иванович Нуреков, весьма уважаемый в Москве врач - стоматолог)»; «Как-то рыбачили мы с Серегой, моим другом, на Урале. Естественно с ночевкой»; «Произошла эта история тридцать с лишним лет назад. Было мне в ту пору лет 7-8»; «Стояло тёплое ласковое лето. Мать с младшей сестрёнкой уехала в гости на пару недель к своим родителям, а мы с отцом остались на хозяйстве. Батя мой работал учителем»; «У нас на Вуоксе (Лен. обл. в близи г.Приозерска) года так 2-3 назад»; «Отдыхал прошлый год в Сочи, и так мне этот матрасный отдых надоел, что я сагитировал соседских мужичков-матрасников поехать на платную рыбалку, на озеро»; «Ловили с батьком на Селигере с лодки. Было мне лет 12. А вот реальные случаи»; «В 1987 г. ловили с троюродным братом гольцов в речушке возле деревни Бровничи в Приморском крае. Было нам лет по 12. А надо сказать, что вокруг деревнитайга»; Своими глазами видела, как щука трезвого здорового мужика из лодки вытащила»; «Да, вот, в районе Юрино. Мужик рассказывал, в общем, поймали сома, и вот тоже подтащили как бы вот к лодке»; «Я один раз мальчишкой видел вот белугу 197 кг.» [5].

Рыболовные байки по своей структуре близки к новелле. По мнению Б.М. Эйхенбаума, новелла сюжетна, ей присуща краткость, нейтральный стиль, отсутствие психологизма и неожиданная развязка [79]. По тематике байки можно разделить на следующие группы: об огромной рыбе; о рыболовных снастях; ситуациях с браконьерами; небывало большом улове; неудачной рыбалке.

В байках об огромной рыбе рассказывается о ловле рыбаком или сторонним лицом большой рыбы. Поимка большого улова обычно сопряжена с различного рода испытаниями и лишениями. Крупная рыба может долго «таскать» рыбака по водоёму или вовсе утащить его за собой в реку. «В классе, наверное, он в шестом мальчишка учился, и ведь у него клюнул сом на 90 кг. Да. Как он его таскал по Волге!!! Ужас! Ладно, рыбаки вот увидали, он там кричал».

Рыболовные снасти играют ключевую роль не только в приметах, но и в устных промысловых рассказах. В байках данной тематики рассказывается о так называемых «крючковатых», рыбаков, зацепившихся какой-либо частью тела за крючки. «Короче, только я отвлекся, как суперострый тройник пригвоздил мне кепку к черепу, глубоко впившись под кожу. Ощущения, надо сказать, очень приятные, если учесть тот факт, что произошло это в момент заброса, т.е. не просто вонзился, а еще и рванулся». Также в байках, отнесённых к теме «снасти», обнаруживаются рассказы о необычных историях, связанных с рыболовным инвентарём. На рыболовный крючок попадаются странные вещи: так в одной из баек рыбаки поймали на удочку курицу, в другой - за крючок зацепился, гулявший по берегу кот, в ещё одной байке подвыпившие рыбаки случайно поймали собаку, используя вместо наживки жареных воробьёв. Орудия ловли помогают справится с большой рыбой и имеют свойство ломаться, оставаться дома и теряться. Также в байках повествуется о знакомстве рыболова с новыми снастями и способами рыбной ловли. «Я тогда только начинал интересоваться и другими видами рыбалки, не только спиннингом и про лов сома на квок уже слышал. А чтобы самому половить на квок даже и не думал.»

Браконьеры у рыбаков считаются «глубоко отрицательными персонажами». Данная субкультура не приветствует браконьерскую деятельность, поэтому в байках браконьеры подвергаются осуждению или физическому наказанию.

Рыбаки хвастаются не только самой большой пойманной рыбой, но и большим уловом, который измеряется мешками или вёдрами. «Вода бурлила, ничего не соображающая рыба вылетала из-под протектора колеса и попрыгав на льду усыпала. Мы лишь собирали ее в мешки. Тогда за три часа насобирали около четырех мешков приличного карася. Вот еще и узнал очередной способ ловли рыбы». Такие большие уловы, как правило, появляются не совсем обычным образом: в прикорм добавляется пиво, на который ловятся «пьяные караси», или рыба сама «прыгает в мешки» из лунок.

В байках, относящихся к категории «неудачная рыбалка», рассказывается о сорвавшейся рыбе или «пустом улове». Рыба никогда не срывается с крючка просто так. Причин данному явлению может быть множество: забытые дома снасти, водяные змеи, вмешательство высших сил или внезапно возникший «подводный охотник в гидрокостюме».

Персонажем в байке обычно выступает второе лицо. Например: «Это самая честная в рыбацком мире история, которая произошла с моим другом»; «друг мой большой любитель удочки»; «рассказывали тоже, вот когда затапливалась, допустим, вот этот…Чебоксарская ГЭС». В качестве него может выступить и сам рыбак-рассказчик: «Рыбак я. Любитель спиннинга. Пошел как-то порыбалить окушка на новенькую палочку»; «был я Хабаровском крае»;«я один раз мальчишкой видел вот белугу 197 кг». В промысловых байках практически отсутствует портрет персонажа. Изредка описывается одежда «нормальный мужик был, сразу подбежал с подсаком, да еще и в забродных штанах, молодец»; «купил перчатки. Хорошие. Рыболовные»; «мои любимые Нью беленсы»; «гидрокостюм»; «не замочив шорты, но потеряв при этом один тапок»; «пригвоздил мне кепку к черепу») или профессия рыбака «Настоящий рыбак личность свободолюбивая, творческая. Он либо работает сторожем, сутки через двое - трое выходных, либо пожарником, либо шабашником, а может и моряком»; «в миру Николай Иванович Нуреков, весьма уважаемый в Москве врач - стоматолог». Персонажи промысловых баек находятся в исключительных ситуациях, проявляя героизм в борьбе со стихией, браконьерами, огромной рыбой, спасая тонущего человека. Рыбак в байках человек особенный, отличающийся от обычных людей «от соседских пацанов я отличался любовью к рыбалке, можно даже сказать фанатичной любовью»; «а рыбак он самый настоящий. Даже фамилия у него настоящая рыбацкая - Карась. Мне повезло встретить в жизни несколько таких настоящих рыбаков. Это не просто фанаты рыбалки, это Рыбаки с большой буквы. Все прелести обыкновенного мужчины (такие, как женщины, спиртное и иные мужские удовольствия) у них далеко не на первом месте; настоящий рыбак не может работать, как прочий народ с 8.00 до 17.00 целую неделю, это уже не тот рыбак». Несмотря на то, что промысел предполагает в какой-то степени добычу и истребление природных ресурсов, рыбаки бережно относятся к природе. Так, рыбаки негативно относятся к браконьерам «сцену, разыгравшуюся после этого заявления, с прошествием времени стоматолог Коля классифицировал, как назидательный урок практической проктологии на ихтиологической почве. Возможно, применение подобных нетрадиционных методов борьбы с браконьерством заставит поостеречься потенциальных любителей побродить с катушкой и сохранит для будущих поколений живую прелесть малых рек», любителям электроудочки «С электроудочкой ты - п**р, с обычной удочкой - рыбак»; «Зато зловещие предметы - аккумулятор, катушка с проводом и грубый сачок не оставляли никакого сомнения - убивец-анодчик собственной персоной за рыбкой явились -Гляди! - прошептал трагическим шепотом Коля - сейчас душить начнет. После такой рыбалки лет через 10 очухается речка, да и то не факт! Рыло бы ему начистить». Также негативно относятся к тем, кто забирает молодую рыбу, а не отпускает её обратно в воду, даже если за весь период рыбалки ничего не поймано. Рыбаки считают, что молодая рыба должна ещё подрасти. «Да нет, насколько я помню, щуку меньше 30 сантиметров нельзя брать». Речь промысловиков как нашего региона, так и других районов России разнообразна, содержит большое количество профессионализмов, контрастных столкновений сниженной и высокой лексики, изобразительно-выразительных средств.

Так, устные рыболовные рассказы содержат большое количество слов, относящихся к нижнему регистру лексики: разговорные слова и просторечия (шабашник; обувка; канают; морды; мужикан; обалдел; буха/ть; побухтел; докапываться; гундел; папаша; всучил; пацан; не врубился; фиг вам; ржали; вжись; тутошний; сгонять; попёрли; мерс; выковыряли; накатать статью; кореш; рванули; решили свалить всё на давление; килошка; Вован; дивился; манатки; башка; обалдеть; прикольное; Колян; ихней; папка (отец); бабка; выволакиваю; трепыхается; очухался; смогёшь; офигенный; ржали; урод; уродский; причиндалы; щас; прибамбасы; батёк; батяня; сзаду; апосля; увидали; упёрли; помёрнет; нате; обувка; ребятёнок; нету; удалый; шмат; сбагрил; диковинный; бестия; плюханьем; дескать; на хозяйстве; приспичило; накличешь; вызволить), жаргонизмы (угораем от смеха; фарт; офигел; покимарить; не канают; баксы; братан; на измене), вульгаризмы (жопа; блин; рыло; пипец; обделался), обсценная лексика (в ах*е; ох*ел; сп*здили). Изобилие подобной лексики говорит о принадлежности рыбаков к мужской субкультуре. Также данный факт свидетельствует о том, что происхождение и развитие рыболовецкой субкультуры происходило и происходит в народной среде. Представленные слова, относящиеся к нижнему регистру лексики, могут выступать в качестве функционального просторечия, намеренно имитируя речь олдовых рыбаков.

Слова книжного и официально-делового стиля также присутствуют в рыболовецких байках (свободолюбивый; развитой социализм; словесные извержения; обомлел; мочеиспускание; общественное место; ретроспектива; назидательный урок проктологии на ихтиологической почве; возжелали; поимка; коррективы; черепная коробка; массовый психоз; ибо; дабы). Лексика высокого стиля используется в основном в ироническом ключе, подчёркивая комичность ситуации.

Байки промысловиков Республики Марий Эл, как и байки промысловиков других регионов, содержат большое количество профессиональной лексики. Её можно подразделить на ряд категорий: орудия для рыбной ловли (в рыбацком магазине на всякие катушки, спиннинги, приманки, блесны и т.п.; «невские» катушки; палочка (удочка); резинки; микроджинг; пешни; махалки с блеснами крабами; багорик; прикормка; полёвка; грузило; резиновые проушины; квок; удочка; фидер;донка; воблер; телескопическая удочка; перемёт; фидерки; тройник; закидушка; пешня; я закинул обычный блесну castmaster 14 гр; подсадок; сачок; садок; заглотыш; жаки; кукан; кольцовка; кормушка; кордовая сетка; темляк; морда; бур), способы рыбной ловли (порыбалить; помикроджинговать; поклёвка; прикормка; натягал пару десятков карасиков; квокать; заброс; медленный твич и проводка закончена; браконьерить; ловля плавнёй;), лодка и её составляющие (ботник (батник); самоходка; плоскодонка; резиновая лодка «Ветерок»; Казанка; завозня; ахан; тагун; остов карги; носовка), одежда (болотные сапоги; забродные штаны; рыболовные перчатки; гидрокостюм).

В устных промысловых рассказах в основном присутствует безобразная образность, в текстах обнаруживается небольшое количество тропов и фигур речи. Но, несмотря на их в целом небольшое количество, все-таки можно выделить следующие, довольно яркие уподобления и расширения первоначального смысла. Сравнения: «я надул лодку и, как гордый «Варяг», выплыл на середину пруда»; «дальше как в сказке»; «словно лапоть висел на крючке»; «ломился словно дикий зверь»; звук, как будто в бочку пустую упала каплю воды»; «палец словно пробка вырвался их его щеки»; «ощущение будто кто-то открывает в темноте шампанское»; «лодку, словно на буксире, большая рыба потащила по реке»; «вцепилась подобно собаке»; «идиллия была нарушена грубо, как прерывание долгожданного мочеиспускания в общественном месте»; «тяжесть, будто мешок с картошкой вытаскивают»; «Кировец пёр по снегу, словно «мерс» по автостраде»; «вода - зеркало»; «хуже меня на корабле может быть только дизентирия». Олицетворения: «багорик в коридоре стоит и злорадно ухмыляется»; «спиниги-донки молчат»; «спиннинг сработал»;» перчатки имеют свойство теряться»; «ответ меня убивает»; «рыбалка всё расставит на свои места»; «озерцо внесло коррективы»; «зацеп метнулся в сторону»; «клёв идёт»; «история умалчивает»; «поднялся шум»; «речка очухается»; «ждёт своей очереди нужная жидкость». Гипербола: «на речках медведей больше чем зайцев»; «мы выковыряли лунку размером с колесо «Кировца», «лунки сантиметров сорок в диаметре»; «лет через десять очухается речка, да и то не факт»; «глазёнки стали как две тарелки»; «лодка вместо белой стала красной (от крови рыбака)»; «с испуга я так сумел влететь в воду, что оттолкнувшись от воды запрыгнул опять на полметровый обрыв», «при этом не замочив шорты, но потеряв при этом один тапок, который мы потом нашли, прощупывая дно палкой, на полутораметровой глубине в иле»; «зачем дядя забирает такую «большущую» рыбину»; «лодка со скоростью спортивного катера врезалась коряжник»; «рыбища килограмм на пятнадцать»; «закурив пятнадцатую сигарету». Эпитет: «душистый хлебушек»; «белоснежные яхты»; «визжащий спининг»; «отвисшая челюсть»; «нехитрые снасти»; «чудище речное»; «щучьи места»; «диковинная рыбина»; «рекордные карпы»; «нехитрый скарб»; рыбак - «личность свободолюбивая»; «загадочные места»; «природливое чудо»; «тёплое ласковое лето»; «трагический шёпот»; «корыстная рука»; «приличный карась»»; глухие места». Метонимия: «пальцы потерял в Афгане». Эвфемизм: «оправился»; «глаза пучит»; «отойти по большому»; «подшафе»; «хлебец тюремный горький грызли»; «назидательный урок практической проктологии на ихтиологической почве»; «беленькая»; «водкоизлияние»; «остатки горючего»; «пипец»; «блин». Перифраз: «блестна бороздит водные просторы»; «чудо отечественной техники»; «не поймать чую красоту такую»; «кривая китайская палка»; «появился глубоко отрицательный персонаж». Литота: «рыбачишко»; «надули лодочку»; «за долю секунды пролистал в памяти самые худшие приметы»; «небольшой двухметровый крокодил»; «ручки мёрзнут, ножки зябнут». Метафора: «добыча двуполых братьев меньших эмоциональна и азартна»; «живая прелесть малых рек».

К синтаксическим фигурам речи, выявленных в рыболовных байках, мы отнесли риторические вопросы («Ну с кем такого не бывало?»; «Что такое, целый день рыбалил, зацепов не было?»; «Ну что, отловился?»; «Урода по уродски наказывать надо, да, Федот?»; «И что же ожидать от такого рыбачишки?»; «Вот такая история. Верите?»; «Может пиво уже не то, а вы не знаете?»; «Интересно, что будет дальше?»; «Линь, карп или лучшая добыча мне осталась?»; «Вы думаете я спал?»;«Куда встать?»; «Может быть и мне такую штуку купить?»; «Или зайцы прячутся лучше?»), риторические восклицания («Вот мы все ржали! Как вспоминаю, так вздрагиваю!»; «Крупняк!»; «Обалдеть!»; «Благодать!»; «Батюшки, что-то живое на том конце лески!»; «Рыло бы ему начистить!»; «И тут началась рыбалка!»; «Вот дурак!»; «Изо рта живности выглядывали таки человеческие зубы!»; «Рыбища! Килограмм на пятнадцать!»), парцеляция («Деда звали Матвеичем. Мы познакомились. Я пригласил Матвеича к себе в шалаш»; «Потихоньку темнело. На небе всплыла одинокая звёздочка»; «Сидим. Ловим. Речка очень неширокая»; «А за ней ещё. И ещё. И пастух. На водопой стало пригнал»; «Выпил. Успокоился. Взялся за спининг»; «Купил перчатки. Хорошие. Рыболовные»; «Вокруг деревни тайга. А в тайге живность»),градация («сначала я офигел, потом охренел»; «линь, карп или лучшая добыча»; «наварили каш, рассовали по рюкзакам аттраканты, сложили удочки, спининги»), параллелизм («я вставал пораньше, уходил рыбачит подальше»; «взял с собой одну удочку, пошёл рыбачит на своё любимое место»; «поинтересовался, как идут дела, попил пива»; «я полностью убрал грузило, насадил корочку душистого хлеба и забросил»; «прикормил, закинул удочку, стал ждать поклёвку»; «ручки мёрзнут, ножки зябнут») [5].

Можно говорит о том, что на данный момент байка является одним из самых распространённых жанров современного промыслового фольклора. Именно жанр устных коротких рассказов подчёркивает принадлежность рыбаков к мужскому типу субкультуры, содержит в себе большое количество лексики сниженного регистра.

2.1.3 Запреты

Особое место в системе обрядового фольклора занимают запреты, которые образуют определённый свод норм и правил жизнедеятельности общества. Они регламентируют бытовое и обрядовое поведение, хозяйственную жизнь индивидуума и коллектива. Данный жанр рассматривается в фольклористике как особый разряд верований, охватывающий сферу человеческой жизнедеятельности, его отношения с природой, с космосом, с потусторонними силами (умершие предки, нечистая сила и т.д.). Цель соблюдения запретов - предотвращение угрожающих жизни и благополучию событий и состояний: болезни, смерти, голода, падежа скота, неурожая и т.д. За нарушение запрета обычно следовало наказание и «система искупительных мер (обычно магического характера), избавляющих от опасных последствий содеянного» [66, с.269].

В российской фольклористике к изучению запретов (табу) обращались такие исследователи, как Д.К. Зеленин, Н.А. Алексеев, С.Н. Артановский, З.П. Соколов, Н.А. Баскаков, К.В. Чистов, В.И. Еремина, А.А. Попов, М.Ф. Косарев, А.Е. Бурцев и др.

Так, анализ запретных слов произвел Д.К. Зеленин в работе «Табу слов у народов Восточной Европы и Средней Азии» (1929). В данном исследовании были рассмотрены запреты, связанные с промысловой, бытовой, скотоводческой и др. областями человеческой деятельности. Ученым была показана значимость веры людей в силу слова и имени. Так, например, слово или личное имя, по его мнению, способны воздействовать на природу, судьбу называемого объекта, на изменения этих объектов в том или ином направлении [22].

К изучению запретов, используемых в повседневной жизни русского населения Сибири, обратился А.Е. Бурцев в работе «Обзор русского народного быта Северного края» (1902). В.И. Рассадин исследовал запреты на слова, имена. Его исследование «Табу слов и эвфемизмы» (1971) посвящена запретам охотников тюркских народов. Табуированию у охотников подверглись «номинативные названия животных, игравших важную роль в охотничьем промысле и культовых представлениях». Табу привело к замене ряда номинативных названий животных новыми, являющими по происхождению эвфемизмами и послужило «причиной появления ряда новых слов и изменения некоторых старых» [57, с.83]. В последние годы отмечается особое внимание к данной теме со стороны русских фольклористов. В статьях A.C. Каргина, А.В. Костиной, В.Е. Добровольской, С.М. Беляковой, С.Н. Амосовой, К.В. Пьянковой и др. рассматриваются вопросы, связанные с жанровой спецификой запретов, особенностями их оформления, эволюцией на протяжении развития.

В современной филологии появилось и большое количество работ, посвященных запретам конкретных этносов или религиозных сообществ. Так, Л.А. Абукаева в статье «Марийский запреты. К вопросу о природе и специфике» определяет специфику жанра ойöрö - запрета. Исследовательница также устанавливает связи данного с другими фольклорными жанрами. Запреты, по ее мнению, плотно вошли в структуру сказок, песен, легенд, быличек, коротких историй и др. Они включены в повседневную коммуникацию марийского народа, в систему обрядов и ритуалов, тесно связаны с суевериями. «Функция запретов, -пишет исследовательница, -заключается в том, что они были призваны подчеркнуть почтительное отношение к объектам поклонения. Их соблюдение должно было обеспечить покровительство высших сил, безопасность и благополучие рода и семьи, а также отдельного человека» [1, с.82].

Запреты в фольклоре башкир были рассмотрены в диссертации Ф.Ф. Гайсиной «Запреты как фольклорный жанр в традиционной культуре башкир» (2013). Запреты башкир, как и многих других народов, «являются первичной формой социального, правового регулирования жизнедеятельности отдельных индивидов и социума». Автор рассматривает запреты доисламского и исламского периодов истории башкирского народа. Запреты, появившиеся до ислама, связаны с почитанием природы, сфер животного и птичьего мира, небесных тел и природных стихий. Исламские же запреты широко известны всем мусульманам. «В башкирский фольклор исламские запреты проникли через устные и письменные памятники, привезенные нашими соотечественниками, также получившими образование в других странах суфиями, дервишами, торговцами. Духовные ценности ислама дошли до нас благодаря хадисам, нравоучениям, рассказам, передаваемым из поколения в поколение» [8, с.8].

В диссертации А.С. Мутиной «Жанры современного русского детского фольклора на территории Удмуртии» (2002) отдельное место отводится запретам, а точнее - нарушением запрета в вызываниях и играх.В свою очередь вызывания относятся к детским магическим практикам. «Функция вызываний - испытать силу воли и быстроту реакции в экстремальной ситуации. Стремление проникнуть в тайны судьбы, выполнить заветное желание, а также особая организация пространства и времени указывают на связь вызываний со святочными гаданиями, обрядовым кормлением / задабриванием духов-хранителей и заговорной практикой». Автор делает вывод, что фольклорные жанры, в том числе и запреты, помогают ребенку преодолеть травмирующие переживания и страхи, характерные для всех детей вне зависимости от места их проживания и национальности [43].

В современном фольклоре рыбаков, в том числе и на территории РМЭ, продолжает функционировать система запретов, касающихся прежде всего рыбной ловли и снастей. Условно их можно подразделить на несколько категорий. Первая - запреты, касающиеся улова и непосредственно рыбы. Во избежание неудачи табуированию продолжает подвергаться всякий намёк на успех в рыбной ловле («Если рыбаку желают хорошего улова, то хорошей рыбалки не будет»), на пересчёт улова во время рыбалки («Нельзя считать рыбу во время рыбалки. После можно. А то ловиться больше не будет»). Продолжает сохраняться запрет на поедание рыбы накануне рыбалки. Также запрещено приносить на рыбалку рыбу и рыбные блюда («Рыбу нельзя с собой брать, ни в каком виде. Даже вот пирог с рыбой, допустим, сделал и с собой взял - нельзя. Я сразу же выгоню, кто придёт»; «Железная примета - никогда не берите на рыбалку рыбу или рыбные блюда. Даже бычков к пиву, даже крабовые палочки - это тоже рыба. Именно они погубили большинство отличных рыбалок»; «Опытные и обстоятельные рыбаки знают, что и накануне, а еще лучше дня за три рыбу есть нельзя - не будет удачи»). Ещё одним запретом, связанным с уловом, является запрет на показ пойманной рыбы до завершения рыбалки («Не вздумайте показывать свой улов, пока рыбалка не закончена. Рассказывать можно, что хотите: говорить правду или безбожно врать, но пойманную рыбу показывать категорически не стоит»).

Вторая категория - запреты, связанные со снастью. Современные рыбаки считают, что нельзя раскладывать садок до поимки первой рыбы; перешагивать через удилища; делиться на реке или озере наживкой. Все эти действия способствуют неудаче в рыбной ловле. Запрещено также наполнять ведро водой до поимки первой рыбы и садиться на перевёрнутое ведро. Промысловики уверенны, что в таком ведре рыбы не будет.

Третья категория - запреты, основанные на бытовых наблюдениях. Во избежание плохого улова, мужчине перед рыбалкой, например, не следует бриться. В этом запрете прослеживается символика полноты. Как было описано выше, богатый улов символизировали густые волосы и борода. К бытовым запретам также можно отнести запреты на выкидывание сигаретных бычков в воду («а то кроме бычков ничего ловится не будет») и использование на рыбалке яиц («приедешь с яйцами, уедешь с х**м») [5].

В целом можно говорить о том, что в современном промысловом фольклоре запреты связаны с опасением скудного улова. Запрещен ряд действий, так как последствия их способны принести неудачу. Запреты практически не претерпели изменений. Однако примечательно то, что в современном промысловом фольклоре уже не предусматривается система наказаний за нарушение того или иного запрета.

2.1.4 Заговоры

Ещё одним популярным жанром промыслового фольклора является заговор. Как правило под ним понимается текст, служащий магическим средством достижения желаемого в лечебных, защитных, продуцирующих и других ритуалах. Заговоры функционировали как в устной, так и в письменной формах. Они либо сопровождали, либо исполнялись в процессе определенных ритуалов, сочетая в себе вербальный и акциональный компоненты [66, с.239].

Изучению заговоров посвящено большое количество научных работ. Начиная с XIX века, данный жанр активно исследуется ведущими фольклористами и этнографами. Одной из первых и значимых работ стало исследование Н. Крушевского «Заговоры как вид русской народной прозы» (1876). Ученый предложил несколько определений заговора, а также первым отметил тот факт, что в заговоре сосуществуют вербальный текст и ритуальное действие. Ф.Ф. Зелинский (1897) и А.А. Потебня (1887) в качестве организующего принципа заговора назвали сравнение. В свою очередь Ф.Ф. Зелинский полагал, что содержание заговоров «однообразно», поэтому они не требуют какой-либо классификации [45]. В полемику с ним вступал Н. Познанский (1917), утверждая, что далеко не все заговорные тексты появились благодаря сравнению. По его мнению, организующим и устойчивым элементом заговора является мотив, поэтому и классификацию заговоров необходимо производить на основе наиболее распространённых в них мотивах [53, с.281].

В советской фольклористике по идеологическим соображениям данному жанру не уделялось должного внимания. Из немногочисленных работ стоит выделить труды А.М. Астаховой (статья «Заговорное искусство на реке Пинеге», 1928), Л.Е. Элиасова (статья «Русский фольклор Прибайкалья», 1968), В.П. Петрова (статья «Заговоры», 1981), Л.А. Абрамяна (статья «Ритуальные повторы», 1988). Заговоры в них начинают рассматривается как разновидность магического обряда, также определяются функции обрядов.

В постсоветской фольклористике интерес к заговору снова возрастает. Происходит осмысление специфики данного жанра, систематизируется накопленный годами материал. К.А. Богданов в работе «Русский заговор» (1992) предпринимает попытку «структурного анализа» русских заговоров. Он даёт прагматическую интерпретацию заговора как народного явления культуры [7, с.78]. В.Л. Кляус в диссертации «Заговоры восточных и южных славян: Опыт систематизации повествовательных элементов» (1994) разрабатывает типологию заговоров в несколько ином ключе. Он выявляет сходство в сюжете у восточнославянских, западнославянских и южнославянских заговоров. Далее им предложена систематизация заговоров, основанная на изучении повествовательной части текста, в соответствии с критериями повествовательных жанров. Указатель В.Л. Кляуса стал первым в исследовании заговоров [30, с.13]. В работе «Сюжетика заговорных текстов славян в сравнительном изучении» (2000) В.Л. Кляус предлагает включить в сферу повествования не только вербальную часть текста, но и сам ритуал [31, с.6].

В фольклористике XXI века начато изучения вопросов функционирования заговоров в различных сферах человеческой деятельности. Так, К.А. Федосова в исследовании «Заговоры в обряде первого выгона скота: принципы варьирования и стратегии текстопорождения в устной и письменной традиции» (2007) рассматривает профессиональную обрядовую практику пастухов. В обрядах домашнего выгона скота на пастбище исследовательница выделила, например, два типа заговоров: заговоры-уподобления (формулы закрытой структуры) и заговоры-обращения (формулы открытой структуры) [72, с.12].

Систематизация древнейших промысловых заговоров нашла своё отражение в статьях современного исследователя А.Л. Топоркова. В исследовании «Опыт систематизации охотничьих и рыболовецких заговоров восточных славян: от ранних записей к современности (XVII-XX вв.)» (2015) предпринята попытка систематизации корпуса охотничьих и рыболовецких заговоров. Также в работе дана общая характеристика изучаемых заговоров. А.Л. Топорковым выявлено, что промысловые заговоры использовались главным образом мужчинами, принадлежавшими к особым профессиональным группам. Для таких текстов характерен «наступательный характер, агрессивность и некоторая брутальность» [70]. Заговор как жанр подробно описан во втором томе этнолингвистического словаря «Славянские древности». Жанру дано чёткое определение и характеристики, разъяснено отличие заговора от ритуала. Н.И. и С.М. Толстые выявили содержание и функции заговоров, осуществили классификацию жанра, а также рассмотрели система наказаний за несоблюдение запрета [66, с.129].

Претерпев ряд изменений в среде современных рыбаков, проживающих в том числе и на территории рассматриваемого региона, заговоры, тем не менее, сохранили некоторые традиции их осуществления. Заговоры современных промысловых рыбаков по классификации А.Л. Топоркова можно отнести к группе А - «рыбак желает обеспечить себе успешный промысел». В целях обеспечения богатого улова рыбаки заговаривают реку, рыбу или водяного.

В заговорах реки можно обнаружить схему приветствия-прощания («Нужно здороваться с рекой и прощаться, обычно благодарили за улов; Здравствуй, дорогой Донец (Айдар, Беленькая, Камышеваха). Это снова я. Рыба есть? А я найду»; «Нужно поздороваться с рекой»; «Просто утром выплываешь, говоришь: «С добрым утром, уважаемая Кама, мы вернулись, ты уж нас не обижай», «перед отъездом говоришь «спасибо»). Приветствие также обнаруживается в заговорах, связанных с рыбой («Первую же пойманную мелочь следует поцеловать, вежливо (на Вы!»); «попросить привести папу, маму, бабушку и дедушку, дядю с тетей») и с водяным («Здравствуй, водяной, я рыбки хочу, вот тебе гостинец»).

Примечателен тот факт, что со временем частично трансформировалась и структура заговора. Если рассматривать композицию современных заговоров, то с этой точки зрения заговоры можно разделить на три группы:

) заговоры с полной композицией (вербальный и ритуальный компоненты)(«Сначала ещё поговоришь: «Здравствуй, водяной, я рыбки хочу, вот тебе гостинец». Ну, или печенюшки, яблоки. Когда со мной водяной разговаривает, он обязательно требует с меня, как сказать, 100 грамм, чтобы плеснули ему, поговорили с ним»; «Нужно поздороваться с рекой, а после приготовления ухи отпустить в неё внутренности рыбы, чтобы река не обижалась»);

2)заговоры, состоящие только из вербального компонента («Здравствуй, дорогой Донец (Айдар, Беленькая, Камышеваха). Это снова я. Рыба есть? А я найду»; «Просто утром выплываешь, говоришь: «С добрым утром, уважаемая Кама, мы вернулись, ты уж нас не обижай», «перед отъездом говоришь «спасибо», если улов знатный, если не поймали ничего, просишь извинить, если что не так и в следующий раз помочь»; «Рыба плещется в садке -сказать ей «зови маму. А лучше дедушку»; «Для лучшей ловли щуки нужно сказать: Щука клюй, клюй, клюй на собачий ... хвост - работает»);

3) заговоры, состоящие только из ритуального компонента («Первая стопка водки всегда уходит водяному. В качестве благодарности. Обычно ничего не говорим, молча вливаем»; «Первую крышечку спиртного - в воду, водяного задобрить»; «Пивом делюсь, чуть-чуть лью в воду. Водку и прочее крепкое не беру на рыбалку. Не с водяным, а именно с водоемом. Новую удочку прошу забросить первый раз детей. Раньше старшего сына, теперь дочек») [5].

Групп заговоров Б (уберечь свои снасти от порчи и сглаза) и В (навести порчу на другого рыбака и его снасти) обнаружено не было.

Итак, промысловый фольклор с течением времени претерпел ряд изменений. В его составе сегодня обнаруживаются такие жанры, как приметы, байки, запреты (табу) и заговоры.

Промысловые приметы современных рыбаков условно можно разделить на приносящие успех в рыбной ловле и сулящие неудачу. Появляется большое количество примет, основанных на наблюдениях за природой. Также начинают активно фигурировать реалии, связанные со снастями, и реалии, отражающие современную действительность. Появляются личные промысловые приметы.

Байки становятся в авангарде жанров современного промыслового фольклора. Практически в каждом устном рассказе даётся установка на достоверность: слушатель должен поверить в происходящее. Тематика баек: об огромной рыбе; о рыболовных снастях; ситуациях с браконьерами; небывало большом улове; неудачной рыбалке. Персонажи баек оказываются в исключительных ситуациях, проявляя героизм в борьбе со стихией, браконьерами, огромной рыбой, спасая тонущего человека. Рыбак в байках человек особенный, отличающийся от обычных людей. Устные рыболовные рассказы содержат большое количество слов, относящихся к нижнему регистру лексики, профессионализмам и топонимам, что свидетельствует о принадлежности рыбаков к мужской субкультуре. В байках фигурирует в основном безобразная образность, дополняясь небольшим количеством тропов и словами из лексики высокого регистра.

Как и в классическом фольклоре, запреты продолжают регламентировать поведение рыбака во время ловли. Было выделено три категории запретов: запреты, касающиеся улова; запреты, касающиеся снастей; бытовые запреты. Они практически не претерпели изменений. Примечательно, что в современном промысловом фольклоре отсутствует система наказаний за нарушение того или иного запрета.

Наиболее сильной трансформации подвергся жанр заговора. Из трёх категорий (приобрести успех в рыбной ловле, уберечь свои снасти от порчи и сглаза, навести порчу на другого рыбака и его снасти) в современном фольклоре функционирует только первая категория - приобрести успех в рыбной ловле. Существенно видоизменилась композиция заговора. Из заговорной практики может исчезать вербальный или ритуальный компонент.

В целом можно говорить о том, что несмотря на то, что фольклорные жанры (как и жанры литературы) со временем претерпели ряд трансформаций, они смогли сохранить и черты классического рыболовецкого фольклора.

Заключение

Итак, в настоящей работе выявлены, систематизированы и введены в научный оборот (серия статей, коллекции виртуального музея Горномарийского района РМЭ) материалы по промысловому (рыболовецкому) фольклору РМЭ. Традиции и тексты современного рыболовецкого фольклора республики представлены на фоне серьезных исследований отечественных фольклористов и этнографов, с привлечением данных по промыслу славянских и финно-угорских этносов. Показано соотношение архаических и современных представлений о промысловом (рыболовецком) фольклоре.

Основные составляющие рыболовецкого промысла - «лодка», «рыба», «рыболовство» - представлены в работе как концепты, развертывающиеся в архаическом и классическом фольклоре на уровнях понятий, образов и символов. Так, лодка у русских сопровождает обряды перехода (рождение, свадьба, смерть) и одновременно символизирует представление о христианской общине как о корабле. При этом перевозчиками в иномирие становятся известные христианские святые, в том числе и сам Христос. Что касается фольклорных текстов, то в них лодка является и средством передвижения героя, и способом перемещения в иной мир (виноградья, колядки, народные песни, былины). Для русского фольклора характерно и представление о связи маргинальных социальных групп с лодкой и водным пространством.

В финно-угорском фольклоре лодка также является средством передвижения бога-демиурга; на лодке путешествуют и герои финно-угорского эпоса («Калевала»). В сказках финно-угров и русских лодка (ладья или корабль) выполняет роль волшебного помощника.

Рыба в мифологической картине мира русских и финно-угров является классификатором верхнего и нижнего миров; соответственно наделяется магическими функциями, связанными с рождением и смертью. Рыба является опорой земли или же предметом, с помощью которого был сотворён мир. Также способна выполнять апотропеические, и лечебные функции. В христианском сознании с рыбой связана «рыбная» метафорика Христа; покровителями рыбы выступают ряд святых.

В фольклоре данный концепт представлен прежде всего в преданиях, связанных с происхождением той или иной породы рыбы. Обрядовые тексты также содержат рыбную символику (заговоры, причитания, свадебные песни). В причитаниях и свадебных песнях в виде рыбы изображается либо сама невеста, либо ее «девичья воля». Как в русском, так и в финно-угорском фольклоре рыба вбирает в себя мотивы оборотничества. В сказках в рыбу превращается колдун или девушка, преследуемая влюблённым в нее героем. В сказках финно-угров повествуется о рыбе в качестве жертвы богам.

Рыболовство представляет собой образ мужской хозяйственной деятельности, которая маркирует семейную традицию и образует некую субкультуру. Важное место в картине мира рыбаков занимает ряд демонологических персонажей: водяные, мать вод или рыбный пастух. Данных персонажей можно обнаружить и в русском фольклоре, и в финно-угорском фольклоре. Так, водяной выступал как в качестве персонажа-вредителя, так и персонажа-помощника. Примечательно, что среди некоторых финно-угорских народов в роли водяного выступает богиня, существо женского пола - Ахти, Веденэма, Веденэманта, Аккрува. В христианском сознании покровителем рыбаков выступают апостол Пётр, апостол Андрей, «Алексей - Божий человек», св. Николай. Рыболовство регулировалось рядом оберегов, запретов и символов, обеспечивающих удачу/неудачу в рыбной ловле.

Рыболовство в классическом фольклоре представлено прежде всего в заговорах, направленных на успех в промысле, защиты снастей или нанесения вреда другому рыбаку. Профессиональные знания и суеверия актуализировались в ряде примет. Известны и промысловые сказки. В них приключения начинаются с поездки на тоню, к месту сезонной ловли; упоминаются топографические объекты, снасти, явления природы. Что касается встреч рыбаков с непонятными явлениями, то они представлены в жанре былички.

Анализ современного промыслового фольклора демонстрирует, по сравнению с архаическими и классическими образцами, ряд существенных изменений. В работе показаны особенности бытования баек, примет, запретов (табу) и заговоров.

Без сомнения, в авангарде жанров современного промыслового фольклора находятся байки. В работе отмечено, что практически в каждом устном рассказе даётся установка на достоверность: слушатель должен поверить в происходящее. Тематика баек: об огромной рыбе; о рыболовных снастях; ситуациях с браконьерами; небывало большом улове; неудачной рыбалке. Персонажи баек оказываются в исключительных ситуациях, проявляя героизм в борьбе со стихией, браконьерами, огромной рыбой, спасая тонущего человека. Рыбак в байках - человек особенный, отличающийся от обычных людей. Устные рыболовные рассказы содержат большое количество слов, относящихся к нижнему регистру лексики, профессионализмам и топонимам, что свидетельствует о принадлежности рыбаков к мужской субкультуре. В байках фигурирует в основном «безобразная образность», которая дополняется небольшим количеством тропов и словами из лексики высокого регистра. По своей специфике и структуре байка близка к новелле. Ей присуща краткость, нейтральный стиль, отсутствие психологизма и неожиданная развязка.

Что касается промысловых примет, то их условно можно разделить на приносящие успех в рыбной ловле и сулящие неудачу. Появилось и большое количество примет, основанных на наблюдениях за природой. Современные приметы наполняются реалиями, отражающими актуальную действительность, в частности, реалиями, связанными с рыболовецким снаряжением (снастями). Происходит переход примет из отрицательных в положительные. Появляются и личные промысловые приметы.

Как и в классическом фольклоре, запреты продолжают регламентировать поведение рыбака во время ловли. В работе выделены три категории запретов: запреты, касающиеся улова; запреты, касающиеся снастей; бытовые запреты. Система запретов, в отличие от примет, практически не претерпела изменений. Одной из особенностей современных запретов является отсутствие наказания за его нарушение. Максимально возможное наказание для рыбака - это изгнание его с места рыбной ловли.

Наиболее сильной трансформации подвергся жанр заговора. Из трёх категорий, выделенных А.Л. Топорковым (приобрести успех в рыбной ловле, уберечь свои снасти от порчи и сглаза, навести порчу на другого рыбака и его снасти), в современном фольклоре функционирует только первая категория - приобрести успех в рыбной ловле. Как и в заговорах классического фольклора, современная заговорная традиция содержит в себе схемы приветствия-прощания. Существенно видоизменилась композиция заговора. Из заговорной практики может исчезать вербальный или ритуальный компоненты. Лишь в некоторых заговорах сохраняются оба компонента в совокупности. Но такие заговоры составляют лишь небольшую группу.

В целом промысловый фольклор претерпел значительную эволюцию. В силу определённых обстоятельств (смена мировоззренческих парадигм, переход от коллективного промысла к индивидуальному и др.) определённые фольклорные жанры уходят на второй план или вовсе исчезают, а некоторые жанры претерпевают ряд трансформаций. Данная тенденция характерна как для фольклора, так и для традиционной культуры в целом.

Несомненно, промысловый фольклор РМЭ нуждается в дальнейшем изучении. Серия подобных работ, на наш взгляд, не только расширит и углубит знания ученого сообщества о картине мире разнообразных профессиональных субкультур, но и представленная на современном уровне в Интернете и социальных сетях будет способствовать пробуждения интереса молодежи к опыту, незаурядному мастерству, традициям и текстам старшего поколения.

Список используемых источников и литературы:

1.Абукаева, Л.А. Марийские запреты: к вопросу о природе и специфике // Вестник Марийского государственного университета. 2016. №1 (21). С. 82 - 86.

2.Афанасьев, А.Н. Народные русские сказки : в 3т. / А.Н. Афанасьев. - М., Наука, 1985 Т.1 - 512с. Т.2 - 514с.

3.Афанасьев, А.Н. Поэтические воззрения славян на природу Т.3 / А.Н. Афанасьев - М. : Академический проект, 2015 - 462с.

4.Батюшко Океан, Студеное море. Традиции поморов в сказках и былинах // Культура. РФ [Электронный ресурс] URL: http://www.culture.ru/materials/134756/-batyushko-okean-studenoe-more-traditsii-pomorov-v-skazkah-i-bilinah (дата обращения 11.01.2017)

.Белова, М.С. Личный архив собирателя. 2016-2017

.Берман, А. Христос купец и корабль-церковь // Библиотека Якова Кротова [Электронный ресурс] URL: http://krotov.info/library/02_b/er/man_01.htm (дата обращения 12.12.2016)

.Богданов, К.А. Русский заговор: опыт структурного анализа: дис. … канд. фил. наук 10.01.09 / К.А. Богданов. - СПб., 1992 - 183 с.

.Гайсина, Ф.Ф. Запреты как фольклорный жанр в традиционной культуре башкир: автореф. дис. … канд. фил. наук 10.01.09 / Ф.Ф. Гайсина. - Казань, 2013 - 27 с.

.Голубиная книга : Русские народные духовные стихи XI-XIX вв. / Сост., вступит. статья, примеч. Л.Ф. Солощенко, Ю.С. Прокошина. - М. : Московский рабочий, 1991.- 352 с.

.Гольдфарб, С. Листвянка / С. Гольдфраб. - Иркутск : Байкал, 2002. - 144с.

.Грысык, Н.Е. Щука в верованиях, обряде и фольклоре русских / Н.Е. Грысык // Из культурного наследия народов Восточной Европы. - Сборник Музея антропологии и этнографии, СПб., 1992.т. - вып. XLV - С.56-61

.Даль, В.И. О повериях, суевериях и предрассудках русского народа / В.И. Даль. М. : Аргументы недели, 215. - 208 с.

.Дмитриева, С.И. Фольклор и народное искусство русских Европейского Севера / С.И. Дмитриева. - М. : Наука, 1988г. - 240с.

.Добровольская, В.Е. «Всяка рыба хороша, коли на уду пошла…». Запреты и предписания, связанные с рыболовством // Живая старина. 2009. № 2. С. 29-31.

.Дранникова, Н.В. Фольклорная экспедиция Поморского университета в село Зимняя Золотица // Комплексное собирание, систематика, экспериментальная текстология. Материалы IV Международной школы молодого фольклориста (6-8 июня 2002 года, г.Архангельск). Архангельск, 2002. С. 83-92.

.Дранникова, Н.В., Морозова Т.Н. Промысловый календарь Зимнего берега Белого моря // Ученые записки Петрозаводского государственного университета. Серия «Общественные и гуманитарные науки». 2014. № 5 (142). С. 56-60.

.Ефименко, П.С. Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии // Bookva [Электронный ресурс] URL: http://www.bookva.org/books/1792 (дата обращения 12.12.2016)

.Жизнь и быт горных мари // «Козьмодемьянский культурно-исторический музейный комплекс» [Электронный ресурс] URL:http://www.kmkmuzey.ru/index.php/nackult/1751-gornmari(дата обращения 11.01.2017)

.Житие Александра Невского // Электронные публикации Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН [Электронный ресурс] URL: http://lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=4962 (дата обращения 05.06.2017)

.Житие Варлаама Керетского // Библиотека Якова Кротова [Электронный ресурс] URL: http://krotov.info/libr_min/03_v/ar/laam_ker.html(дата обращения 05.06.2017)

.Забылин, М Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия // Руниверс [Электронный ресурс] URL: http://www.runivers.ru/lib/book19466/578101/ (дата обращения 10.12.2016)

22.Зеленин, Д.К. Табу слов у народов восточной Европы и северной Азии // Кунсткамера. Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого [Электронный ресурс] URL: http://web1.kunstkamera.ru/siberia/Texts/Zelenin-Tabu2.pdf (дата обращения 05.06.2017)

.Зиновьев, В.П. Жанровые особенности быличек : Учеб. Пособие / В.П. Зиновьев. - Иркутск : Иркутский государственный университет, 1974. - 88 с.

24.Золотова, Т.А. Модели-реконструкции зимнего календаря / Т.А. Золотова, А.А. Иванова // Традиционная (фольклорная) культура и проблемы образования в регионах России : методические материалы. - Йошкар-Ола : ФГБОУ ВО «Марийский государственный университет», 2016 - С. 55-84

.Иванова, Н.Н. Структурно-семантические особенности и лингвокультурологический потенциал приметы: автореф. дис. ... канд. фил. наук 10.02.01 / Н.Н. Иванова. - Псков, 2005 - 23 с.

.Иванова, Т.Г. Былины в Великоустюжском районе // Электронная библиотека музея-заповедника Кижи [Электронный ресурс] URL: (дата обращения 10.12.2016)

.Из истории русской культуры. Том III. XVII - начало XVIII века / Сос. А.М. Панченко. - М. : Языки русской культуры, 2000. - 624с.

.Карельские причитания / сост. А.С. Степанова, Т.А. Коски - Петрозаводск : Карелия, 1976 - 534 с.

.Киселева, Ю.М. Смысловая организация русских лечебных и любовных заговоров: автореф. дис. … канд. фил. наук (10.01.09) / Ю.М. Киселёва. - Москва, 2001 - 25 с.

.Кляус, В.Л. Заговоры восточных и южных славян : опытсистематизации повествовательных элементов: автореф. дис. … канд. фил. наук 10.01.09 / В.Л. Кляус. - М., 1994 - 25 с.

31.Кляус, В.Л. Сюжетика заговорных текстов славян в сравнительном изучении / В.Л. Кляус - М. : Наследие, 2000. - 193 с.

.Коринфский, А. Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц Русского народа // Тверская Епархия [Электронный ресурс] URL: http://www.tvereparhia.ru/biblioteka-2/k/2193-korinfskij-a-a/23985-korinfskij-a-a-narodnaya-rus-kruglyj-god-skazanij-poverij-obychaev-i-poslovich-russkogo-naroda-1901 (дата обращения 01.06.2017)

33.Корякина, О.Н. Хоккейная байка как жанр спортивного фанатского дискурса // Омский государственный университет им. Ф.М. Достоевского [Электронный ресурс] URL: http://philfak.ru/1302 (дата обращения 05.06.2017)

.Кузнецова, В.П. Причитания в северно-русском свадебном свадебном обряде / В.П. Кузнецова - Петрозаводск : Карельский научный центр РАН, 1993. - 180 с.

.Лённорт, Э. Калевала / Э. Лённорт. - М. :Художественная литература, 1977 - 576 (Библиотека всемирной литературы)

.Лимеров, П.Ф. Му пуксьöм - Сотворение мира / П.Ф. Лимеров. - Сыктывкар : Коми кн. Изд-во, 2005. - 624 с

.Лимеров, П.Ф. Образ св. Стефана Пермского. Диалог традиций // Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН [Электронный ресурс] URL: http://www.kunstkamera.ru/files/lib/978-5-88431-189-3/978-5-88431-189-3_19.pdf (дата обращения 05.04.2017)

.Липец, Р.С. Рыбацкие песни и сказы / Р.С. Липец. - М. : Госкультпросветиздат, 1950. - 220 с

.Матвеева, Р.П. Русский традиционный фольклор байкальского региона: жанровый состав, проблемы выживания // Научно-издательский центр «Социосфера». [Электронный ресурс] URL: http://sociosphera.com/publication/conference/2012/121/russkij_tradicionnyj_folklor_bajkalskogo_regiona_zhanrovyj_sostav_problemy_vyzhivaniya/ (дата обращения 10.12.2016)

.Мифологический словарь / Под ред. Е.М. Мелетинского - М. : Советская энциклопедия, 1990. - 672 с.

.Морозова, Т.Н. История собирания и изучения промыслового фольклора Зимнего берега Белого моря // Ученые записки Петрозаводского государственного университета. Общественные и гуманитарные науки. 2016. №3. С. 97-103

.Морозова, Т.Н. Современное состояние промыслового фольклора Зимнего берега Белого моря // Ученые записки Петрозаводского государственного университета. Общественные и гуманитарные науки. 2015. №7. С. 81-84

.Мутина, А.С. Жанры современного детского фольклора на территории Удмуртии // Рутения [Электронный ресурс] URL: http://www.ruthenia.ru/folklore/mutina3.htm (дата обращения 05.06.2017)

.Нижегородские предания и легенды / Сост. В.Н. Морохин. - Горький : Волго-Вятское кн. Изд-во., - 1971. - 240 с.

45.Никонов С.А. Монастырские промышленные артели на Мурманском берегу Кольского полуострова в конце XVII - начале XVIII века // Труды исторического факультета Санкт-Петербургского университета, №6. СПб., 2011. С. 312-327

46.Новичкова, Т.А. Сокол-корабль и разбойничья лодка : К эволюции «разбойничьей» темы в русском фольклоре // Русская литература. 1990. №1. С.182-191

47.Новосёлова, Н. Песни енисейского казачества // Журнальный зал [Электронный ресурс] URL: http://magazines.russ.ru/sib/2009/9/no16-pr.html (дата обращения 03.06.2017)

48.Ожегов, С.И. Толковый словарь русского языка : 80000 слов и фразеологических выражений/ С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. - М. : ООО «ИТИ Технологии», 2003. - 994 с.

49.Панченко, А.А. Христовщина и скопчество : Фольклор и традиционная культура русских мистических сект // Электронная библиотека RoyalLib [Электронный ресурс] URL: <http://royallib.com/book/panchenko_aleksandr/hristovshchina_i_skopchestvo_folklor_i_traditsionnaya_kultura_russkih_misticheskih_sekt.html>folklor_i_traditsionnaya_kultura_russkih_misticheskih_sekt.html <http://royallib.com/book/panchenko_aleksandr/hristovshchina_i_skopchestvo_folklor_i_traditsionnaya_kultura_russkih_misticheskih_sekt.html> (дата обращения 10.12.2016)

.Петрухин, В.Я. Мифы финно-угров / В.Я. Петрухин. - М. : Астрель : АСТ : Транзиткнига, 2005 - 463

.Плесовский, В.Ф. Свадьба народа коми : Обряды и причитания / В.Ф. Плесовский : Сыктывкар : Коми кн. изд-о, 1968 - 320 с.

.Плюханова, М.Б. Традиционность и уникальность сочинений Аввакума в свете традиций Третьего Рима // Academia [Электронный ресурс] URL:https ://www.academia.edu/5768521/Традиционность_и_уникальность_сочинений_Аввакума_в_свете_традиций_Третьего_Рима_Christianity_and_its_Role_in_the_Culture_of_the_Eastern_Slavs?auto=download(дата обращения 01.06.2017)

.Познанский, Н.Ф. Заговоры : опыт исследования происхождения и развития заговорных формул / Н.Ф. Познанский - М. : Индрик, 1995 - 352

.Попов, Г.И. Русская народно-бытовая медицина / Г.И. Попов - М. : Лабиринт, 2013 - 416

.Пропп, В.Я. Исторические корни волшебной сказки // Библиотека Гумер [Электронный ресурс] URL: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Linguist/Propp_2/13.php (дата обращения 10.12.2016)

.Путилов, Б.Н. К вопросу о составе Разинского песенного цикла (Былина о Соколе-корабле) / Б.Н. Путилов // Русский фольклор : материалы исследования. Т 6. - М.; Л. : Пушкинский дом, 1961 - С.305-328

57.Рассадин, В.И. Тофаларский язык и его место в системе тюркских языков / В.И. Рассадин. - М.- Берлин : Директ-Медиа, 2015. - 218 с.

.Рождественская, Н.И. О рыбаках, морских зверобоях и охотниках. Народные сказы, сказки, песни и частушки, пословицы / Н.И. Рождественская. - Архангельск : АОГИ, 1952г. - 170с.

59.Ростовский, Д Житие св. отца нашего Иоанна Златоуста Патриарха Константинопольского / Д. Ростовский - СПб : Аксион эстин, 2009 - 64 с.

.Рукомойникова, В.П. «Виртуальный» фольклор в контексте народной смеховой культуры: автореф. дис. … канд. фил. наук 10.01.09 / В.П. Рукомойникова. - Йошкар-Ола, 2004 - 22 с.

.Сабуров, Н.Н. Об омуле и о состоянии рыбопромышленности на Байкале // Бурятский государственный университет [Электронный ресурс] URL: http://www.bsu.ru/university/publisher/publication/publications/article=34 (дата обращения 10.12.2016)

62.Садова, Т.С. Народная примета как текст и проблемы лингвистики фольклорного текста: автореф. дис. … докт. фил. наук 10.02.01 / Т.С. Садова; СПбГУ. - СПб, 2004 - 44 с.

63.Сахаров, И.П. Сказания русского народа. Русское народное чернокнижие / И.П. Сахаров - Тула : Приокское книжное издательство, 2000. - 480 с.

.Сельское хозяйство марийцев. Охота и рыболовство // Этнография. Народы Европейской части СССР [Электронный ресурс] URL:http://lib7.com/cccp/626-selsk-haz-mariicu.html(дата обращения 11.01.2017)

.Ситнова, А.А. Вербальное творчество студенческого сообщества : характер и типы связей с традиционной и массовой культурой: автореф. дис. … канд. фил. наук 10.01.09 / А.А. Ситнова. - Йошкар-Ола, 2009 - 18 с.

.Словарь Славянские древности в 5-и т. / под. Ред. Н.И. Толстого. - М. : Международные отношения, 1995

Т.2: Д(Давать-Брать) - К(Крошки) - 690с.

Т.3: К(Круг) - П(Перепёлка) - 704с.

Т.4: П (Переправа через воду) - С (Сито)-656с.

67.Соёнов, В.И. Рыболовство на Алтае // Страницы истории рыболовства [Электронный ресурс] URL: http://histfishing.ru/biblio/tema/10-ethnography/174-soyonov-v-i-rybolovstvo-na-altae (дата обращения 10.11.2016)

.Токарев, С.А. Ранние формы религии и их развитие / С.А. Токарев - М. : Наука, 1964 - 616 с.

69.Тонкова, Е.Е. Народная примета с позиции лингвокогнитивистики и лингвокультурологии: автореф. дис. … канд. фил. наук 10.02.01 / Е.Е. Тонкова. - Белгород, 2007 - 20 с.

.Топорков, А.Л. Опыт систематизации охотничьих и рыболовецких заговоров восточных славян : от ранних записей к современности (XVII-XX вв.) // Рутения. [Электронный ресурс] URL: http://www.ruthenia.ru/folklore/toporkov13.pdf (дата обращения 10.12.2016)

.Трофимов, А.А. Ритуально-магическая практика рыбаков Севера / А.А. Трофимов // Знание - сила. - 2001. - Сентябрь. - С. 114-117

72.Федосова, К.А. Заговоры в обряде первого выгона скота: принципы варьирования и стратегии текстопорождения в устной и письменной традиции:автореф. дис. … канд. фил. наук 10.01.09 / К.А. Федосова.- М., 2007-27 с.

73.Филин П.А, Фризин Н.Н. Крест в промысловой культуре поморов Русского Севера //Ставрографический сборник /Изд. совет PПЦ; Фед. арх. служба России; РГАДА. - М., 2001. - Кн. 1. - С. 166-198.

74.Харченко, В.К. Народная примета как феномен культуры / В.К. Харченко // Исследования по лингвофольклористике. - 1994. - Вып.1. - С. 7-9.

75.Харченко, В.К. Язык народной приметы / В.К. Харченко // Рус. яз. в школе. - 1992. № 1. - С. 78-82.

.Христианские образы в мифологии коми // Энциклопедия уральских мифологий. Мифология коми [Электронный ресурс] URL: http://www.komisc.ru/illi/folk/myth/39.htm (дата обращения 01.06.2017)

.Худяков, М.Г. Из фольклора Нижегородского края (легенды о могиле Марийского князя Болтуша) / М.Г. Худяков // Советская этнография. - 1931. - №3 - С. 171-180

.Шахеров, В.П. Научно-краеведческое изучение бассейна оз. Байкал в 1920-х годах / В.П. Шахеров // Иркутское краеведение 20-х : взгляд сквозь годы : Материалы Регион. Науч.-практ. конф. "Золотое десятилетие" иркутского краеведения. 1920-е гг.". Иркутск, 11-13 янв. 2000 г. - Иркутск, 2000. - Ч. 1. - С. 80 - 85.

.Эйхенбаум, Б.М. О. Генри и теория новеллы // ОПОЯЗ [Электронный ресурс] URL: http://www.opojaz.ru/ohenry/ohenry01.html (дата обращения 05.06.2017)

.Юдин, А.В. Русская народная культура. Мифологические представления в необрядовом фольклоре // Библиотека Гуммера [Электронный ресурс] URL: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Udin/31.php (дата обращения 01.04.2017)

.Юдин, А.В. Ономастикон русских заговоров // Рутения [Электронный ресурс] URL: http://www.ruthenia.ru/folklore/judin1.htm (дата обращения 05.06.2017)