Чиновник России в начале XX века
Реферат
Чиновник России в начале XX века
«Внутренний мир» государственного служащего
чиновник россия статья
Рассказы и статьи, опубликованные в «Кружке» и «Спутнике чиновника», описывают тяжелое положение чиновничества, но материалы первого издания главным образом фокусируются на внутреннем мире государственных служащих, на их восприятии окружающей действительности. Редакция «Спутника чиновника» хотя и выбрала другое направление, обращая внимание уже на следствие трудностей быта и службы чиновников и способы их решения, все же продолжала освещать вопросы, связанные с тем, как само чиновничество оценивает свое положение в обществе и тем, какой образ чиновника сложился в общественном мнении.
В своих публикациях «Кружок» затрагивал проблемы социального характера, но в то же время старался соответствовать своей заявке на «освещение культурных вопросов». Так в первом номере опубликована статья о роли театра в общественной жизни. Ее автора, С. Бройде, волнуют проблемы современных направлений театрального искусства. Критикуя современную ему киевскую театральную сцену, Бройде замечает, что «что общественная сторона всегда отодвигалась на задний план, давая место любовному эпиздоду», а «несчастье театра состоит в том, что актер видел не зрителей, а зрителя. А потому не было в театре стремления к художественности и красоте». Автор мог бы выйти на иную проблематику: возможности влияния искусства на общественность и его социально-критической роли, но он останавливается лишь на художественной критике, никак не связывая происходящее на сцене с общественными тенденциями. Это позволяет сделать вывод о том, что, создавая журнал, его редакция не до конца представляла себя его концепцию, и, возможно, идея журнала для чиновников, посвященного их объединению для решения общих проблем (каким стал «Спутник чиновника») родилась уже в процессе работы над «Кружком».
В журнале существовало несколько постоянных рубрик, и одной из них был раздел «Беседа», созданный «для живого обмена мыслями между «Кружком» и читателями» и в котором «редакция журнала будет помещать, во-первых, статьи-беседы, как по вопросам текущей жизни, так и на философские и религиозные темы, а, во-вторых, запросы и возражения читателей».
Первой статьей данного раздела стал материал А.И. Мирецкого «Путь к счастью». Автор считает, что счастье заключается «в установлении высшей духовной связи между людьми, которая объединила бы всех в одно целое, заставила бы жить их общей жизнью друг для друга, как живет человеческий отдельный организм», так как «каждый человек жаждет любви окружающих и что каждый человек сам склонен любить их, но проявлению этой любви, как с одной, так и с другой стороны мешали последствия борьбы людей между собой». Рассуждения о всеобщей любви приводят Мирецкого к христианской идеологии: «человечеству был нужен сильный толчок <…> чтобы оно почувствовало необходимость объединиться в любви <…> и этот сильный толчок дал яркий светоч в жизни человечества - Христос». При этом автор пропагандирует традиционные христианские ценности: «любовь к врагам, прощение обид, воздаяние добром за зло».
Видимо, чтобы усилить эмоциональное воздействие на читателя, Мирецкий живописно пересказывает библейский сюжет восхождения Христа на Голгофу: «Он - Учитель правды и любви, согнувшись под тяжестью креста, шел среди них кроткий, любящий. По его лицу струилась кровь из ран, причиненных терновым венком. Он с состраданием и любовью смотрел на своих заблуждавшихся палачей и думал только об их счастье», переходя после этого к рассуждениям о необходимости объединения. Но объединиться Мирецкий предлагает не для решения общих проблем и трудностей, а больше для того, чтобы удовлетворить духовную потребность в общении и поддержке: «Каждого из нас в жизни окружает главным образом пять-десять человек, с которыми постоянно приходится сталкиваться. Неужели невозможно духовно объединиться хотя бы с этими постоянными спутниками своей жизни, создать дружеские братские отношения?».
В этом духовном объединении под знаком христианского учения («Девятнадцать веков прошло с тех пор, как появилось учение Христа, а лик божественного Страдальца как живой стоит перед нами».) Мирецкий видит не решение проблем, связанных с социальным, экономическим и правовым положением чиновничества, а пространно сформулированный «путь к счастью»: «А между тем, дорога к счастью каждого из нас, к счастью общества и всего человечества находится перед нами. Стоит нам только пойти по ней и жизнь наша сделается содержательной и даст необходимое нам счастье». Статьей, имеющей много пересечений со статьей Мирецого по линии идейного содержания начинается второй номер журнала. Приуроченная к полугоду со дня смерти Льва Толстого и озаглавленная «Учитель жизни», она излагает те же идеи об обретении счастья через следование принципам христианского учения: «Он говорил: любить. Мы ненавидим. <…> Он призывал: ищите Бога внутри вас. Мы ищем его вне нас, в необъятной вселенной…». При этом автор говорит о том, что хотя среди современного поколения постулаты толстовства не находят популярности, это «наследие грядущих веков, богатство свободного от догм капиталистической эпохи человека».
Статья Мирецкого «О пути к счастью» получила широкий отклик среди читателей журнала. Во втором номере «Кружка» были опубликованы три письма, подписанных псевдонимами «А-мий», «Фанни Б.» и «Скептик», авторы которых высказали «свое одобрение мысли вести беседу о счастье». Содержание писем по большей части сводится к пересказу идей Мирецкого с упоминанием их сходства с идеями Л.Н. Толстого, но автор Фанни Б. пишет, что «не следует по отношению к вопросу жизни <…> подходить так смело, как подходит г. Мирецкий», так как «вопрос о путях к счастью не труп, а г. Мирецкий, как видно из его статьи, очень мало опытен для роли хирурга, и то и дело роняет свой скальпель из дрожащих от волнения рук». Автор высказывается против того, что Мирецкий в своих рассуждениях не говорит о том, существует ли возможность достижения счастья как объективной, общей для всех категории и не дает более практических рекомендаций касательно этого вопроса. Мирецкий на такую критику отвечает утверждением, что «счастье - цель всех стремлений каждого человека», и значение этой индивидуальной категории каждому следует определить для себя самостоятельно.
Скептик же утверждает, «что призыв г. Мирецкого - это «глас вопиющего в пустыне», и в сложившейся обстановки общего недопонимания говорить о таких высоких материях бессмысленно, так как идеи должны быть тесно связаны с реальными условиями, «а наше же время отнюдь не время любви к ближним». Эта критика, которая в перспективе могла бы вывести к дискуссии о том, первостепенно ли решение практических проблем или же следует сперва сосредоточиться на вопросе о высоком смысле происходящего, остается без ответа ответа «вследствие позднего получения письма», но Мирецкий обещает «сообщить возражение на него в следующем номере», который так и не был выпущен.
Завершают журнал разделы «Нужда и помощь», «Смесь» и «В клубах и обществах». Вторая рубрика освещает «общественную жизнь Киева», «получившую широкое развитие в направлении объединения различных групп населения в профессиональные, научные, просветительские общества и др организации». Однако редакция констатирует, что периодическая печать не проявляет должного интереса к этой области, поэтому авторы журнала намерены восполнить недостаток внимания со стороны прессы к распространению информаци о «внутренней жизни организаций» и росте их числа. В первом номере опубликованы объявления о работе четырнадцати сообществ, но среди «любителей природы», обществ военно-исторического толка, «любителей древности и искусств» и пр. нет ни одного общества государственных служащих.
Раздел «Смесь», составляют международные новостные сообщения: в первом номере опубликована заметка о первом полете над Фридрихсхафеном дирижабля «Цеппелин» 25 марта 1911 года, а аналогичная рубрика второго номера журнала посвящена проблемам социального характера и путям их решения во Франции.
Редакция «Кружка» как журнала, претендующего на статус корпоративного печатного органа, к реальному решению проблемы материального обеспечения государственных служащих, создав рубрику «Нужда и помощь» - «отдел посвященный вопросам благотворительности». В первом номере были помещены два заявления: о том, что семнадцатилетняя сирота ищет «письменные занятия», и об объявлении сбора средств для больной вдовы и двоих детей киевского почтового чиновника, так как пенсия им будет назначена не раньше сентября (номер вышел в апреле). Причем редакция обязуется ежемесячно выплачивать семье пять рублей, а остальную часть необходимой суммы в двадцать рублей надеется собирать с помощью читателей.
В этой же рубрике первого номера публикуется обращение в редакцию «Ф.А., киевлянина из окраины», пожертвовавшего в редакцию двадцать пять рублей из «глубокого сочувствия к стремлению журнала организовать помощь сиротам лиц, служивших в правительственных учреждениях». В рамках этого раздела Мирецкий в статье «Организация взаимопомощи среди чиновников» продвигает идею о необходимости «широкой организации взаимопомощи, взаимного страхования, какова помощь возможна только при объединении чиновничества в поисках улучшений своего существования».
Что касается «Спутник чиновника», то уже в первых его статьях можно увидеть определенный набор качеств, связанных с образом государственного служащего. Так в одном из номеров под заголовком «Пасынки России» опубликованы размышления Н. Рождественского, в которых автор рассуждает о том, что традиционно чиновники воспринимаются как «сухие, черствые формалисты и бездушные карьеристы,- и консерваторы и взяточники». По мнению автора, общество приписывает фигуре государственного служащего все, что есть отрицательного, темного в человеке». Автор также отмечает, что понятие «чиновник» синонимично «черствости, отсталости и некультурности». Рождественский в своей короткой заметке отмечает, что такое мнение очень распространено среди «народа», который забывает об отсутствии «бесплатной медицинской помощи, права воспитывать за казенный счет детей, достаточного материального обеспечения за многолетнее служения обществу и государству».
Интересна также заметка автора, обозначившего себя инициалами Р.Н. Его статья «Несовершенство приемов делопроизводства» акцентирует внимание на определяющей роли не только быта чиновников, но и условий их службы. Причины «медленности и неаккуратности проведения в жизнь законов» автор видит в самой организации деятельности государственных служащих. Во-первых, низкий образовательный уровень чиновничества обусловлен, по мнению автора, единственно лишь низкими требованиями работодателя, то есть, государства: «от зачисляемого требуется лишь общее образование; знаний же законов и специальных канцелярских наук (за исключением тех ведомств, в которые чиновники зачисляются после экзаменов) не требуется». То есть, от чиновника не ждут особых умений и знаний, так как в них нет необходимости. Во-вторых, уже в процессе службы чиновник повышает уровень своей квалификации «по шаблону»: через усвоение часто устаревших практик, принятых среди его сослуживцев. «При таких условиях трудно ожидать от чиновника совершенных приемов делопроизводства», поэтому повсеместно можно было констатировать отсутствие системного подхода и достаточного уровня квалификации, что ведет к тому, что для чиновника «целью работы является не дело, а бумаги».
Следствием этого являются «рутинность и формализм», которыми «насквозь пропитаны канцелярии». Это отмечает автор заметки «Куда мы идем (К чиновникам»), опубликованной в самом первом номере журнала, Н. Бенедиктов. Причину распространенности негативного мнения о государственных служащих Бенедиктов видит в излишней консервативности и замкнутости чиновного сословия. Автор говорит о канцеляриях как о «замкнутых крепостях», внутри которых протекает своя жизнь, совершенна чуждая к воздействиям из вне, в то время как другие общественные группы «переживают великие преобразования и изменения». Именно потому, что чиновничество долгое время с безразличием относилось к тому, что не выходит за пределы канцелярий, что «не поступает по входящему реестру,» для общества «чиновник - синоним обскурантиста, человека - машины, человека - футляра». Последняя метафора отсылает к рассказу А. П. Чехова «Человек в футляре» (1898 г.). Главный герой рассказа, Беликов, не является государственным служащим, он - учитель греческого языка, но многие литературоведы, например, Михаил Эпштейн, ставят его в один ряд с героями-чиновниками, воплощающими тип «маленького человека». Как и Башмачкин, спрятанный в свою шинель в рассказе Н.В. Гоголя, Беликов отделен от реального мира циркулярами, предписывающими чиновнику такие правила поведения, которые ограждают чиновника от жизни, «протекающей за пределами ведомства и не всегда отвечающей предписаниям». О стремлении к обособлению говорит также герой романа Ф.М. Достоевского «Бедные люди» Макар Девушкин: «Я себе ото всех особняком, помаленьку живу, втихомолочку живу». Так живут и чиновники в статье Бенедиктова: жизнь в канцеляриях «проходит в раз и навсегда установленных рамках, освященных традицией и обычаем».
Обособленность чиновников от остального общества отмечена во многих заметках, опубликованных в журнале. Мир канцелярии предстает в них отдельным социумом, в котором есть границы «своего» и «чужого», внутри которого не ведется никакой работы, «направленной к процветанию страны», а создается лишь ее видимость. На самом же деле все это «полнейшая бездеятельность, правильное, машинальное отношение к привычной работе, но не разумная, осмысленная в своих проявлениях деятельность».
Сергей Прохожий, автор заметки «Канцелярский мир» отмечает наличие своего собственного языка канцелярий, цель которого - скрыть бездеятельность их служащих. «Спросите любого чиновника, рядового работника, что он делает, - он едва ли даст точный и ясный ответ, а вернее отделается какою-нибудь формальной, малопонятной фразой». О том, что чиновники действительно склонны к употреблению общих фраз, свидетельствуют две заметки, опубликованные в одном из номеров в рамках рубрики «Кое-что». Первая из них представляет собой выдержку из рапорта 1796 года, имеющей вид малопонятного, с точки зрения смысла, сочинения: «Сочиненные мною о числе душ по Сквирскому уезду сколько против окладных книг прошлого 1795 года и сего году новой ревизии порознь разного звания и вообще по Сквирскому округу недостает и сколько в каждых владениях превосходит ведомость в оную экспедицию присем честь имею представить. Уездный казначей Федор Урманский. 7 апреля 1796 г.». Вторая заметка является выдержка из исходящего реестра «за один из ближайших годов» одного из губернских учреждений: «N-скому Врачебному Инспектору о благополучии халеры», «N-скому Мировому Посреднику о скорейшем заключении подробности относительно присвоения крестьянина Читова своего участка» и пр. с припиской «Ну и регистратор!». Очевидно, что сама редакция относится к этой особенности чиновного мира с иронией, высмеивая канцелярский язык за его сухость и бессодержательность, за то, что он не имеет ничего общего с действительностью.
Но в рассказах, опубликованных в журнале «Кружок», внутренний мир канцелярий описывается с другой точки зрения. Так в первом номере был опубликован рассказ Н. Березовского «Под звон колоколов» о работе чиновников почтового ведомства в пасхальную ночь. Автор описывает напряженный труд служащих, вынужденных провести праздник на рабочем месте и посветить его разбору «сотен пудов» корреспонденции. Рассказ построен на противопоставлении настроения почтовых чиновников атмосфере всеобщей радости через описание «внешнего» мира: праздничный звон колоколов, отзывающийся «острой, ноющей грустью», и весенний рассвет контрастируют с «напряженной, озлобленной атмосферой сортировочного зала», делая «маленьких людей» похожих на фигуры, «вылитые из печали и скорби».
Автор описывает происходящее с позиции героев рассказа - «маленьких людей». Пространство вне почтовой конторы с его праздничным настроением представляется не только чуждым, но даже несколько враждебным им: «казалось, город в эту ночь задался мыслью засыпать белыми и синими пакетами пакетиками горстку людей, укрывшихся в почтамте и яростно защищавших свою жизнь».
Тяжелые условия службы и напряженный физический труд лишил «маленьких людей» всякой способности к позитивному восприятию происходящего: «радости жизни казались им сказкой детства навсегда утраченной, изжитой». Даже атрибуты праздника не вызывают у чиновников восторженных эмоций. Пасхальное «Христос воскрес, господа!» начальник произносит «официальным тоном», а крестятся при этом служащие скорее потому, что так принято, этот жест в их исполнении лишен какого-то сакрального значения: «желтые лица, застывшие глаза и быстрые движения рук слились в одно сплошное целое». А один из почтальонов и вовсе пренебрегает этим обычаем: «Крестись, коли охота <…>. А мне не мешай работать». Причем их работа представляет собой механический труд, лишенный какой-либо личной мотивации: «Безучастными глазами глядели на поднимавшиеся к потолку горы писем маленькие люди и только пальцы их шевелились быстрее и быстрее…». Герои рассказа не ассоциируют свои обязанности с высокой целью служения общественному благу. В их понимании, деятельность государственного служащего является скорее рутинной обязанностью, не имеющей высокого статуса. Скорее по стечению обстоятельств, а не по собственному желанию они вынуждены трудится на благо общества: «Я вот тридцать лет на почте и тридцать лет все так же встречаю. Судьба такая…», «все празднуют, а ты работай как каторжник. А почему? Потому, что почта - нерв общественной жизни, говорят нам. Да какое нам дело, христиане мы?».
Осознание бесполезности своего труда толкает одного из героев, пожилого чиновника, на бунт против такого порядка, по которому человек, состоящий на службе, лишен возможности распоряжаться своим временем, а его жизнь полностью принадлежит государству: «В его усталой голове зашевелилась мысль о бесполезности всей его работы и жуткой пустоте уходящих дней его жизни. Он медленно встал, вздохнул и приблизившись к столу, помощника заведующего, сказал: - Баста! Больше не могу. Можете доложить начальнику. Не ожидая ответа, Козуля напялил фуражку и вышел». Автор не дает возможности узнать о последствиях такого смелого шага. Одновременно с тем, когда кончаются силы и терпение «маленьких людей», завершается и их работа. Но и окончание тяжелой ночи не вызывает в чиновниках радости. Они ощущают только «острою ноющую грусть», «злобу, тяжелая, как воздух их окружавший, глухую, как ненависть придавленного человека».
В то же время само общество, по мнению автора заметки «Пасынки России» Н. Рождественского, не проявляет к чиновному сословию должного интереса: «ни повременная печать, ни официальные периодические издания не освещают» вопросов, затрагивающих «их (чиновников) нужды и интересы, их условия труда и пути к его улучшению, их условия жизни», поэтому «жизнь его, скрытая и от правительства и от общества, во многих случаях протекает в ненормальных условиях, вызывая общее непонимание, недоверие».
Общество смотрит на чиновника как на человека, которому присущи исключительно отрицательные качества. Рождественский считает, что необходимо обратить внимание на другие, положительные черты государственных служащих, так как в «исторической жизни» рассматриваемого сословия существует следующая закономерность: «о чиновниках говорили лишь тогда, когда их в чем-нибудь обвиняли», и это кажется автору несправедливым. В отсутствии материалов на эту тему он упрекает и периодическую печать, и научные исследования.
Схожая проблема затронута в материале «О чиновниках» автора А. Ларевича, опубликованном в журнале «Кружок». Автор пишет о том, что чиновничество составляет собой особый феномен, который нуждается в изучении: «мы очень мало знаем о жизни наших чиновников, хотя каждый из нас сталкивается с ними на каждом шагу своей деятельности и почти постоянно встречается с ними в общежитии». Более того, «и сами чиновники, не многим больше широкой публики, сознают действительное свое поведение и разбираются в истинных своих нуждах». Ларевич также обобщает стереотипные представления о государственных служащих, которые, по его мнению, являются наиболее распространенными среди «огромной массы нашей публики, так называемого широкого общества».
Согласно мысли автора, в публичном восприятии чиновника доминирует образ «недифференцированной массы людей», чей образ жизни можно описать как «наиболее спокойный и обеспеченный». Источником его материального благополучия является «механическое повышение в чинах», жалование, пенсия и «посторонний доход в виде подарков, или просто взяток». Автор также говорит о «враждебном отношении общества к чиновничеству, рассматриваемому как общественное зло, с которым необходимо бороться и которое нужно устранить», констатируя противопоставление чиновников остальной массе людей. С другой стороны, он отмечает, что «сами чиновники питают немало иллюзий на счет своего привилегированного положения и ожидающего их прекрасного будущего, которое представляется им в розовом свете». Эта мысль идет в разрез с представлением чиновников о себе как о забытых государством людях, ведущих свое существование в несправедливо жестоких условиях.
Автор констатирует наличие у чиновников «тщеславных предрассудков, в силу которых они выделяют себя из общей массы лиц, трудом обеспечивающих свое существование. В действительности же все наше чиновничество далеко не представляет из себя какую-то одну сплошную и однородную массу с одинаковым положением и общими задачами». Это утверждение, с одной стороны, изначально содержит в себе противоречие (если чиновник мыслит себя как члена социально-профессионального сообщества, то в одном этом можно увидеть признак наличия определенной групповой идентичности, а значит чиновничество уже не разобщено в такой степени, как пишет об этом Ларевич) но в то же время соответствует программе журналов «Спутник чиновника» и «Кружок»: объединить государственных служащих, указав им на актуальные для всех проблемы условий службы, через общую задачу улучшения экономического и правового положения чиновничества.
Чиновник нового типа и его ожидания от службы
Но в этой же статье автор отмечает глубокие перемены в «социальном характере и составе чиновничества», связанных с общими изменениями в статусе государственной власти, которая теперь выполняет не только «военно-полицейские функции, функции внешней и внутренней охраны», но также обеспечивает удовлетворение «культурно-нравственных нужд страны». Правда, под последним понятием автор подразумевает очень широкий спектр задач, при этом не останавливаясь на явлениях, традиционно вписываемых в сферу «культурного» (например, образование), а включая сюда также промышленную и социальную сферу: «железнодорожное строительство, передвижение населения, организация охранения народного здравия, организация среднего и высшего образования, охрана труда, почта…».
Здесь Ларевич констатирует появление чиновника нового типа - «со специальной подготовкой и соответствующими знаниями, видящего в исполнении своих обязанностей на государственной службе одновременно и служение обществу, в смысле удовлетворения общественных нужд и потребностей». Такой чиновник, отмечает автор, далек от своих «дореформенных» коллег, «невежественных и некультурных, искусившихся только в крючкотворстве и в мздоимстве». Главное отличие этих двух типов друг от друга Ларевич видит в том, что прежний чиновник служил государству, но «кормился» от населения. Нынешний же «продает государству свой труд и свои знания», при этом все более и более приближаясь к статусу «гражданина». Такие перемены помогают преодолеть проведенную ранее границу между населением и бюрократией, роль которой было трудно определить до конца: население часто видело в этой социально-профессиональной группе исключительно препятствие воплощению намерений власти, так как служба была превращена бюрократами в способ собственного обогащения. В свою очередь, представители высшей власти, чиновники высокого ранга, имели возможность списать неудачи в функционировании законов на недостатки местных учреждений.
Но чиновники нового типа, для которых свойственно такое отношение к своим обязанностям, при котором качественное выполнение своих обязанностей и служение обществу становятся гражданским долгом, сталкиваются с рутиной и формализмом описанных порядков. Собственный труд не удовлетворяет чиновников. Рутина приводит к формальному отношению к своим обязанностям, выполнение которых не дает возможности для самореализации - того, что изначально ищут в своей деятельности, приходя на службу. Этой проблеме посвящен рассказ «Встреча», опубликованный в журнале «Кружок». Его герои - старые однокурсники. О роде своих занятий рассказчик, один из товарищей, не упоминает, но его друг Петя - провинциальный податной инспектор. Рассказчик, вспоминая высокие идеалы своего студенчества, ожидает увидеть «любопытного чиновника, горячего увлекающегося», ведь в юности Петя и его возлюбленная Маничка воплощали в себе идею долга служения обществу: «Будем думать о благе, от своего достатка отдавать другим, ведь в нас есть знания. <…>. Мы должны! Это наш долг». Для Пети должность государственного служащего имела высокое значение. Сознательно выбрав «грязный, заброшенный от людей городишко», он хотел «вдохнуть жизнь» в его обитателей, «заявить, что ведь люди они, что в них живет душа, чистая, смелая человеческая душа». Но годы, проведенные в должности, превратили его в «забитого, приниженного, повредившегося человека». Он врет товарищу о «чудесной» службе в провинции, о начальстве, которое уважительно относится к своим подчиненным, любительском театре, «приличном клубе», где он встречается с товарищами, библиотеке и других составляющих идеального образа жизни чиновника, который очень далек от его реального положения: «Было ясно, что <…> поведал он всю свою мучительную, безразличную, никому не нужную жизнь, все свои мутные, так похожие друг на друга дни. Как улитка спрятался он в скорлупку, оставив только для себя водку, клуб, преферанс, передав дела плуту - письмоводителю».
После этого рассказа в журнале опубликовано стихотворение «Две грозы», посвященное, очевидно, проблеме смысла жизни и человеческого предназначения: «Как лето, так жизнь ведь пройдет молодая, // Исчезнет навеки пора золотая. // И часто бесплодно я мыслю о том. // Зачем мы родились, зачем мы живем?». Судьба лирического героя схожа с судьбой Пети из рассказа «Встреча»: «…сгибли бесследно младые мечты. // И смутным и странным все кажется мне // И сам нахожусь я, как будто, во сне». Эти публикации обращают внимание читателя на то, что, вступая в должность, молодой чиновник полон желания самореализации через добросовестное выполнение своих обязанностей, которое даст ему возможность быть полезным обществу. Но эти ожидания не выдерживают столкновения со служебной реальностью и ее самыми неприглядными чертами.
Во в втором номере «Кружка» также опубликовано литературное произведение на эту же тему: в рассказе «Муха», подписанном псевдонимом «Сан», поднимается проблема конфликта ожиданий чиновников от службы и того, что они действительно на ней получают. Рассказ представляет собой короткую сцену, в которой в кабинет «бледного и худого чиновника» влетает и застревает между оконными рамами муха. Чиновник, наблюдая за попытками насекомого выбраться на свободу вспоминает собственную молодость, попутно рассказывая несчастной о том, какие «типы мух» обитают в канцелярии. Здесь снова можно найти противопоставление места службы чиновника остальному миру: «На дворе была весна, ярко светило солнце, и в нагретом воздухе пахло ароматом земли и распустившихся почек… В канцелярии ничего подобного не было».
Несмотря на это, чиновник только «желчно усмехается над мухой», которой «не по вкусу пришлась канцелярия», убеждая ее, что в мире «большой свободы» «мало толку» и приводя в пример «мушек настоящих, канцелярских, привычных», которые «своею судьбою очень довольны и даром колотиться в стекла не станут». Эти чиновники первого типа, «канцелярские мухи», «веселы и весьма всем довольны». По большей части эту группу коллег главного героя составляют недавние студенты, которые надеются через свое образование сделать успешную карьеру на гражданской службе. Их герой называет «настоящими канцелярскими мухами», которые самой природой к этому приспособлены».
Продолжая свою классификацию, герой выделяет еще один канцелярский тип: «Вот Николай Петрович - тот муха другого сорта». Для такого чиновника характерен индивидуализм, он недоволен своим положением и занимает настоящую должность за отсутствием лучшего варианта. Он объективно полагает, что заслуживает большего: «Недовольны им, недолюбливают, потому что эта сова - муха другого сорта, не чета секретарю. На службе все ворчит, и ни с кем сближаться не хочет. Теперь сидит тут, потому что жрать нечего, а сам, думаю, в то же время голову ломает, как бы удрать отсюда поскорее. И, конечно, удерет. Энергия железная, на десять Бисмарков хватило бы, здоров… и малый очень не глуп. Жаль беднягу, бестия вот, как эта муха».
Самого себя ни к какому из двух выведенных им типов чиновник не причисляет. Действительно, сам он принадлежит к другой группе служащих: в отличие от своих коллег, он проявляет к другим чиновникам интерес, не обусловленный служебной необходимостью,. Он к ним вполне дружелюбен, хотя в их среде и не встречает понимания. Поэтому он боится показаться смешным, обнаружив свое несоответствие существующим служебным порядкам: «он было собрался крикнуть курьеру, но чувствуя, что крикнет недостаточно громко, смешно жиденьким, разбитым тенором, отчего, быть может, сидевшие в соседней комнате люди невольно станут улыбаться, он оставил свое намерение». Но главный герой не всегда был таким - в конце рассказа он вспоминает, как «тщетно искал выход из несносной стеклянной тюрьмы <…> чересчур много, безвозвратно потрачено здоровья, сил, энергии, надежд». В молодости он смотрел на свою службу как на высокий долг: «речь пресыщалась такими хорошими словами как «полезный труд», «служение обществу», «науки», причем огульно предавались поруганию, как нечто недостойное и безнравственное, понятия: «карьера», «протекция», «теплые местечки» и т.п». Вспоминая себя как подающего надежды студента, «выказывающего большие способности в математике», герой понимает, что мог бы добиться больших успехов, но только некому было «похлопотать» о нем.
Отказу от высоких идеалов молодости способствовали не только «напрасные ожидания чего-то лучшего. Годы разочарований, озлобления и жестокой борьбы из-за насущного хлеба - словом, жизнь была настоящая, без прикрас, не созданная воображением кабинетного досуга, а беспощадная…». В конце концов, отпуская муху, чиновник приходит к выводу, что «с трудом добытое место в канцелярии» является его «заключением», но в этот момент саморефлексия прерывается появлением начальника, заставшего его за «ловлей мушек» - занятием, не вписывающимся в традиционные рамки поведения, принятые в канцелярии. На вопрос о том, чем же он занят, чиновник отвечает, «багровея от нестерпимого стыда и стараясь не смотреть в глаза начальнику».
Проблема взаимоотношений чиновников со своим начальством также является важной темой для авторов журналов. Так в статье «Между молотом и наковальней», опубликованной в восьмом номере журнала, Н. Рождественский поднимает проблему баланса власти в учреждениях, которая делится между законом и начальством, причем распоряжения первого могут содержать в себе противоречия последнему. Автор считает, что чиновникам среднего и низшего звена, являющимися непосредственными исполнителями распоряжений правительства, необходима определенная автономия в выполнениях распоряжений руководства - «сколько бы злоупотреблений, исходящих из «верхов», было бы предотвращено!…». Е.П. Карнович в своем исследовании «Русские чиновники в былое и настоящее время» также говорит о том, что непосредственная власть правительства, выраженная через закон, и власть чиновника должны находиться в «равновесии».
Проблема взаимоотношений начальства и подчиненных связана с высокой степенью социальной дифференциации внутри чиновничьего сословия. Рассказ «Не спросясь начальства», подписанный именем А. Иноземцевой-Кармы и опубликованный в журнале «Кружок», повествует о Павле Георгиевиче Крутобедровом - заботливом отце, «директоре одного из казенных учреждений». Сюжет рассказа очень напоминает рассказ А. Толстого «После бала», где главный герой видит отца своей возлюбленной, «губернского предводителя, добродушного старичка, богача-хлебосола» при исполнении его обязанностей - руководящим жестоким избиением совершившего побег солдата-татарина. Подобно Толстому, автор рассказа показывает своего героя в различных ситуациях, в каждой из которых Павел Георгиевич ведет себя по-разному относительно одной и той же ситуации: узнав от сына о тяжелой болезни своего подчиненного, он обещает предоставить больному отпуск, но на службе о своем намерении он очень быстро забывает, и, узнав о смерти служащего, лишь спросил «по привычке»: «На каком основании?». Но в отличие от Л.Н. Толстого, автор рассказа демонстрирует читателям внутренний мир героя: «Он задумчиво сидел у камина, глядел на потухающие огни и в голове у него роились тяжелые мысли о смерти Воронкина. Убогая каморка…плачущая одинокая старуха и бедный некрашеный гроб… «Надо будет выхлопотать ей пенсию», - подумал Павел Георгиевич. Да-да, непременно выхлопотать. Бедная старуха… Кто бы это мог предвидеть». Очевидно, что Павел Георгиевич не догадывается о том, что вина в смерти подчиненного лежит на нем, и результатом его короткого самоанализа становится только жалость к служащему и его семье. Несмотря на свою огромную власть, начальство до конца не осознает ее масштабы и то, что высокие полномочия предполагают большую ответственность за жизнь и труд своих подчиненных. Это еще больше усугубляет проблему неравенства между государственными служащими разных классов. Права, если можно употреблять это слово в данном контексте, и обязанности распределены неравномерно, и занимающие руководящие должности чиновники не допускают мысли о личной ответственности за деятельность подчиненных и условия их жизни и труда, хотя последним она может казаться очевидной.
Идея объединения и ее предпосылки
Материальная неустроенность многочленного чиновничества среднего и низшего классов, быт которых разительно отличается от жизни служащих руководящих должностей, обозначается редакцией как одна из причин распространения взяточничества, с которым традиционно ассоциируют русского чиновника. Один из авторов «Спутник чиновника» замечает, что «то, что у нас подразумевается под словом «взятка», у других европейских народов <...> буквально значит: лихоимство, подкуп, совращение, вымогательство, корыстолюбие и <...> означает преступление, постыдное действие...». Но в России взятка «освящена обычаем и терпима правительством».
Отношение ко взяточничеству в журнале двоякое. С одной стороны, «Спутник чиновника» не оправдывает этого преступления. Главный порок государственных служащих, с которым, прежде всего ассоциируется эта социально-профессиональная группа, не отрицается редакцией журнала. Наоборот, практически в каждом номере в рубрике «По городам и весям» публикуются сообщения о разоблачении взяточников и привлечении их к суду (дело петербургских чиновников Еремьева и Ивашевского, привлечение к суду одиннадцати чиновников из Владикавказа, дело о злоупотреблении на привислинских железных дорогах и пр.). Более того, в заметке «Забытая область хозяйства» автора N.N. говорится, что «искоренение злоупотреблений по службе и снятие наложенного веками на имя чиновников некоторых учреждений пятна - давнишняя мечта чиновников».
С другой стороны, в публикациях часто акцентируется внимание на постоянной нужде, сопровождающей чиновников невысоких рангов. В одной из публикаций рассматривается вопрос о низких окладов чиновников полиции, которая считалась самым коррумпированным ведомством, и приводится таблица расходов, составленная с расчетом на человека, живущего без семьи, и учитывает минимальную стоимость товаров и услуг:
«Расходы служебные:
На содержание письмоводителя или на уплату «поштучного» вознаграждения писцам полицейского участка за исполнение тех бумаг, которые не в силах выполнить лично - 12-18 рублей.
На обмундировку, обувь, вооружение и белью с мойкой (по требованию властей, должен быть одет чисто, даже несколько франтовато - 10-15 рублей.
На езду на извозчиках по разным поручениям, требующим быстрой явки на место (считаю бедно по 30 копеек в день) - 9 рублей.
Итого - 31-42 рубля.
Расходы личные:
Квартира с отоплением и освещением (считаю самую дешевую для холостого околоточного в губернском городе) - 15 рублей.
На обед (считаю, что он ест худший обед в столовой, по 25 копеек за обед) - 7 рублей 50 копеек.
На чай и закуску утром (считаю по 15 копеек на каждое утро) - 4 рубля 50 копеек.
На чай и закуску вечером (по 15 копеек на каждый вечер) - 4 рубля 50 копеек.
На табак и папиросы худшего сорта (курит много по случаю постоянного бодрствования) - 4 рубля 50 копеек.
На ваксу, спички, мыло и т.п. мелкие расходы (по 20 копеек в день) - 6 рублей.
Итого - 42 рубля.
А всего не менее 73-84 рублей». В то время как зарплата околоточного надзирателя в большом губернском городе составляет 48 рублей. То есть, прожить на жалование, выплачиваемое государством, изначально не представляется возможным, и чиновник оказывается в положении, которое вынуждает его идти на должностное преступление: «Вот и берут с обывателя… Сначала стыдно, рука с рублем горит, а затем втягиваются, стыд проходит и даже находят некоторую прелесть в этой охоте за рублем, в выжимании для себя необходимых средств».
В связи с проблемой экономического положения чиновников возникает вопрос о том, соответствуют ли приведенные данные об окладах действительным размерам оплаты труда государственных служащих. С одной стороны, существует мнение, согласно которому оклады чиновников среднего звена в начале XX века были вполне сопоставимы с ценами на товары и услуги. Но также нужно учитывать, что в этот период не существовало единой системы формирования окладов, которая бы действовала на всей территории империи (эта проблема неоднократно озвучивалась в материалах «Спутника чиновника»), поэтому оклады государственных служащих одного и того же ранга и даже одной должности могли существенно отличаться в разных областях. К тому же редакция не могла слишком отклоняться от действительности в важных для читателей вопросах (к каким, безусловно, относился вопрос об окладах), так как в этом случае могла утратить доверие публики.
Более того, жалование, по мнению редакции, является определяющим фактором в вопросе об образовательном и нравственном уровне чиновничества, так как «те учреждения, где размеры жалования недостаточны для удовлетворения жизненных нужд чиновника, переполнены людьми с низшим образованием, с невысоким нравственным уровнем, стремящиеся восполнить недостаток средств на стороне».
Журнал предлагает решать эту проблему сообща: почти в каждом выпуске можно найти призыв к созданию организации с целью решить ту или иную проблему. Касаемо маленьких пенсий, вопроса, являвшегося центральным для первого номера журнала, в пример российским чиновникам ставятся «кассы взаимопомощи» чиновников Финляндии, прибалтийских и польских областей как «культурных окраин России», опередивших в этом отношении ее центр. Автор статьи, А. Рогожин, также считает, что консолидация чиновников играет «немаловажную роль в развитии начал общественности и экономической самостоятельности различных групп населения».
Но и здесь поднимается проблема инертности российского чиновника: «Слишком уж далек русский чиновник от всяких общественных начинаний. Пропитавшись затхлым духом канцелярий, он весьма неохотно несет свой труд на всякое общественное дело, выходящее за рамки его однообразной, повседневной работы и предпочитает обрастать грибами в каком-нибудь подвале, предоставленном ему услужливым домовладельцем». Редакция отмечает низкую активность, проявляемую чиновниками в этом направлении. Их нежелание активно объединятся, отсутствие в их среде инициативности, согласно материалам «Спутника чиновника», является главным пороком государственных служащих, так как именно эти характеристики являются препятствием к решению проблем бедности и нищеты. Более того, сами чиновники отмечают за собой эти качества: «Люди замкнулись в свою скорлупу и по уши погрузились в свои личные делишки».
Причина такого положения дел в некоторых публикациях озвучена как страх перед начальством и боязнь увольнения, но это не единственное препятствие на пути к объединению: вопрос недостатка средств встает и в связи с этой проблемой. Пять чиновников из Херсона в одном из писем в редакцию говорят, что жизнь в городе стала слишком дорогой, денег не хватает даже на самые необходимые предметы: «Мы можем подняться на ноги только при одном условии: если правительство придет к нам на помощь и сделает одно из двух: 1) или даст нам такое жалование, при котором мы могли бы кое-как сводить концы с концами; 2) или организует удовлетворение чиновников предметами первой необходимости на льготных условиях».
Все же, несмотря на то, что «большинство чиновников тяжелы на подъем», идея организации взаимопомощи не является новаторским проектом журнала «Спутник чиновника». Различные добровольные ассоциации чиновников существовали и до 1911 г. Так в выпуске № 8 был опубликован материал о функционирующей в Житомире с семидесятых годов XIX века ссудо-сберегательной кассе и кассе взаимопомощи чиновников акцизного ведомства .
Формированию восприятия чиновниками себя как членов профессиональной группы способствовало также позиционирование чиновного сословия как сословия со своей особой историей, являющейся частью истории всего государства. Этому способствовали частые отсылки к историческим реалиям прошлых эпох, о которых говорилось ранее, публикации материалов об истории чиновничества (например, исследование Е.П. Карновича «Русские чиновники в былое и настоящее время»). Но призыв к объединению звучит в журнале и в ином контексте. Обсуждая проблему «несовершенства приемов делопроизводства» в одноименной статье автор, скрывающийся под инициалами Р.Н., видит ее решение в объединении чиновников, которым нужно «совместными дружными силами вырабатывать такие приемы труда, применяя которые каждый чиновник мог бы сказать: «я исполняю свой долг» вместо «я служу». При этом автор дает ссылку на статью 717 Устава о службе по определению от правительства: «Вообще все служащие, начальствующие и подчиненные должны пребывать между собою в соединении и общим верным трудолюбием и прилежною работою чинить друг другу всякое на службе Его Императорского Величества вспоможение».
Но в целом чиновники, по мнению, авторов многих публикаций не представляют собой сплоченной группы лиц, объединенных по профессиональному признаку или социальному положению. Наоборот, авторы отмечают разобщенность, наблюдаемую среди чиновников, каждый из которых представляет собой не представителя сословия, а человека, живущего обособленно от своих коллег, хотя у всех них очень много общего.
Причину этого автор заметки «Что нам нужно», подписавшийся как А. Ф-ко, видит в чинах и рангах, являющихся началом «формальной враждебности», которая ведет к тому, что чиновничество представляет собой «отдельные, совершенно обособленные личности, не связанные между собою ни общностью экономических интересов, ни культурных запросов».
В качестве публикаций, иллюстрирующих эту ситуацию, очень показательны произведения, составляющие литературный отдел. Чаще всего, они носят ироничный характер, как, например, рассказ Владимира Богатноу «На свадьбе». Главные герои рассказа - чиновники, служащие в одном департаменте, старший курьер которого, Кузьма Жук, находящийся по своему статусу ниже их, приглашает всех к себе на свадьбу. Чиновники долго думают, принимать им это приглашение или нет, и, в конце концов, соглашаются под предлогом «зайти на одну минуту». На свадьбе, изрядно при этом выпив, помощник делопроизводителя Плюев общение стать крестным отцом детей Жука и приглашает его в гости с женой на следующий день. Но на утро гости вели себя так, будто никто из них не был на свадьбе, а пропасть между ними и Жуком, обозначенная рангами и поддерживаемая различными проявлениями субординации, даже увеличилась. Плюев очень жестко вернул отношения между сослуживцами на свои места, повысив голос на Жука за его незначительную промашку и обвинив в пьянстве, при этом очень обрадовавшись после восстановлению прежних порядков: «Слава Богу»,- облегченно вздохнул Плюев и принялся за работу». Причем такого рода отношение начальника к подчиненному имело место не только в художественной реальности: в одном из номеров журнала была опубликована заметка о покончившем жизнь самоубийством чиновнике Сомове, которого на этот поступок толкнуло чересчур строгое обращение с ним начальника.
Таким образом, редакция журналов «Кружок» и «Спутник чиновника» видела своего читателя прежде всего как одинокого человека, испытывающего не только материальные трудности, но также не удовлетворенного своем трудом по причине устаревших служебных порядков, не дающих ему возможности не только проявлять инициативу в вопросах организации, но и вырабатывать творческий подход к выполнению своих обязанностей. Более того, его профессионализм оказывается невостребованным, а сам он является жертвой некомпетентного начальства, получающего свои должности по протекции. Будучи неудовлетворенным своей службой, чиновник стремится работать как можно меньше, что является причиной низкого качество его труда. В конце концов, чиновник - жертва своего положения, так как окружающие привыкли видеть в нем взяточника, ведущего свое паразитическое существование за счет поборов с населения.
В то же время редакция видит в своих читателях потенциал к объединению в единую социально-профессиональную группу. Инертность, взяточничество и другие канцелярские пороки действительно имели место в чиновной среде, но тот факт, что эти явления стали озвучиваться как общие проблемы сословия государственных служащих, говорит об изменении отношения к этим вопросам и стремлению решить имеющиеся проблемы общими силами.
Литература
I. Источники
Архивные материалы
Российский государственный исторический архив (РГИА).
Ф. 776 Главное управление по делам печати МВД
Ф. 777 Петроградский комитет по делам печати (Петербургский цензурный комитет) МВД
Периодические источники
Газеты
Чиновник. Санкт-Петербург, 1912.
Журналы
Вестник чиновника, Санкт-Петербург, 1912-1914.
Кружок. Киев, 1911.
Спутник чиновника. Киев - Санкт-Петербург, 1911-1914.
Литература и Публицистика
Кавелин К.Д. Бюрократия и общество // Кавелин К.Д. Собрание сочинений: В 4-х т. Т. 2. СПб.: Изд. Н. Глаголева, 1897.
Коровин-Пиотровский Л.О. Новые основания гражданской службы. СПб, 1906.
II Литература
Монографии:
1.Большакова О.В. Российская империя: Система управления (Современная зарубежная историография): Аналит. обзор / РАН. ИНИОН. Центр социал. науч.-информ. исслед. Отд. отеч. и зарубеж. истории; Отв. ред. Шевырин В.М. М., 2003.
2.Бредли Дж. Гражданское общество и формы добровольных ассоциаций: опыт России в еропейском контексте / Гражданская идентичность и сфера гражданской деятельности в Российской империи. Вторая половина XIX - начало XX века. М.: РОССПЭН, 2007.
.Бурдье П. Социология социального пространства. М. : Институт экспериментальной социологии; СПб. : Алетейя, 2007.
.Дубин Б.В. Слово - письмо - литература: Очерки по социологии современной культуры. М., 2001.
.Ерошкин Н.П. Очерки государственных учреждений в дореволюционной России. 3-е изд., перераб. и доп. М.: Высшая школа, 1968.
.Зайончковский П.А. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX в. М.: Мысль, 1978.
.Макаркин А.В. Бюрократия в системе политической власти. СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 2000.
.Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII - начало XX в.). СПб.: Изд-во «Дмитрий Буланин». 2003.
.Рейтблат А.И. От Бовы к Бальмонту и другие работы по истории социологии русской литературы. М.: Новое литературное обозрение, 2009. С.
.Туманова А.С. Общественные организации и русская публика в начале XX века. Новый хронограф, 2008.
.Туманова А. С. Самоорганизация российской общественности в последней трети XVIII - начале XX в. М: РОССПЭН, 2012.
.Чернуха В.Г. Правительственная политика в отношении печати, 60-70 года XIX века. Ленинград: Наука, 1989.
.Шепелев Л.Е. Чиновный мир России. XVII-начало XX века. СПб.: Искусство. 1999.