Понятие и виды бланкетных конструкций состава преступления

Понятие и виды бланкетных конструкций состава преступления

Контрольная работа

Понятие и виды бланкетных конструкций состава преступления

Содержание

1. Природа бланкетной формы состава преступления

.Виды бланкетных признаков состава преступления

.Термин как форма изложения бланкетного признака состава преступления

.Бланкетные признаки состава преступления и принцип законности

Литература

. Природа бланкетной формы состава преступления

Современное уголовное законодательство использует различные приемы описания признаков запрещаемого преступного деяния, однако, несмотря на существенный прогресс законодательной техники, все варианты сводятся к четырем видам диспозиции, история которых насчитывает не одно столетие. Принято выделять простую, описательную и бланкетную форму конструирования диспозиции уголовного закона. Каждая из них имеет свои плюсы и минусы, но попытка выделить «хорошие» и «плохие» виды диспозиций УК РФ бесперспективна. Не только содержание, но и форма уголовно-правовой нормы предопределены обстоятельствами, которые не зависят от воли законодателя и правоприменителя. Уголовно-правовая норма, отражающая признаки посягательства наопределенного рода отношения, должна иметь адекватную особенностям такого посягательства диспозицию. Тем не менее, среди всех перечисленных форм бланкетная конструкция издавна вызывает непримиримые споры и противоположные суждения авторитетных ученых по следующим вопросам: содержит ли бланкетная диспозиция все признаки состава или только их часть; соответствует ли ее применение принципу законности; являются ли нормативные акты, к которым отсылает бланкетная диспозиция, источником уголовного права; возможна ли отсылка к подзаконным актам и не нарушает ли это принцип разделения властей; имеется ли опасность искажения уголовно-правового запрета посредством изменения в нормативных актах, с которыми связана бланкетная диспозиция; снижает ли бланкетная диспозиция уровень защиты прав граждан от произвольного уголовного преследования? Особой беды в непрекращающихся дискуссиях нет, однако проблема в том, что не меньшей противоречивостью отличается и практика применения бланкетных диспозиций.

Недоразумения начинаются уже с названия. Как известно, бланк - лист с частично напечатанным текстом (реквизитами), в прочей части подлежащий заполнению (С.И. Ожегов). Следует заметить, что первоначально бланкетная диспозиция действительно понималась именно в этом смысле слова. Автором, давшим жизнь термину «бланкетный закон», является немецкий ученый К. Бин-динг. По его определению бланкетным называется такой уголовный закон, который не формулирует самостоятельного запрета, а ограничивается ссылкой на правила, содержащиеся в других юридических постановлениях, и предусматривает лишь санкцию за их нарушение.

Не останавливаясь подробно на дискуссионных моментах, заметим лишь, что первоначальное понятие бланкетной диспозиции в уголовном праве значительно трансформировалось. В юридической литературе бланкетную форму связывают и с диспозицией, и с составом преступления, и с нормой. Такое употребление формулы «бланкетная» не вызывает особого возражения. Однако следует оговориться, что речь идет все же об условном наименовании по способу проявления указанных понятий. Если говорить по сути, то норма уголовного права, как и состав преступления, не должны быть бланкетными (неполными). В противном случае это грубейшим образом нарушает принцип законности. Достаточно показательно в этом плане «классическое» определение бланкетной нормы, которое появилось еще в период действия Уголовного кодекса РСФСР 1926 г., допускавшего аналогию закона. Под бланкетной понималась норма, не содержащая признаков регулируемого ею поведения, а делегирующая эту функцию другим нормам. Определение бланкетного закона, сформулированное представителями нормативной теории уголовного права, естественно, несло на себе печать этой школы, а потому имело целый ряд методологических пороков, главный из которых заключался в сведении уголовного закона лишь к санкции; функция установления состава преступления полностью отводилась иным нормативным актам. В первых работах советского периода развития уголовного права бланкетная диспозиция определялась в основном так же, как и в литературе дореволюционного периода. При этом подзаконным актам отводилась роль установления признаков состава преступления, а уголовному закону - только санкции. Примерно в этом же значении неопределенности (бланка) она встречается до сих пор в отраслях позитивного правового регулирования и вызывает вполне обоснованную критику.

Анализируя свойства бланкетной формы применительно к конституционным нормам, В. В. Ершов отмечает, что «языковое толкование оценочного понятия «бланкетный» позволяет предположить, что «бланкетную» норму можно сравнить с чистым «бланком», заполняемым правотворческими органами зачастую без каких-либо правовых ограничений. Это и дает возможность, «право» отдельным исследователям называть конституцию постоянно развивающимся и изменяющимся правовым актом, утверждать о реальном действии «фактической» конституции, находящейся в подвижном равновесии, гомеостазисе. В результате такая конституция может не защищать, а ограничивать права граждан». Несмотря на то, что речь идет о конституционном праве, выявленные проблемы бланкетной формы имеют отношения и к применению уголовно - правовых норм, поскольку указывают на слабые места бланкетной диспозиции. Заметим, что в цитированном выше суждении речь идет о несколько другом виде бланкетности, можно сказать, «бланкетности в чистом виде», не связанной правовыми актами. Применительно к УК РФ речь идет о связанности содержания его статей бланкетными диспозициями правовыми нормами других отраслей права, т.е. проблемой является не сама по себе неопределенность составов преступлений с бланкетными признаками, а перенос функции определения содержания таких признаков составов преступлений в другую отрасль права.

Негативные свойства бланкетной формы изложения закона отмечаются не только учеными, но и практиками современного законотворчества и правоприменения. В правотворчестве, особенно в наиболее проблемном - ведомственном, слово «бланкетная» стало обозначать порочный прием законодательной техники, который необходимо изгонять из нормативных актов. Так, в п. 20 приказа Минюста России и Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ от 10 января 2001 г. № 3/51 «Об утверждении Методических правил по организации законопроектной работы федеральных органов исполнительной власти» записано: «В текст законопроекта не следует включать положения ненормативного характера и бланкетные нормы». Это требование продублировано и в ведомственных приказах, касающихся нормативно-правового регулирования и законопроектной деятельности. Более того, этот прием стал рассматриваться и в качестве коррупциогенного признака нормативного акта. Например, в п. 3.5 Временных правил нормативно-правового регулирования и законопроектной деятельности Министерства образования и науки РФ, утвержденных приказом Министерства образования и науки РФ от 9 августа 2005 г. № 225, подчеркивается: «Особым направлением законодательной работы в субъектах Федерации должна стать последовательная ревизия действующего законодательства на предмет его коррупциогенности. Она может проходить по следующим направлениям: а) преодоление коллизий и явных противоречий, еще сохраняющихся в региональном законодательстве по отношению к федеральному; б) сокращение многочисленных бланкетно-отсылочных норм права; в) пересмотр шкалы завышенных штрафов и др». Аналогичное положение содержится в п. 9 Регламента организации законопроектной работы Федеральной таможенной службы, утвержденного приказом Федеральной таможенной службы от 10 апреля 2008 г. № 396, и в других ведомственных документах.

Это предложение уже реализуется на практике. Так, в разделе 4 «Антикоррупционная экспертиза проектов правовых актов» Методических рекомендации по экспертизе проектов правовых актов в системе торговопромышленных палат речь идет о том, что в ходе экспертизы проектов правовых актов желательно определить реальную степень возможности использования нормативно-правовых формул (коррупционных факторов) для извлечения незаконной выгоды и, в частности, «многовариантность диспозиций правовых норм (наличие отсылочных и бланкетных норм)». Резкой критике подвергается использование бланкетных диспозиций и в УК РФ. «Действующее уголовное законодательство несовершенно. Уголовный кодекс РФ характеризуется высокой степенью абстрактности правовых норм, содержанием оценочных признаков, наличием бланкетных и отсылочных норм, спецификой терминов и понятий». Другие авторы, напротив, считают бланкетную диспозицию благом для УК РФ.

Наличие бланкетных признаков зачастую является основанием для отклонения законопроектов. Так, в письме Правительства РФ от 31 октября 2005 г. № 3484п-П4 «Официальный отзыв на проект федерального закона «О внесении изменений в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях», вносимый в Государственную Думу Московской городской Думой» было указано, что законопроектом предусматривается дополнение КоАП РФ нормами об ответственности за незаконное приобретение либо хранение без цели сбыта сильнодействующих или ядовитых веществ, а также прекурсоров, оборот которых ограничен и в отношении которых устанавливаются меры контроля в соответствии с законодательством Российской Федерации (ст. 6.8.1 КоАП РФ в редакции законопроекта); нарушение правил оборота наркотических средств, психотропных веществ, сильнодействующих или ядовитых веществ (ст. 6.8.2 КоАП РФ в редакции законопроекта); незаконную выдачу рецептов на получение сильнодействующих веществ либо иных документов, дающих право на получение ядовитых веществ (ст. 6.8.3 КоАП РФ в редакции законопроекта). «Однако нормы, содержащиеся в указанных статьях, являются бланкетными. В связи с этим правоприменителю необходимо будет обращаться к нормативным актам, которые бы раскрывали такие основополагающие для наступления ответственности понятия, как «сильнодействующее вещество» и «ядовитое вещество», а также устанавливали бы условия их обращения, порядок (правила) производства, хранения и т.п., в то время как оборот таких веществ (равно как и их понятия) своего правового закрепления в законодательстве Российской Федерации не имеют. В связи с изложенным представленный законопроект Правительством Российской Федерации не поддерживается».

Примерной такой же аргумент послужил основанием отклонения законопроекта о внесении изменений в ст. 233 и 234 УК РФ. В письме Правительства РФ от 24 ноября 2005 г. № 3794п-П4 «Официальный отзыв на проект федерального закона «О внесении изменений в статьи 233, 234 Уголовного кодекса Российской Федерации от 13 июня 1996 г. № 63 -ФЗ», вносимый в Государственную Думу Волгоградской областной Думой» отмечено следующее. Проектом предлагается внести изменения в ст. 233 Уголовного кодекса Российской Федерации (далее - УК РФ) в части установления ответственности за незаконную выдачу либо подделку рецептов или иных документов, дающих право на получение сильнодействующих веществ, а также в ч. 3 ст. 234 УК РФ в части установления ответственности за незаконный оборот ядовитых веществ в крупном размере. Диспозиции ст. 233 и 234 УК РФ носят бланкетный характер, то есть в соответствии с указанными статьями ответственность наступает за нарушение правил и порядка, установленных другими нормативными правовыми актами. На сильнодействующие вещества, не содержащиеся в действующих списках, не распространяются меры контроля, предусмотренные Федеральным законом от 8 января 1998 г. № 3-ФЗ «О наркотических средствах и психотропных веществах», и их оборот регулируется нормативными правовыми актами Минздравсоцразвития России, в связи с чем устанавливать ответственность за незаконную выдачу либо подделку рецептов или иных документов, дающих право на получение сильнодействующих веществ, до внесения соответствующих изменений в Перечень представляется нецелесообразным. Статья 234 УК РФ устанавливает ответственность за незаконный оборот сильнодействующих и ядовитых веществ, в то время как закон, регулирующий оборот таких веществ, отсутствует. Кроме того, Список сильнодействующих и ядовитых веществ, в отличие от Перечня, не утвержден не только Правительством Российской Федерации, но и федеральным органом исполнительной власти в области здравоохранения. Таким образом, привлечение к уголовной ответственности за нарушение оборота веществ, порядок оборота которых нормативно не определен, приведет к нарушениям конституционных прав граждан. Включение в ч. 3 ст. 234 УК РФ крупного размера ядовитых веществ в качестве квалифицирующего признака представляется нецелесообразным, так как понятие «крупный размер ядовитых веществ» нормативными правовыми актами Российской Федерации не определено».

Отрицательные свойства бланкетной формы подтверждаются и в некоторых решениях Европейского Суда по правам человека. Так, по делу Фельдеш и ФельдешнеХайлик против Венгрии [FoldesandFoldesneHajlikv.Hungary] (N 41463/02) Европейский Суд отметил, что «запрещение г-ну Фельдешу покидать страну действовало в течение примерно 10 лет, пока в мае 2004 года ему не было разрешено совершать поездки в пределах Европейского Союза на основании национального удостоверения личности. Запрет на поездки являлся автоматической бланкетной мерой неопределенной продолжительности и противоречил обязанности властей проявлять необходимую заботу о том, чтобы любое вмешательство в право покидать страну было оправданным и пропорциональным».

Отмечая недостатки бланкетной формы, следует прежде всего установить, исправимы ли они. При отрицательном ответе следует признать непригодность бланкетной формы, при положительном - сосредоточить внимание на тех отрицательных свойствах, которые могут быть исправлены или блокированы принципами уголовного права в процессе правоприменения. В письме

Верховного Суда РФ от 10 марта 2005 г. № 2143/05 «Официальный Отзыв на проект федерального закона № 130883-3 «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации» (в части совершенствования военноуголовного законодательства), внесенный депутатами Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации А.А. Сигуткиным, Н.М. Безбородовым, В.В. Чайкой» отмечалось, что «отдельные бланкетные уголовноправовые нормы законопроекта оказались недостаточно проработанными с точки зрения их взаимосвязи с военным законодательством, что существенно затрудняет правоприменительную деятельность». То есть, в данном случае, как и в приведенном выше письме Правительства РФ, сама по себе бланкетная форма не отрицалась, а лишь указывалось на то, что она может работать эффективно лишь при отработке межотраслевых связей, касающихся конкретно составов правонарушений. Еще более определенно по поводу возможности применения бланкетной нормы высказался Конституционный Суд РФ. В пункте 3.3. Определения Конституционного Суда РФ от 2 ноября 2006 г. № 537-О «По жалобе общества с ограниченной ответственностью «Новгородский филиал «Содружество» на нарушение конституционных прав и свобод статьей 16.3 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях» ( со ссылкой на Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 21 апреля 2005 года № 122-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Н.В. Ионова на нарушение его конституционных прав частью 3 статьи 14.13 КоАП РФ») отмечено следующее. «Согласно статьям 15 (часть 3) и 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации ограничения, затрагивающие права и свободы граждан и организаций, должны быть предусмотрены в законах и находящихся с ними в нормативном единстве правовых актах. Сам же по себе бланкетный характер нормы не может свидетельствовать о ее неконституционности, поскольку регулятивные нормы, устанавливающие те или иные правила поведения, не обязательно должны содержаться в том же нормативном акте, что и нормы, устанавливающие юридическую ответственность за их нарушение.

Приведенные заключения, как и результаты анализа правоприменительной практики Верховного Суда РФ, а также других судов России, показывают, что квалификация преступлений с бланкетными признаками состава вызывает серьезные трудности, но они преодолимы и устранимы по мере совершенствования юридической технологии применения таких норм с учетом всех особенностей бланкетной формы. За последние годы существенно изменилось и отношение к бланкетной диспозиции научно-практических работников. В учебниках и комментариях к УК РФ бланкетные признаки составов раскрываются не в абстрактно-юридической форме, а конкретно, со ссылками на соответствующие нормативные акты различных отраслей права. На это обстоятельство прямо обращается внимание в предисловиях. «Поскольку диспозиция ряда составов Особенной части Уголовного кодекса содержит бланкетные нормы, авторы Комментария использовали при разъяснении таких статей соответствующий нормативный материал (законы, указы Президента РФ, постановления Правительства РФ и т.д.)». Более обстоятельными и аргументированными стали исследования отдельных бланкетных признаков состава преступления и бланкетных диспозиций УК РФ в целом.

Рассматривая критические высказывания о бланкетной форме закона в контексте конкретных нормативных актов, следует иметь в виду, что чаще всего речь идет не столько о форме диспозиции, сколько о порождаемых ею проблемах и неудачных вариантах применения. Самые противоположные суждения о бланкетной диспозиции могут оказаться одинаково верными, если речь идет о разных формах бланкетности. Для того, чтобы дискуссия была плодотворной, необходимо точнее обозначить предмет исследования: не просто бланкетная диспозиция, а конкретный состав преступления с конкретными бланкетными признаками.

не прекращающаяся дискуссия по поводу применения в уголовном праве бланкетной формы конструирования показывает, что применяемые авторами аргументы касаются лишь преимуществ или недостатков самой бланкетной диспозиции и не затрагивают сущностных причин, обусловливающих появление такого приема законодательной техники. Без обращения к его истокам спор может быть бесконечным, между тем основания применения бланкетной формы достаточно просты.

Основным звеном, соединяющим абстрактное правовое предписание с реальной жизнью, является юридический факт. Отталкиваясь от этого бесспорного суждения, заметим, что в реальной действительности практически не существует изолированных юридических фактов. Их связанность обусловлена единством правового поля любой национальной системы. В очень широком круге отношений, отмечает Н.И. Полищук, требуется не один, а несколько взаимосвязанных фактов. «Такая совокупность называется сложным фактическим составом либо сложным юридическим составом». Именно таким по своей природе и является состав преступления. Само это слово означает набор нескольких юридических фактов, каждый из которых получает статус признака состава преступления. По возможности, законодатель предпринимает усилия для того, чтобы непосредственно в статье уголовного закона точно обозначить этот признак, применяя простую (если признак достаточно понятен) или описательную диспозицию (если свойства деяния требуют разъяснения). Однако проблема заключается в том, что «каждый из элементов фактического состава представляет собой определенный вид юридического факта (действие, событие, длящееся состояние или конкретное волеизъявление и т. д.)», в силу чего невозможно отразить непосредственно в диспозиции все варианты и сочетания разнородных юридических фактов. Единственным выходом в таком случае является применение бланкетной формы описания состава преступления.

Состав преступления имеет множество функций, среди которых можно выделить две основные: служить юридической формой особого факта (преступления), являющегося основанием уголовной ответственности; выполнять роль информационной модели уголовно-правового запрета. В принципе, эти функции неразделимы. Преступление представляет собой нарушение уголовно-правового запрета, поэтому большая часть того, что относится к уголовноправовому запрету, имеет отношение и к составу преступления. Законодатель использует различные формы описания признаков запрещаемого деяния, но применяя любую из них, он должен соблюдать сформулированный в ст. 3 УК РФ принцип, согласно которому преступность деяния может быть определена только уголовным законом. Это достигается посредством указания в статье УК РФ тех свойств (сторон) запрещаемого деяния, которые в своей совокупности отражают качественные и количественные характеристики общественной опасности, позволяют выделить среди других деяний и отличить от других преступлений. Эти свойства именуются признаками преступления, которые будучи указанными в уголовном законе становятся признаками состава преступления.

Признак может обозначаться одним словом (например, имущество) или словосочетанием (например, нарушение правил безопасности движения и эксплуатации транспортных средств). Однако, проблема заключается в том, что считать признаком, если он состоит из различных самостоятельных частей. В принципе, большинство из них может быть разделено на самостоятельные виды, имеющие собственное юридическое содержание. Взаимосвязанность правовых явлений универсальна и число связей вряд ли возможно подсчитать и выделить. Поэтому в каждом юридическом признаке присутствуют в той или иной мере свойства других юридически значимых действий, событий, состояний и т.п. Подвергая логическому анализу состав кражи, В.Е. Жеребкин отмечал, что каждое из понятий, обозначающее определенный признак состава преступления, «в свою очередь, имеет признаки, по наличию или отсутствию которых у конкретного деяния делается непосредственный вывод о признаке состава преступления». Подобное дробление может продолжаться до бесконечности, что совершенно недопустимо применительно к описанию признаков преступления, которые должны быть компактными. Именно эту функцию - упрощения текста закона - и выполняет бланкетный признак Для этого создана особая конструкция уголовно-правовой нормы, логическая структура которой включает отдельные фрагменты (элементы) правовых предписаний других отраслей права или предписание в целом.то есть применение бланкетной формы является своего рода спасительным вариантом. Единство правовой системы не позволяет изолировать уголовное право от других правовых отраслей, поэтому признаки нарушения уголовноправового запрета в подавляющем большинстве случаев связаны с различными юридическими конструкциями иных отраслей права. Это обстоятельство диктует необходимость применения диспозиции уголовного закона, которая могла бы отразить всю сложность и динамизм указанных связей. Следовательно, для констатации наличия в деянии лица состава преступления в большинстве случаев необходимо установить и наличие других, связанных с ним юридических фактов.

Таким образом, выбор способа детализации не произволен. Он зависит от того, какова природа детализируемого признака. Если он состоит из фактических отношений, здесь больше подойдет детализация с опорой на конкретные условия проявления такого признака (оценочные понятия). Если же признак существует лишь в рамках правовых отношений, законодатель просто не может обойтись без ссылки на те отрасли права, которые порождают либо изменяют указанные отношения. Отсюда неизбежна бланкетность. Она порождена сложной структурой юридического факта, именуемого составом преступления.

Наличие бланкетного признака само по себе не означает, что за ним обязательно стоит множество компонентов. «Так, не кроется никакой множественности компонентов соответственно объективной стороны и субъекта за признаком «аффинаж» в диспозиции ст. 192 УК РФ и признаком «индивидуальный предприниматель» в диспозициях ст. 169, 176, 195-197, 200 УК РФ и ряде других признаков, использованных при описании преступлений в нормах гл. 22 УК РФ». И.В. Шишко предлагает именовать подобные бланкетные признаки признаками-понятиями, которые интерпретируются в не уголовных нормативных правовых актах. Ею же названа и третья группа бланкетных признаков, сочетающих свойства обобщающих и признаков-понятий. К ним она относит признак «ценные бумаги», упоминающийся в диспозициях ст. 177, 184, 185, 185.1, 186 УК РФ. Данный признак можно уяснить, обратившись к ст. 142 ГК РФ, содержащей дефиницию ценной бумаги. Понятие ценных бумаг в валюте Российской Федерации и в иностранной валюте дается в п. 2 и 4 ст. 1 Закона «О валютном регулировании и валютном контроле», однако, по мнению И. В. Шишко, для решения вопроса о том, является ли тот или иной документ ценной бумагой, необходимо обращаться к ст. 142 ГК РФ, содержащей дефиницию ценной бумаги, и к ст. 143ГК РФ, дополняющей определение ценной бумаги еще одним признаком - соответствие легальным основаниям отнесения к числу ценных бумаг («признак легальности»). Эта позиция не совсем безупречна, поскольку за любым признаком, как мы уже отметили, стоит определенное понятие, независимо от того, является ли оно делимым или нет, однако она может быть использована для определения особенностей квалификации преступлений с бланкетными признаками.

Существуют и другие причины появления сложных межотраслевых нормативных образований при бланкетной форме конструирования уголовного закона. В подавляющем большинстве случаев преступление посягает на те общественные отношения, которые уже урегулированы другими отраслями права. Механизм причинения вреда этим отношениям не может быть адекватно описан в уголовном законе без обращения к нормам регулятивных отраслей права. Особенности описания состава преступления требуют учета межотраслевых отношений, которые отражают связь юридических фактов. В итоге, состав преступления включает в себя юридические факты разной отраслевой принадлежности. Подобные конструкции, в принципе, не могут быть полностью однородными, поскольку преступление посягает на разные типы отношений. Разрывая социальные связи, позитивно урегулированные нормами различных отраслей права, преступление с бланкетными признаками состава неизбежно отражает разноотраслевые юридические признаки.

Классификация юридических фактов, принятая в теории права, полностью может быть распространена и на юридические факты, включаемые в качестве составного элемента в основание уголовной ответственности. Юридические факты, входящие в состав преступления, могут быть связаны с волей субъекта уголовной ответственности, например, «действия, которые специально совершаются людьми с намерением вызвать юридические последствия, приобрести либо предоставить конкретные субъективные права или наложить юридические обязанности». В качестве примера можно привести действия автора изобретения по регистрации изобретения и получению патента. Эти действия предшествуют совершению преступления, связанному с посягательством на указанные права, и потому включаются в состав преступления лишь в своем итоговом, снятом, юридически зафиксированном виде. Тем не менее, при квалификации преступления не всегда достаточно самого по себе факта фиксации права интеллектуальной собственности. В случае сомнения или спора этот признак состава устанавливается посредством применения к названному случаю соответствующих норм ГК РФ.

Как известно, действия могут быть и правомерными и противоправными. Все это относится и к тем фактам, которые входят в состав преступления. В их основе может лежать правомерное действие. Например, для констатации факта совершения преступления, предусмотренного ст. 318 УК РФ, необходимо установить, что посягательство было направлено в отношении сотрудника правоохранительного органа, который осуществлял правомерную деятельность. Достаточно часто законодатель включает в состав преступления ссылку на противоправные с точки зрения иной отрасли права действия. То есть, в состав преступления в полном наборе включаются признаки состава неуголовного правонарушения. В таком случае отношение между нормами различных отраслей права несколько иное, более сложное (подробнее об этом в параграфе, посвященном квалификации преступлений, связанных с нарушением специальных правил).

Юридические факты могут быть не связаны с волей человека, но тем не менее входить в состав преступления, например, деяния, повлекшие загрязнение, отравление или заражение окружающей среды, причинение вреда здоровью человека либо массовую гибель животных, а равно совершенные в зоне экологического бедствия или в зоне чрезвычайной экологической ситуации (ч. 2 ст. 247 УК РФ РФ). В данном случае событие, не связанное с волевым поведением человека, предшествует совершению преступления, является условием, которое повышает общественную опасность содеянного. Существуют нормативные акты, с помощью которых определяются признаки чрезвычайной экологической ситуации. Например, в соответствии со ст. 57 Федерального Закона от 10 января 2002 г. № 7-ФЗ «Об охране окружающей среды» порядок объявления и установления режима зон экологического бедствия устанавливается законодательством о зонах экологического бедствия.

Установление признаков определенного правого режима в некоторых случаях является непременным условием юридической оценки, предшествующей квалификации преступления, в частности, установления факта нарушения определенных обязанностей, которые субъект должен был выполнять в условиях такого режима. Например, формулируя рекомендации по применению норм налогового законодательства при квалификации соответствующих преступлений, Пленум Верховного суда РФ в постановлении от 28 декабря 2006 г. № 64 «О практике применения судами уголовного законодательства об ответственности за налоговые преступления» обращает внимание на то, что в «Российской Федерации установлены ... специальные налоговые режимы (ст. 18 НК РФ) (п. 1). При этом следует иметь в виду, что в соответствии с п. 7 ст. 12 НК РФ устанавливаются специальные налоговые режимы, которые могут предусматривать федеральные налоги, не указанные в ст. 13 НК РФ (п. 2).

В структуру состава преступления в отдельных редких случаях могут включаться юридические факты, обозначающие юридические состояния. Например, факт нахождения на иждивении лица, в отношении которого совершается преступление с использованием этого состояния зависимости (понуждение лица к половому сношению, мужеложству, лесбиянству или совершению иных действий сексуального характера с использованием материальной или иной зависимости потерпевшего - ст. 133 УК РФ). Однако в таком случае для квалификации важна не столько юридическая составляющая этой зависимости - гражданско-правовая обязанность содержания, сколько сам по себе факт наличия зависимости. Он может быть установлен и без ссылки на нормы ГК, поэтому его нельзя отнести к бланкетному признаку состава преступления. Но, в принципе, в состав преступления в качестве условия уголовной наказуемости могут быть включены любые виды юридических фактов: события, юридические состояния и действия. Схематично это выглядит следующим образом: действия (один вид факта) при определенных событиях (другой вид факта) образуют состав преступления. Может быть сочетание разнородных действий, сочетание юридического состояния и действия. Отсюда и различная природа связи собственно уголовно-правовых признаков с признаками, являющимися одновременно фактами для правоотношений иной отраслевой принадлежности.

Иногда в качестве юридического факта, предшествующего совершению преступления, выступает договорное или иное имущественное обязательство одного лица перед другим.наличие такого обязательства может изменить квалификацию последующего действия, обусловленного или иным образом связанного этим договором. Например, от хищения следует отличать случаи, когда лицо изымало (или) обращало в свою пользу или в пользу других лиц чужое имущество в целях осуществления своего действительного или предполагаемого права на это имущество (присвоило вверенное имущество в целях обеспечения долгового обязательства, не исполненного собственником имущества). При наличии оснований, предусмотренных ст. 330 УК РФ, виновное лицо в указанных случаях должно быть привлечено к уголовной ответственности за самоуправство, разъясняется в постановлении Пленума Верхового Суда РФ от 27 декабря 2007 г. №51 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате». Несмотря на то что в данном случае речь идет о юридически значимом обстоятельстве, его использование для установления признаков состава самоуправства необязательно предполагает ссылку на определенный нормативный акт, поскольку речь идет не только о действительном праве, но также и о предполагаемом праве. Естественно, такое предположение может основываться на ошибочном представлении о юридическим содержании предшествующих действий. Например, лицо предполагало, что выполнение без договора какой-либо услуги влечет за собой обязанность со стороны другого лица оплатить эту услугу.

Наличие условий действия уголовно-правового запрета, которые оформлены в виде различных юридических фактов, заставляет обратиться к вопросу о структуре уголовно-правовой нормы. Считается практически общепризнанным, что для уголовного права не приемлемо деление нормы на гипотезу, диспозицию и санкцию, поскольку основанием уголовной ответственности (соответственно и применения санкции) является наличие в деянии лица единой системы признаков - состава преступления. Логика в том, что все признаки состава преступления как основания уголовной ответственности равны. Однако, если проанализировать их функцию, то выяснится, что часть таких признаков выполняют вполне очевидную функцию условий, при наличии которых действие (бездействие) приобретает характер общественно опасного и уголовно-наказуемого. Так, в ст. 126 УК РФ имеется явно выраженное условие действия уголовно-правового запрета, которое, в принципе, отвечает всем признакам гипотезы нормы: «Заведомое оставление без помощи лица, находящегося в опасном для жизни или здоровья состоянии и лишенного возможности принять меры к самосохранению по малолетству, старости, болезни или вследствие своей беспомощности, в случаях, если виновный имел возможность оказать помощь этому лицу и был обязан иметь о нем заботу либо сам поставил его в опасное для жизни или здоровья состояние». Указанное обстоятельство характеризует не само преступное деяние, а условия, при наличии которых деяние приобретает признак общественной опасности и уголовной наказуемости. Это условие включено в структуру состава преступления, является его неотъемлемой частью и потому его нельзя отделять от других, равных ему по значимости признаков. По этой причине в уголовном праве не «приживается» трехчленная структура нормы, хотя возможности выделения всех трех элементов имеются. Вместе с тем, природа данного признака такова, что позволяет отделять его правовую оценку от оценки деяния в целом. То есть сначала применяется норма законодательства, предусматривающая обязанность определенных субъектов оказывать медицинскую помощь в конкретной ситуации, и констатируется факт наличия подобной обязанности безотносительно к уголовно-правовой норме. Затем этот факт рассматривается в совокупности с другими фактическими обстоятельствами (бездействие субъекта в условиях, когда не было препятствий для оказания помощи, осознание субъектом необходимости ее оказания и т.п.) и делается вывод о наличии или отсутствии признаков состава преступления, предусмотренного ст. 126 УК РФ. Таким образом, если и вести речь о наличии у нормы уголовного права гипотезы, то лишь в качестве определенной условной логической операции, вычленяющей из общей массы признаков состава те, появление которых предшествует совершению преступления. Они могут быть выделены в качестве самостоятельного юридического факта иной отраслевой принадлежности.

При квалификации преступлений с бланкетными признаки состава прежде всего необходимо уточнить функцию этих признаков, характеризуют ли они условия, при наличии которых деяние приобретает общественно опасный характер (гипотезу), или признаки самого деяния (диспозиции). Разная природа гипотезы и диспозиции уголовно-правовой нормы хорошо просматривается на примере такого воинского преступления, как уклонение от прохождения военной или альтернативной гражданской службы (ст. 328 УК РФ). Одним из условий уголовной наказуемости такого уклонения является наличие юридических оснований для призыва на службу. Если такие основания отсутствуют, нет и состава преступления, даже если гражданину было объявлено о призыве и вручена повестка. На это обстоятельство обратил внимание Пленум Верховного Суда РФ в постановлении от 3 апреля 2008 г. № 3 «О практике рассмотрения судами уголовных дел об уклонении от призыва на военную службу и от прохождения военной или альтернативной гражданской службы». «По каждому делу об уклонении от призыва на военную службу судам необходимо выяснять, имеются ли предусмотренные статьями 23 и 24 Федерального закона «О воинской обязанности и военной службе» основания, при наличии которых граждане не призываются на военную службу. Если в ходе судебного разбирательства будет установлено, что в соответствии с законом лицо не подлежало призыву на военную службу или подлежало освобождению от исполнения воинской обязанности, призыва на военную службу либо имелись основания для отсрочки от призыва на военную службу, которые существовали до уклонения от призыва на военную службу, суд постановляет оправдательный приговор ввиду отсутствия в деянии состава преступления (п.3)».

В данном примере бланкетные признаки характеризуют не само запрещаемое деяние, а юридические факты, предшествующие нарушению уголовноправового запрета, или сопровождающие такое нарушение. В этом отношении (и только в этом) обоснованным можно считать характеристику бланкетной диспозиции как формы установления условий уголовной ответственности с помощью норм других отраслей права. Здесь необходимо уточнить, что речь идет именно об условиях, при наличии которых запрещаемое уголовным законом деяние становится преступным и наказуемым, т.е. о вполне позитивных с точки зрения закона фактах (событиях, действиях, состояниях и т.п.). Эти факты не несут отрицательной уголовно-правовой оценки, более того, они зачастую сами по себе никак не связаны с преступным поведением и регулируются нормами совершено других отраслей права (нормами позитивного регулирования). Чтобы не вносить путаницу в устоявшиеся представления о структуре УК РФ, гипотезу уголовно-правовой нормы следует относить к диспозиции статьи, предусматривающей состав преступления. Другими словами, если мы ведем речь об уголовно-правовой норме, в ее структуре можно выделить и гипотезу, и диспозицию, и санкцию, если имеется в виду статья УК РФ как способ фиксации нормы, целесообразно оставить двухчленное деление - диспозиция и санкция. Отрицательный эффект от употребления одного и того же слова для обозначения разных структурных элементов является вынужденным и компенсируется более точным обозначением функций различных нормативных актов в применении уголовно-правовой нормы.

Иной характер приобретает связанность межотраслевых фактов в случае, если УК РФ ссылается на нарушение каких-либо специальных норм и правил. Происходит перерастание противоправности одного вида в другую - более тяжкую, уголовно-правовую. Деяние переводится из категории правонарушения (проступка) в категорию преступления. При такой форме конструирования состава преступления нормативные акты других отраслей права детализируют не гипотезу, а непосредственно запрещаемое деяние (действие или бездействие). Это структурное отличие придает особый характер всему преступному деянию, которое одновременно содержит состав правонарушения и преступления, причем первое не теряет своего юридического значения и входит необходимым элементом в состав преступления в целом, сохраняя все элементы правонарушения (объект, объективную сторону, субъект, субъективную сторону). Если хотя бы один из элементов состава правонарушения отсутствует, исключаются и признаки данного состава преступления, но могут оставаться признаки другого преступного деяния.

Законодатель давно отказался от формулирования бланкетных диспозиций в «чистом» виде, используя бланкетные признаки и в простых, и в описательных, и в ссылочных диспозициях. То есть в плане особой природы состава преступления речь можно вести лишь об отдельных бланкетных признаках. Другое дело, что в целях сохранения терминологической определенности можно оставить понятие бланкетной диспозиции с новым ее содержанием, включая в него такую совокупность бланкетных признаков, наличие которых выделяет ее из группы других диспозиций. Отсутствие четких критериев бланкетности приводит к спорам по поводу отнесения тех или иных составов к бланкетным. И.В. Шишко приводит пример того, как признак «иное незаконное вмешательство» (ст. 169 УК РФ) некоторыми авторами не относится к числу бланкетных, поскольку по их мнению за таким признаком не стоит реальная нормативная база.. Обоснованно критикуя такую позицию, автор отмечает, что стоящее за таким признаком не уголовное законодательство чрезвычайно обширно, но реально и без обращения к нему указанный признак воспрепятствования законной предпринимательской или иной деятельности установить нельзя.

В принципе, необходимо различать бланкетную диспозицию и бланкетные признаки состава преступления. Наличие отдельных бланкетных признаков еще не свидетельствует об особом виде построения уголовно-правовой нормы, поскольку такие признаки имеются в большинстве статей УК РФ. Например, диспозиция ст. 290 УК РФ к числу бланкетных обычно не относится, однако отдельные признаки субъекта и признаки объективной стороны уточняются с помощью соответствующих нормативных актов, определяющих компетенцию должностного лица. Как правило, такое обращение к нормативным актам иных отраслей не требует ссылки на соответствующие статьи и пункты, но иногда для решения вопросов квалификации приходится ссылаться на дополнительный нормативный материал.

Перечень примеров, когда необходимо обращение к дополнительному нормативному материалу при квалификации преступления, состав которого выражен простой или описательной диспозицией, можно было бы продолжить. Следовательно, возникает проблема: либо все диспозиции, содержащие подобные признаки, именовать бланкетными, либо попытаться выделить среди них диспозиции, которым свойственна самостоятельная форма конструирования, отличающаяся от простых, описательных и отсылочных. Последнее представляется более обоснованным. Существует несколько признаков, позволяющих выделить бланкетную диспозицию (в узком смысле слова) среди других видов:

для применения уголовно-правовой нормы недостаточно информации, содержащейся в ее диспозиции. Полное представление о признаках предусмотренного уголовно-правовой нормой деяния можно получить лишь после получения дополнительной информации, содержащейся в иных нормативных актах;

бланкетная диспозиция должна иметь прямую или скрытую (подразумеваемую) ссылку на нормативные предписания иной отрасли права. Например, прямая ссылка имеется в диспозиции нормы ст. 218 УК РФ «Нарушение правил учета, хранения, перевозки и использования взрывчатых, легковоспламеняющихся веществ и пиротехнических изделий». Скрытая ссылка заложена во многих диспозициях, например, в ст. 286 «Превышение должностных полномочий».

Вместе с тем, и в теории и в судебной практике достаточно устойчивым является широкое понимание бланкетной диспозиции как такой формы уголовного закона, которая предполагает конкретизацию (детализацию) признаков состава преступления с помощью нормативных предписаний других отраслей права. В принципе, такое обозначение диспозиции по наличию хотя бы одного бланкетного признака допустимо. Оно употребляется и в настоящей работе, однако не следует забывать, что по своей структуре, по соотношению постоянных и переменных (бланкетных) признаков, по отраслевой принадлежности юридических фактов, отражаемых данными признаками, бланкетные диспозиции существенно отличаются друг от друга. Это обстоятельство самым непосредственным образом влияет на квалификацию преступления, особенности которой зависят от вида бланкетных признаков (подробнее об этом в следующем параграфе). Следует учитывать, что использование законодателем бланкетной диспозиции значительно усложняет правоприменение, поскольку во много раз умножает объем правовой информации, подлежащей уяснению. Она таит в себе и другие опасности, в том числе для прав и свобод граждан, но эти риски могут блокироваться при грамотном конструировании диспозиции. В таком случае на первый план выйдут преимущества бланкетной диспозиции перед другими ее видами.

В последние годы заметно повышаются требования к качеству законопроектов, в том числе в плане использования бланкетной формы. Тем не менее, следует заметить, что даже при самом совершенном подходе к конструированию бланкетных диспозиций трудности правоприменения останутся. Дело в том, что бланкетная форма изложения правовой нормы практически неизбежно порождает межотраслевые коллизии. Она соединяет разные по своей юридической природе компоненты: уголовно-правовые с гражданско-правовыми, административно-правовыми и т.п. В системе основания уголовной ответственности оказываются соединенными нормы частного и публичного права, императивные и диспозитивные предписания. Нормы, предназначенные для позитивного правового регулирования, используются для формулирования оснований уголовной ответственности. В этом - главная проблема. Судья, специализирующийся преимущественно на применении уголовного закона, при квалификации преступления с бланкетными признаками состава должен учитывать особенности той системы нормативного регулирования, к которой отсылает бланкетный признак. В отличие от кодифицированного уголовного законодательства, другие отрасли права включают в себя сотни, а то и тысячи нормативных актов только федерального уровня. Если учесть всю массу подзаконных актов, эти цифры следует многократно умножить. Попытки решить проблему посредством «отсечения» подзаконного слоя нормативных актов были обречены на неудачу, поскольку особенность тех сфере правового регулирования, с которыми связана бланкетная диспозиция, не позволяет обойтись без них. Соответственно невозможна и детализация бланкетных признаков лишь с помощью федеральных законов.

Поскольку уголовно-правовая норма расчитана на длительный период действия, бланкетные признаки позволяют компенсировать неизменность границ уголовно-правового запрета в случае прогнозируемого изменения характера и степени социальной опасности тех или иных деяний. Человеческий разум всегда требует определенности, поиска четких границ, однако всегда наталкивается на подвижность, зыбкость объективной действительности. Связано это с вечным движением, постоянным изменением всего существующего. Не могла миновать эта проблема и юридические категории. Законодатель, и особенно правоприменитель, заинтересованы в стабильности границ, отделяющих преступление от других правонарушений, но в реальной действительности такие границы отсутствуют. Лишь условно, договорившись, можно считать один тип деяний преступлением, другой - проступком. В то же время этот договор должен быть основан на объективно существующих (независимо от сознания законодателя и правоприменителя) свойствах деяния. Эти объективные свойства и отражены в составе преступления. Однако они не могут быть стабильными в силу изменчивости жизненных обстоятельств.

Бланкетная форма, кроме системно-правовой, выполняет функцию приспособления стабильного по своему характеру уголовного закона к постоянно меняющимся условиям жизни. Юридический факт, как и сама жизнь, находится в постоянном движении, в силу чего он «должен обладать адаптивностью, то есть способностью мобильно приспосабливаться к быстро меняющимся социальным условиям». Главная проблема заключается в том, что уголовный закон должен зафиксировать некое постоянное качество преступного поведения, его общественную опасность в непрерывно меняющихся жизненных обстоятельствах. Каждая отрасль права имеет гибкий механизм, учитывающий такие изменения, - систему подзаконных нормативных правовых актов. Таким компенсирующим механизмом обладает каждая из отраслей права, имеющая многоуровневую систему нормативных актов, за исключением уголовного права, которое является единственной в этом роде отраслью одноуровневого регулирования. В таком случае возникает вопрос: каким образом система уголовного права не разрушается, обладая сложным механизмом обратной связи с чрезвычайно динамичной социальной системой, именуемой реальной жизнью, если она только посредством федерального представительного органа власти способна реагировать на происходящие изменения? Ответ на этот вопрос и дает бланкетная форма изложения уголовно-правовых норм.

Подзаконные акты одновременно служат решению и другой задачи - согласованию абстрактного и конкретного. Бланкетная форма изложения уголовно-правового запрета как раз и является одним из способов решения давно известной правоведению проблемы соотношения абстрактного и конкретного. Поскольку правовая норма имеет абстрактный характер, она для своего применения к конкретному случаю нуждается в опосредовании определенной совокупностью отдельных положений. Указывая на это обстоятельство, К. А. Волков, исследующий функцию судебного прецедента, отмечает, что подобная «совокупность отдельных положений, определений, раскрывающих понятия, термины, связи правовой нормы, и дает конкретное во всем его многообразии, помогает организовать исполнение общей, абстрактной нормы права». В подтверждение этой мысли автор цитирует С.Н. Братуся: «Норма права (если она сформулирована не казуистично) - это такое общее правило, которое неизбежно в своем применении конкретизируется в других, подчиняющихся этой норме правилах». Бланкетные признаки состава преступления позволяют формализовать этот процесс конкретизации, «привязывая» его к нормативным актам различной отраслевой принадлежности. В таком случае конкретизирующая деятельность правоприменителя, в отличие от свободной формы установления содержания оценочных признаков, выглядит более определенной, протекающей в рамках правовых предписаний, детализирующих бланкетные признаки. В этом отношении бланкетные признаки, на наш взгляд, являются более определенными, чем оценочные.

Приведенная нами положительная оценка свойств бланкетной диспозиции справедлива лишь в том случае, если законодатель соблюдает правила законодательной техники. К сожалению, как показывает анализ действующих норм УК РФ, подобные диспозиции в некоторых случаях действительно превращаются в бланк, содержание которого практически полностью зависит от нормативных актов других отраслей права. В некоторых случаях бланкетные диспозиции оказываются не обеспеченными соответствующим нормативным материалом. Например, ст. 171-1 УК РФ устанавливает ответственность за производство, приобретение, хранение, перевозку в целях сбыта или сбыт немаркированных товаров и продукции, которые подлежат обязательной маркировке знаками соответствия, хотя уже более шести лет с момента принятия ФЗ от 27 декабря 2002 г. № 184-ФЗ «О техническом регулировании» применение знака соответствия предусмотрено системой добровольной сертификации (ст. 21). Точно так же не является обязательным применение знака соответствия национальному стандарту, поскольку национальный стандарт применяется на добровольной основе (ст. 15). Подобные ошибки законодателя вызывают обоснованную критику, но несправедливо связать указанные недостатки с самой формой диспозиции. Важно выяснить объективно проблемные свойства бланкетной формы, которые обусловлены ее природой, а не порождены законодателем.

Таким образом, законодатель вынужден использовать такую форму. Он может отказаться от нее, но определенность запрета от такого решения вряд ли возрастет. Было бы слишком просто объяснять появление бланкетной диспозиции лишь потребностью удобной логической формы для изложения уголовно-правовой нормы. Возникновение бланкетной формы изложения признаков состава преступления - это не каприз законодателя, а необходимость, вызванная особенностью перевода содержания запрещаемого поведения на язык уголовного закона. Поскольку суждения, заключающиеся в уголовно-правовой норме, являются специфически правовыми, постольку законодатель, формулируя определенный уголовно-правовой запрет, опирается на другие правовые суждения, в том числе содержащиеся в нормативном материале иных отраслей права. Поэтому для окончательного уяснения признаков диспозиции уголовно-правовой нормы часто приходится обращаться к иным нормативным актам, даже если в статье уголовного закона ссылки на них нет. Такая связь уголовного права с другими правовыми отраслями непосредственно предопределена его сущностными свойствами, что в свою очередь обусловлено системными свойствами предмета и метода регулирования и потому не зависит от воли законодателя, а лишь более или менее точно отражается им в уголовно-правовой норме.

Анализ современных тенденций развития уголовного законодательства позволяет сделать вывод, что бланкетная диспозиция остается одной из основных форм конструирования уголовного закона. Вместе с тем, в действующем уголовном законодательстве происходит процесс ее совершенствования, выражающийся, в частности, в более гибком сочетании бланкетной формы конструирования с другими формами изложения уголовно-правовых норм. Достоинством бланкетной диспозиции является то, что нет необходимости всякий раз вносить изменения в уголовное право, если изменились специальные правила. Она позволяет в отсутствие собственной иерархической структуры нормативных актов сочетать стабильность уголовного закона с оперативностью подзаконных нормативных предписаний, реагирующих на изменения в регулируемых общественных отношениях.

Можно ли в итоге сделать вывод, что применение бланкетной диспозиции не вызывает проблем? К сожалению, вызывает, и немало. В процессе многолетнего изучения практики применения бланкетной диспозиции выявлялись материалы уголовных дел, по которым привлекался, например, поднадзорный С. за то, что он вопреки запрету начальника милиции трижды в течение года посещал квартиру своей бывшей жены (1981г.); был осужден охотник М., поменявшийся на время охоты ружьем со своим товарищем - временно незаконное ношение огнестрельного оружия (1997 г.); привлекался к уголовной ответственности за тяжкое транспортное преступление мастер строительного треста Л., не имеющий никакого отношения к управлению железнодорожной дрезиной, на основании того, что согласно вопиюще безграмотному тексту инструкций и документов «Дорстройтреста» формально числился (для экономии средств) помощником машиниста (2004 г.). В последнем случае подсудимый был оправдан Мосгорсудом, но остальные десятки, сотни, возможно, и тысячи лиц, «назначаемые виновными» на основании странных нормативных суррогатов, называемых правилами и инструкциями, отбыли уголовное наказание.

Таким образом, использование бланкетной формы конструирования таит в себе немало опасностей подмены уголовного закона подзаконными актами, нарушения прав лиц, привлекаемых к уголовной ответственности. Тем не менее, речь должна идти не об отказе от бланкетной диспозиции УК РФ, но о совершенствовании ее формы и соблюдении правил, учитывающих особенности применения таких уголовно-правовых норм. Иной вывод означал бы, что надо отказываться и от простых, описательных, а также отсылочных диспозиций, с которыми также связано немало ошибок в квалификации преступления.

.Виды бланкетных признаков состава преступления

Несмотря на то, что все бланкетные диспозиции обладают общими признаками, существует большое количество их разновидностей, существенно отличающихся друг от друга. Их классификация возможна по различным основаниям.

По степени жесткости взаимосвязи с нормами других отраслей права и особенностям проявления бланкетность может быть разделена на два вида: конструкционную и ситуационную.

Конструкционная бланкетность заложена в формулу состава преступления с учетом наличия у одного или нескольких признаков состава (или элементов в целом) межотраслевого содержания, которое проявляется во всех случаях совершения преступления данного вида. Эта связь между уголовным законом и другими нормативными актами постоянна и потому может быть заранее учтена законодателем при формулировании диспозиции статьи УК РФ.

Конструкционная бланкетность, в свою очередь, имеет два вида, различающихся способом изложения ссылки: явно выраженная бланкетность с фиксированной в уголовном законе отсылкой к нормам других отраслей права (например, ст. 264 УК РФ) и скрытая бланкетность, наличие которой непосредственно вытекает из логической структуры диспозиции статьи уголовного закона (например, ст. 138 УК РФ).

Ситуационная бланкетность проявляется только в конкретном случае, когда какой-либо признак или элемент состава в определенной ситуации приобретает бланкетное содержание, раскрываемое с помощью норм других отраслей права. В иных случаях те же признаки состава могут не иметь межотраслевого юридического содержания или терять межотраслевой характер. Например, определение такого признака состава преступления, предусмотренного ст. 188 УК РФ, как «перемещение» товаров или иных предметов обычно не нуждается в ссылке на конкретные статьи Таможенного кодекса РФ, поскольку представляет собой физическое пересечение товара через таможенную границу. Бланкетным здесь можно назвать лишь признак таможенной границы, с которым связан момент перемещения и окончания преступления. «Момент окончания контрабанды должен определяться в зависимости от формы и способа перемещения товаров (ввоз, вывоз, пересылка, перемещение трубопроводным транспортом или по линиям электропередачи), способа совершения контрабанды (помимо или с сокрытием от таможенного контроля, с обманным использованием документов или средств таможенной идентификации, с недекларированием или недостоверным декларированием).». Однако в некоторых случаях понятие перемещения приобретает сложную юридическую структуру, требующую для определения факта перемещения обращения к конкретным статьям ТК, поскольку момент окончания этого деяния устанавливается «с учётом этапов перемещения, установленных Таможенным кодексом РФ, например получение разрешения на применение процедуры внутреннего таможенного транзита (ст. 79-90) или международного таможенного транзита (ст. 167-169), предварительное, периодическое и периодическое временное декларирование (ст. 130, 136 и 138). То есть перемещение товара может продолжаться и после пересечения границы, например, в процессе осуществления таможенной процедуры внутреннего таможенного транзита. При наличии такого варианта развития события лишь с помощью норм ТК можно определить наличие признака «перемещение» применительно к действиям лиц, присоединившихся к исполнителям уже на территории РФ. В этой части признак приобретает бланкетный характер и требует анализа с помощью норм различных отраслей права.

Имеются составы преступлений, признаки которых становятся бланкетными в крайне редких случаях. Например, незаконность лишения жизни как признак преступления, предусмотренного ст. 105 УК РФ, обычно не требует подтверждения ссылкой на нарушение норм других отраслей права, поскольку запрет «не убий» имеет абсолютное значение и сформулирован непосредственно в уголовном законе. Незаконность проявляется в самом факте лишения жизни другого человека в отсутствие особых обстоятельств. Однако последние могут быть связаны, например, с нормами, регламентирующими задержание лица, совершившего преступление, поэтому для отграничения незаконного лишения жизни от правомерного при задержании лица, совершившего преступление, зачастую необходимо обращение к правилам применения оружия и других специальных средств сотрудником правоохранительного органа.

В некоторых сложных ситуациях возникает проблема установления наличия объекта уголовно-правовой охраны - жизни человека (и соответственно, права на жизнь). Это, в частности, связано с определением момента появления на свет (рождения) живого человека, поскольку именно с этого момента появляется и его правосубъектность. «В современном понимании физическое лицо как субъект права отождествляется, по существу, с живым человеком, обладающим правосубъектностью (правоспособностью и дееспособностью». В гражданском праве это обстоятельство является дискуссионным. Например, В.А. Тархов считает, что если смерть ребенка наступит через несколько минут после его рождения, то правоспособность не возникает, потому что в таких случаях выдается только свидетельство о смерти. Спорным является и наличие правоспособности у младенца, не способного к самостоятельной жизни вне утробы матери. Д. И. Мейер отмечал, что «для такого новорожденного все равно, признают или не признают его правоспособным, но минутная жизнь младенца как субъекта права может иметь влияние на права других лиц». Согласно п. 2 ст. 17 ГК РФ правоспособность граждан возникает в момент рождения и прекращается смертью, однако уголовноправовая норма, предусматривающая ответственность за лишении жизни, не связана с указанной нормой ГК РФ и не зависит от гражданско- правового урегулирования ситуации.

В ряде случаев сложным является определение и момента окончания жизни. Например, при трансплантации органов отсутствие признаков жизни у донора (и соответственно, охраняемого законом права на жизнь) может быть зафиксировано лишь с учетом юридических предписаний, касающихся порядка констатации смерти. Однако и в этом случае специальные правила применяются не для констатации наличия или отсутствия признака состава преступления, а для подтверждения фактических обстоятельств дела, входящих в предмет доказывания.

Если конструкционная бланкетность чаще всего очевидна для правоприменителя, то ситуационная требует дополнительного анализа и сопоставления фактических обстоятельств с особенностями применяемой правовой нормы. Относительно бланкетности первого вида в судебной практике в основном выработаны особые правила квалификации, предполагающие ссылку в правоприменительном акте на нормативные предписания других отраслей права. На это обстоятельство неоднократно указывал в своих постановлениях Пленум Верховного Суда РФ.

Ситуационная бланкетность учитывается правоприменителем при квалификации преступления, но не всегда находит отражение в формуле квалификации. Изучение судебной практики показывает, что в последние годы наметилась тенденция более последовательного обращения к нормам других отраслей права и в случаях ситуационной бланкетности.

В зависимости от уровня бланкетности и роли бланкетных признаков в определении границ преступного поведения можно выделить закрытые и открытые бланкетные диспозиции.

В закрытых бланкетных диспозициях все криминообразующие признаки указаны непосредственно в законе, а нормы других отраслей права лишь детализируют их, определяя характер общественной опасности, особенности предмета, способа совершения преступления и т. п. Особенно заметна не ведущая, а производная роль бланкетных признаков в составах неосторожных преступлений, в структуре которых они конкретизируют объективный признак небрежности или характеризуют недостаточность основания расчета на предотвращение последствий при легкомыслии. Такие признаки не указывают на преступность деяния, а лишь определяют его вид или характер, указывают сферу нарушаемых отношений.

При открытой бланкетной диспозиции не исключается возможность изменения уголовно-правового запрета посредством изменений в нормативных актах, с которыми он связан. Возможны ситуации, когда нормативные акты, с которыми связан уголовный закон, настолько меняют признаки регулируемых или запрещаемых ими деяний, что это приведет к изменению содержания уголовно-правового запрета, искажающего смысл уголовно-правовой нормы. Законодатель, хотя и существенно уменьшил число таких норм с открытой бланкетной диспозицией, но не отказался от них совсем.

Отличаются бланкетные конструкции и по характеру связи с нормами иных отраслей права. Одни из них требуют установления совокупности (системы) признаков нарушения нормативных предписаний других отраслей права. Например, ч. 1 ст. 143 УК РФ предусматривает ответственность за «нарушение правил техники безопасности или иных правил охраны труда, совершенное лицом, на котором лежали обязанности по соблюдению этих правил, если это повлекло по неосторожности причинение тяжкого вреда здоровью человека». Вторые детализируют лишь отдельные признаки преступного деяния, чаще всего посредством употребления термина иной отраслевой принадлежности. Так, ст. 179 УК РФ предусматривает ответственность за принуждение к совершению сделки или к отказу от ее совершения под угрозой применения насилия, уничтожения или повреждения чужого имущества, а равно распространения сведений, которые могут причинить существенный вред правам и законным интересам потерпевшего или его близких, при отсутствии признаков вымогательства.

Наиболее выраженный бланкетный характер имеют диспозиции, в которых речь идет о нарушении специальных правил. Диспозиция такого вида порождает сложное юридическое образование. Для ее применения необходимо сначала установить все признаки административного или гражданского правонарушения со всеми компонентами их состава, а затем дать уголовноправовую оценку в целом. В итоге состав преступления этой группы поглощает признаки административной противоправности, оставляя один ее вид - уголовную противоправность. Признаки гражданского правонарушения, хотя и входят в состав преступления, но не поглощаются им, оставаясь основанием для гражданско-правовой ответственности, реализуемой параллельно с привлечением лица к уголовной ответственности.

Диспозиции норм УК РФ, предусматривающих преступления с бланкетными признаками состава, не всегда прямо указывают на нарушение специальных правил. В некоторых случаях такая ссылка подразумевается или непосредственно вытекает из смысла статьи УК РФ. Например, уничтожение или повреждение чужого имущества в крупном размере, совершенные путем неосторожного обращения с источниками повышенной опасности (ст. 168 УК РФ), предполагает нарушение правил обращения с такими источниками. Однако правоприменитель не связан бланкетной конструкцией и потому формально может не указывать признаки такого нарушения при квалификации преступления, что вряд ли повышает уровень обоснованности и законности решения. В частности, возникает вопрос о возможности квалификации по этой статье нарушения правил обращения с транспортным средством, которое несомненно относится к источникам повышенной опасности. На наш взгляд, законодатель имел в виду лишь те источники повышенной опасности, нарушение правил обращения с которыми может вызвать пожар, но такая оговорка должна быть сделана в диспозиции. В данном случае отсутствие бланкетного признака, который указывал бы на тип источника повышенной опасности и вид нарушаемых правил, отрицательно сказывается на правоприменении.

Менее заметна, но не менее значима роль отдельных бланкетных признаков в составах, которые в целом имеют описательную или ссылочную диспозицию. Квалификация таких преступлений также может быть связана с установлением признаков нарушения нормативных предписаний других отраслей права, однако эти нарушения характеризуют лишь отдельные бланкетные элементы состава. Они могут быть выражены с помощью таких слов и словосочетаний, как «противоправный», «незаконный» и т.п. Сложность заключается в том, что не всякое употребление указанных слов свидетельствует о бланкетном признаке. Нередко за ними стоит очевидная противоправность, не требующая подтверждения ссылкой на нормативные акты иных отраслей права. Например, под хищением согласно Примечанию к ст. 158 УК РФ понимаются совершенные с корыстной целью противоправные безвозмездное изъятие и (или) обращение чужого имущества в пользу виновного или других лиц, причинившие ущерб собственнику или иному владельцу этого имущества. В гражданском праве существует презумпция законности владения. Если не доказано обратно, владение признается правомерным и, соответственно, произвольное изъятие у собственника или иного владельца имущества помимо их воли является противоправным действием. Нет необходимости каждый раз доказывать противоправность действия лица, тайно изъявшего из чужой квартиры имущество или обманным путем завладевшим чужим имуществом. «Ложный бланкетный знак» использован при формулировании составов неправомерных действий при банкротстве (ст. 195 УК РФ) и неправомерного завладения автомобилем или иным транспортным средством без цели хищения (ст. 166 УК РФ). Неправомерность в указанных составах преступлений проявляется в самом факте совершения тех действий, которые непосредственно перечислены в диспозиции статьи УК РФ и дополнительной ссылки на нормы других отраслей права обычно не требует. Так, не была признана бланкетной по конкретному уголовному делу диспозиция ст. 330 УК РФ («Самоуправство»). Судебная коллегия нашла неверными выводы судьи о несоответствии обвинительного заключения диспозиции ст. 330 УК РФ, так как в нем конкретно не указано вопреки порядку установленному каким законом или иным нормативно-правовым актом совершены обвиняемыми действия, поскольку данная статья не является бланкетной.

Вместе с тем, при наличии определенных обстоятельств такому признаку противоправности может быть придано бланкетное содержание, например, в случае использования лицом внешне легальных форм способов изъятия имущества, противоправность которого нуждается в обосновании. В пункте 11 постановления Пленума Верхового Суда РФ от 27 декабря 2007 г. № 51 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате» разъясняется: «Как хищение чужого имущества в форме мошенничества надлежит оценивать действия, состоящие в получении социальных выплат и пособий, иных денежных выплат (например, предусмотренных законом компенсаций, страховых премий) или другого имущества путем представления в органы исполнительной власти, учреждения или организации, уполномоченные принимать соответствующие решения, заведомо ложных сведений о наличии обстоятельств, наступление которых согласно закону, подзаконному акту и (или) договору является условием для получения соответствующих выплат или иного имущества (в частности, о личности получателя, инвалидности, наличии иждивенцев, участии в боевых действиях, отсутствии возможности трудоустройства, наступлении страхового случая), а также путем умолчания о прекращении оснований для получения указанных выплат». Такие признаки состава, межотраслевые свойства которых появляются лишь при стечении определенных обстоятельств, можно назвать альтернативно-бланкетными.

В некоторых диспозициях признаки, выраженные такими же лексическими единицами, имеют постоянное бланкетное содержание. Например, неправомерность отказа должностного лица в предоставлении собранных в установленном порядке документов и материалов, непосредственно затрагивающих права и свободы гражданина (ст. 140 УК РФ), требует обоснования с позиции нормативных актов, которые регламентируют порядок предоставления информации и условия отказа в этом. Нуждаются в таком обосновании признаки неправомерного вмешательство в работу Государственной автоматизированной системы Российской Федерации «Выборы» (ч. 3 ст. 141 УК РФ), неправомерного отказа в государственной регистрации индивидуального предпринимателя или юридического лица (ст. 169 УК РФ). Таким образом, бланкетный характер признака может быть определен лишь в контексте конкретного состава преступления.

В других составах преступлений понятие незаконности имеет вполне конкретное правовое содержание, определяемое с помощью норм других отраслей права. Так, судам при рассмотрении уголовных дел о «незаконном использовании объектов изобретательских и патентных прав и разрешении вопроса о наличии состава указанного преступления следует иметь в виду, что действующим законодательством Российской Федерации предусмотрены некоторые действия, совершение которых не признается нарушением исключительного права патентообладателя на использование изобретения, полезной модели или промышленного образца (например, использование запатентованных изобретения, полезной модели или промышленного образца для удовлетворения личных, семейных, бытовых или иных не связанных с предпринимательской деятельностью нужд, если целью такого использования не является получение прибыли)».

Принимая решение о признании действий законными или незаконными, правоприменитель обязан учитывать сложившуюся систему правового регулирования данной сферы общественных отношений. Например, для признания законности использования объектов интеллектуальной собственности необходимо установить наличие хотя бы одного из оснований этого правомочия. Оно может возникнуть в силу авторства или получения по наследству; в силу закона или согласно договору, по которому оно передается лицу от автора или иного правообладателя; в силу специального случая, прямо предусмотренного в законодательстве (речь идет об исключениях), или при получении лицензии, выданной организацией, управляющей имущественными правами на коллективной основе. Рассматривая эти основания, С.П. Кушниренко, В. Ф. Щепельков замечают, что их наличие еще не гарантирует правомерность указанных действий. «В пункте 11 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 26 апреля 2007 г. № 14 «О практике рассмотрения судами уголовных дел о нарушении авторских, смежных, изобретательских и патентных прав, а также о незаконном использовании товарного знака» разъясняется, что использование объектов авторского права может быть незаконным и со стороны автора, если он передал исключительные права на использование созданного им произведения или это произведение было им создано в порядке выполнения служебного задания. Здесь авторства недостаточно для того, чтобы признать использование объектов авторского права правомерным. Поэтому необходимо принимать во внимание весь механизм взаимодействия норм, предусматривающих различные условия возникновения права на использование объектов авторских прав».

Третья группа бланкетных признаков связана не с нарушением, а с соблюдением предписаний других отраслей права. Для квалификации в таком случае требуется установить наличие определенного правового статуса субъекта преступления (ст. 285 УК РФ), потерпевшего (ст. 317 УК РФ ), юридические свойства предмета (ст. 228 УК РФ) и т.п. Указанные виды диспозиций редко встречаются в чистом виде. Обычно присутствуют компоненты разных групп бланкетных признаков. Например, в ст. 171 УК РФ речь идет о бланкетных признаках позитивного юридического содержания (предпринимательская деятельность) и признаках негативного свойства (без регистрации, без надлежащего разрешения, с нарушением лицензионных требований и т.п.). И, наоборот, в составах преступлений, связанных с нарушением специальных правил, требуется установление обстоятельств, имеющих позитивное юридическое содержание (например, вид правового режима, в условиях которого происходит нарушение правил).

В тех случаях, когда отраслевое свойство признака состава преступления может меняться в зависимости от различных ситуаций (от гражданско- правового, административно-правового до собственно уголовно-правового), законодатель использует альтернативно-бланкетные признаки. Например, применительно к мошенничеству такой альтернативно-бланкетный признак может относиться к природе обмана. В пункте 2 постановления Пленума Верхового Суда РФ от 27 декабря 2007 г. №51 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате» отмечается, что «сообщаемые при мошенничестве ложные сведения (либо сведения, о которых умалчивается) могут относиться к любым обстоятельствам, в частности к юридическим фактам и событиям, качеству, стоимости имущества, личности виновного, его полномочиям, намерениям». Альтернативно-бланкетным применительно к этомусоставу можно назвать также признак злоупотребления доверием, который «имеет место в случаях принятия на себя лицом обязательств при заведомом отсутствии у него намерения их выполнить с целью безвозмездного обращения в свою пользу или в пользу третьих лиц чужого имущества или приобретения права на него (например, получение физическим лицом кредита, аванса за выполнение работ, услуг, предоплаты за поставку товара, если оно не намеревалось возвращать долг или иным образом исполнять свои обязательства)». (п. 3 постановления от 27 декабря 2007 г. № 51). В одном случае эти обязательства могут иметь гражданско-правовое значение, что требует подтверждения их наличия ссылкой на нормы ГК РФ (при заключении договора поставки и т.п.), в другом могут противоречить не только нормам гражданского, но и уголовного законодательства - например, обещание должностного лица за вознаграждение совершить действия, которые не входят в его полномочия. Никаких гражданско-правовых обязательств такое соглашение не порождает и, соответственно, при квалификации таких действий как мошенничества нет необходимости обращаться к нормам гражданского права, достаточно сослаться на статью УК РФ.

Довольно часто альтернативно-бланкетные признаки используются при описании разных по юридическим свойствам действий в рамках одного состава преступления. Например, загрязнение, засорение, истощение поверхностных или подземных вод, источников питьевого водоснабжения, повлекшее причинение существенного вреда животному или растительному миру, рыбным запасам, лесному или сельскому хозяйству (ст. 250) может быть совершено как очевидно противоправными действиями, не требующими специальной юридической оценки (сброс производственных отходов в реку без очистки), так и посредством нарушения специальных правил, регламентирующих порядок и нормативы очистки таких отходов.В пункте 9 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 5 ноября 1998 г. № 14 «О практике применения судами законодательства об ответственности за экологические правонарушения» (с изменениями от 6 февраля 2007 г.) разъясняется, что «эксплуатация промышленных, сельскохозяйственных, коммунальных и других объектов с неисправными очистными сооружениями и устройствами, отключение очистных сооружений и устройств, нарушение правил транспортировки, хранения, использования минеральных удобрений и препаратов, совершение иных действий, повлекших загрязнение водоемов и водных источников и причинивших существенный вред животному или растительному миру, рыбным запасам, лесному или сельскому хозяйству, должны квалифицироваться по соответствующей части статьи 250 УК РФ».

Таким образом, квалифицируя преступление с бланкетными признаками состава, правоприменитель должен учитывать не только наличие такого признака, но и его вид, а также место в системе других признаков состава преступления.

3.Термин как форма изложения бланкетного признака состава преступления

бланкетный преступление уголовный термин

Основной причиной, вынуждающей законодателя прибегать к бланкетной форме изложения диспозиции УК РФ, как мы уже отметили, является особенность межотраслевого содержания охраняемых общественных отношений. Есть еще одна существенная причина, предопределяющая необходимость использования такой формы диспозиции. Речь идет о лингвистической основе межотраслевой связи. Язык уголовного закона является мощным системообразующим фактором, который не может не учитываться при квалификации преступлений с бланкетными признаками состава. Представляя собой систему речевых средств и связанных между собой лексических элементов, подчиняющихся нормам литературного языка, он сам является одним из детерминантов образования системных связей правовых предписаний различных отраслей права.

Это, пожалуй, самый сложный вид структурной связи - использование текста нормативных предписаний, отдельных слов и терминов иной отраслевой принадлежности для формирования содержания бланкетных предписаний уголовно-правовой нормы на основе единого лексического поля в рамках одного национального (государственного) языка. Указанные связи обусловлены общими закономерностями установления смысла слова, предложения или связного текста в целом либо порождены приемами законодательной техники, когда используются термины иных отраслей законодательства.

В разъяснении Правил подготовки нормативных правовых актов содержится положение о том, что подготовленный проект нормативного правового акта до его подписания (утверждения) должен быть проверен на соответствие законодательству Российской Федерации, а также правилам русского языка. Язык закона, таким образом, представляет собой по существу норму внутри нормы. Правоприменителю и другим адресатам уголовно-правовых норм системные свойства языка закона даны как бы в готовом виде, требующем лишь правильного уяснения закономерностей лексических связей. Пренебрежение правилами связи лексических единиц - слов и терминов, употребляемых законодателем при формулировании состава преступления, неточное определение отраслевой принадлежности термина и области его применения могут повлечь за собой ошибки в квалификации преступления.

Наличие бланкетного признака является сигналом правоприменителю о том, что для квалификации преступления необходимо не только привлечение соответствующего нормативного материала, но и владение терминологией конкретной области знаний. Раскрывая содержание термина иной отраслевой принадлежности, необходимо обращаться не только к нормативным актам, которые раскрывают это содержание, но и к практике их толкования. Последнее особенно важно при наличии противоречий в определении термина разными нормативными актами. Рассмотрим это положение на примере возникших на практике споров по поводу нормативного содержания понятий «путевка», «охотничий билет», которые хотя и не употребляются непосредственно в тексте ст. 258 УК РФ «Незаконная охота», однако их уяснение необходимо для установления признаков правомерности или противоправности занятия охотой при квалификации соответствующего преступления. Так, У. обратился в суд с заявлением о признании противоречащими федеральному законодательству, недействующими и не подлежащими применению некоторых положения Закона Ставропольского края от 11 марта 2004 г. № 12-КЗ «Об охоте и охотничьем хозяйстве в Ставропольском крае». В обоснование заявления он указал следующее. В абзаце 7 ст. 1 Закона Ставропольского края «Об охоте и охотничьем хозяйстве в Ставропольском крае» дается понятие «путевка». В этом понятии имеются взаимоисключающие элементы: документ на право охоты (обязательность его наличия для производства охоты охотником) и договор возмездного оказания услуг (гражданско-правовые отношения, основанные на принципе свободы договора и волеизъявлении сторон). Путевка была основным документом - разрешением на производство охоты до принятия Федерального закона от 24 апреля 1995 г. № 52-ФЗ «О животном мире». После этого понятие «путевка» трансформировалось в понятие «именная разовая лицензия». Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ, рассмотрев дело, пришла к выводу, что положения Закона Ставропольского края, содержащие понятие «путевка на право охоты», федеральному законодательству не противоречат, так как вышеуказанный договор (путевка) заключается при обоюдном согласии сторон на бланке установленной федеральным законодательством формы, и Закон Ставропольского края предусматривает лишь его обязательное наличие в случае заключения при охоте в закрепленных за охотопользователемохотугодь-ях. В части определения понятия «охотничий билет» Закон Ставропольского края отсылает к нормам федерального законодательства и соответствует ему.

Таким образом, указанное решение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда РФ позволяет сделать вывод, что основным признаком документа, предоставляющего права на охоту является не его название, а содержание, которое включает все необходимые компоненты официального разрешения. Соответственно и при уголовно-правовой оценке действий охотника необходимо принимать во внимание не форму документа саму по себе, а его содержание.

Текст уголовного, как и любого другого закона, состоит из обычных слов и терминов. При анализе составов преступлений термины и обычные слова нередко смешивают. Причина не только в небрежном подходе к употребляемым понятиям, но прежде всего в трудностях объективного характера. Отличить слово от термина достаточно трудная задача. Между тем от ее решения зависит результат уяснения смысла закона. Следует иметь в виду, что иногда законодатель использует слова, лишь внешне похожие на термины, но в действительности обозначающее общеупотребительное понятие, не «привязанное» к определенном нормативному акту. Так, например, в УК РФ для характеристики потерпевшего часто употребляется слово «гражданин» для того, чтобы исключить из числа потерпевших юридических лиц (ст. 138, 158-160, 162 УК РФ и др.). В подобных случаях под гражданином понимается любое лицо, независимо от того, обладает ли оно формально определенным гражданством или нет.

Под термином в лингвистической литературе подразумевается слово или словосочетание, обозначающее строго определенное понятие. Термин отличается от обычного слова наличием следующих признаков:

имеет специальную область применения;

принадлежит к конкретному терминологическому полю;

служит для называния (наименования) понятия;

обладает строго фиксированным содержанием;

должен быть дефинированным (иметь определение);

характеризуется тенденцией к системообразованию.

Значение термина для права трудно преувеличить. М.В. Ломоносов отмечал, что основная задача юристов - составление точно определенных терминов, «ибо употребление слов неограниченных и сомнительных и двузнаменательных приводит к великим беспорядкам и отдаляет от правды к заблуждению и ябедам». Термин венчает результат анализа определенного понятия, поскольку включает существенные признаки, раскрывающие природу понятия.

Классификация терминов может быть осуществлена по многим основаниям. Приведем лишь некоторые из них.

По отношению к юридическому содержанию: неюридические термины и собственно юридические термины.

В принципе любой термин, используемый в праве, приобретает юридическое значение, поскольку раскрывает содержание юридически значимого суждения (нормы). Однако, как уже указывалось, в отличие от обычного слова термин не меняет своего содержания при перемещении из одного языкового пространства в другое. Именно это обстоятельство, т. е. сохранение в неизменном виде того содержания, которое было сформировано до включения в закон, позволяет оставить за ним наименование «неюридического» термина, указывающее на его происхождение. Если законодатель меняет содержание употребляемого слова, приспосабливая его к своим задачам, оно перестает быть неюридическим термином и включается в терминологическое поле отрасли или права в целом. Однако при этом возникают проблемы полисемии, что весьма нежелательно. Так, в соответствии с подп. 25 п. 1 ст. 11 ТК РФ понятие «налоги», используемое в ТК РФ, означает налог на добавленную стоимость и акциз, взимаемые таможенными органами в связи с перемещением товаров через таможенную границу в соответствии с НК РФ и ТК РФ.

«Юридические термины делятся на три разновидности по признаку понятности той или иной части населения: общезначимые - характеризуются тем, что употребляются в обыденном смысле и понятны всем; специальные - обладают особым правовым содержанием; специально-технические - отражают область специальных знаний - техники, экономики, медицины и т.д.» . Неюридические термины в свою очередь делятся на общеупотребительные и специальные научные. Общеупотребительные термины наиболее близки к обычным словам, в основном за счет более свободного перехода из разряда однозначных в многозначные (детерминологизации). Отдельную группу составляют технические термины, которые могут относиться и к научным и к общеупотребительным. В отношении их правила однозначности приобретают особое значение. Они могут употребляться только в том смысле, который закреплен в соответствующей отрасли знаний.

Существенно затрудняет процесс выяснения содержания термина отсутствие ясности относительно его происхождения, особенно если он может принадлежать и к юридической и общеупотребительной лексике. В связи с этим, вновь возвращаясь к определению границы между термином и обычным словом, заметим, что главным критерием здесь является зависимость или независимость от контекста. В первом случае речь о слове, во втором - о термине. Например, законодатель употребляет слово «перевозка» в одиннадцати статьях УК РФ: 127.1, 142, 146, 171.1, 191, 218, 222, 228, 228.2, 234, 238. Является ли это слово термином? Анализ его смысла в каждом из названных составов показывает, что он меняется в зависимости от контекста и потому данное слово не может быть признано термином. Кроме того, важно определить лексические границы термина, т.е. слово или словосочетание, дающее ему имя. Некоторыми свойствами термина обладает словосочетание «незаконная перевозка», однако признаки незаконности для каждого состава свои, и, главное, существенная разница в свойствах перевозимых предметах определяет и особенности их перевозки, которые не могут быть сведены к единому определению. Например, в постановлении № 14 Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2006 г. «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами» раскрываются не только содержательные признаки объективной стороны, но и признак противоправности осуществляемого действия: «Под незаконной перевозкой следует понимать умышленные действия лица, которое перемещает без цели сбыта наркотические средства, психотропные вещества или их аналоги из одного места в другое, в том числе в пределах одного и того же населенного пункта, совершенные с использованием любого вида транспорта или какого-либо объекта, применяемого в виде перевозочного средства, а также в нарушение общего порядка перевозки указанных средств и веществ, установленного ст. 21 Федерального закона «О наркотических средствах и психотропных веществах». Представляется, что последнее предложение является излишним. Для того, чтобы перевозка была признана незаконной, достаточно того факта, что у субъекта отсутствует право владения наркотическим средством (т.е. оно не получено, например, им легально в качестве наркотического лекарственного средства). Если этого права у него нет, то нет и установленного порядка перевозки. В том случае, если наркотические средства и психотропные вещества получены физическим лицом в медицинских целях в соответствии со ст. 25, но перевозятся без соответствующих документов (т.е. в нарушение ст. 21 вышеупомянутого Закона), речь идет о признаках другого состава - нарушении правил оборота наркотических средств или психотропных веществ (ст. 228.2 УК РФ). Формула термина в ст. 228.2 УК РФ хоть внешне и похожа, но другая по содержанию - нарушение правил перевозки. Физическое лицо, получившее наркотическое лекарственное средство по рецепту, обязано соблюдать правила его перевозки, следовательно, есть признаки специального субъекта, как и другие признаки состава ст. 228.2 УК РФ. Степень общественной опасности перевозки наркотика лицом, не имеющим права владеть им, несоизмерима с опасностью перевозки без сопроводительных документов (как это требует ст. 21 вышеназванного Закона). Именно поэтому состав ст. 228.2 УК РФ сформулирован как материальный - один лишь факт нарушения правил не образует состава преступления. Таким образом, при толковании было расширено содержание термина «незаконная перевозка наркотических средств». В итоге он подменен иным термином - «нарушение правил перевозки наркотических средств», который относится к другому составу преступления.

Не менее важным является согласование терминов, используемых УК РФ, с терминами международного права, особенно в условиях роста транснациональной организованной преступности. К уже перечисленным проблемам здесь присоединяется проблема адекватного перевода. Особенно «не везет» с названиями. Немало сложностей в понимании закона приносят попытки вместить в термин содержание, противоречащее этимологии слова. Например, термин, заключающийся в словосочетании «торговля людьми» (ст. 127.1 УК РФ), обозначает целый ряд понятий, из которых лишь одно соответствует приведенному названию - купля-продажа. Другие действия (вербовка, перевозка, передача, укрывательство или получение) имеют отношение к общепринятому значению слова «торговля» лишь во взаимосвязи с первым, однако по смыслу закона они могут применяться и альтернативно. Достаточно, чтобы они были совершены в целях эксплуатации потерпевшего, но не всякая эксплуатация может иметь отношение к торговле. Остается употребляемое в словарях русского языка переносное значение слова «торговать» - превращать свое тело, свою внешность и т. п. в товар. Однако использовать слова в переносном смысле - не самое удачное их применение в уголовном законе, требующем точного, вполне определенного смысла. Справедливости ради следует отметить, что это наименование заимствовано из актов международного права, в котором оно первоначально появилось лишь в связи с противоправными акциями, действительно предоставляющими собой торговлю. Однако с тех пор характер противоправных действий, связанных с эксплуатацией человека, претерпел существенные изменения, но наименование термина осталось прежним. Проблема в значительной степени снимается тем, что в нормах международного права тщательно описываются подпадающие под этот старый термин действия, т.е. описывается новое содержание. Так, ст. 3 Протокола о предупреждении и пресечении торговли людьми, особенно женщинами и детьми, и наказании за нее, дополняющего Конвенцию Организации Объединенных Наций против транснациональной организованной преступности (Палермо, 12 декабря 2000 г.), разъясняет, что для целей Протокола «торговля людьми» означает осуществляемые в целях эксплуатации вербовку, перевозку, передачу, укрывательство или получение людей путем угрозы силой или ее применения или других форм принуждения, похищения, мошенничества, обмана, злоупотребления властью или уязвимостью положения, либо путем подкупа, в виде платежей или выгод, для получения согласия лица, контролирующего другое лицо. Эксплуатация включает, как минимум, эксплуатацию проституции других лиц или другие формы сексуальной эксплуатации, принудительный труд или услуги, рабство или обычаи, сходные с рабством, подневольное состояние или извлечение органов. Определенный консерватизм международного права неизбежен, поскольку признак стабильности является важнейшим свойством общепризнанных принципов и норм международного права, но все же следует заметить, что динамично развивающаяся транснациональная преступность требует для ее предупреждения адекватных правовых средств, отвечающих современным реалиям и современной терминологии.

Если содержание термина раскрыто самим законодателем, то это определение становится своего рода нормой, обязательной и для граждан и для должностных лиц. В этом случае его межотраслевое заимствование вызывает гораздо меньше трудностей. При использовании уголовным законом категорий других отраслей права их отраслевое определение должно учитываться при квалификации преступлений. В сообщении о состоявшемся 26 апреля 2007 г. Пленуме Верховного Суда РФ, посвященном практике рассмотрения судами уголовных дел о нарушении авторских, смежных, изобретательских и патентных прав, а также о незаконном использовании товарного знака, отмечались сложности его подготовки, обусловленные бланкетным характером диспозиций статей УК РФ и особенно необходимостью детализации терминов ГК. «Сложность разработки проекта постановления Пленума была связана, в частности, с бланкетным характером используемых в диспозициях ст. 146, 147 и 180 УК РФ понятий и терминов. Они должны применяться в том значении, в котором определены в гражданском законодательстве, регулирующем отношения по поводу возникновения и реализации интеллектуальных прав. Это законодательство весьма объемно, поэтому в проекте приведены лишь основные термины и понятия».

Различный подход к пониманию одних и тех же категорий и терминов в уголовном законодательстве и в других отраслях права ведет к нарушению принципа системности, единства языка законодательства. Например, в УПК даны разъяснения понятий, а соответственно, и терминов, «суд», «прокурор», «следователь» и др., которые используются при конструировании составов преступлений против правосудия. Учитывая происхождение термина и наличие законодательной дефиниции, субъект, применяющий нормы уголовного права, обязан считаться с терминологическим полем уголовно-процессуального права. Только оно устанавливает границы используемого уголовным законом термина.

Применяя нормы других отраслей права для раскрытия содержания термина, необходимо учитывать и внутриотраслевые взаимосвязи, охватываемые единым терминологическим полем. Так, формулируя рекомендации по установлению содержания понятия «коммерческая организация» применительно к ст. 201 УК РФ, Пленум Верховного Суда РФ в постановлении от 10 февраля 2000 г. № 6 «О судебной практике по делам о взяточничестве и коммерческом подкупе» отметил следующее: «Решая вопрос о наличии в действиях лица состава преступления, предусмотренного ст. 204 УК РФ, судам следует исходить из того, что под коммерческой организацией в соответствии со ст. 50 ГК РФ следует понимать организацию (юридическое лицо), которая в качестве основной цели своей деятельности преследует извлечение прибыли (например, хозяйственное товарищество и общество, производственный кооператив, государственное и муниципальное унитарное предприятие). При этом необходимо учитывать, что унитарное предприятие, являясь в силу ст. 113 ГК РФ коммерческой организацией, не наделено правом собственности на закрепленное за ним собственником (учредителем) имущество, в отношении которого оно осуществляет лишь хозяйственное ведение или оперативное управление (ст. 114 и 115 ГК РФ)».

К некоммерческой организации, которая не является органом государственной власти или местного самоуправления, государственным или муниципальным учреждением, в соответствии с гражданским законодательством относятся потребительский кооператив, общественное объединение или религиозная организация, благотворительные и иные фонды, а также учреждение, которое создается собственником для осуществления управленческих, социально-культурных или иных функций некоммерческого характера (ст. 50 и 120 ГК РФ).

Следует учитывать, что законодательное определение значение слова, превращение его в термин облегчает уяснение его смысла, но одновременно обедняет связи с другими словами, а применительно к тексту статьи в целом или относительно всей системы уголовно-правовых предписаний не всегда выглядит благом. Доктринальное определение носит рекомендательный характер, поэтому оно может быть скорректировано наукой уголовного права или законодателем. В последнем случае термин становится уголовноправовым. Если существуют расхождения в доктринальном толковании термина, заимствованного из другой отрасли, этот спор желательно ограничить сферой науки. Перенесение его в практику правоприменения может повлечь серьезные негативные последствия.

При толковании термина необходимо иметь в виду, что хотя он и имеет (по крайней мере, должен иметь) одно значение, содержание описываемого им понятия может меняться за счет включения его в контекст статьи, главы или нормативного акта в целом. Это изменение может выражаться, как правило, в ограничении объема понятия, но не расширения. Такое ограничение произошло в случае использования гражданско-правового термина «имущество» при изложении признаков хищения. Сопоставив определение имущества в разных отраслях права, можно найти некоторые общие признаки, однако их недостаточно для создания четкого юридического термина. Особенно это сложно сделать в плане унификации терминологии международного и национального права. Попытка найти универсальное определение понятия «имущество» не может иметь успеха, поскольку его содержание зависит от сферы применения. Например, в ст. 2 Конвенции Организации Объединенных Наций против коррупции (принята Генеральной Ассамблеей ООН 31 октября 2003 г., вступила в силу для Российской Федерации 8 июня 2006 г.) «имущество» означает любые активы, будь то материальные или нематериальные, движимые или недвижимые, выраженные в вещах или в правах, а также юридические документы или акты, подтверждающие право собственности на такие активы или интерес в них.Буквально такое же определение ранее было сформулировано в Конвенция Организации Объединенных Наций против транснациональной организованной преступности (Палермо, 12 декабря 2000 г., ратифицирована Федеральным законом от 26 апреля 2004 г. № 26-ФЗ): «имущество» означает любые активы, будь то материальные или нематериальные, движимые или недвижимые, выраженные в вещах или в правах, а также юридические документы или акты, подтверждающие право на такие активы или интерес в них». Сопоставление этого определения с перечнем объектов, входящих в понятие имущества по ГК РФ, показывает, что даже по сравнению с нормами гражданского права нормы международного права существенно расширяют его объем. Правоприменитель может столкнуться с этой проблемой после приведения российского законодательства об ответственности за коррупционные преступления в соответствие с нормами международного права. Для того, чтобы предотвратить такую проблему, законодатель должен дать определение имущества применительно к определенным главам УК РФ, если не получится выработать общее для уголовного права определение. Именно так он поступил применительно к термину «жилище», по поводу которого в судебной практике долгое время не было единства. По своему происхождению со всей очевидностью он был термином подотрасли жилищного права, однако при квалификации преступлений, связанных с проникновением в жилище, возникали трудности сочетания содержания этого термина с другими признаками состава преступления. После того как законодатель внес изменения в ст. 139 УК РФ, дополнив его примечанием, раскрывающим содержание понятия «жилище», этот термин приобрел собственно уголовно-правовое содержание. Теперь в спорных случаях правоприменитель обращается не к жилищному законодательству, а к нормам УК РФ. Так, из квалификации действий Н. надзорной инстанцией был исключен признак совершения разбойного нападения с незаконным проникновением в жилище. Свое решение суд мотивировал тем, что общий для трех квартир коридор нельзя признать жилищем согласно примечанию к ст. 139 УК РФ.

Если уголовно-правовое содержание понятия «имущество» более или менее очевидно для правоприменителя, то относительно использования понятий налогового права ясности меньше. В связи с этим вышеупомянутым Пленумом Верховного суда РФ разъяснено, что под иными документами, указанными в ст. 198 и 199 УК РФ, следует понимать любые предусмотренные Налоговым кодексом Российской Федерации и принятыми в соответствии с ним федеральными законами документы, служащие основанием для исчисления и уплаты налогов и (или) сборов. К таким документам, в частности, относятся: выписки из книги продаж, из книги учета доходов и расходов хозяйственных операций, копия журнала полученных и выставленных счетов- фактур (ст. 145 НК РФ), расчеты по авансовым платежам и расчетные ведомости (ст. 243 и 398 НК РФ), справки о суммах уплаченного налога (ст. 244 НК РФ), годовые отчеты (ст. 307 НК РФ), документы, подтверждающие право на налоговые льготы.

В данном случае произошло соединение юридических признаков, определяемых на основе НК («предусмотренные НК РФ») и на основе УК РФ (уголовно-правовой признак определения - «предназначенность для исчисления налога»), то есть к рассматриваемому составу относятся не все предусмотренные НК документы, а только те из них, которые служат основанием для исчисления и уплаты налогов и (или) сборов. Такой способ определения превращает указанное слово в термин уголовного права с элементами отсылки к нормам НК РФ .

Хотя содержание термина предопределено признаками отражаемого понятия, выполнение им своих функций в немалой степени зависит от того, насколько правильно выделен круг необходимых признаков и передана словами их суть. Системные связи терминов прежде всего обусловлены связью отражаемых ими понятий. Между тем многие противоречия в высказываниях по поводу соотношения терминов различных отраслей связаны с неточным определением предмета спора, отождествлением термина и отражаемого им понятия, а также смешением родовых и видовых его проявлений. В ст. 2 Федерального закона от 8 августа 2001 г. № 128-ФЗ «О лицензировании отдельных видов деятельности» (в ред. Федерального закона от 2 июля 2005 г. № 80-ФЗ) раскрываются понятия, используемые в составе преступления, предусмотренного ст. 171 УК РФ: лицензия - специальное разрешение на осуществление конкретного вида деятельности при обязательном соблюдении лицензионных требований и условий, выданное лицензирующим органом юридическому лицу или индивидуальному предпринимателю; лицензируемый вид деятельности - вид деятельности, на осуществление которого на территории Российской Федерации требуется получение лицензии в соответствии с данным Федеральным законом; лицензионные требования и условия - совокупность установленных положениями о лицензировании конкретных видов деятельности требований и условий, выполнение которых лицензиатом обязательно при осуществлении лицензируемого вида деятельности и др.

На первый взгляд, наличие легального определения решает проблему установления признаков состава незаконной предпринимательской деятельности. Однако специалисты, комментирующие Закон «О лицензировании отдельных видов деятельности», отмечают, что несмотря на то, что эти понятия «носят нормативный характер и должны пониматься в комментируемом Федеральном законе только в том значении, в котором они приводятся в ст. 2, юридическое значение данных понятий может быть значительно шире. В данном случае речь идет о несовпадении административно-правового, в частности данного в настоящем Федеральном законе, и гражданско-правового, данного в Гражданском кодексе РФ, определений одного и того же понятия - «лицензия». Такое различие, являясь по сути конфликтом, коллизией правовых норм, может привести и зачастую приводит к неправильному пониманию института лицензирования в целом или в конкретных случаях - к серьезным осложнениям правоприменения».

В некоторых случаях приходится использовать легальное определение термина не для уточнения признака состава, а для установления смысла правовой нормы другой отрасли права, применяемой в целях квалификации преступлений с бланкетной диспозицией состава. Например, при квалификации преступления, предусмотренного ст. 174 и 174-1 УК РФ, могут возникнуть трудности с уяснением признака «использование служебного положения» применительно к иностранным гражданам. Некоторую ясность в этот вопрос может внести следующее разъяснение Центрального банка России, относящееся не к статье УК РФ, а к положениям ФЗ «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма»: «в связи с поступающими запросами и в целях формирования единого подхода к определению круга лиц, на которых распространяются положения п. 1.3 ст. 7 Федерального закона от 7августа 2001 г. № 115-ФЗ «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма» (в ред. Федерального закона от 28.11.2007 № 275-ФЗ), Росфинмониторинг полагает необходимым при решении вопроса об отнесении того или иного лица к числу «иностранных публичных должностных лиц» руководствоваться определением, приведенным в пункте «Ь» ст. 2 Конвенции Организации Объединенных Наций против коррупции от 31 октября 2003 г. (ратифицированаФедеральным законом от 8.03.2006 г. № 40-ФЗ)».

Несколько необычной является природа определения термина в постановлениях Пленума Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ. С одной стороны, оно фактически приобретает нормативный характер, с другой - не может быть признано таковым в силу действия принципа разделения властей. Такие определения обычно являются результатом научного обобщения и осмысления практики применения правовых норм, направлены на формирование единого понимания правовых предписаний всеми адресатами нормы. Нормативность этого вида толкования практически не вызывает сомнения, поскольку оно «рассчитано на неопределенный круг реализации таких разъяснений».

Отсюда можно сделать вывод, что судебное толкование термина одной отраслевой принадлежности, как и законодательное определение, сохраняет свою силу и применительно к другой отрасли права, если речь идет об одном и том же понятии.

Наличие термина в диспозиции статьи УК РФ повышает уровень определенности уголовно-правового запрета, однако если вести речь о бланкетной диспозиции, это суждение нуждается в некоторой поправке. С одной стороны, законодатель, формулируя диспозицию, обязан согласовывать ее текст с терминологией отраслей права, нормы которых детализируют предписания уголовного закона, с другой - то же самое должен учитывать правоприменитель, конкретизируя содержание уголовно-правового предписания.

Необходимость различать источник происхождения термина становится особенно очевидной при увеличении числа составов преступлений, включающих «чужие» термины. Прежде всего, необходимо определить, какое правовое предписание отражено с помощью анализируемого термина, относится ли он к собственному терминологическому полю уголовного права или принадлежит другой отрасли права. Как отмечает И.В Москаленко, иногда обнаруживается практически полное совпадение определений гражданско- правовых и уголовно-правовых понятий. В многих случаях определение происхождение термина не вызывает трудности. Например, Верховный Суд РФ прямо указывает на происхождение терминов, раскрывая смысл состава незаконного предпринимательства. В пункте 1 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 18 ноября 2004 г. «О судебной практике по делам о незаконном предпринимательстве и легализации (отмывании) денежных средств или иного имущества, приобретенных преступным путем» говорится, что при решении вопроса о наличии в действиях лица признаков состава преступления, предусмотренного ст. 171 УК РФ, судам следует выяснять, соответствуют ли эти действия указанным в п. 1 ст. 2 ГК РФ признакам предпринимательской деятельности как осуществляемой самостоятельно на свой риск деятельности, основной целью которой является систематическое получение прибыли от продажи товаров, выполнения работ, оказания услуг, пользования имуществом.

После определения отраслевой принадлежности термина необходимо уточнить область его употребления, поскольку содержание термина устанавливается не из контекста, а из принадлежности его к тому или иному терминологическому полю. Следует отметить, что если термин связан с конкретной сферой общественных отношений, регулируемых правом, то его терминологическим полем будет отрасль или комплекс отраслей, регулирующих данные отношения, а также отрасли науки, предметом которых они являются, либо лексическая область общеупотребительных слов, если охраняемые уголовным правом общественные отношения не урегулированы нормами иных отраслей права. В случае расхождения определений термина в разных законодательных актах необходимо выяснить, какой из них является «базовым», специально предназначенным для регулирования данного вида общественных отношений, и лишь с учетом этого раскрывать его содержание применительно к конкретному составу преступления. Если термин создан для обслуживания внутриотраслевых интересов и непосредственно привязан к определенной юридической форме, его терминологическим полем является именно эта отрасль. Заимствование таких терминов уголовным правом не означает изменения содержания. Например, термин «приговор» обозначает юридический акт, содержание которого жестко привязано к уголовному процессу. Только в этом смысле он может пониматься в уголовном праве, например, при конкретизации признаков состава преступления, предусмотренного ст. 305 УК РФ «Вынесение заведомо неправосудного приговора». «Разное понимание одних и тех же категорий и терминов в уголовном законодательстве и в других отраслях права недопустимо, иботем самым нарушается принцип системности, единство языка законодательства... »

В принципе, законодатель не вправе изменять содержание термина, заимствованного в одной отрасли, в случае его использования для конструирования предписания другой отрасли права. В противном случае адресат нормы будет введен в заблуждение. Такое заимствование не означает полного переноса содержания «чужого» термина в уголовное право. Будучи включенным в структуру состава преступления, этот термин получает новые, более узкие границы не за счет ограничения содержания, а в силу уменьшения числа возможных вариантов употребления. Например, «имущество» в гражданском праве включает не только предметы, обладающие стоимостью, но и имущественные права и имущественные обязательства. Но для нужд уголовного права из числа объектов, подпадающих под понятие «имущество», прежде всего необходимо исключить имущественные обязанности, поскольку статьи УК РФ охраняют права собственника или иного владельца, а не его обязанности. Как отмечает Н. А. Лопашенко, «уголовное право не изобретает своего собственного понятия имущества, оно пользуется в основном тем, которое существует в гражданском праве, хотя определенную специфику уголовноправового использования этого понятия, связанного с объемом содержания понятия имущества, следует все-таки признать».

Трудности выяснения терминологического поля возникают не только при заимствовании термина одной отрасли нормативными актами другой, но и при использовании законодателем общеупотребительного термина. Соотношение общеупотребительных и специальных юридических терминов в различных отраслях права не одинаково. Например, особенно велик удельный вес собственно юридических понятий, а следовательно, и терминов в процессуальных отраслях. Связано это с тем, что большинство уголовно-процессуальных понятий и соответствующих терминов, как правило, не имеют адекватного отражения в обыденном сознании, сферой их применения является специфическая деятельность органов государственной власти. В материальном уголовном праве, нормы которого охраняют общественные отношения практически всех сторон социальной жизни, удельный вес собственно юридических терминов гораздо меньше.

Таким образом, если бланкетный признак выражен термином, прежде всего необходимо определить его отраслевую принадлежность. Затем определяется область его применения и рассматривается возможность использования при установлении признаков состава преступления. Текст уголовного закона лингвистически «привязан» к области его действия. Эта связь выражается как в особенностях словарного запаса статьи Уголовного кодекса, так и в выборе термина. Если речь идет о формулировании уголовно-правового запрета в сфере имущественных отношений, учитывается сложившаяся в ней соответствующая система языковых средств, включая гражданско-правовую терминологию, если запрет касается области административных правоотношений, язык уголовного закона учитывает особенности этой сферы действия права, воспринимая административно-правовые термины в том значении, в каком они определены в свой области правового регулирования. Следовательно, появление чужих терминов в уголовном праве не только неизбежно, но и необходимо в силу особых системных свойств уголовного права. Межотраслевые системные связи лексических единиц («чужих» и «своих» терминов) приобретают своеобразный характер, подчиняясь специфике стиля нормативного документа и принципам уголовного права. В случае «конфликта» между правилами литературного языка и принципами уголовной ответственности приоритет последних очевиден. Однако этот тезис относится лишь к правоприменителю. Он обязан в случае неясности уголовного закона считать неприемлемым реализацию такой нормы либо толковать все сомнения в пользу лица, обвиняемого в совершении преступления. Задача законодателя - не допустить подобного противоречия. Формулирование текста любого предписания уголовного закона, выбор тех или иных вариантов лексических единиц предполагает учет всех юридически значимых связей слова и термина, а также четкое разделение первого и второго.

В настоящем параграфе рассмотрены лишь общие вопросы взаимосвязи терминологии уголовного права с терминами иных правовых отраслей. Более развернутый смысловой анализ соотношения отдельных понятий и терминов проводится при исследовании конкретных вопросов квалификации преступлений с бланкетными признаками состава.

4.Бланкетные признаки состава преступления и принцип законности

Анализ функций бланкетных признаков в составе преступления показывает, что не все они уточняют условия действия уголовно-правового запрета. Значительная, если не большая часть характеризует само общественно опасное действие или бездействие (например, совершение преступления с использованием служебного положения), орудия и средства совершения преступления (с применением оружия) и т.п. Если брать во внимание нормы с бланкетной диспозицией, предусматривающие ответственность за причинение какого-либо вреда по неосторожности, то оказывается, что все они имеют производный характер от уголовно-правовых норм более общего порядка. Так, нарушение правил охраны труда (ст. 143 УК РФ РФ), нарушение правил дорожного движения ( ст. 264 УК РФ РФ) и другие нормы в качестве обязательного признака состава имеют ссылку на причинение определенного вреда здоровью или неосторожное лишение жизни, т.е. в своей основе имеют общую норму - неосторожное причинение тяжкого и средней тяжести вреда здоровью или неосторожное лишение жизни. Следовательно, нормам иных отраслей права не отводится функция разграничения преступного и непреступного поведения. Эту роль выполняет более общая норма, предусматривающая ответственность за причинение того или иного вреда здоровью по неосторожности. Правила иной отраслевой принадлежности служат конкретизации способа причинения вреда, определяя тем самым повышенный или пониженный уровень общественной опасности по сравнению с деянием, имеющим «родовой» состав преступления, - ст. 109 УК РФ и т.п. В принципе, любые правила безопасности того или иного вида поведения человека являются инструментом конкретизации признаков состава практически любого неосторожного преступления, поскольку связаны с детализацией признаков преступной небрежности или преступного легкомыслия субъекта. В таком случае изменения в нормативных актах, к которым отсылает уголовный закон, не изменяют и в принципе не должны менять границы уголовнонаказуемого.

Несколько иная ситуация складывается при использовании бланкетных признаков для формулирования составов умышленных преступлений. Наиболее опасным с точки зрения возможности искажения смысла уголовноправовой нормы является использование бланкетных диспозиций при формальном составе преступления, когда содержание большинства признаков объективной стороны детализируется с помощью нормативных актов другой отрасли права. Например, в составе незаконной охоты (ст. 258 УК РФ) практически все признаки объективной стороны по сути определены в правилах охоты. Вполне допустимы ситуации, когда нормативные правовые акты, с которыми связан уголовный закон, настолько изменят признаки регулируемых или запрещаемых ими деяний, что это приведет к качественному изменению характера таких деяний, на которое не расчитывал законодатель. Полностью исключить возможность существования подобных бланкетных диспозиций нельзя без соответствующих императивных запретов, обращенных непосредственно к законодателю.

Особенно опасна двойная бланкетность, при которой цепь отсылок настолько удаляет адресата нормы от содержания, что может привести к утрате возможности осознать пределы уголовно-правового запрета. В этом случае презумпция знания закона не срабатывает и не может приниматься в качестве аксиомы. В этом случае необходимо ознакомиться с теми нормативными правовыми актами, которые детализируют бланкетную диспозицию УК РФ.

Среди бланкетных свойств, непосредственно относящихся к действию или бездействию, особо выделяются признаки, заключающие в себе состав не уголовного правонарушения (административного, дисциплинарного проступка, гражданско-правового деликта и т.п.). Речь идет о составах преступлений, связанных с нарушением специальных правил (безопасности дорожного движения, охраны рыбных запасов, несения боевого дежурства и др.). Это наиболее проблемные признаки, поскольку характеризуют содержательную часть самого запрещаемого деяния. Именно эти признаки ставят под сомнение соблюдение принципа, согласно которому преступность и наказуемость деяния определяется только уголовным законом. «Если исходить из принципа законности, - писал В.Н. Кудрявцев, - то вне правовых предписаний признаки состава преступления легитимно установлены быть не могут. Для признания тех или иных обстоятельств признаками конкретного состава преступления должна обязательно быть ссылка на закон, из которого они следуют. При этом необходимо признать, что для такой позиции в следственной и судебной практике уголовный закон должен быть в достаточной мере совершенен».

Для того, чтобы установить признаки соблюдения или нарушения принципа законности, необходимо обратиться к определению функции бланкетных признаков в общей структуре состава преступления. Известно, что признаки преступления лишь в полном составе способны отражать его общественную опасность, поэтому в отрыве от этой системы они не могут заключать в себе данное качество. Например, последствия преступления, какими бы тяжкими они ни были, не могут именоваться общественно опасными, если они не находятся в причинной связи с деянием, да и само действие (бездействие) как обязательный признак преступления становится общественно опасным при наличии признаков субъективной стороны. Таким образом, и признаки, выраженные в бланкетной форме, сами по себе не свидетельствуют о наличии общественной опасности и, соответственно, уголовной наказуемости деяния. Следовательно, и нормативные акты, раскрывающие содержание таких признаков не несут функции определения общественной опасности и уголовной наказуемости. Даже нормы, специально предназначенные для детализации признаков состава преступления, например, детализирующие признаки размера наркотического средства. В этом отношении все признаки равны. Однако обратная функция - исключения преступности деяния - присуща каждому признаку в отдельности, т.е. отлагательная функция присуща любому, в том числе и бланкетном признаку. Таким образом, каждый признак стоит «на страже границы» преступного и в этом отношении бланкетные подзаконные акты имеют уголовно-правовое значение, если с наличием указанных ими условий уголовный закон связывает преступность, т.е. границы уголовно-правовой нормы определены пределом текста УК РФ. Любое иное предписание, содержащееся в других нормативных актах, не может именоваться уголовноправовым. Посредством ссылки на нормативные предписания иных отраслей права раскрывается полное смысловое содержание уголовно-правовой нормы, однако это не превращает их в источник уголовно-правовой нормы. В этом отношении вполне можно согласиться с А.И. Рарогом, который считает, что и при бланкетной диспозиции только норма УК РФ может определять признаки состава преступления.

Имеющее бланкетную форму нормативное образование, включающее разноотраслевые правовые нормы, представляет собой относительно самостоятельный юридический организм, выходящий за рамки тех отраслей, которые представляют каждая из взаимодействующих норм. Это не результат нарушения отраслевого принципа построения права, а объективное отражения сложной структуры реального предмета правового регулирования. Вместе с тем, такая самостоятельность, подчеркнем еще раз, относительная. «Особое значение в фактическом составе имеет завершающий его факт, при наличии которого возникают соответствующие субъективные права граждан». Таким фактом применительно к составу преступления является совершение действия или бездействия, которое, соединяясь с другими юридическими фактами, образует основание уголовной ответственности. Другими словами, эти разноотраслевые факты могут существовать (и чаще всего существуют) сами по себе, независимо от уголовного права, но в момент совершения деяния они образуют сложный юридический состав. Этот «пусковой», решающий его элемент должен быть сформулирован непосредственно в уголовном законе. В противном случае будет нарушен принцип законности, предусмотренный ст. 3 УК РФ. Источником подобного нормативного образования являются нормативные акты разной отраслевой принадлежности, однако соединение их происходит в рамках уголовного права для выполнения задачи охраны интересов физических и юридических лиц, общества и государства от преступных посягательств.

Бланкетная диспозиция соединяет нормативные компоненты различной отраслевой принадлежности, образуя тем самым вполне самостоятельную норму, не сводимую к тем предписаниям, из которых она складывается. Это особое юридическое образование имеет все признаки уголовно-правовой нормы: она сформулирована в уголовном законе. Даже в тех случаях, когда в нормативном акте иной отраслевой принадлежности говорится о том, что при определенных обстоятельствах указанное в них деяние влечет уголовную ответственность, это суждение нельзя считать уголовно-правовым, ибо только уголовный закон указывает полный набор компонентов преступного деяния. «В качестве системы фактический состав обладает новым интегральным качеством, не присущим его элементам. Таким качеством является правовое последствие. Лишь все элементы состава вместе, в системе, влекут правовое последствие».

В итоге с помощью бланкетной формы удается скомпоновать непосредственно в уголовном законе все признаки состава преступления, не загромождая статью бесчисленным множеством деталей, имеющих самостоятельное правовое значение, часть из которых сформулирована посредством ссылки на нарушение нормативных предписаний иных отраслей права. В.Н. Кудрявцев отмечал, что конкретизация признака состава и разложение его на составляющие элементы не означает, что эти более дробные свойства (стороны) могут именоваться признаками состава. Например, не являются самостоятельными признаками состава названные в ст. 111 УК РФ РФ «потеря зрения», «потеря слуха» и «психическое расстройство», поскольку они лишь расшифровывают такой признак состава, как расстройство здоровья, соединенное со стойкой значительной утратой трудоспособности более чем на одну треть».

Образно говоря, уголовный закон оставляет за собой «контрольный пакет», дающий основание признать деяние преступлением. Следовательно и при бланкетной диспозиции преступность и наказуемость деяния определяется уголовным законом.

Рассмотрим в качестве примера норму ст. 109 УК РФ «Причинение смерти по неосторожности». В прежнем УК РСФСР диспозиция аналогичной нормы не относилась к числу бланкетных, и лишь новый УК РФ, установивший квалифицированный вид неосторожного лишения жизни в результате нарушения профессиональных обязанностей, превратил диспозицию в бланкетную. Однако если сравнить ее содержание с общей нормой (ч. 1 ст. 109 УК РФ), то становится вполне очевидным, что бланкетные признаки не изменили сути уголовно-правового запрета. Все основные элементы по-прежнему сформулированы непосредственно в уголовном законе, но часть из них детализирована посредством ссылки на нарушение профессиональных обязанностей (специальных правил). Эта ссылка детализирует лишь способ совершения преступления. Она не расширяет, а лишь сужает объем содержания общей уголовно-правовой нормы (ч. 1 ст. 109 УК РФ).

С учетом изменения вида профессиональных обязанностей законодатель образует специальные нормы об ответственности за причинение смерти по неосторожности, например в результате нарушения правил охраны труда (ст. 143 УК РФ), нарушения правил на взрывоопасных объектах (ст. 217 УК РФ) и т.п. Указанное обстоятельство является аргументом в пользу применения бланкетных диспозиций в случаях, когда степень уголовной наказуемости деяния связывается не только с тяжестью последствий, но и с характером нарушаемых правил. Именно от вида нарушения в немалой степени зависит вероятность наступления последствий, а также более очевидны характер и тяжесть последствий. Одни и те же последствия, например гибель людей, в зависимости от вида нарушенных правил квалифицируются по разным статьям Уголовного кодекса (например, ст. 109, 215-219, 263-269 УК РФ и др.).

Приведенные примеры показывают, что и при бланкетной диспозиции основная роль в определении признаков преступления принадлежит не специальным правилам, а непосредственно уголовно-правовой норме. Нормативные предписания других отраслей права лишь детализируют те признаки, которые в более общем виде сформулированы в уголовно-правовой норме. При этом проявляется противоречивая природа бланкетных признаков: с одной стороны, они приведены в уголовном законе, а с другой - подлежат дальнейшей детализации. Чтобы их детализировать, требуется дополнительная правовая информация, содержащаяся за пределами уголовно-правовой нормы - в нормативных предписаниях иной отраслевой принадлежности.

Следует заметить, что вопрос о конституционности бланкетной формы уголовного закона еще в прошлом веке интересовал западных юристов в период особенно активного формирования правового (в социального) государства. Свойство бланкетной диспозиции переносить источник информации о полном содержании уголовно-правовой нормы из УК РФ в другие отрасли права, и, в частности, в область подзаконного правотворчества, действительно затрагивает принцип разделения властей. По мнению западногерманского юриста Ланге, бланкетным можно считать уголовный закон, который содержит два момента: негативный - неопределенность уголовного закона и позитивный - включение в качестве конструктивного фактора уголовной наказуемости - «чужой власти». Учитывая, что этот вопрос остается дискуссионным до сих пор даже в германском уголовном праве, теория и практика применения бланкетной диспозиции которого насчитывает не одно столетие, можно сделать вывод, насколько трудно решаема эта проблема.

Подтверждением того, что бланкетная форма конструирования уголовноправового запрета затрагивает проблему разделения властей и многие другие конституционные положения, служит значительное количество обращений в Конституционный Суд РФ. Наиболее «популярным» поводом таких обращений можно назвать детализацию составов преступлений, связанных с незаконным оборотом наркотических средств, психотропных веществ, ядовитых и сильнодействующих веществ. Первоначально вопросы возникли в связи с рекомендациями Пленума Верховного Суда РФ руководствоваться списками наркотических средств, сильнодействующих и ядовитых веществ, издаваемыми Постоянным комитетом по контролю наркотиков при Министерстве здравоохранения РФ, при определении вида средств и веществ (наркотическое, сильнодействующее или ядовитое), их названий и свойств, размера. Позже, когда функции утверждения Списка таких средств и веществ были переданы Правительству РФ, появились жалобы нанеконституционность и этого решения. Оспаривается конституционность и многих других статей УК РФ с бланкетными признаками состава.

Так, в Конституционный Суд РФ обратился гражданин П.Н. Чугуров, осужденный за совершение преступления, предусмотренного пунктами «а», «г» ч. 3 ст. 228.1 УК РФ, а именно за незаконное приобретение и сбыт смеси общей массой 6,59 грамма, в состав которой входило 0,64 грамма героина.

По мнению заявителя, такая квалификация его действий стала возможной в результате применения положения Списка I Перечня наркотических средств, психотропных веществ и их прекурсоров, подлежащих контролю в Российской Федерации, согласно которому все смеси, в состав которых входят наркотические средства данного списка, независимо от их количества, также относятся к наркотическим средствам. Поскольку установленная ст. 228 УК РФ Российской Федерации уголовная ответственность связывается с размером (крупным или особо крупным) не собственно наркотического средства, а всей смеси, в состав которой оно входит, названное положение фактически расширяет рамки квалификации деяния и его наказуемость и тем самым нарушает Конституцию Российской Федерации, ее ст. 10, 55 (ч. 3) и 114.

Принцип разделения государственной власти на законодательную, исполнительную и судебную (ст. 10 Конституции РФ) в сфере правового регулирования предполагает разграничение законодательной функции, возлагаемой на Федеральное Собрание, и функции обеспечения исполнения законов, возлагаемой на Правительство РФ, которое, осуществляя меры по обеспечению прав и свобод граждан (ст. 114, п. «е» ч. 1 Конституции РФ) и действуя на основании и во исполнение федеральных законов (ст. 115, ч. 1 Конституции Российской Федерации, ст. 2 и 3 Федерального конституционного закона «О Правительстве Российской Федерации»), не вправе, как и другие органы исполнительной власти, устанавливать не предусмотренные федеральным законом основания уголовной ответственности.

Возможность изменения свойств наркотических средств, а соответственно и размеров доз, предусматривает законодатель, формулируя в уголовноправовой норме такой бланкетный признак как размер наркотических средств и психотропных веществ. Наркотические средства и особенно психотропные вещества могут менять свои свойства и степень воздействия на организм человека. Кроме того, меняются научно-технические средства измерения подобных свойств. Постановление Правительства РФ, в котором фиксируются размеры средней дозы потребления наркотических средств или психотропных веществ, юридически должно лишь оформлять и закреплять объективные свойства перечисленных предметов, отражать природную закономерность воздействия таких средств и веществ на организм человека. В итоге появляется норма с технико-юридическими свойствами, содержание которой зависит не от воли правительства, а от закономерностей естественного характера, устанавливаемых экспертами соответствующего профиля. По существу - это особая форма правового закрепления результатов экспертного исследования, имеющего нормативный характер.

Способ определения размера наркотического средства по своей природе близок к способу определения тяжести вреда здоровью, хотя на первый взгляд между ними мало общего. Дело в том, что при определении крупного размера наркотического средства речь идет об определении степени выраженности свойств наркотика воздействовать на центральную нервную систему и на организм в целом. Именно поэтому долгое время функция формирования Перечня наркотических средств, психотропных веществ и их прекурсоров, подлежащих контролю в Российской Федерации, а также определения размера была поручена Постоянному комитету по контролю наркотиков при Министерстве здравоохранения РФ. Ничего противозаконного в этом не было. Разница между процедурой определения размера наркотического средства и определения тяжести вреда здоровью лишь в том, что последнее относится к конкретному человеку и определяется в рамках судебной (следственной) процедуры после совершения преступления, тогда как опасные для здоровья свойства наркотического средства существуют безотносительно к совершенному преступлению и потому могут быть определены заранее. Сам комитет потому и назывался независимым экспертным органом и свои выводы делал на основе изучения фактических свойств наркотических средств и психотропных веществ, а также на основе рекомендаций экспертного органа Всемирная организация здравоохранения. Например, отвечая на запрос правоохранительных органов, правомерно ли трамал (трамадол) называть наркотическим средством, Комитет дал следующий ответ. «В 2002 г. Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) рассматривала предложение о возможности контроля трамала на международном уровне. Однако на очередной сессии МККН ООН представитель ВОЗ сообщил, что экспертный комитет считает, что нет достаточных оснований для выдачи рекомендаций Комиссии ООН о подведении трамала под международный контроль. Таким образом, все лекарственные формы трамала (трамадола) находятся только в Списке сильнодействующих веществ и соответственно на них распространяются все меры контроля, предусмотренные для сильнодействующих веществ, в т.ч. лицензирование его ввоза и вывоза, т.к. трамал также находится в Списке сильнодействующих веществ Номенклатуры, утвержденном постановлением Правительства РФ от 3 августа 1996 г. № 930». Из содержания ответа следует, что процедура отнесения вещества к наркотическому средству является по своей природе экспертной. Таким образом, рекомендации Комитета носили такой же характер, как заключение эксперта и по своей сути не могли расширить или сузить уголовно-правовой запрет и тем более не являлись источником уголовного права, о чем свидетельствуют и решения Конституционного Суда РФ.

Поводом для другого обращения в Конституционный Суд РФ явилась неопределенность по мнению заявителя в установлении таких бланкетных признаков состава ст. 171 УК РФ как «условия лицензирования», «доход в крупном или особо крупном размере», «незаконное предпринимательство, совершенное организованной группой», что не исключает возможности произвольного ее применения и нарушения в связи с этим гарантированных ст. 18, 19 и 34 Конституции Российской Федерации прав граждан. Последние из перечисленных заявителем признаков определены непосредственно в уголовном законе, поэтому рассмотрим позицию Конституционного Суда в отношении понятия «условия лицензирования». «Само по себе отсутствие в ст. 171 УК РФ формализованных определений понятий «условия лицензирования», «доход», «незаконное предпринимательство, совершенное организованной группой» не дает оснований считать, что эти понятия не имеют законодательно установленных рамок, вследствие чего допускается их произвольное истолкование. Федеральный законодатель, предусматривая в уголовном законе ответственность за те или иные посягательства на общественные отношения, урегулированные другими отраслями права, в значительной мере основывается на положениях, содержащихся в соответствующих правовых нормах.

С учетом этого органы предварительного расследования и суды общей юрисдикции при определении в ходе производства по конкретному уголовному делу содержания предусмотренных ст. 171 УК РФ понятий обязаны исходить не только из текста данной статьи, но и из иных норм УК РФ, а также из предписаний законов, регламентирующих предпринимательскую деятельность, в том числе Гражданского кодекса Российской Федерации и Федерального закона «Олицензировании отдельных видов деятельности».

Любое предписание, содержащееся в других нормативных актах, не может именоваться уголовно-правовым, даже если к этому материалу отсылает сам уголовный закон. Посредством ссылки на нормативные предписания иных отраслей права раскрывается полное смысловое содержание уголовноправовой нормы, однако это не превращает их в источник уголовно-правовой нормы. В этом отношении вполне можно согласиться с А.И. Рарогом, который считает, что и при бланкетной диспозиции только норма УК РФ может определять признаки состава преступления. Признаки уголовно-правовой нормы при бланкетной диспозиции составляют тот каркас, на который, образно говоря, нанизаны нормы других отраслей права или их отдельные элементы, которые детализируют признаки состава преступления. В силу этого нормы других отраслей права не могут менять содержание нормы уголовного права. Если же нормы иных отраслей права по каким-либо объективным причинам поменяют свое содержание и оно выйдет за границы, обозначенные в уголовном законе, они не могут применятся при квалификации преступления.

С точки зрения логического содержания, уголовно-правовая норма и в данном случае несет в себе понятие о запрещаемом деянии. Это понятие (состав преступления) выражено в совокупности суждений о наиболее общих и существенных отличительных признаках преступного деяния. Ни в одном из нормативных актов, к которым отсылает бланкетная диспозиция, не содержится подобного суждения. Например, в Правилах дорожного движения, нарушение которых образует признаки состава преступления (ст. 264 УК РФ), содержится положение

одолжном поведении водителя при движении и эксплуатации транспортного средства. В Налоговом кодексе РФ перечисляются виды налогов и сборов, виды нарушений законодательства о налогах и сборах, но ничего не говорится о признаках преступного нарушения (ст. 198-199.2 УК РФ). Уголовный закон использует эти требования для формирования нового сложного суждения о составе деяния, обладающего качественно иными свойствами, чем деяния, регулируемые другими отраслями права. В том и противоречивость бланкетной формы, что полная юридическая модель уголовно-правового запрета в данном случае складывается из системы нормативных предписаний разный отраслей права. Нормативные акты других отраслей права являются источником детализации признаков состава преступления. В сочетании с собственно уголовно-правовой нормой они образуют ее полную логическую структуру. Это хотя и дополнительный, но обязательный правовой источник. Уголовно-правовое содержание он приобретает лишь на основе прямого или подразумевающегося указания уголовного закона. Н.С. Таганцев писал: «Норма права сама по себе есть формула, понятие, созданное жизнью, но затем получившее самостоятельное, отвлеченное бытие. Всякая юридическая норма, как отвлеченное положение, может быть оспариваема, критикуема, непризнаваема; но только норма, имеющая реальную жизнь, может быть нарушаема». Преимущество этого определения в том, что оно связывает реальные жизненные отношения и их нормативное содержание. Это важно отметить, поскольку в таком случае действуют принципы уголовного права. В случае неустранимого противоречия между нормами уголовного и других отраслей права последние не могут использоваться для детализации признаков состава преступления. Это обстоятельство имеет непосредственное значение для реализации закона в правомерном поведении или правоприменении. Усложнение логической конструкции уголовно-правовой нормы при бланкетной диспозиции значительно увеличивает объем подлежащего применению материала, что само по себе вряд ли упрощает правоприменение. Эта проблема особенно заметна применительно к тем составам преступлений, признаки которых связаны с не контролируемым законодателем большим объемом подзаконных нормативных актов, юридическая «жизнь» которых достаточно автономна и динамична. В качестве примера можно привести ст. 169 УК РФ «Воспрепятствование законной предпринимательской деятельности». Установление признаков состава преступления здесь связывается с оценкой, во-первых самой деятельности потерпевшего - она должна быть законной, во-вторых, поведения должностного лица, которое должно противоречить действующему в этой сфере законодательству.

Этот минус бланкетных диспозиций частично нейтрализуется тем, что она в основном адресована определенному, относительно узкому кругу лиц, занимающихся деятельностью, регламентируемой специальными правилами. Поскольку эти нормы чаще всего тесно связаны с профессиональными или иными интересами граждан, их содержание обычно усваивается прочнее, чем содержание иных уголовно-правовых запретов. Если речь идет об ответственности лиц, занимающихся определенного рода деятельностью, связанной со специальными правилами, то включаются дополнительные гарантии, например допуск к работе после соответствующего экзамена. Так, лицо не будет допущено к работе, связанной с эксплуатацией транспорта, не пройдя соответствующего обучения и не сдав экзамена по правилам безопасности движения и эксплуатации транспорта. Проблема реализации уголовноправовой нормы с бланкетной диспозицией осложняется в том случае, если уголовно-правовой запрет обращен к любому гражданину, чья деятельность может попасть в сферу действия специальных правил (например, правил поведения на транспорте, карантинных правил), когда вероятность ошибки субъекта в юридической оценке своего действия возрастает.

Для определения юридической природы межотраслевых образований следует выделить основную функцию не только бланкетного признака, но и этого образования в целом. Поскольку разноотраслевой нормативный материал включен в систему признаков состава преступления, его основная функция в рамках данной подсистемы увязывается с задачами уголовного права.

Одной из особенностей таких образований является их подвижная структура, приспосабливающаяся к каждому индивидуальному случаю применения нормы уголовного права с бланкетными признаками. Это позволяет уменьшить объем межотраслевых связей при квалификации конкретного преступления. Например, состав уголовно-наказуемого нарушения правил охраны труда (ст. 143 УК РФ) в целом связан с тысячами разного рода инструкциями по технике безопасности, но в момент конкретного нарушения такая связь устанавливается лишь с одним или несколькими нормативными предписаниями, которые были нарушены субъектом преступления.

По мере совершенствования законодательной техники и усиления требований к четкости формулирования уголовно-правовой нормы больше внимания уделяется правилам изложения бланкетной диспозиции, в частности предлагается конструировать ее таким образом, чтобы, кроме ссылки на нарушение специальных правил, она содержала постоянные признаки, позволяющие более четко разграничить преступное и непреступное нарушение специальных правил. Так, В. Д. Филимонов считает, что применение бланкетной диспозиции допустимо в случае, если правила поведения, предусмотренные другими нормативными актами, достаточно конкретны. По мнению Н.Ф. Кузнецовой, «бланкетные диспозиции, которых в век научно-технического прогресса не избежать, должны описывать деяние таким образом, чтобы уголовный закон не становился заложником «текучих» административных или технических норм. Для этого важно определять собственно криминальные признаки деяния, связанные, как правило, с ущербом».

Такая тенденция в современном уголовном праве преобладает, несмотря на то, что еще сохранились диспозиции с высоким удельным весом бланкетных признаков. В качестве примера последнего приведем ст. 215 УК РФ, которая предусматривает ответственность за нарушение правил безопасности при размещении, проектировании, строительстве и эксплуатации объектов атомной энергетики, если это могло повлечь смерть человека или радиоактивное заражение окружающей среды. Учитывая, что практически любое нарушение этих правил создает подобного рода опасность, отграничить преступление от проступка проблематично. Подобные исключения лишь подтверждают правило, согласно которому бланкетные признаки являются лишь формой уголовно-правой оценки деяния. Несмотря на то, что уголовно-правовая норма при бланкетной форме конструирования диспозиции формулируется с помощью ссылки на предписания нормативных актов иных отраслей права, она не совпадает с ними по содержанию, не черпает юридической силы из подзаконных нормативных актов. Как отмечал М.И. Ковалев, деяния «становятся преступными отнюдь не потому, что раньше были запрещены иными отраслями права». Только уголовный закон определяет, какие из правонарушений и при каких обстоятельствах являются преступлениями. Подзаконные нормативные акты лишь детализируют уголовно-правовую норму, но не изменяют и не отменяют ее. Сам по себе принцип законности не исключает использования в уголовном праве бланкетных признаков состава преступления, естественно, при условии соблюдения всех остальных принципов уголовного права.

Таким образом, свойства деяния, определяемые нормами других отраслей права (признаки нарушения специальных правил и т.п.), не являются признаками состава преступления, до тех пор пока они не соединены с нормой уголовного права. Лишь уголовный закон связывает воедино все признаки состава, содержит их исчерпывающий набор (полный «комплект»), который и определяет деяние в качестве общественно опасного и наказуемого. Образно говоря, уголовный закон оставляет за собой «контрольный пакет», дающий основание признать деяние преступлением и в том случае, если отдельные признаки детализируются нормами других отраслей права. Только уголовный закон определяет признаки преступления и, следовательно, является источником нормы уголовного права. Нормы других отраслей являются источником не самой нормы, а отдельных ее признаков. По-крайней мере, к этому должен стремиться законодатель.

Литература

Байдаков Г.П. Цель уголовного наказания // Проблемы совершенствования функционирования органов и учреждений, исполняющих наказания. М., 2006.

Губарева Т., Малков В., Назначение наказания по совокупности преступлений //"Российская юстиция", 2007.

Жуков А.В. Понятие и виды замены наказания более мягким по действующему Уголовному кодексу РФ // Вестник Волжского университета им. В.Н. Татищева. Серия: "Юриспруденция". Тольятти, 2012.

Жуков А.В., Безверхое А.Г. Теории наказания (в истории философской мысли): Учебное пособие. Самара: Изд-во "Самарский университет", 2013.

Жуков А.В., Малков В.П. Условно-досрочное освобождение и замена неотбытой части наказания более мягким к осужденным за преступления, связанные с незаконным оборотом наркотических средств и психотропных веществ / В сб.: Государство и право: вопросы методологии, теории и практики функционирования. Самара: Изд-во "Самарский университет", 2007.

Замена неотбытой части наказания более мягким видом наказания как самостоятельный уголовно-правовой институт // Проблемы уголовной ответственности и исполнения наказания. Сб. науч. тр. адъюнктов и соискателей. - Рязань: Ин-т права и экономики МВД России, 2014.

История развития института замены неотбытой части наказания более мягким видом наказания // Человек: преступление и наказание. Вести. Ряз. ин-та права и экономики МВД России. 2015.

Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Под.редакцией Д.Н. Козака, Е.Б. Мизулиной. - М.: 2008 г. ? 610 с.

Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Под редакцией А. А. Петухова. - М.: 2008 г. - 786 с.

Комментарий к Федеральному закону «О прокуратуре Российской Федерации» от 17 ноября 1995 г. / Под ред. Ю. И. Скуратова. - М.: 2012 г. - 318 с.

Конституция Российской Федерации.

Курс российского уголовного права: В 2 т. Т. 2: Особенная часть / Игнатов А.Н., Красиков Ю.А. - М.: Норма : Инфра-М, 2007 - 960 с.

Курс уголовного права. Общая часть. Т. 1. Учение о преступлении / Под ред. Н.Ф. Кузнецовой и И.М. Тяжковой. М.: Зерцало, 2010.

Курс уголовного права. Общая часть. Т. 2. Учение о наказании / Под ред. Н.Ф. Кузнецовой и И.М. Тяжковой. М.: Зерцало, 2011.

Российское уголовное право. Общая часть / Под ред. В.М. Кудрявцева и А.В. Наумова. М., 2007.

Уголовный процесс / Под редакцией К. Ф. Гуценко. - М.: 2007 г. - 484 с.