следует понимать несение ими постовой или патрульной службы на улицах и в общественных местах; поддержание порядка во время проведения демонстраций, митингов, зрелищ, спортивных соревнований и других массовых мероприятий, при ликвидации последствий аварий, общественных и стихийных бедствий; предотвращение или пресечение противоправных посягательств. При этом не имеет значения, находился ли сотрудник правоохранительного органа на дежурстве или по своей инициативе или по просьбе граждан принял меры к предотвращению нарушения общественного порядка или пресечению преступлений.
Для квалификации преступления важное значение имеет точное определение признаков лица, которое может быть потерпевшим по данной статье. Им является сотрудник правоохранительного органа или военнослужащий. Потерпевшим может быть не любой работник этих органов, а лишь аттестованные работники, имеющие специальные звании, в чьи полномочии входит обеспечение общественного порядка и общественной безопасности. Устанавливая признаки, характеризующие должностное положение потерпевшего и его полномочия, необходимо принимать во внимание только те фактически исполняемые обязанности, которые имеют соответствующее юридическое закрепление. Дело в том, что на практике не редки случаи, когда в силу различных причин функции должностного лица выполняют другие работники, не относящиеся к этой категории, иногда по устному приказу. Как в таком случае квалифицировать насилие, применённое в целях прекращения «служебной деятельности» такого лица или изменения её характера? Следует выяснить, порождает ли устное распоряжение соответствующие должностные обязанности или нет и, главное, обладает ли это лицо государственно-властными полномочиями. В отличие от воинских уставов, которыми предусмотрена возможность придания властных полномочий по устному приказу, обычное административное законодательство такие варианты прямо не называет. Таким образом, посягательство на деятельность лица, должностные полномочия которого не оформлены юридически, квалифицируются как преступления против личности.
Единого закона, в котором определялись бы функции всех правоохранительных служб, нет, поэтому определение признаков потерпевшего вытекает из конкретных нормативных актов, регламентирующих круг служебных обязанностей и прав сотрудника правоохранительного органа.
Отсутствие у потерпевшего полномочий сотрудника правоохранительного органа означает и отсутствие признаков преступления против порядка управления.
Так, в определении Судебной коллегии Верховного Суда РФ № 43099-81 по делу Р. отмечено, что по смыслу примечания к ст. 318 УК РФ
представителем власти признается должностное лицо, наделенное в установленном законом порядке распорядительными полномочиями в отношении лиц, не находящихся от него в служебной зависимости. Потерпевший, работая старшим инспектором безопасности АО «Ижмаш», в установленном законом порядке распорядительными функциями наделен не был и не мог быть признан представителем власти, поэтому действия осужденного по применению насилия к потерпевшему (причинение легкого вреда здоровью, вызвавшее кратковременное его расстройство) переквалифицированы с ч. 2 ст. 318 УК РФ на ст. 115 УК РФ.
Ответственность за применение насилия в отношении представителя власти наступает только в случаях противодействия его законной деятельности.
Так, З., его жена, брат и мать в легкой степени алкогольного опьянения ожидали электропоезд на железнодорожной станции «Ростов». В это время к ним подошли работники милиции и потребовали у З. и его жены документы. Поскольку документов не оказалось, работники милиции Кочетков и Кроповой предложили супругам пройти с ними в дежурную часть линейного отделения милиции. З., его мать, жена и брат стали просить работников милиции отпустить их на электропоезд, однако Кочетков и Креповой повели З. в милицию. В ответ на требование родственников отпустить З. Кочетков снял с пояса дубинку и замахнулся на него. В это время З. бросился на спину Кочеткова, повалил его на землю и удерживал до тех пор, пока его не остановили. Ростовским областным судом З. оправдан в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 318 УК РФ (применение насилия в отношении представителя власти), за отсутствием в его деянии состава преступления, поскольку у работников милиции не было основания его задерживать.
Применение насилия, не опасного для жизни и здоровья, в отношении представителя власти образует состав преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 318 УК РФ, лишь в том случае, если оно связано с исполнением этим представителем власти своих должностных обязанностей. Так, в обзоре судебной работы военных судов гарнизонов и объединений за I полугодие 1999 г. указано, что применение насилия в связи с неправомерными действиями представителя власти состав данного преступления не образует.
Во время следования на принадлежащем ему автомобиле ВАЗ-2103 П. был остановлен сотрудниками ДПС ГАИ. Проверив документы П., сотрудник ГАИ заподозрил, что П. находится в состоянии алкогольного опьянения, и предложил ему отдать ключи от автомашины, а также проехать в медицинское учреждение для освидетельствования. Однако П. указание работников милиции выполнить отказался, а когда работники милиции, используя физическую силу, стали отбирать у него ключи от машины и надевать наручники, оказал им сопротивление, в ходе которого нанес сержанту милиции Б. удар ногой по ноге, причинив последнему телесные повреждения в виде ушиба, кровоподтека и ссадины, не вызвавшие расстройства здоровья или утраты трудоспособности. Поскольку П. нанес удар Б., защищаясь от его неправомерных действий, военный суд Северо-Кавказского военного округа прекратил в отношении П. дело за отсутствием состава преступления.
Ошибка в квалификации, о которой идет речь в приведенном выше примере, отражает объективные трудности в юридической оценке действий потерпевшего, особенно в тех случаях, когда применяется физическая сила, специальные средства или оружие. В таком случае особенно важно в деталях оценить сложившуюся ситуацию, установить наличие или отсутствие оснований для применения принудительных мер, а также соответствие характера таких мер закону и сложившейся обстановке, в условиях которой они применялись. Лишь после этого возможна юридическая оценка правомерности действия потерпевшего и наоборот, противоправности примененного к представителю власти насилия.
Согласно действующему законодательству, необходимость применения силы со стороны представителя власти вытекает, как правило, из отказа нарушителя прекратить действия, противоречащие нормам права или отказа следовать в органы правопорядка для составления протокола. Таким образом, при квалификации преступления необходимо выяснить, во-первых, был ли отказ прекратить правонарушение, во-вторых, было ли основание для предложения следовать за работником милиции или другим представителем власти. Сам по себе отказ подчиниться требованию работника милиции не может служить основанием для применения силы, если необходимость для этого отсутствовала.
Так, за применение насилия к работнику милиции были привлечены к уголовной ответственности супруги К. и В. Как установлено по делу, работники милиции прибыли в квартиру В. по вызову соседки П., которая пожаловалась на громкую музыку. Работники милиции сделали замечание
В., но те заявили, что они отмечают праздник Победы и никаких нарушений не совершили. Не попытавшись урегулировать конфликт другим способом, работники милиции, проверив паспорта у гостей - супругов К., забрали документы и предложили следовать в отдел милиции. После отказа попытались подкрепить требование силой. Женщины попытались помешать задержанию мужей; завязалась борьба, во время которой были причинены телесные повреждения К. и В., а также повреждена одежда одного из работников милиции. Все четверо были привлечены к уголовной ответственности за совершение преступления против порядка управления. Между тем, в соответствии со ст. 27.2 КоАП РФ доставление, то есть принудительное препровождение физического лица в целях составления протокола об административном правонарушении, допускается лишь при невозможности его составления на месте выявления административного правонарушения. В данном случае правонарушение было прекращено, личность нарушителей установлена и не было основания для задержания. Протокол мог быть составлен на месте. В связи с этим требование следовать ночью в отделение милиции и применение при этом работниками милиции физической силы было не обоснованным.
Перечень других оснований для задержания содержится в законодательстве, регламентирующем уголовно-процессуальную, оперативно-розыскную и административно-юрисдикционную деятельность (ст. 27.3 КОАП РФ, ст. 8 и 11 Закона РФ «О милиции» и др.). Наличие юридического основания для привода, задержания и ареста еще не предрешает вопроса о формах физической реализации этих мер.
Так, при задержании А., привлекаемого к уголовной ответственности за злостное уклонение от уплаты алиментов, работник милиции, выполнявший распоряжение о приводе уклоняющегося от явки к следователю обвиняемого, дождался, когда тот вечером возвращался домой, напал на него сзади, применил болевой прием самбо и вел его таким образом в отдел милиции. По дороге А., испытывающий сильную боль, пытался вырваться, отталкивал работника милиции, в связи с чем был привлечен к уголовной ответственности за применение насилия к представителю власти. При рассмотрении уголовного дела в суде выяснилось, что А. не являлся к следователю, так как повестки приходили по другому адресу, препятствовать приводу не собирался, а сопротивлялся в связи с тем, что к нему без всяких причин были применены болевые приемы. В данном случае представителем власти нарушены требования ст. 13 Закона «О милиции», которая предписывает применять физическую силу лишь в случае, если ненасильственные способы не обеспечивают выполнение возложенных на милицию обязанностей, делает его поведение неправомерным, хотя уголовно-процессуальные основания для привода были налицо. Уголовное дело в части обвинения А. в совершении преступления против порядка управления было обоснованно прекращено.
Возможны ситуации, когда налицо и правонарушение виновного, и наличие оснований для задержания, но характер принудительных мер определен неверно, превышены полномочия по применению физической силы, специальных средств или оружия. В таком случае поведение должностного лица будет неправомерным и, соответственно, физическое сопротивление ему не образует преступления против порядка управления.
Так, работник милиции П. в состоянии опьянения пришел в сельский клуб, где была организована дискотека. Заметив группу прикомандированных механизаторов, которые шумным поведением мешали отдыхающим, он предложил им покинуть помещение клуба. Все вышли кроме Л., который, выражаясь нецензурной бранью, отказался уходить. Позвав на помощь местных жителей В. и Н., П. повел Л. в пункт охраны правопорядка, но по дороге тот вырвался и стал выяснять причину задержания.
П. пригрозил применить оружие, если он откажется следовать по указанному адресу. После того, как Л. остался стоять, не подчиняясь его приказу, П. из табельного оружия сделал предупредительный выстрел вверх, а затем стал производить прицельные выстрелы по ногам. В ответ на это Л. с подобранным на месте металлическим прутом бросился на П., выбил пистолет и причинил ему менее тяжкие телесные повреждения. В данном случае у работника милиции были основания задержать нарушавшего общественный порядок и не подчиняющегося законным требованиям Л., однако при этом применены меры, явно не вызывавшиеся необходимостью. Грубо нарушены требования ст. 15 Закона «О милиции», регламентирующей порядок применения оружия. В результате Л. из правонарушителя превратился в потерпевшего и его действия квалифицируются как необходимая оборона. Действия работника милиции обоснованно были квалифицированы как превышение власти, сопряженное с применением оружия.
Основы правомерности действий работника правоохранительных органов сами по себе зачастую носят межотраслевой или межведомственный характер. Это осложняет уголовно-правовую квалификацию фактов оказания сопротивления задерживаемым лицом. Например, долгое время существовал пробел в регулировании оснований для задержания сотрудником милиции лиц, уклоняющихся от призыва на военную службу. В конце 2007 г. вышел совместный межведомственный юридический документ, урегулировавший эту проблему.
Значительные сложности оценки правомерности действий сотрудника правоохранительного органа возникают в случае конфликта между представителями разных специальных служб или между сотрудниками одного и того же правоохранительного органа. Рассмотрим в качестве примера следующее уголовное дело.
Согласно постановлениям о привлечении Б. и С. в качестве обвиняемых и обвинительному заключению 23 декабря 1994 г., около 16 ч. они, являясь соответственно командиром отделения роты ППСМ 62 отделения милиции ОВД «Соколиная Гора» УВД Восточного административного округа г. Москвы и милиционером-водителем той же роты, с целью вернуть 347 000 руб., которые 22 декабря 1994 г. Б. проиграл в лотерею Р. в холле магазина автозапчастей, и используя свое служебное положение, будучи вооруженными автоматами АКСУ-74, на служебной автомашине ВАЗ-2106 прибыли к указанному магазину, в холле которого встретили Р. и потребовали у него вернуть проигранную сумму денег. На требование присутствовавшего при этом оперуполномоченного 7-го отдела ГУВД г. Москвы П., находившегося при исполнении служебных обязанностей и предъявившего удостоверение сотрудника милиции, прекратить преступную деятельность, С. и Б. не отреагировали и забрали служебное удостоверение Пашинова, ввиду чего он был вынужден применить свое табельное оружие - пистолет системы Макарова, произведя из него несколько выстрелов в землю. Одна из пуль, отрекошетив от земли, причинила Б. ссадину в лобной области, относящуюся к легким телесным повреждениям без расстройства здоровья.
Осознавая, что П. выполняет свой служебный долг и в связи с его выполнением, а также имея целью скрыть совершенное им и С. преступление, Б. произвел в П. несколько выстрелов из автомата, причинив потерпевшему два сквозных огнестрельных пулевых ранения, от которых наступила смерть потерпевшего.
Судом первой инстанции Б. и С. оправданы за отсутствием в их действиях составов преступлений. Оправдывая Б. и С. по предъявленному им обвинению в злоупотреблении властью, суд пришел к выводу о том, что время возникновения у Б. намерения забрать свой проигрыш у Р. не может повлиять на оценку действий подсудимых.
Однако судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ, рассмотревшая в судебном заседании указанное дело по кассационному протесту государственного обвинителя с таким выводом не согласилась, отметив следующее. «Поскольку обстоятельства, касающиеся причин прибытия Б. и С. в магазин автозапчастей, мотивов и характера их действий по отношению к Р., с учетом должностного положения оправданных, имели существенное значение для правовой оценки их действий как по этому обвинению, так и по обвинению Б. в посягательстве на жизнь П. При таких обстоятельствах, принимая во внимание, что предъявленное Б. и С. обвинение в злоупотреблении властью взаимосвязано с обвинением, предъявленным Б. в посягательстве на жизнь работника милиции, оправдательный приговор подлежит отмене в полном объеме, а дело направлению на новое судебное разбирательство».
Таким образом, применение норм других отраслей права при квалификации преступлений рассматриваемой категории необходимо для установления признаков, характеризующих должностное положение потерпевшего, во-вторых, для определения характера юрисдикционной деятельности потерпевшего (например, относится ли она к охране общественного порядка и т.п.), в-третьих, для оценки правомерности его поведения. При квалификации этих преступлений, как уже отмечалось, законодатель формулирует специальные составы не только по признакам потерпевшего, но и по роду его деятельности, а также по характеру посягательства. Поэтому, например, сотрудник органов внутренних дел может рассматриваться в качестве потерпевшего по различным статьям уголовного кодекса в зависимости от функций, выполняемых им в момент совершения против него преступления.
Для квалификации некоторых преступлений с бланкетными признаками состава, характеризующими правомерную деятельность потерпевшего, необходимо не только устанавливать период действия во времени нормативных актов, детализирующих признаки состава преступления, но и сопоставлять время непосредственного исполнения обязанностей, предусмотренных этими нормативными актами, с моментом осуществления посягательства на потерпевшего. Например, «диспозиция ст. 333 УК РФ в части, касающейся сопротивления начальнику или другому лицу, изложена таким образом, что квалификация по этой норме возможна лишь в случае совершения преступления во время исполнения потерпевшим возложенных на него обязанностей военной службы. Что же касается принуждения, а также насильственных действий в отношении начальника или оскорбления военнослужащего, то диспозиции ст. 333, 334 и 336 УК РФ допускают соответствующую квалификацию при совершении противоправного деяния не только во время, но и в связи с исполнением потерпевшим таких обязанностей.
Из рассмотренных в настоящем параграфе примеров видно, что введение признаков специального потерпевшего существенно усложняет квалификацию преступления. Эта сложность не рождена особенностями законодательной техники (особенностями конструирования состава преступления), а вызвана специфической функцией потерпевшего в структуре охраняемых уголовным законом отношений, которая не может не учитываться при формулировании признаков состава преступления и, соответственно, при реализации уголовного закона. Квалификация преступлений с бланкетными признаками, характеризующими потерпевшего, подчиняется общим правилам квалификации общественно опасных деяний такого рода. При этом следует учитывать особенности изложения признаков потерпевшего в структуре состава преступления, а также отраслевой характер правовых норм, с помощью которых определяются его признаки.
.Установление признаков объективной стороны
Анализ составов преступлений с бланкетными признаками показывает, что наибольший объем детализирующих межотраслевых признаков падает на такой элемент, как объективная сторона состава преступления. Это особенно заметно применительно к преступлениям, связанным с нарушением специальных правил. Количество вариантов совершения действий (бездействия) пропорционально числу правил, детализирующих бланкетную диспозицию УК РФ. Описание особенностей установления этого элемента состава преступления, связанного с нарушением специальных правил, по существу представляет собой самостоятельную тему исследования, поэтому остановимся на рассмотрении лишь наиболее сложных элементов объективной стороны этих составов.
Достаточно большое количество составов преступлений с бланкетными признаками включает в качестве таковых предмет преступления, свойства которого определяются нормами различных отраслей права (имущество в составах преступлений против собственности, наркотические средства в составах общественно опасных деяний, связанных с незаконным оборотом этих средств, оружие в преступлениях против общественной безопасности и др.). Суд при установлении признаков предметов преступлений, предусмотренных, например, ст. 222-226 и 228-233 УК РФ, обращается к законам «Об оружии» и «О наркотических средствах и психотропных веществах», однако применяет их не напрямую, а посредством осуществления предварительного уголовно-процессуального действия - назначения экспертизы. Заключение эксперта в таком случае является необходимым связующим звеном между уголовно-правовой нормой и детализирующими ее технико-юридическими предписаниями иной отраслевой принадлежности. Хотя оно касается фактических обстоятельств дела, его свойства по характеру приближаются к юридическим (о применении специальных познаний при конкретизации признаков указанных предметов подробнее см. в параграфе 7.2.).
Существенной особенностью обладает установление признаков деяния (действия или бездействия) при квалификации преступлений с бланкетными признаками става и особенно с теми из них, которые связаны с нарушением специальных правил. Зачастую такие обязанности возлагаются на субъекта лишь с соблюдением определенной процедуры допуска к определенному виду деятельности.
Процедурные свойства деяния, выраженные бланкетными признаками, могут иметь место и в так называемых формальных составах. Например, установление признаков состава незаконного заключения под стражу возможно лишь на основе анализа соблюдения процедурных норм на различных этапах принятия уголовно-процессуального решения.
Если уголовная ответственность наступает в результате несоблюдения определенной процедуры, необходим анализ всех обстоятельств, лежащих в основе требований о соблюдении процедуры. Здесь не допустим формальный подход, который может привести к ошибке в квалификации преступления.
По приговору Пермского областного суда от 21 ноября 2003 г. И. оправдана по обвинению в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 301 УК РФ. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ 2 февраля 2004 г. оставила оправдательный приговор без изменения, а кассационное представление - без удовлетворения, указав следующее. Уголовным законом - ч. 1 ст. 301 УК РФ - установлена уголовная ответственность за заведомо незаконное задержание, т. е. задержание, произведенное при отсутствии предусмотренных законом оснований и с нарушением установленных им условий. Как видно из материалов дела, следователем И. выполнены все требования уголовно-процессуального закона, регулирующие основания и порядок задержания подозреваемого. В соответствии с ч. 1 ст. 91 УПК РФ орган дознания, дознаватель, следователь или прокурор вправе задержать лицо по подозрению в совершении преступления, за которое может быть назначено наказание в виде лишения свободы, при наличии одного из следующих оснований: 1) когда это лицо застигнуто при совершении преступления или непосредственно после его совершения; 2) когда потерпевшие или очевидцы укажут на данное лицо как на совершившее преступление; 3) когда на этом лице или его одежде, при нем или в его жилище будут обнаружены явные следы преступления. Согласно требованиям, предусмотренным ст. 92 УПК РФ, после доставления подозреваемого в орган дознания, к следователю или прокурору в срок не более 3 часов должен быть составлен протокол задержания, в котором делается отметка о том, что подозреваемому разъяснены права, предусмотренные ст. 46 УПК РФ. О произведенном задержании следователь обязан сообщить прокурору в письменном виде в течение 12 часов с момента задержания подозреваемого. На том основании, что потерпевший и другие очевидцы прямо указали на Ч. как на лицо, совершившее преступление, 17 апреля 2003 г. в 21 час 30 мин. следователь И. вынесла постановление о возбуждении в отношении него уголовного дела по признакам преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 111 УК РФ. В этот же день в 22 час. 15 мин. она составила протокол задержания Ч. как лица, совершившего преступление, предусмотренное ст. 111 УК РФ, и в установленный ст. 92 УПК РФ срок направила письменное сообщение соответствующему прокурору .
Определенными особенностями обладает уголовно-правовая оценка последствий в структуре состава, имеющего бланкетную форму. Поскольку последствия представляют собой негативные изменения в объекте уголовно-правовой охраны, все сказанное выше об особенностях установления признаков объекта относится и к ним. Вместе с тем, есть и другая форма привлечения нормативного материала других отраслей права для установления последствий - использование специальных правил для определения факта наступления определенных уголовным законом последствий и установления их тяжести.
Рассмотрим это на примере определения факта причинения вреда здоровью. В правилах определения тяжести вреда здоровью можно выделить технико-юридические нормы, определяющие процедуру судебно-медицинского исследования и критерии тяжести вреда. Первое полностью находится в сфере медицины, второе включает кроме собственно медицинского содержания и уголовно-правовые элементы, поскольку напрямую связано с признаками состава преступления.
В новых Правилах, в отличие от Правил судебно-медицинского определения степени тяжести телесных повреждений, утвержденных приказом Минздрава СССР от 11 декабря 1978 г. № 1208, не установлена связь с уголовным законом. В преамбуле этого документа предусматривается, что данные Правила разработаны в соответствии со ст. 52 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан. В пункте 3 указанных Правил записано, что вред, причиненный здоровью человека, определяется в зависимости от степени его тяжести (тяжкий вред, средней тяжести вред и легкий вред) на основании квалифицирующих признаков, предусмотренных п. 4 Правил, и в соответствии с медицинскими критериями определения степени тяжести вреда, причиненного здоровью человека, утверждаемыми Министерством здравоохранения и социального развития РФ. Между тем квалифицирующие признаки, указанные в п. 4 данных Правил полностью совпадают с описанием признаков состава преступлений, предусмотренных ст. 111, 112, 115 УК РФ.
Таким образом, Правила содержат материально-правовую классификацию и критерии тяжести вреда здоровью, которые имеют уголовно-правовое значение. Указанные признаки нельзя отнести к числу бланкетных, поскольку они лишь дублируют признаки состава преступления. Соответственно, в этой части диспозиции ст. 111, 112 и 115 УК РФ нельзя назвать бланкетными. Вместе с тем, другие признаки этих же составов приобретают бланкетный характер, поскольку их содержание раскрывается в указанных Правилах, например, дается определение вреда здоровью, что означает появление медицинского термина, используемого уголовным законом. Бланкетными являются и признаки длительного расстройства здоровья (ст. 112 УК РФ), кратковременного расстройства здоровья (ст. 115 УК РФ), поскольку их содержание раскрывается в Медицинских критериях определения степени тяжести вреда, причиненного здоровью человека, утвержденных приказом Минздравсоцразвития России от 24 апреля 2008 г. № 194н.
Несмотря на то, что этот правовой акт содержит медицинские критерии и адресован судебно-медицинским экспертам, отдельные его положения (как и положения прежних Правил) могут применяться следователем и судом непосредственно, если речь идет об оценке заключения судебно-медицинского эксперта.
Так, Судебная коллегия по уголовным делам ВС РФ отменила приговор по делу Ч. и К. Суд, признавая Ч. и К. виновными в разбойном нападении на И., установил, что оно совершено с применением насилия, опасного для жизни и здоровья, исходя из заключения судебно-медицинского эксперта. Однако данное заключение эксперта не отвечает требованиям порядка определения тяжести телесных повреждений, изложенным в Правилах производства судебно-медицинских экспертиз тяжести вреда здоровью, введенных в практику приказом Министерства здравоохранения Российской Федерации от 10 декабря 1996 г. № 407 (с изм., внесенными приказом от 5 марта 1997 г. № 61).
Суд не обратил внимание на то, что согласно п. 48 названных Правил под кратковременным расстройством здоровья следует понимать временную утрату трудоспособности продолжительностью не свыше трех недель. В заключении эксперта нет ссылки на утрату И. трудоспособности, не установлена длительность расстройства здоровья, его выводы основаны на данных освидетельствования потерпевшего на следующий день после избиения, поэтому нельзя однозначно судить о характере примененного насилия, а следовательно, и о правильности квалификации действий обвиняемых. В указанном решении Коллегии ВС РФ ссылка на Правила производства судебно-медицинских экспертиз тяжести вреда здоровью напрямую увязана с квалификацией преступления, т.е. налицо все признаки применения технико-юридической (или медико-юридической) нормы. На эту связь уголовного закона и Правил указывается и в теории уголовного права, касающейся квалификации преступлений против здоровья.
По другому уголовному делу непосредственная ссылка судом на Правила положена в основу переквалификации преступления с ч. 2 на ч. 1 ст. 318 УК РФ.
Определением Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ подтверждена обоснованность переквалификации действия виновного с ч. 2 ст. 31 8 УК РФ на ч. 1 этой статьи. Из первого заключения судебно-медицинского эксперта в момент освидетельствования потерпевшего С. каких-либо видимых телесных повреждений у него не обнаружено. Заключение дано на основании амбулаторной карты, оформленной при обращении С. к хирургу, где отмечено наличие у него кровоподтека около глаза и нижней губы, которые, по мнению эксперта, повлекли легкий вред здоровью потерпевшего. Согласно акту повторной судебно-медицинской экспертизы, при оценке тех же телесных повреждений эксперт пришел к выводу, что они не являются опасными для жизни и здоровья потерпевшего и влекут за собой легкий вред его здоровью по признаку кратковременного расстройства здоровья на срок не свыше 21 дня. «Между тем, отмечается в определении СК ВС РФ, оба названных заключения не отвечают требованиям определения степени тяжести телесных повреждений, изложенных в Правилах судебно-медицинской экспертизы тяжести вреда здоровью, введенных в практику приказом Министерства здравоохранения Российской Федерации от 10 декабря 1996 г. № 407 «О введении в практику правил производства судебно-медицинских экспертиз», с изменениями, внесенными приказом от 5 марта 1997 г. № 61. Согласно п. 47-49 названных Правил признаками легкого вреда здоровью являются кратковременное расстройство здоровья и незначительная стойкая утрата общей трудоспособности, равной 5%, при этом под кратковременным расстройством здоровья следует понимать временную утрату трудоспособности на срок не свыше 21 дня. В заключениях экспертов не содержится указания на утрату С. трудоспособности, характер телесных повреждений согласно абз. 2 п. 50 тех же Правил следует расценивать как не причинившие вреда здоровью. Таким образом, учитывая недостатки экспертных заключений, характер фактически причиненных С. телесных повреждений, не повлекших кратковременной утраты трудоспособности, и руководствуясь названными Правилами, суд обоснованно и мотивированно пришел в приговоре к выводу о том, что причиненные С. телесные повреждения не повлекли причинения вреда его здоровью, а поэтому не имеется оснований для квалификации действий П. по ч. 2 ст. 318 УК РФ» .
В приведенном примере суд с помощью ссылки на Правила не определял тяжесть телесных повреждений, а, напротив, исключил наличие вреда здоровью. Не соглашаясь с выводом экспертов, он в то же время использовал описание зафиксированных в результате проведенной экспертизы повреждений.
Применительно к рассматриваемым составам имеет свои особенности установление причинной связи. Речь идет о несколько необычной причинно-следственной зависимости. В качестве причины выступает не просто деяние, а нарушение специальных правил. Поскольку речь идет о связи между нарушением правил и последствиями, неприемлем чисто «физический» подход к установлению причинной цепочки. Если в уголовном праве обычно в качестве причины рассматривают деяние субъекта, взятое в целом, в системе действий или самостоятельных поступков, то применительно к преступлениям, связанным с нарушением специальных правил, этого недостаточно. Необходимо проанализировать каждое из допущенных нарушений, устанавливая «вклад» каждого из них в наступившие последствия.
Значительной сложностью отличается процесс установления причинной связи в транспортных преступлениях. Практически каждое нарушение правил безопасности движения создает реальную возможность для наступления общественно опасных последствий. Однако в случае их наступления необходимо выяснить, какие конкретно нарушения привели к преступному результату, т. е. какая из созданных возможностей реализована (см. п. 5 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 9 декабря 2008 г. № 25 «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с нарушением правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств, а также с их неправомерным завладением без цели хищения»). Таким же образом устанавливается причинная связь, когда нарушения правил допущены несколькими субъектами и необходимо решить вопрос об ответственности каждого.
С подобной задачей, например, не удалось справиться судье по уголовному делу в отношении Кубаева и Котегова. Кубаев оставил свой автомобиль на дороге в связи с тем, что кончился бензин. Нарушив требования Правил дорожного движения, Кубаев не выставил знака аварийной остановки, хотя было темное время суток, не включил габаритные сигналы. Котегов на автомобиле следовал в том же направлении. За 80 м, заметив автомобиль Кубаева, он переключил свет фар с дальнего на ближний, а за 50 м включил сигнал поворота и, не убедившись в безопасности маневра, выехал на полосу встречного движения, где столкнулся с автомобилем, водитель которого погиб. К уголовной ответственности были привлечены и Кубаев, и Котегов, также нарушивший Правил дорожного движения.
Верховный Суд РСФСР уголовное дело в отношении Кубаева прекратил, указав, что ответственность за дорожно-транспортное преступление наступает лишь при наличии причинной связи между действиями лица, нарушившего правила безопасности движения, и последствиями, предусмотренными указанной статьей. Данное решение представляется обоснованным, так как нарушение Кубаевым правил безопасности движения, хотя и создавало реальную возможность для наступления тяжких последствий, однако к ним не привело. Отсутствие знака аварийной остановки и габаритных огней не помешало Котегову вовремя заметить стоящий автомобиль. Дальнейшие действия Котегова не связаны с нарушениями Кубаева.
В практике расследования транспортных преступлений нередки случаи, когда правила одновременно нарушены и водителем, и потерпевшим. При этом возможны различные варианты в зависимости от того, чьи действия стали причиной наступившего результата: а) последствия наступили в силу неправомерных действий и водителя, и потерпевшего (сопричинение вреда); б) нарушение правил потерпевшим не повлияло на развитие причинной связи; в) несчастный случай произошел исключительно вследствие нарушения правил самим потерпевшим, тогда как нарушение правил безопасности движения водителем не связано с причинением вреда. В первых двух случаях водитель несет ответственность за вред, причиненный им самим или при «содействии» потерпевшего, в последнем - ответственность водителя исключается.
Органами предварительного следствия М. предъявлено обвинение в нарушении Правил дорожного движения, повлекшем причинение Я. менее тяжких телесных повреждений, совершенном при следующих обстоятельствах. 24 июля 1995 г. около 15 часов М., управляя личным автомобилем, ехала по ул. Мичурина в г. Красноярске. Подъезжая к регулируемому перекрестку, в нарушение п. 13.8 Правил дорожного движения, при включении разрешающего сигнала светофора, она не уступила договору пешеходу Я., не закончившему переход проезжей части улицы, в результате чего совершила наезд на последнего, причинив ему менее тяжкие телесные повреждения в виде перелома левой ключицы со смещением. Кроме того, она в нарушение п. 2.5 Правил дорожного движения при доставке потерпевшего в лечебное учреждение на своем автомобиле предварительно не зафиксировала (при отсутствии свидетелей) положение автомашины, следы и предметы, относящиеся к происшествию, не приняла мер к сохранению их и организации объезда места происшествия, не сообщила о случившемся в милицию и с места происшествия уехала.
Ленинским районным судом г. Красноярска М., привлеченная к уголовной ответственности за дорожно-транспортное преступление, оправдана за отсутствием в деянии состава преступления. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ протест заместителя Генерального прокурора РФ об отмене судебных решений оставила без удовлетворения. Президиум Верховного Суда РФ 16 апреля 1997 г. протест заместителя Генерального прокурора РФ об отмене судебных решений в отношении М. и направлении уголовного дела на новое рассмотрение оставил без удовлетворения по следующим основаниям. Признавая М. невиновной в наезде на Я., суд указал, что несчастный случай произошел вследствие грубой неосторожности самого потерпевшего, который начал переход проезжей части улицы на разрешающий сигнал светофора, а продолжил - на запрещающий сигнал светофора, выйдя из-за стоявшего в левом ряду автобуса непосредственно перед ехавшим на разрешающий сигнал светофора автомобилем М. Этот вывод основан на исследованных в судебном заседании доказательствах.
Суд пришел к обоснованному выводу, что доказательств, подтверждающих выводы органов следствия о переходе Я. проезжей части улицы, по которой двигалась автомашина М., на разрешающий сигнал светофора, в материалах дела не имеется. Тем более, что органы следствия в постановлении о привлечении М. в качестве обвиняемой указали, что она ехала по перекрестку на разрешающий сигнал светофора. Это обстоятельство не оспаривалось и в протесте. В соответствии с п. 4.6 Правил дорожного движения пешеходы, не успевшие закончить переход, должны остановиться на линии, разделяющей транспортные потоки противоположных направлений. Продолжать переход можно, лишь убедившись в безопасности дальнейшего движения и с учетом сигнала светофора. Как видно из материалов дела, М. ехала на разрешающий сигнал светофора, т.е. в соответствии с требованиями п. 13.8 Правил дорожного движения. Я., переходя улицу, нарушил п. 4.6 Правил, что явилось причиной наезда на него. Поэтому вывод суда о допущенной Я. грубой неосторожности и об отсутствии в действиях М. состава преступления, подтвержден исследованными судом доказательствами.
Возможны ситуации, когда нарушение правил, допущенное водителем, «перекрывается» нарушением, которое допустил потерпевший. В данном случае точнее говорить не об отсутствии вины водителя, а о наличии причинной связи между нарушением правил потерпевшим и наступившими последствиями и, соответственно, об отсутствии таковой применительно к действиям водителя.
Так, Б. следовал на автомобиле по улице поселка с превышением установленной скорости и без учета видимости в направлении движения. Из-под моста в непосредственной близости от автомобиля неожиданно выбежал мальчик. В результате совершенного наезда он погиб. Б. был привлечен к уголовной ответственности за совершение дорожно-транспортного преступления, однако областной суд возвратил уголовное дело для дополнительного расследования, указав на необходимость установления причинной связи между нарушением правил безопасности движения и наступившими последствиями. Основанием решения послужило то, что тяжкие последствия могли наступить независимо от нарушения Б. правил: в момент появления мальчика перед автомобилем водитель не имел технической возможности предотвратить наезд, даже если бы он двигался с разрешенной скоростью.
Точно также определяется соотношение «вклада» в наступление последствий и действий потерпевшего, каковым является другой водитель. Если причиненные ему повреждения наступили в результате собственной грубой неосторожности, ответственность второго водителя исключается.
Особую трудность вызывают случаи вынужденного нарушения правил, например, правил дорожного движения, которые вызваны либо непредвиденным обстоятельством либо нарушением, допущенным иным участником движения.
Так, ошибочно был осужден за дорожно-транспортное преступление П. Он признан виновным в нарушении правил безопасности движения, повлекшем причинение Т. менее тяжких телесных повреждений. П., управляя автомашиной ВАЗ-2102 в п. Советский, у перекрестка дорог, не пропустив движущийся по встречной полосе мотоцикл, начал поворот налево, включив указатель поворота, но автомашина остановилась на полосе встречного движения. В результате сложившейся ситуации мотоциклист С. был вынужден резко затормозить и начать объезжать автомашину справа с заездом на обочину, где сбил несовершеннолетнюю Т., причинив ей менее тяжкие телесные повреждения. Определением судебной коллегии по уголовным делам суда Ханты-Мансийского автономного округа приговор оставлен без изменения.
Заместитель Председателя Верховного Суда РФ в протесте поставил вопрос об отмене приговора. Президиум суда Ханты-Мансийского автономного округа протест удовлетворил, указав следующее. По смыслу закона уголовная ответственность наступает лишь в случае, когда между действиями лица, нарушившего правила безопасности движения, и наступившими последствиями, предусмотренными данной статьей, имеется причинная связь. Как установлено судом, П., видя идущий по главной дороге мотоцикл, должен был пропустить его, а затем делать маневр для пересечения дороги, однако в нарушение п. 8.1, 8.8 Правил дорожного движения создал аварийную обстановку и, выехав с второстепенной дороги на главную, не только не уступил дорогу мотоциклисту, но и преградил ему путь.
Суд не исследовал вопрос о том, не нарушил ли С. Правила дорожного движения при создавшейся дорожной обстановке, что повлекло наезд на девочку, и имел ли он возможность избежать этого. Согласно п. 11.1 Правил дорожного движения (действовавших на момент дорожно-транспортного происшествия), при возникновении препятствий или опасности для движения, которые водитель в состоянии обнаружить, он должен принять меры к снижению скорости вплоть до остановки транспортного средства или безопасному для других участников движения объезду препятствий. Из показаний П. и свидетеля С. следует, что автомашина П. выехала на полосу движения мотоцикла под управлением С., когда расстояние между ними составляло около 30 м. Как видно из схемы к протоколу осмотра места происшествия, наезд на девочку произошел приблизительно в 15 м сзади остановившегося автомобиля. Согласно выводам автотехнического эксперта, мотоциклист имел бы техническую возможность для предотвращения столкновения с автомашиной путем применения экстренного торможения при тормозном пути не менее 41 (47) м до возможного места столкновения. Наезд на девочку произошел на обочине дороги в результате предпринятых водителем мотоцикла мер для предотвращения столкновения с автомашиной. На момент возникновения аварийной ситуации расстояние между местом нахождения мотоцикла и местом наезда на потерпевшую составляло около 45 м. Как видно из показаний свидетелей Т., К., а также осужденного П., водитель мотоцикла, не снижая скорости, объехал автомобиль по обочине, после наезда на девочку проехал еще некоторое расстояние и только потом остановился. Судом не дана оценка тому обстоятельству, что след торможения мотоцикла имеется лишь непосредственно перед автомобилем и составляет 2,5 м, не исследовалась возможность мотоциклиста избежать наезда на ребенка при соблюдении условия, предусмотренного Правилами дорожного движения, снижения скорости вплоть до остановки. Судом не предпринимались меры к тому, чтобы установить, мог ли водитель мотоцикла видеть детей на обочине дороги. Если такая возможность у него была, тогда суду следует оценить это обстоятельство и выяснить, соответствовали ли его действия правилам безопасности движения в той части, что предпринятые им меры к объезду препятствия были не опасны для других участников движения.
В связи с этим следует признать, что суд не установил причинной связи между действиями П. и наступившими последствиями, поэтому выводы суда о виновности П. в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 211 УК РСФСР (ст. 264 УК РФ), вызывают сомнение1.
Ситуации совместного нарушения правил, находящихся в причинной связи с наступившими последствиями, особенно часто встречаются в сфере эксплуатации железнодорожного, водного или воздушного транспорта, когда в управлении движением участвует множество субъектов. В случае совместного сопричинения вреда действия каждого из нарушителей квалифицируются по ст. 263 УК РФ. Им вменяется в вину общий для них результат, однако признаки нарушения правил у каждого из них свои.
Камчатским областным судом М. и С. признаны виновными в нарушении правил безопасности движения водного транспорта, повлекшем кораблекрушение и гибель людей. Преступление совершено при следующих обстоятельствах.
Самоходная дизельная грунтоотвозная шаланда «Ока», принадлежащая Управлению «Балттехфлот», углубляла дно в бухте Завойко Авачинской губы. Шаланда выполняла рейсы по транспортировке грунта от землечерпалки в район, расположенный в Авачинском заливе. В 23 час. 30 мин. она вышла в очередной рейс. В ходовой рубке находились вахтенный помощник М., исполнявший обязанности старшего помощника капитана, и рулевой Ш.
Согласно требованиям правил безопасности движения водного транспорта и, в частности, п. 218 (а) Устава службы на судах морского технического флота Министерства транспортного строительства, вахтенный помощник капитана обязан постоянно вести наблюдение за окружающей обстановкой, чтобы предотвратить опасность столкновения. Однако М. нарушил указанные требования и после выхода на Авачинский створ надлежащего наблюдения не вел.
В это время по акватории Авачинской губы в порт Владивосток следовал теплоход «Гавриил Кирдишев» с находящимися на мостике капитаном
С.и вахтенными. Впереди идущая шаланда «Ока» была замечена на теплоходе, когда расстояние между судами составляло около 2,5 миль. Скорость движения теплохода достигали 13,5 узлов, в то время как согласно Правилам плавания судов в Авачинской губе и на подходах к ней не должна превышать 9 узлов.
Не имея полной информации о намерениях «Оки», Сусликов решил обогнать ее. В 00 час. 18 мин., при расстоянии между судами 4-5 кабельтовых, теплоход лег на курс 176° и дал два длинных и один короткий сигнал, означающие намерение судна совершить обгон по правому борту шаланды. При этом С. должным образом не учел маневренные возможности своего судна и не выбрал безопасную дистанцию обгона.
М., не зная обстановки позади судна и не убедившись в безопасности маневра, дал указание рулевому повернуть шаланду вправо и лечь на курс 210-215°. Сигнал поворота подан не был. В результате теплоход носовой частью столкнулся с кормой шаланды, что повлекло гибель членов экипажа .
Нередки ситуации, когда к уголовной ответственности привлекаются все лица, допустившие нарушение правил безопасности движения и эксплуатации транспорта, без исследования причинной связи между каждым из нарушений и наступившими общественно опасными последствиями.
Так, по одному из уголовных дел по обвинению работников железной дороги в крушении на станции Каменская первоначально в качестве обвиняемых были привлечены кроме машиниста локомотива Т. дежурная по станции С. и работники Лиховского отделения железной дороги - поездной диспетчер Л. и дежурный по отделению С.
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР не согласилась с выводами следствия, Уголовное дело в отношении дежурной по станции, поездного диспетчера и дежурного по отделению было прекращено за отсутствием в их действиях состава преступления, поскольку общественно опасные последствия находились в причинной связи с нарушениями других лиц.
Достаточно сложно устанавливать причинную связь в случаях, когда объективная сторона нарушения правил включает ошибочную команду или неправильно представленную информацию одних работников другим. При анализе обстоятельств совершения таких преступлений особенно заметны свойства информационной причинности. «Информация, - отмечал А.А. Тер-Акопов, - выступает в качестве активной силы, что дает основание для выделения информационной причинности наряду с энергетической».
Свердловским областным судом К. осужден по ст. 85 УК РСФСР (ст. 263 УК РФ). Он признан виновным в нарушении правил безопасности движения и эксплуатации транспорта, повлекшем несчастный случай с людьми и аварию. Преступление, как указано в приговоре, было совершено при следующих обстоятельствах.
Составитель поездов К. получил от дежурного по станции указание о перестановке прибывшего поезда Харьков-Свердловск в Северный парк отстоя с отцепкой вагона на 2-й занятый путь.
К. и машинист тепловоза Ш., также осужденный по этому делу, совместно со своими помощниками, выполняя поручение дежурного по станции, подцепили состав поезда, состоящий из 18 вагонов, и с соблюдением правил вывели его на станцию в восточном направлении.
Дежурным по станции с централизованного пульта управления и стрелочниками на ручных стрелках был проложен маршрут движения состава через стрелочные переходы на 2-й занятый путь, где необходимо было оставить один, концевой вагон состава. Не убедившись в надежности связи между ним и машинистом тепловоза Ш. в условиях кривизны железнодорожного полотна, исключающей визуальное наблюдение за подаваемыми сигналами, составитель К., являющийся руководителем маневров, дал разрешение на начало движения состава через станцию на 2-й занятый путь.
Не получая в пути следования указаний от К. о скорости движения состава, Ш. превысил максимально допустимую при движении на занятый путь скорость движения состава. Несмотря на принятые меры по экстренному торможению состава поезда при скорости 18 км/час произошло столкновение со стоявшими на пути вагонами.
В кассационной жалобе осужденный просил пересмотреть дело, ссылаясь на то, что суд неправильно признал его руководителем маневров поезда, что он выполнил лишь указание дежурного по станции о перестановке состава из одного парка в другой; на этой станции не представлялось возможным подавать «ручные сигналы».
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР оставила приговор без изменения, указав следующее.
Вина К. в совершении указанного в приговоре преступления подтверждается собранными доказательствами. Утверждение осужденного о том, что он не являлся руководителем маневров поезда и поэтому не должен нести ответственность за наступившие последствия, необоснованно. Как видно из материалов дела, К. осуществлял маневровые работы в качестве составителя поездов.
Согласно п. 11.23 Инструкции по движению поездов и маневровой работе на железных дорогах движением локомотива, производящего маневры, должен руководить только один работник - руководитель маневров (составитель поездов), ответственный за правильное их выполнение.
Как видно из материалов дела, К., узнав, что эфир забит другими разговорами, не привлек стрелочников М., Р. и других для передачи машинисту сигналов «тише» или «остановка». Он также не потребовал от своего помощника К., чтобы он находился на подножке или в тамбуре такого вагона, откуда обеспечивалась бы хорошая видимость подаваемых сигналов.
Суд первой инстанции обоснованно пришел к выводу о том, что К. допустил нарушение правил безопасности движения и эксплуатации транспорта, повлекшее упомянутые последствия, и правильно квалифицировал его действия по ч. 1 ст. 85 УК РСФСР1 (ст. 263 УК РФ).
Таким образом, устанавливая причинную связь между нарушением специальных правил и наступившими последствиями, судья должен вычленить из всех допущенных нарушений только то действие или бездействие, которое создало возможность наступления опасных последствий и в условиях конкретной обстановки превратило эту возможность в действительность. Вместе с тем установление последствий, находящихся в причинной связи с нарушением правил, еще не означает решения всей задачи. Необходимо выяснить, относятся ли данные последствия к тем, которые предусмотрены в уголовном законе с бланкетной диспозицией. Выяснению названного обстоятельства может способствовать установление служебной роли специальных правил.
Подводя итог, можно сделать вывод, что при квалификации преступлений с бланкетными признаками состава необходимость обращения к нормативным правовым актам других отраслей права возникает при установлении содержания практически всех признаков объективной стороны деяния. При этом особенно высок удельный вес бланкетных признаков в составах преступлений, связанных с нарушением специальных правил.
.Установление признаков субъекта преступления
Признаки субъекта преступления по сравнению с признаками других элементов состава преступления наименее вариативны. Как известно, они обязательно включают вменяемость и достижение на момент совершения преступления определенного возраста. Вместе с тем, при формулировании некоторых составов преступлений законодатель устанавливает дополнительные признаки, при наличии которых лицо может быть субъектом преступления конкретного вида. В значительном числе случаев дополнительные признаки так называемого специального субъекта предопределены особенностями правового регулирования той сферы правоотношений, с которой связано преступление. Это обстоятельство вынуждает законодателя обращаться к бланкетной форме их описания.
Во многих случаях признаки специального субъекта прямо в диспозиции статьи УК РФ не названы, но их можно установить путем толкования на основе смысла того или иного состава преступления.
В статьях Особенной части УК РФ используются бланкетные признаки специального субъекта преступления, характеризующие правовой статус лица (например, должностное лицо, военнослужащий, родители, дети, осужденный, свидетель), определяющие профессию или вид деятельности лица (например, судья, следователь, индивидуальный предприниматель, руководитель организации, педагог, частный нотариус, медицинский работник) и т.д. Несмотря на то, что в некоторых составах правовой статус субъекта преступления обозначен достаточно точно, тем не менее для установления его признаков требуется основательный анализ системы взаимосвязанных между собой норм. Например, в судебной практике вызывало трудности определение признаков субъекта преступления, предусмотренного ст. 328 УК РФ. Пленум Верховного Суда РФ в постановлении от 3 апреля 2008 г. № 3 разъяснил судам, что субъектами преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 328 УК РФ, являются граждане мужского пола, достигшие возраста 18 лет, состоящие или обязанные состоять на воинском учете и не пребывающие в запасе, подлежащие в установленном законом порядке призыву на военную службу (далее - призывники). При рассмотрении уголовных дел, связанных с уклонением от призыва на военную службу, следует учитывать, что в соответствии с п. 1 ст. 22 Федерального закона «О воинской обязанности и военной службе» призыву на военную службу подлежат граждане мужского пола в возрасте от 18 до 27 лет. Поэтому после достижения возраста 27 лет уголовному преследованию за уклонение от призыва на военную службу могут подлежать только лица, совершившие это преступление до указанного возраста, при условии, что не истекли сроки давности привлечения их к уголовной ответственности. В соответствии с п. 1 ст. 26 и п. 10 ст. 38 Федерального закона «О воинской обязанности и военной службе» после фактической отправки призывников из военного комиссариата субъекта Российской Федерации к месту прохождения военной службы призыв на военную службу завершен и указанные лица приобретают статус военнослужащих. В случае самовольного оставления ими воинского эшелона (команды) в пути следования к месту прохождения военной службы ответственность за уклонение от военной службы должна наступать по соответствующим статьям гл. 33 УК РФ (п. 2).
Дополнительные признаки субъекта преступления могут выступать конструктивным элементом состава преступления, без которого данный состав отсутствует.
Так, Пермским областным судом Н. осужден по п. «б» ч. 4 ст. 290, ч. 5 ст. 33, ч. 2 ст. 234 и ст. 292 УК РФ. По приговору суда он признан виновным в том, что, работая в должности врача-педиатра, совершил служебный подлог, незаконно выдавал и фактически подделывал рецепты, по которым приобреталось сильнодействующее вещество, используемое для изготовления наркотика другими лицами, которыми в дальнейшем вещество сбывалось. При этом он неоднократно получал вознаграждения в размере 100 руб. за каждый рецепт. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ 6 ноября 2001 г. приговор в отношении Н. в части его осуждения по ст. 292 УК РФ (Служебный подлог) отменила, дело производством прекратила за отсутствием в его действиях состава преступления, тот же приговор в отношении него изменила: его действия, квалифицированные по п. «б» ч. 4 ст. 290 УК РФ, переквалифицировала на ст. 233 УК РФ, в остальном приговор оставила без изменения, указав следующее.
Как видно из должностной инструкции в отношении врача-педиатра городской больницы и из приказов о полномочиях врача, Н. как рядовой врач-педиатр не обладал ни организационно-распорядительными, ни административно-хозяйственными функциями и поэтому не являлся должностным лицом. Следовательно, он не может рассматриваться как субъект преступления, предусмотренного ст. 290 УК РФ.
Определение признаков специального субъекта зачастую требует точного установления места его работы и статус юридического лица. Это прежде всего касается должностных лиц, которые согласно Примечанию к ст. 285 УК РФ исполняют свои полномочия лишь в строго определенных органах и учреждениях.
Так, исправляя ошибку в квалификации действий директора Парка культуры и отдыха им. А.М. Горького г. Самары, привлеченного к уголовной ответственности по ч. 4 ст. 290 УК РФ, СК по уголовным делам Верховного Суда РФ сослалась на нормы гражданского законодательства, определяющего статус юридического лица. «Правильно установив фактические обстоятельства, суд ошибочно квалифицировал действия Э. по п. «в» ч. 4 ст. 290 УК РФ, признав его должностным лицом, при этом исходил из того, что парк культуры и отдыха, директором которого он работал, является в соответствии со ст. 120 ГК РФ учреждением.
Между тем согласно Уставу, утвержденному решением комитета по управлению имуществом г. Самары от 4 августа 1993 г., и зарегистрированному постановлением администрации Ленинского района г. Самары от 13 сентября 1993 г. Парк культуры и отдыха им. А.М. Горького является предприятием.
Из контракта (трудового договора от 6 декабря 2000 г.) видно, что Э. назначен на должность директора муниципального унитарного предприятия г. Самары «Парк культуры и отдыха им. А.М. Горького» на три года.
Таким образом, являясь директором муниципального унитарного предприятия, осуществляя в нем управленческие функции, Э. не являлся должностным лицом» .
Установление бланкетного признака субъекта преступления требует ссылки на конкретные нормативные акты, раскрывающие его содержание. Например, для определения субъекта преступления, предусмотренного ст. 219 УК РФ, необходимо установить лицо, которое в силу действующего законодательства обязано соблюдать правила пожарной безопасности. Согласно ч. 1 ст. 38 ФЗ от 21 декабря 1994 г. № 69-ФЗ «О пожарной безопасности» ответственность за нарушение требований пожарной безопасности в соответствии с действующим законодательством несут, в частности, собственники имущества, а также лица, уполномоченные владеть, пользоваться или распоряжаться имуществом. На практике возникли вопросы о возможности распространения этого положения на арендаторов имущества. В обзоре ВС РФ, утвержденном постановлением Президиума Верховного Суда РФ от 27 сентября 2006 г., указано, что в «силу п. 10 Правил пожарной безопасности Российской Федерации (ППБ 01-03), утвержденных приказом Министерства Российской Федерации по делам гражданской обороны, чрезвычайным ситуациям и ликвидации последствий стихийных бедствий от 18 июня 2003 г., собственники имущества, лица, уполномоченные владеть, пользоваться или распоряжаться имуществом, должны обеспечивать своевременное выполнение требований пожарной безопасности, предписаний, постановлений и иных законных требований государственных инспекторов по пожарному надзору. Таким образом, можно сделать вывод, что ответственность за нарушение правил пожарной безопасности возлагается на лицо, владеющее, пользующееся или распоряжающееся имуществом на законных основаниях, то есть таким лицом может быть как арендодатель, так и арендатор. Поскольку стороны в договоре аренды могут сами урегулировать вопрос об объеме обязанностей в области обеспечения правил пожарной безопасности, к ответственности за нарушение этих правил должно быть привлечено лицо, которое не выполнило возложенную на него обязанность».
При квалификации преступлений, связанных с нарушением специальных правил, важно установить правовую основу возникновения у конкретного лица обязанностей соблюдать эти правила. При этом для определения бланкетных признаков специального субъекта необходимо обращаться не только к нормативным, но и к индивидуальным правовым актам, например, к распоряжениям, согласно которым лицо наделяется определенными функциями. Так, субъект нарушения правил охраны труда - специальный: лицо, на котором лежали обязанности по соблюдению правил охраны труда (ст. 143 УК РФ). В отличие от УК РСФСР в УК РФ им может быть не только должностное лицо, но и любой другой работник предприятия или учреждения, достигший 16-летнего возраста, обязанный соблюдать правила охраны труда. Пленум Верховного Суда РСФСР в своем Постановлении от 23 апреля 1991 г. № 1 «О судебной практике по делам о нарушениях правил охраны труда и безопасности при ведении горных, строительных или иных работ» (с изм.) обратил внимание судов на то, что «ответственность по ст. 143 УК РФ могут нести лица, на которых в силу их служебного положения или по специальному распоряжению непосредственно возложена обязанность обеспечивать соблюдение правил и норм охраны труда на определенном участке работ ...». Во многих нормативных документах прямо указывается, кто является ответственным при проведении конкретных работ. Для уточнения признаков субъекта преступления необходимо сопоставить выполняемые работником трудовые функции с приведенным перечнем и на этой основе установить лиц, непосредственно ответственных за обеспечение безопасных условий труда при выполнении конкретных работ.
Признаки специального субъекта тесно связаны с другими признаками состава преступления, в том числе характеризующими объективную сторону и объект преступления. Это и понятно, так как преступление есть неразрывное единство деяния лица (действия, бездействия) и того, кто его совершает (субъекта преступления). Например, в ст. 301 УК РФ об ответственности за заведомо незаконные задержание, заключение под стражу или содержание под стражей ничего не говорится о субъекте данных противоправных действий. Однако по смыслу закона совершить указанные виды нарушений могут только те лица (специальные субъекты преступления), которые в соответствии с УПК и Федеральным законом 1998 г. «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых» уполномочены совершать определенные процессуальные действия: следователь, дознаватель, прокурор, начальник следственного изолятора (СИЗО) или изолятора временного содержания (ИВС).
Так, С.Н.Ю. глава администрации (мэр) г. Волжска Республики Марий Эл, осужден по ст. 33 ч. 3 и 160 ч. 3 УК РФ за хищение, совершенное с использованием служебного положения. В надзорной жалобе, оспаривая обоснованность своего осуждения, он ссылался на отсутствии у него как мэра города, каких либо правомочий по контролю взаимозачетов между строительными организациями, являющимися самостоятельными юридическими лицами.
Оставляя в этой части судебное решение без изменения, Судебная коллегия отметила, что доводы осужденного о незаконности осуждения в силу того, что он не является субъектом преступления, были предметом изучения судов всех инстанций и обоснованно признаны несостоятельными. При этом Судебная коллегия отметила, что С.Н.Ю., являясь выборным должностным лицом, в соответствии с Законом Республики Марий Эл «О выборах глав местных администраций в Республике Марий Эл», возглавлял деятельность по осуществлению местного самоуправления, выполнял административно-хозяйственные и организационно-распорядиельные функции, в том числе по распоряжению бюджетными средствами, средствами внебюджетных и других фондов в соответствии с законом. С.Н.Ю. единолично было вынесено постановление № 102 «О реконструкции центрального стадиона», согласно которому заказчиком по реконструкции центрального стадиона г. Волжск определено Муниципальное унитарное предприятие «Жилье» (МУП «Жилье»). В силу этих обстоятельств он обладал полномочиями давать обязательные для исполнения указания, касающиеся строительства, лицам, при участии которых совершено преступление.
При квалификации преступления необходимо уточнить, обладало ли лицо определенными полномочиями в тот период, когда было совершено преступление. В пункте 1 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10 февраля 2000 г. № 6 «О судебной практике по делам о взяточничестве и коммерческом подкупе» (в ред. постановления Пленума Верховного Суда РФ от 6 февраля 2007 г. № 7) разъясняется, что в соответствии с примечанием к статье 285 УК РФ субъектом уголовного преступления - получения взятки, предусмотренного ст. 290 УК РФ, может быть лицо, постоянно, временно или по специальному полномочию осуществляющее функции представителя власти либо выполняющее организационно-распорядительные или административно-хозяйственные функции в государственных органах, органах местного самоуправления, государственных и муниципальных учреждениях, а также в Вооруженных Силах Российской Федерации, других войсках и воинских формированиях Российской Федерации. «Выполнение перечисленных функций по специальному полномочию означает, что лицо исполняет определенные функции, возложенные на него законом (стажеры органов милиции, прокуратуры и др.), нормативным актом, приказом или распоряжением вышестоящего должностного лица либо правомочным на то органом или должностным лицом. Такие функции могут осуществляться в течение определенного времени или одноразово либо совмещаться с основной работой (народные и присяжные заседатели и др.)».
Кроме ссылки на обладание определенными полномочиями, в рассматриваемом составе преступления законодатель сформулировал такие признаки субъекта, которые не связаны с конкретными правами и обязанностями, новытекают из его должностного положения. В части 1 ст. 290 УК РФ речь идет о получении должностным лицом взятки не только за действия (бездействие) в пользу взяткодателя или представляемых им лиц, которые входят в служебные полномочия должностного лица, но и способствование таким действиям в силу должностного положения, а равно покровительство или попустительство по службе. Разъясняя это положение, Пленум Верховного Суда РФ отмечает, что субъектом преступления, предусмотренного ст. 290 УК РФ, надлежит признавать, при наличии к тому оснований, и такое должностное лицо, которое хотя и не обладало полномочиями для совершения действия (бездействия) в пользу взяткодателя или представляемых им лиц, но в силу своего должностного положения могло способствовать исполнению такого действия (бездействия) другим должностным лицом либо получило взятку за общее покровительство или попустительство по службе. В приговоре следует указывать, в чем конкретно выразились такие действия (бездействие). Под должностным положением, способствующим совершению определенных действий в пользу взяткодателя со стороны указанных должностных лиц, следует, в частности, понимать значимость и авторитет занимаемой должности, нахождение в подчинении иных должностных лиц, в отношении которых осуществляется руководство со стороны взяткополучателя. При этом судам следует иметь в виду, что использование личных отношений, если они не связаны с занимаемой должностью, не может рассматриваться как использование должностного положения (п. 4 указанного Постановления).
Присутствие признаков специального субъекта само по себе еще не свидетельствует о наличии данного состава преступления. Для квалификации преступления со специальным субъектом необходимо установить, что эти признаки нашли отражение в совершенном деянии. Так, К. был осужден за получение взятки по п. «г» ч. 4 ст. 290 УК РФ и п. «в» ч. 3 ст. 286 УК РФ за превышение должностных полномочий. Являясь должностным лицом - приставом-исполнителем отдела службы судебных приставов ЗАО г.Москвы, он потребовал от начальника отдела ОАО «Транспортная компания «Фили» С. деньги в сумме 5 тыс. долларов США за направление постановления о снятии ареста на принадлежащие этому ОАО строения. После получения требуемой суммы К. был задержан сотрудниками милиции. Учитывая, что никакого отношения к делу данного ОАО К. не имел и не мог исполнить в его интересах тех действий, которые обещал выполнить его руководителю С. за деньги, Верховный Суд РФ переквалифицировал действия К. со ст. 290 УК РФ ст. 158 УК РФ «Мошенничество».
В некоторых случаях субъект нарушения правил определяется исходя из фактически сложившихся отношений в конкретных производственных ситуациях. В том же пункте приведенного выше постановления идет речь о том, что ответственность по ст. 143 УК РФ могут нести также «руководители предприятий и организаций, их заместители, главные инженеры, главные специалисты предприятий, если они не приняли мер к устранению заведомо известного им нарушения правил охраны труда либо дали указания, противоречащие этим правилам, или, взяв на себя непосредственное руководство отдельными видами работ, не обеспечили соблюдение тех же правил». Не совсем ясно сформулировано в постановлении продолжение указанной фразы: «В иных случаях должностные лица, виновные в ненадлежащем выполнении своих служебных обязанностей по обеспечению безопасных условий труда, могут нести ответственность за преступления (например, за непринятие мер по разработке соответствующих инструкций, по созданию условий для выполнения правил и норм охраны труда, по осуществлению надлежащего контроля за их соблюдением)». Исходя из смысла ст. 143 УК РФ можно сделать вывод, что в постановлении речь идет о ситуациях, предшествующих нарушению правил, о действиях (бездействии), создающих опасность такого нарушения. В таком случае речь идет не столько о признаках субъекта, сколько о других элементах состава. Нет признаков объективной стороны состава преступления, предусмотренного ст. 143 УК РФ (нарушения правил), но налицо должностное преступление. Такая же рекомендация могла быть адресована правоприменителю и по другим делам о нарушении специальных правил, пожарной безопасности, строительных правил и т.п.
Таким образом, для конкретизации признаков специального субъекта необходимо установить не только факт возложения на лицо обязанностей соблюдать правила, но и конкретизировать условия, при наличии которых оно должно было действовать, а также, как уже отмечалось, факт соблюдения процедуры допуска к определенной работе, если такая процедура является необходимым компонентом юридического состава. В таких случаях бланкетные признаки специального субъекта преступления приобретают не только материально-правовое, но и процедурно-правовое содержание. Прежде всего, речь идет о субъекте, признаки которого определяются посредством указания на определенный вид деятельности или выполняемых профессиональных, служебных функций. Здесь признаки субъекта практически слиты с признаками объективной стороны настолько тесно, что отсутствие одного автоматически означает и отсутствие другого. При решении вопроса о наличии либо отсутствии в действиях должностного лица состава преступления, предусмотренного ст. 285 УК РФ, отмечает в своем определении Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ, «необходимо устанавливать круг и характер его служебных прав и обязанностей, закрепленных в законодательных и иных нормативных правовых актах, в уставах, положениях и т.д.»1. Сам по себе факт наличия у субъекта определенных полномочий еще не означает наличие и признаков состава преступления, поэтому необходимо установить, что эти полномочия реализованы при совершении предусмотренного уголовным законом деяния. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ, рассмотрев упомянутое выше уголовное дело сотрудника региональной службы налоговой полиции по Тюменской области, приговор оставила без изменения, а протест прокурора - без удовлетворения, указав следующее. «Статья 285 УК РФ предусматривает ответственность за злоупотребление именно должностными полномочиями, а не за злоупотребление служебным положением, которое занимает должностное лицо в соответствующем государственном органе, органе местного самоуправления, государственных или муниципальных учреждениях. Это требование закона по данному делу не выполнено. Ни в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого, ни в обвинительном заключении органы следствия не указали, злоупотребление какими правами и обязанностями допустил О».
Указанные выше процедурные обстоятельства, относящиеся к субъекту преступления, не всегда имеют бланкетный признак. Например, в ст. 263 УК РФ признаки субъекта описаны посредством указания на обязанность соблюдать правила в силу выполняемой работы. При квалификации таких преступлений важное значение имеют ведомственные инструкции, детально определяющие функции конкретных лиц в процессе управления движением. Так, при квалификации преступлений, связанных с нарушением безопасности движения и эксплуатации железнодорожного транспорта можно обратиться к Перечню работ, профессий, должностей, непосредственно связанных с управлением транспортными средствами или управлением движением транспортных средств (утвержденному постановлением Правительства РФ от 19 января 2008 г. № 16).
Точно также в ст. 264 УК РФ речь идет о лице, управляющем транспортным средством. Раскрытие признаков субъекта этого преступления не требует обращения к специальным правилам. Они определяются исходя из фактически выполняемой лицом функции (см. п. 2 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации № 25 от 9 декабря 2008 г. «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с нарушением правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств, а также с их неправомерным завладением без цели хищения»).
Так, Б. был привлечен к уголовной ответственности по ст. 264 УК РФ за совершение преступления при следующих обстоятельствах. Он в качестве пассажира ехал в автомобиле ГАЗ-53, управляемом водителем Б. Когда Б. вышел из кабины для разгрузки товара, Белоусов, находясь рядом с местом водителя, по его просьбе повернул ключ зажигания с целью прогреть машину, не проверив, находится рычаг переключателя скоростей в нейтральном положении или автомобиль стоит на ручном тормозе. При повороте ключа зажигания машина резко дернулась и поехала назад, прижав задней частью к стене Б. и А. За руль Б., не садился, никакого маневра или управления автомобилем не осуществлял. С учетом этого действия Б. подлежат переквалификации с ч. 2 ст. 264 УК РФ на ч. 1 ст. 109 УК РФ (предусматривающей ответственность за причинение смерти по неосторожности), санкция которой является менее строгой, чем санкция ч. 2 ст. 264 УК РФ. В качестве причины переквалификации суд указал на отсутствие признака субъекта преступления, предусмотренного данной статьей. Постановление президиума Пермского областного суда от 14 августа 1998 г. по этому делу снабжено следующим заголовком: «Уголовной ответственности по ст. 264 УК РФ подлежит только лицо, управляющее автомобилем и допустившее нарушение правил дорожного движения или эксплуатации транспортных средств»1.
При установлении бланкетных признаков специального субъекта необходимо учитывать не только нормативную основу его полномочий, но и временной промежуток, в течение которого на это лицо были возложены определенные обязанности и предоставлены права. Преступление со специальным субъектом может быть совершено лишь в тот период времени, в течение которого лицо обладало соответствующими полномочиями. Так, Пленум Верховного Суда РФ в своем постановление от 10 февраля 2000 г. № 6 «О судебной практике по делам о взяточничестве и коммерческом подкупе» (с изм. от 6 февраля 2007 г.) обратил внимание судов на то, что «в соответствии с примечанием к ст. 285 УК РФ субъектом уголовного преступления - получения взятки, предусмотренного ст. 290 УК РФ, может быть лицо, постоянно, временно или по специальному полномочию осуществляющее функции представителя власти либо выполняющее организационно-распорядительные или административно-хозяйственные функции в государственных органах, органах местного самоуправления, государственных и муниципальных учреждениях, а также в Вооруженных Силах Российской Федерации, других войсках и воинских формированиях Российской Федерации. Выполнение перечисленных функций по специальному полномочию означает, что лицо исполняет определенные функции, возложенные на него законом (стажеры органов милиции, прокуратуры и др.), нормативным актом, приказом или распоряжением вышестоящего должностного лица либо правомочным на то органом или должностным лицом. Такие функции могут осуществляться в течение определенного времени или одноразово либо совмещаться с основной работой (присяжные заседатели и др.).
В некоторых случаях статус субъекта определяется нормами не уголовного права, но законодатель непосредственно в статье УК РФ дублирует эти признаки, исключая тем самым их бланкетный характер. Так, П. Яни обращает внимание на то, что наличие в примечании к ст. 201 УК РФ собственной уголовно-правовой дефиниции понятия лица, выполняющего управленческие функции, делает ненужным обращение к соответствующим терминам административного права, более того, административно-правовой термин «руководитель» уже уголовно-правового понятия лица, выполняющего управленческие функции. Однако законодатель не всегда последователен. В одном случае он предоставляет возможность правоприменителю самому определять признаки специального субъекта, в другом, практически аналогичном случае - формулирует их в тексте диспозиции УК РФ. Так, субъектом необоснованного отказа в приеме на работу или необоснованного увольнения беременной женщины или женщины, имеющей детей в возрасте до трех лет (ст. 145 УК РФ), является руководитель предприятия, учреждения, организации, а равно обладающий таким правом руководитель самостоятельного структурного подразделения, в том числе лицо, исполняющее управленческие функции в коммерческой или иной организации. Эти признаки не указаны в статье, они сформулированы посредством логического толкования закона. Применительно к другому составу, который раскрывается в ст. 145-1 УК РФ «Невыплата заработной платы, пенсий, стипендий, пособий и иных выплат», законодатель счел необходимым перечислить конкретные признаки специального субъекта. Это преступление может быть совершено лишь руководителем организации или работодателем - физическим лицом.
Рассматривая нормативную основу бланкетного признака специального субъекта как обязательный атрибут квалификации преступления, совершенного таким субъектом, следует иметь в виду, что в некоторых случаях бланкетность является альтернативной. Другими словами, возможно совершение преступления лицом, фактически осуществляющим функции специального субъекта без соответствующего юридического оформления (в определенной части такой признак имеет сходство с рассмотренным выше альтернативно- бланкетным способом его изложения). Например, в п. 10 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 18 ноября 2004 г. № 23 «О судебной практике по делам о незаконном предпринимательстве и легализации (отмывании) денежных средств или иного имущества, приобретенных преступным путем» идет речь о том, что «по смыслу закона субъектом преступления, предусмотренного ст. 171 УК РФ, может быть как лицо, имеющее статус индивидуального предпринимателя, так и лицо, осуществляющее предпринимательскую деятельность без государственной регистрации в качестве индивидуального предпринимателя. При осуществлении организацией (независимо от формы собственности) незаконной предпринимательской деятельности ответственности по ст. 171 УК РФ подлежит лицо, на которое в силу его служебного положения постоянно, временно или по специальному полномочию были непосредственно возложены обязанности по руководству организацией (например, руководитель исполнительного органа юридического лица либо иное лицо, имеющее право без доверенности действовать от имени этого юридического лица), а также лицо, фактически выполняющее обязанности или функции руководителя организации.
Устанавливая виновных в неуплате налогов с организации, первоначально необходимо установить саму организацию, которая обязана перечислять такой налог.
Отменяя судебное решение по делу о привлечении А. и Л. к уголовной ответственности за уклонение от уплаты налогов с организации на сумму 171 186 руб., Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ указала следующее: «В соответствии с Налоговым кодексом Российской Федерации филиалы и представительства российских юридических лиц не рассматриваются в качестве участников налоговых правоотношений и не имеют статуса налогоплательщиков, налоговых агентов и иных обязанных лиц. В связи с этим ответственность за исполнение всех обязанностей по уплате налогов, сборов, пеней и штрафов несет юридическое лицо, в состав которого входит соответствующий филиал (представительство)».
Квалификация любого преступления, совершенного субъектом, обладающим специальными полномочиями, должна сопровождаться ссылкой на нормативные и иные правовые акты, подтверждающие такие полномочия и, кроме того, указанием того, что эти полномочия были использованы для совершения преступления.
Так, Постановлением Президиума Верховного Суда РФ действия К., осужденного Московским городским судом, переквалифицированы с п. «г» ч. 4 ст. 290 УК РФ на п. «б» ч. 3 ст. 159 УК РФ, а в части, касающейся его осуждения по п. «в» ч. 3 ст. 286 УК РФ, отменены и дело в этой части прекращено. В постановлении указано на то, что служебные полномочия судебного пристава-исполнителя К. регламентировались федеральными законами «О судебных приставах», «Об исполнительном производстве» и Положением о территориальном подразделении (отделе) службы судебных приставов г. Москвы. Из содержания названных нормативных правовых актов следует, что полномочия судебного пристава-исполнителя по исполнению конкретного решения могут быть осуществлены с момента передачи ему исполнительного документа и возбуждения исполнительного производства (ст. 9 Закона об исполнительном производстве) до вынесения судебным приставом-исполнителем постановления об окончании исполнительного производства (ст. 27 Закона об исполнительном производстве).
Как установлено органами предварительного следствия и судом, 2 февраля 1998 г. К., получив исполнительные документы, вынес постановление о возбуждении исполнительного производства, а 21 апреля 1998 г. - постановление о прекращении исполнительного производства в связи с фактическим погашением долга и заявлением взыскателя о возвращении ему исполнительного документа. 23 апреля 1998 г. исполнительный лист Арбитражного суда г. Москвы был возвращен К. представителю взыскателя. Таким образом, судом установлено, что на момент совершения К. преступления в июле 2000 г. у него исполнительное производство не находилось, это, в свою очередь, лишало его права совершения каких-либо действий по исполнению решения Арбитражного суда.
Многие проблемные ситуации, затрудняющие установление признаков субъекта преступления, порождены коллизиями ведомственного законодательства. Так, на практике возник вопрос о разграничении ответственности операторов связи и сотрудников правоохранительных органов, проводящих оперативно-розыскные мероприятия, связанные со снятием информации с технических каналов связи. В пункте 2.6 приказа Минсвязи России от 25 июля 2000 г. № 130 «О порядке внедрения системы технических средств по обеспечению оперативно-розыскных мероприятий на сетях телефонной, подвижной и беспроводной связи и персонального радиовызова общего пользования» было сформулировано следующее положение: «Ответственность за соблюдение законности при организации и проведении оперативно-розыскных мероприятий в соответствии со ст. 22 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности» несут руководители органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность». Эта норма было воспринята в качестве предписания, освобождающего оператора связи от обязанностей соблюдать тайну связи с переложением ответственности на сотрудников правоохранительных органов, осуществляющих мероприятия. Решением Верховного Суда РФ от 25 сентября 2000 г. № ГКПИ 00-1064 это предложение пункта 2.6 приказа признано незаконным и не подлежащим применению. При этом, в частности, было указано, что предоставление операторами связи этим органам, как это следует из смысла п. 2.6 приказа, информации о телефонных переговорах без соответствующих на то документов, противоречит как требованиям Конституции РФ, так и действующему федеральному законодательству РФ. Таким образом, операторы связи наравне с сотрудниками правоохранительных органов несут ответственность за нарушение тайны связи, в том числе и уголовную по ст. 138 УК РФ. Следует заметить, что Приказом Министерства информационных технологий и связи РФ от 16 января 2007 г. № 6 «Об утверждении Требований к сетям электросвязи для проведения оперативно-розыскных мероприятий. Часть I. Общие требования» приказ, содержащий спорное положение, признан утратившим силу.
В некоторых составах преступлений признаки субъекта разделены в соответствии с противоположными сторонами единого общего для них деяния. Например, получение (ст. 290 УК РФ) и дача взятки (ст. 291) - фактически единое преступление, но законодатель разделил его на самостоятельные составы, в одном из которых субъект специальный -должностное лицо, в другом - общий. Примерно по такому же принципу в ст. 141.1 УК РФ сформулированы два хотя и связанные между собой, но самостоятельные составы преступлений: по ч. 1 этой статьи наступает ответственность за незаконное финансирование избирательной кампании или деятельности инициативной группы по проведению референдума, иной группы участников референдума, а по ч. 2 - за использование незаконной финансовой поддержки кандидатом, его уполномоченным представителем по финансовым вопросам или уполномоченным представителем по финансовым вопросам избирательного объединения, уполномоченным представителем по финансовым вопросам инициативной группы по проведению референдума. Иными словами, субъектом преступления в первом случае являются лица, незаконно финансирующие кампанию (общий субъект), во втором - лица, получающие эту незаконную финансовую помощь (специальный субъект: кандидат, уполномоченный представитель кандидата по финансовым вопросам, уполномоченный представитель по финансовым вопросам избирательного объединения).
Имеет свои особенности установление признаков субъекта преступления в том случае, если оно связано с деятельностью юридического лица. В связи с тем, что по действующему законодательству юридические лица не являются субъектом преступления, ответственность за причиненный организацией вред несут ее должностные или иные лица, выполняющие соответствующие управленческие функции. Налицо признаки своего рода «кумулятивной ответственности». Например, суть преступления, предусмотренного ст. 199 УК РФ, заключается в невыполнении юридическим лицом (субъектом налоговых правоотношений) своих обязанностей уплачивать налог. Ответственным за это преступление является лицо, обязанное в силу своих функциональных обязанностей исчислять и перечислять налог от имени этой организации. Как отмечено в п. 7 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 28 декабря 2006 г. № 64 «О практике применения судами уголовного законодательства об ответственности за налоговые преступления», «к субъектам преступления, предусмотренного ст. 199 УК РФ, могут быть отнесены руководитель организации-налогоплательщика, главный бухгалтер (бухгалтер при отсутствии в штате должности главного бухгалтера), в обязанности которых входит подписание отчетной документации, представляемой в налоговые органы, обеспечение полной и своевременной уплаты налогов и сборов, а равно иные лица, если они были специально уполномочены органом управления организации на совершение таких действий. К числу субъектов данного преступления могут относиться также лица, фактически выполнявшие обязанности руководителя или главного бухгалтера .».
Применительно к составам иных, например, экологических преступлений, за вред, причиненный организацией, уголовную ответственность несет не только руководитель, но и другие лица, причинившие вред экологии в результате нарушения природоохранных норм. В пункте 9 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 5 ноября 1998 г. № 14 «О практике применения судами законодательства об ответственности за экологические правонарушения» (с изменениями от 6 февраля 2007 г.) разъясняется, что эксплуатация промышленных, сельскохозяйственных, коммунальных и других объектов с неисправными очистными сооружениями и устройствами, отключение очистных сооружений и устройств, нарушение правил транспортировки, хранения, использования минеральных удобрений и препаратов, совершение иных действий, повлекших загрязнение водоемов и водных источников и причинивших существенный вред животному или растительному миру, рыбным запасам, лесному или сельскому хозяйству, должны квалифицироваться по соответствующей части ст. 250 УК РФ. К уголовной ответственности по данной статье могут быть привлечены как должностные лица или лица, выполняющие управленческие функции в коммерческой или иной организации, так и другие лица, совершившие это преступление».
В некоторых составах признаки специального субъекта могут быть связаны лишь с определенной формой (видом, способом) нарушения уголовно-правового запрета. Так, одной из форм разглашения сведений, составляющих личную тайну (ст. 137 УК РФ), является незаконное ознакомление третьих лиц с персональными данными. В соответствии с Федеральным законом от 27 июля 2006 г. № 152-ФЗ «О персональных данных» операторами и третьими лицами, получающими доступ к персональным данным, должна обеспечиваться конфиденциальность таких данных, за исключением случаев обезличивания персональных данных и в отношении общедоступных персональных данных (ст. 7). Существуют нормативные акты, в которых эта обязанность прописана более конкретно. Например, в соответствии с п. 3 приказа Федерального агентства по недропользованию от 17 января 2008 г. № 28 «О защите персональных данных государственных гражданских служащих центрального аппарата и заместителей руководителей территориальных органов Федерального агентства по недропользованию» утвержден список должностей государственных гражданских служащих, уполномоченных на обработку персональных данных и несущих ответственность в соответствии с законодательством Российской Федерации за нарушение режима защиты этих персональных данных.
В определенных случаях более конкретные признаки адресата правовых норм и, соответственно, субъекта ответственности за несоблюдение правил содержатся не в подзаконных актах, а непосредственно в федеральном законе. Например, ознакомление с Санитарно-эпидемиологическими правилами «Санитарная охрана территории Российской Федерации. СП 3.4.2318-08 (утверждены постановлением Главного государственного санитарного врача Российской Федерации от 22 января 2008 г. № 3 позволяет установить конкретных адресатов многих нормативных предписаний (Должностные лица, осуществляющие государственный контроль в пунктах пропуска через Государственную границу Российской Федерации - п. 3.1.; должностные лица управлений Роспотребнадзора по субъектам Российской Федерации и по железнодорожному транспорту - п. 4.3.; и т.д.), однако в этом правовом акте ничего не говорится об ответственности заболевших граждан, не исполнивших предписания о запрете контактов. Не ясно, несут ли они ответственность за неподчинение обязательным указаниям врача. Между тем, в Федеральном законе от 30 марта 1999 г. № 52-ФЗ «О санитарно-эпидемиологическом благополучии населения» непосредственно в ст. 10 перечислены обязанности граждан выполнять требования санитарного законодательства, а также постановлений, предписаний и санитарно-эпидемиологических заключений осуществляющих государственный санитарно-эпидемиологический надзор должностных лиц, напротив, не осуществлять действия, влекущие за собой нарушение прав других граждан на охрану здоровья и благоприятную среду обитания.
4.Установление признаков субъективной стороны
Как уже отмечалось, наибольшие трудности при квалификации преступлений с бланкетными признаками состава вызывает установление признаков состава, которые связаны с нарушением специальных правил. При такой конструкции состава необходимо устанавливать не только признаки объективной стороны правонарушения, но и психологическое отношение лица к факту нарушения правил. Несмотря на то что это самостоятельное отношение к факту нарушения правил поглощается в итоге виной в уголовно-правовом смысле, оно не теряет своего значения и при определенных ситуациях самым непосредственным образом влияет на вину в целом.
Отменяя приговор по делу Ф., президиум Липецкого областного суда указал следующее: «По словам свидетеля Ж., он ехал на машине за Ф. и видел, как тот перед спуском с плотины приостановил комбайн, «видимо, переключал скорость» и как в это время на подножку сзади кабины прыгнул Ж. При съезде комбайн опрокинулся, придавил Ж., и тот от полученных повреждений на месте происшествия скончался. Как видно из приговора, суд не установил, что Ф. знал о следовании с ним на подножке комбайна Ж., и исключил из его обвинения нарушение п. 22.8 Правил дорожного движения, предусматривающего запрет на перевозку людей вне кабины автомобиля, трактора и других транспортных средств. Как показал в ходе предварительного следствия свидетель Г., конструкция комбайна с затемненными стеклами его кабины такова, что Ф. не располагал возможностью увидеть из кабины запрыгнувшего на подножку комбайна Ж.».
В то же время, взаимосвязь вины одного вида с другой нельзя абсолютизировать. Так, при установлении субъективной стороны нарушения специальных правил для определения наличия состава преступления возникает вопрос о том, принципом какой отрасли руководствоваться? Дело в том, что в гражданском праве, например, существует презумпция вины причинителя вреда, пока иное не будет доказано. Почти такой же принцип до принятия первой части Налогового кодекса РФ существовал и в практике применения ответственности за нарушение налогового законодательства. Примером переноса этих взглядов в уголовное право является тот факт, что в большинстве учебников по уголовному праву нарушение специальных правил рассматривается лишь применительно к объективной стороне состава преступления. Следует отметить, что подобная точка зрения относительно вины в нарушении специальных правил, к которым отсылает уголовный закон, высказывается и в юридической литературе некоторых зарубежных стран. Так, по мнению французских юристов, при квалификации автотранспортных преступлений «вину (в нарушении правил. - Н.П.) не надо специально доказывать, поскольку нарушитель соответствующих правил считается виновным. Водитель, например, не может оправдываться тем, что не видел запретительного знака». Однако при этом следует помнить, что если у водителя отсутствовала возможность увидеть этот знак (например, знак закрыт разросшимся деревом), его вина исключается. В некоторых нормативных актах это требование прямо зафиксировано применительно к некоторым видам нарушений.
Так, согласно п. 11.1 Правил дорожного движения (действовавших на момент дорожно-транспортного происшествия, совершенного водителем П.), при возникновении препятствий или опасности для движения, которые водитель в состоянии обнаружить (выделено мною - Н.П.), он должен принять меры к снижению скорости вплоть до остановки транспортного средства или безопасному для других участников движения объезду препятствий. Как отмечено в постановлении президиума суда Ханты-Мансийского автономного округа из показаний П. и свидетеля С. следует, что автомашина П. выехала на полосу движения мотоцикла под управлением С., когда расстояние между ними составляло около 30 м.
Как видно из схемы к протоколу осмотра места происшествия, наезд на девочку произошел приблизительно в 15 м сзади остановившегося автомобиля. Судом не дана оценка тому обстоятельству, что след торможения мотоцикла имеется лишь непосредственно перед автомобилем и составляет 2,5 м, не исследовалась возможность мотоциклиста избежать наезда на ребенка при соблюдении условия, предусмотренного Правилами дорожного движения, снижения скорости вплоть до остановки.
По другому уголовному делу Г. был привлечен к уголовной ответственности за нарушение правил безопасности движения и эксплуатации транспортных средств, повлекшее смерть потерпевшей (ст. 264 УК РФ).
В основу обвинения положен факт нарушения им правил, заключавшийся в том, что при возникновении опасности для движения, видя впереди стоящий у обочины дороги автомобиль Г., не принял мер к снижению скорости вплоть до остановки или безопасного объезда препятствия и совершил наезд на автомашину МАЗ-5334, находившуюся у обочины дороги с включенными габаритными фарами. В результате происшествия пассажирка автомашины ВАЗ-2101 получила тяжкие телесные повреждения, от которых скончалась на месте происшествия.
Однако, как указал в протесте Заместитель Генерального прокурора РФ,
Г. страдает ишемической болезнью сердца в форме стенокардии на фоне гипертонической болезни II стадии, которая может сопровождаться кратковременными потерями сознания (типа обмороков), что могло иметь место непосредственно перед столкновением автотранспортных средств 19 декабря 1991 г. И поскольку, указано в протесте, Г. ввиду внезапной потери сознания не должен был и не мог предвидеть наступления последствий от столкновения с автомашиной и смерти потерпевшей, его вины в нарушении Правил дорожного движения не имеется (выделено мною. - Н.П.).
Действительно, в данном случае не было вины в нарушении правил и соответственно в совершении преступлений, однако, на наш взгляд, в аргументации пропущено первоначальное звено - невозможность в силу внезапной потери сознания возможности выполнить предписание правил.
Не вступая в дискуссию о правомерности рассмотрения нарушения правил лишь в рамках гражданско-правовой и административно-правовой ответственности, отметим, что, будучи включенным в структуру состава преступления со смешанной противоправностью, признаки любого правонарушения подлежат тем формам юридической оценки, которые установлены уголовным законом. Нарушение специальных правил, как всякое правонарушение, предполагает единство объективной и субъективной сторон. Исключив одну из них, мы тем самым исключаем и правонарушение. Если допустить, что по отношению к нарушению специальных правил у субъекта отсутствует интеллектуальный или волевой моменты вины, то на каком основании ему можно вменить эти нарушения? Естественно, что при совершении преступления со смешанной противоправностью вина относительно нарушения правил имеет не самостоятельное, а вспомогательное значение, является необходимым этапом (моментом) установления следователем вины в уголовно-правовом смысле.
Вина как психическое отношение к факту нарушения правил - не научная абстракция. Она существует реально, и, как правило, предшествует по времени возникновению вины в уголовно-правовом смысле. Так, до причинения общественно опасных последствий нарушение Правил дорожного движения является лишь административным проступком, наступление последствий меняет юридическую природу правонарушения (оно становится преступлением), но не может изменить того психического отношения, которое существовало у виновного, к факту нарушения правил до наступления общественно опасных последствий. Содержание вины меняется лишь за счет появления нового отношения к факту наступления общественно опасных последствий, т.е. за счет увеличения числа ее составных элементов.
Необходимо отметить, что уже в момент совершения деяния у субъекта существует определенное психическое отношение к возможности причинения общественно опасных последствий, однако до наступления результата это отношение не имеет юридического значения, остается за рамками субъективной стороны административного правонарушения. В случае наступления таких последствий «вина в административно-правовом смысле», т.е. психическое отношение к факту нарушения специальных правил, теряет свое самостоятельное значение и входит составным элементом (входит, но не уничтожается) в субъективную сторону преступления со смешанной противоправностью. Особенность совершения преступлений со смешанной противоправностью заключается в том, что сознательное нарушение правил (чаще всего норм безопасности), на которые ссылается уголовный закон, свидетельствует и об осознании виновным общественно опасного характера деяния. В связи с этим вполне резонным выглядит предложение ввести в формулу неосторожной вины признак осознания лицом противоправного характера своего деяния. Рассматривая проблему вины в преступлениях несовершеннолетних, В.Б. Боровиков отмечает: «Признание осознания противоправности в качестве необходимого признака умышленной формы вины заставляет пересмотреть древний постулат: «Незнание закона не освобождает от ответственности». Речь, естественно, не идет об универсальных уголовно-правовых нормах, предусматривающих ответственность за общественно опасные деяния, преступный характер которых понятен гражданам практически всех стран мира (убийство, изнасилование, кражу, грабеж и т.д.), а преимущественно о нормах, раскрывающих признаки преступлений при помощи бланкетных диспозиций». В связи с тем, что административный проступок, как правило, имеет формальный состав, степень, форма и виды вины в отличие от вины в уголовном праве определяются преимущественно интеллектуальным, а не волевым моментом, т. е. осознанно или неосознанно выбрал субъект противоправное действие (бездействие), осознанно или неосознанно нарушил он нормы административного права.
Таким образом, при квалификации преступлений, связанных с нарушением специальных правил, необходимо устанавливать психическое отношение субъекта к нарушению каждого пункта правил отдельно и к преступлению в целом. Вменению подлежат лишь те нарушения правил, в отношении которых установлена вина субъекта. Субъекту не могут вменяться отступления от предписаний правил, которые он не имел возможности выполнить в конкретных условиях, в силу психофизиологических, физических или технических причин.
Форма вины относительно нарушения правил не влияет на квалификацию преступления в целом, но может быть учтена при определении степени общественной опасности совершенного деяния. Например, умышленное нарушение предписаний правил, которые с большой степенью вероятности могут вызвать общественно опасные последствия при прочих равных условиях должно быть учтено в качестве обстоятельства, повышающего степень общественной опасности содеянного.
Необходимость последовательного (условно-раздельного) рассмотрения субъективной стороны относительно нарушения правил и вины в преступлении в целом определяется также тем, что более ясными становятся те признаки вины, которые большей частью относятся к нарушению правил. Например, в преступлениях, совершаемых по неосторожности существенным моментом вины является осознание возможности наступления общественно опасных последствий (при преступном легкомыслии) или наличие обязанности предвидеть такие последствия (при небрежности). И первое и второе определяется, исходя из существующих требований безопасности, определяющих пределы рискованного поведения. Если убрать ссылку на конкретные правила (избавиться от критикуемой многими бланкетности), возрастет неопределенность уголовно-правового запрета. Указание на признаки нарушения конкретных, зафиксированных в нормативных актах правил позволяет защитить субъекта от объективного вменения. Это особенно важно при выполнении профессиональных обязанностей, связанных с использованием источника повышенной опасности (транспортного средства, промышленного оборудования и т.п.). Без таких источников повышенной опасности не обойтись во многих сферах человеческой деятельности, следовательно, рискованное поведение неизбежно. Устранение бланкетной формы конструирования нормы об ответственности за причинение вреда в результате использования источников повышенной опасности означает беззащитность работника перед лицом необоснованного уголовного преследования.
Отношение лица к факту нарушения предписаний может учитываться не только для определения неосторожности, но и умысла. Например, в одном из решений суда по уголовному делу о мошенничестве умысел лица обосновывался наличием факта намеренного нарушения им правил приобретения акций.
«Регистрация с нарушением установленного законом порядка договора приобретения Б.А.П. вышеперечисленных акций, принадлежащих В.А.М., свидетельствует о наличии у Б.А.П. умысла на незаконное отчуждение этих акций предприятий, находившихся в собственности В.А.М., а после его смерти у его наследников. Данный факт позволяет считать применение Б.А.П. такого способа хищения чужого имущества путем мошенничества, как использование обмана или злоупотребления доверием - в отношении наследников В.А.М».
Особый характер вины в преступлениях с бланкетными признаками состава определяется также тем, что во многих случаях субъект непосредственно ориентируется на те предписания, которые ему адресованы. В случае добросовестного следования им он не должен нести ответственности за все последствия, которые вытекают из недостатков нормативных актов, которыми предусмотрены его действия. Это относится и к указаниям должностных лиц, обязательным к исполнению. Так, к числу обстоятельств, исключающих вину лица в совершении налогового правонарушения, относится, в частности, выполнение налогоплательщиком (плательщиком сбора, налоговым агентом) письменных разъяснений о порядке исчисления, уплаты налога (сбора) или по иным вопросам применения законодательства о налогах и сборах, данных ему либо неопределенному кругу лиц финансовым, налоговым или другим уполномоченным органом государственной власти (уполномоченным должностным лицом этого органа) в пределах его компетенции (указанные обстоятельства устанавливаются при наличии соответствующего документа этого органа, по смыслу и содержанию относящегося к налоговым периодам, в которых совершено налоговое правонарушение, независимо от даты издания такого документа) (подп. 3 п. 1 ст. 111 НК). Таким образом эти документы, в том числе имеющие нормативный характер, учитываются при определении факта отсутствия осознания противоправности действий налогоплательщика и, соответственно, в силу взаимосвязи составов налогового правонарушения и преступления, отсутствия вины в уголовно-правовом смысле.
Особо следует оговорить возможность вменения нарушения правил, которые не опубликованы или вообще являются по своему содержанию секретными.
Так, В.С. Смирнов в своей жалобе в Конституционный Суд РФ оспаривал конституционность такой формы государственной измены («измены Родине» по терминологии УК РСФСР. - Н.П.), как выдача государственной или военной тайны иностранному государству - в связи с тем, что в бланкетную диспозицию этой нормы включаются секретные и поэтому не доступные гражданам перечни сведений, составляющих государственную тайну. Такое положение, по его мнению, не соответствует конституционным требованиям об условиях и пределах регулирования прав, обязанностей и ответственности граждан, в частности, требованию о том, что любые нормативные правовые акты, затрагивающие права, свободы и обязанности человека и гражданина, не могут применяться, если они не опубликованы официально для всеобщего сведения (ч. 3 ст. 15 Конституции РФ). Рассмотрев эту жалобу, Конституционный Суд указал, что государство вправе относить к государственной тайне те или иные сведения в области военной, экономической и других видов деятельности, распространение которых может нанести ущерб обороне страны и безопасности государства. В связи с этим ст. 29 (ч. 4) Конституции РФ предусмотрено, что перечень сведений, составляющих государственную тайну, определяется федеральным законом. Государство вправе также определять средства и способы охраны государственной тайны, в том числе устанавливать уголовную ответственность за ее разглашение и выдачу иностранному государству. Однако в силу указанной конституционной нормы уголовная ответственность за выдачу государственной тайны иностранному государству правомерна лишь при условии, что перечень сведений, составляющих государственную тайну, содержится в официально опубликованном для всеобщего сведения федеральном законе. Правоприменительное решение, включая приговор суда, не может основываться на неопубликованном нормативном правовом акте, что вытекает из ст. 15 (ч. 3) Конституции РФ. Реализация требования ст. 29 (ч. 4) Конституции РФ обеспечивается Законом РФ от 21 июля 1993 г. «О государственной тайне», в котором определено понятие государственной тайны и указаны сведения, относимые к государственной тайне. Таким образом, установление уголовной ответственности за выдачу государственной или военной тайны иностранному государству не противоречит Конституции РФ, ее ст. 15 (ч. 3), 29 (ч. 4), 55 (ч. 3).
В данном случае нет нарушения Конституционных принципов, поскольку основной запрет выдавать государственную тайну не является для субъекта секретным. Следует добавить, что в случае, если отнесение конкретных сведений к государственной тайне произведено правовым актом, имеющим гриф «секретно», вопрос субъективной стороны разрешается на общих основаниях. Если субъекту не было известно о таком акте, он не подлежит уголовной ответственности. Однако следует помнить, что в статьях УК РФ речь идет лишь о тех случаях разглашения, когда секретные сведения были вверены лицу. На практике это все оформляется соответствующим документом о допуске к сведениям, составляющим государственную тайну.
Неудачная формулировка бланкетных диспозиций в некоторых случаях приводит к тому, что субъективная сторона состава преступления, связанного с нарушением специальных правил, оказывается запутанной и противоречивой. Так, несогласованность в определении форм вины, предполагающем выяснение отношения субъекта к возможности наступления общественно опасных последствий, иногда ставит в тупик правоприменителя, устанавливающего признаки состава преступления в целом.
Установление субъективной стороны преступления при бланкетной диспозиции уголовного закона тесно соприкасается с принципом презумпции знания гражданином уголовного закона. Обычно на правоприменителе не лежит обязанность устанавливать, знал ли гражданин уголовно-правовой запрет, который он нарушил. При бланкетной диспозиции уголовно-правовой
запрет формулируется с помощью ссылки на специальные правила, число которых иногда трудно установить. Возможно ли презюмировать знание гражданином всего нормативного материала, с которым связан уголовный закон? В юридической литературе много лет назад высказано мнение, что пора ввести коррективы в принцип презумпции знания закона. Должна быть исключена ответственность за нарушение предписаний нормативных актов, которые не были доведены или были доведены до адресатов сведения лишь формально в отсутствие реальной возможности ознакомиться с ними. Одним из способов предотвращения подобных случаев объективного вменения нарушений специальных правил могло бы быть предлагаемое авторами инициативного проекта Закона о нормативных актах установление обязанности должностных лиц, отвечающих за исполнение нормативно-правового акта, знакомить с ним исполнителей (в необходимых случаях под расписку). Следует заметить, что это положение уже вошло в практику подзаконного правотворчества применительно к правилам, обеспечивающим безопасность работы с источниками повышенной опасности или на опасных производствах. Для того, чтобы внести большую определенность в правовую регламентацию профессиональной деятельности и создать условия для осознанного следования установленным требованиям, во многих нормативных актах специально предусмотрена процедура ознакомления с такими правилами. Так, в п. 12. Положения о государственном санитарно-эпидемиологическом нормировании предусмотрено, что юридические лица и индивидуальные предприниматели обязаны иметь официально изданные санитарные правила и методики контроля факторов среды обитания в соответствии с осуществляемой ими деятельностью. Таким образом, нормативный материал к ст. 236 УК РФ «Нарушение санитарно-эпидемиологических правил» приобретает вполне определенные черты и, соответственно, делает более определенным сам уголовно-правовой запрет. Точно также в целях доведения до сведения налогоплательщика стоимости объектов, подлежащих налогообложению, в частности, земли, и предупреждения ошибок при исчислении подлежащего к уплате налога, Правительство Российской Федерации в своем Постановлении от 7 февраля 2008 г. № 52 г. установило, что территориальные органы Федерального агентства кадастра объектов недвижимости бесплатно предоставляют налогоплательщикам земельного налога, признаваемым таковыми в соответствии со ст. 388 Налогового кодекса Российской Федерации, сведения о кадастровой стоимости земельных участков в виде кадастрового номера объекта недвижимости и его кадастровой стоимости для целей налогообложения по письменному заявлению налогоплательщика в порядке, установленном ст. 14 Федерального закона «О государственном кадастре недвижимости». При этом до 1 марта 2008 г. указанные сведения предоставляются в порядке, установленном ст. 22 Федерального закона «О государственном земельном кадастре».
Ссылка на нормативные акты, определяющие содержание бланкетных признаков состава преступления, не во всех случаях способна обосновывать наличие или отсутствие вины. На практике иногда ошибочно понимают значение процедурных моментов, призванных профилактировать совершение преступления, например, против правосудия участниками уголовного процесса: свидетелями, экспертами, заявителями, которых в соответствии с нормами УПК предупреждают об уголовной ответственности за дачу ложных показаний, заключений, за заведомо ложный донос и т.п.
В качестве примера обратимся к материалам уголовного дела К., осужденного по п. «а, в, г, д» ч. 2 ст. 161, ч. 1 ст. 105, ч. 1 ст. 166 и ч. 2 ст. 306 УК РФ. Суть дела такова. Понимая возможность изобличения в убийстве Б., К. с целью избежать ответственности за содеянное, обратился к начальнику криминальной милиции Угличского РОВД с устным заявлением о том, что убийство Б. совершили У. и Щ. В тот же день Угличской межрайонной прокуратурой возбуждено уголовное дело, а в отношении У. и Щ. по месту их жительства проведены обыски и осуществлены иные следственные и оперативно-розыскные мероприятия.
Судебная коллегия по уголовным делам областного суда при рассмотрении дела в кассационном порядке по кассационному представлению государственного обвинителя приговор изменила ввиду неправильного применения уголовного закона с указанием следующего. «Согласно ст. 141 УПК РФ заявитель предупреждается об уголовной ответственности за заведомо ложный донос в соответствии со ст.306 УК РФ, о чем в протоколе делается соответствующая отметка, которая удостоверяется подписью заявителя. В данном случае протокол по устному заявлению К. не составлялся и К. за заведомо ложный донос по ст. 306 УК РФ не предупреждался. В процессе проведения других следственных действий с участием К., последний также не предупреждался об уголовной ответственности по ст. 306 УК РФ. Кроме того, органами предварительного следствия К. было предъявлено обвинение по факту убийства Б., суд признал обвинение доказанным и осудил К. по ч. 1 ст. 105 УК РФ. Таким образом,
К., делая ложный донос о совершении Щ. и У. особо тяжкого преступления, преследовал цель отвести обвинение от себя, т.е. реализовывал свое право на защиту. Данные обстоятельства свидетельствуют о том, что в действиях К. отсутствует субъективная сторона преступления, предусмотренного ст. 306 УК РФ».
На наш взгляд, в действиях К. действительно отсутствует состав преступления, предусмотренного ст. 306 УК РФ, но не потому, что при принятии заявления была нарушена ст. 141 УПК РФ и он не был предупрежден об уголовной ответственности. Это обстоятельство в данном случае совершенно не свидетельствует об отсутствии вины в заведомо ложном доносе. Основная функция данной нормы УПК РФ - предупредить субъекта уголовно-процессуальных отношений о возможных последствиях недобросовестного исполнения своих обязанностей, т.е. это профилактическая функция, прежде всего направлена на обеспечение процедуры выполнения задач уголовного процесса, установления истины. В то же время, факт предупреждения об ответственности за дачу показания имеет уголовно-правовое значение, поскольку обычно свидетельствует о наличии умысла, точнее, признака «заведомости». Но данный признак состава раскрывается не с помощью предписания нормы УПК РФ, а посредством установления самого факта предупреждения, независимо от того, прописано это действие в УПК РФ или нет. Применительно к делу К. заведомая ложность заявления была вполне очевидна, поскольку заявитель сам совершил то преступление, в котором обвинял других. Суд совершенно справедливо указал на то, что К. пытался тем самым отвести обвинение от себя, т.е. реализовывал свое право на защиту. Вопрос здесь в другом - можно ли признать субъектом заведомо ложного доноса обвиняемого по тому же делу. На наш взгляд, реализация конституционного и уголовно-процессуального права на защиту не означает исключения обвиняемых из числа субъектов заведомо ложного доноса. Заведомо ложный донос и заведомо ложные показания - не одно и то же. Конституционная норма, согласно которой никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников, круг которых определяется федеральным законом (ст. 51), необоснованно переносится и на такой способ защиты, как оговор другого лица. При оговоре причиняется вред, иногда достаточно тяжкий, другому лицу. Осуждение по ложному доносу за убийство (вероятность этого при заведомо ложном доносе была по делу К.) могло повлечь осуждение к длительным строкам лишения свободы невиновных лиц. Никакой ссылкой на право другого человека это не может быть оправдано, тем более что в ст. 17 Конституции прямо указано, что осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц.
Презумпция знания уголовно-правового запрета нуждается в уточнении, если осознание фактических обстоятельств дела, определяющих общественно опасный характер деяния, опосредовано осведомленностью о юридических свойствах данного деяния. Прежде всего, речь идет о запрете, выраженном с помощью бланкетной диспозиции, когда детализирующие его содержание правила не являются достаточно доступными для обычного адресата запрета. К числу таких правил можно отнести правила пользования информацией посредством доступа в сеть Интернет. Несмотря на то что Интернет достаточно прочно вошел в жизнь российских граждан, многие не осведомлены об особенностях заключения договоров с провайдером и с другими субъектами, предоставляющими услуги связи. В таких условиях отсутствие информированности о правилах может привести к добросовестному заблуждению, свидетельствующему об отсутствии умысла или вины вообще.
Так, по приговору Самарского районного суда г. Самары З. был осужден по ч. 1 ст. 165 и ч. 1 ст. 272 УК РФ. Постановлением президиума Самарского областного суда приговор и кассационное определение в отношении З. в части его осуждения по ч. 1 ст. 272 УК РФ отменены, а дело прекращено за отсутствием состава преступления. Осужденный З. на предварительном следствии и в судебном заседании заявлял, что, пользуясь Интернетом, он не предполагал, что приобретенное им право доступа в сеть является незаконным. Он передавал деньги за пользование Интернетом человеку, открывавшему ему доступ в сеть. К. в ходе предварительного следствия и в судебном заседании подтверждал, что именно он предложил З. подключить их персональные компьютеры к сети «Интернет», пояснив, что пользование сетью стоит 400 руб. Деньги З. ему передал.
При этом, как показал К., пароли и логины он брал сначала у Т., а затем у М. и вводил их в компьютеры. З. получал каждый раз новые реквизиты доступа. З. не пытался вступить в контакт с теми лицами, которым принадлежат логины и пароли, чтобы убедиться в законности их действий и обговорить условия пользования доступом в сеть Интернет. Суд посчитал, что такое поведение З., взрослого, дееспособного гражданина с высшим юридическим образованием, свидетельствует о том, что он заведомо осознавал незаконность своего выхода в Интернет, выдавая себя за разных легальных пользователей, и желал пользоваться сетью именно таким незаконным способом. Однако Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ не согласилась с такой оценкой действий З., указав, что приведенные в приговоре данные свидетельствуют о необоснованности судебных решений с выводами о том, что З. умышленно незаконно пользовался сетью Интернет. Соответственно сделан вывод и об отсутствии состава другого преступления (ч. 1 ст. 165 УК РФ), который не был исключен кассационной инстанцией.
Несмотря на то, что в диспозиции ст. 165 УК РФ речь не идет о нарушении каких-либо специальных правил, в данном случае с помощью таких правил, точнее посредством выявления психического отношения лица к их нарушению, установлено отсутствие вины.
Законодатель при формулировании содержания субъективной стороны состава преступления нередко использует формулу «заведомой незаконности», например, «заведомо незаконные задержание, заключение под стражу или содержание под стражей» в ст. 301 УК РФ. Для установления такого признака необходимо доказать, что лицо имело умысел по отношению к правилам, определяющим порядок задержания, избрания меры пресечения в виде ареста и т.п.
Так, одним из оснований вынесения оправдательного приговора в отношении П., привлеченной к уголовной ответственности по ч. 1 ст. 301 УК РФ, был вывод, что «П. действовала с учетом своего профессионального опыта, добросовестно полагая, что, задерживая Н. в порядке ст. 122 УПК РСФСР, она поступает в соответствии с законом. Убеждение П. как следователя в причастности Н. к преступлению с учетом конкретных обстоятельств дела при его задержании исключает в ее действиях признак «заведомости» незаконного задержания».
Итак, сам по себе факт применения бланкетной формы конструирования уголовного закона не влечет с неизбежностью снижение уровня знания уголовно-правового запрета гражданами. В то же время, этот уровень при бланкетной форме конструирования зависит в определенной мере и от специфики правовых предписаний, к которым отсылает уголовный закон, от количества правовых актов, связанных с одной уголовно-правовой нормой, их однородности, сферы действия, а также от непосредственной формы самих подзаконных актов, ясности и доступности их изложения.
Литература
1.Алексеев С.В.: Уголовное право Российской Федерации. - Ростов н/Д: ФЕНИКС, 2010
. Алексеев С.В.: Уголовное право Российской Федерации. - Ростов н/Д: Феникс, 2010 БелГУ ; гл. ред. Л.Я. Дятченко:
.Научные ведомости Белгородского государственного университета. - Белгород: БелГУ, 2012
. Правовое регулирование и профилактика злоупотребления психоактивными веществами и пропаганда здорового образа жизни в образовательных учреждениях. - Белгород: БелГУ, 2013
. Сборник научных работ студентов юридического факультета. - Белгород: БелГУ, 2010
. Каф. уголовного права Военного ун-та, Фонд содействия нучным исследованиям в области правового обеспечения безопасности Человека им. А.А. Тер-Акопова ; Под ред. О.К. Зателепина ; Сост.: О.К. Зателепин, Д.М. Изотов ; Вступ. статья Х.М. Ахметшина:
. Военно-уголовное законодательство Российской Федерации. - М.: Фонд имени проф. А.А. Тер-Акопова, 2010
. М-во образования и науки РФ, Московская гос. юридическая академия им. О.Е. Кутафина ; Под ред. А.И. Рарога : Рец.: Э.Н. Жевлаков, Ю.И. Ляпунов: Уголовное право России. - М.: Проспект, 2011