Очная ставка в уголовном процессе

Содержание:

Введение. 3

Глава 1. Очная ставка в системе следственных действий. 6

1.1.   Понятие очной ставки, ее соотношение с другими следственными действиями  6

1.2.   Основания производства очной ставки и участники данного следственного действия. 14

Глава 2. Практические аспекты производства очной ставки и оформления ее результатов  32

2.1. Порядок производства очной ставки в досудебном производстве по уголовным делам и в судебных стадиях. 32

2.2. Процессуальная фиксация результатов очной ставки и их доказательственное значение. 51

Заключение. 58

Библиографический список. 62

Приложение

Введение

Конституция Российской Федерации провозгласила: человек, его права и свободы являются наивысшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека – обязанность государства (ст.2). Речь идет об охране прав и свобод всех граждан от преступных посягательств и других неправомерных действий, включая и охрану прав и законных интересов лиц, виновных в совершении преступлений, и лиц, отбывающих наказание, назначенное судом за их преступные действия. Указанные конституционные положения имеют важное значение во всех сферах государственной деятельности, однако, их роль особенно велика в сфере уголовного судопроизводства, где права и свободы граждан затрагиваются наиболее ощутимо.

Признание лица виновным в совершении преступления и назначение ему уголовного наказания является исключительно прерогативой суда, но предпосылки успешного рассмотрения дел в суде создаются уже на предварительном следствии. Расследование преступлений в настоящее время приходится осуществлять в необычайно сложных условиях, предопределенных не только всем известными факторами кадрового, финансового и материально-технического характера. Сегодня происходит кардинальное изменение идеологических, политических и экономических приоритетов, что не может не повлиять на работу следователей по уголовным делам.

Решение задач уголовного судопроизводства в стадии предварительного расследования определяется не только неуклонным соблюдением процессуальной процедуры, но и тем насколько квалифицированно следователи организуют свою работу по уголовным делам. Успех в расследовании преступлений во многом зависит от правильной организации и проведения следственных действий, значимое место среди которых занимает очная ставка, результаты которого являются наряду с допросом распространенным источником доказательств по уголовным делам.

Таким образом, очная ставка является одним из важнейших и широко применяемых в процессуальной практике следственных действий.

Очная ставка является самостоятельным следственным действием. По существу, это допрос двух ранее допрошенных лиц в присутствии друг друга по поводу существенных противоречий, возникших между их показаниями. Если эти лица раньше не знали друг друга, то до очной ставки проводиться предъявление для опознания. Следователь проводит очную ставку, когда необходимо выяснить, кто из двух допрашиваемых лиц дает ложные показания. В этом случае на очной ставке происходит своеобразное столкновение показаний. Очная ставка является эффективным средством психологического воздействия на лицо, дающее ложные показания. В то же время, очная ставка - сложное следственное действие. При ее проведении возможно отрицательное воздействие допрашиваемого на лицо, дающее правдивые показания.

Актуальность темы исследования заключается в том, что основная цель, которую преследует следователь при проведении данных следственных действий – это получение достоверных сведений от непосредственных участников события преступления по поводу расследуемых обстоятельств.

Результаты очной ставки имеют подчас если не решающее, то, несомненно, существенное значение. Они помогают выбору той единственной версии в массе иных, следуя которой удается выяснить действительные обстоятельства дела, а также способствуют устранению существенных противоречий в показаниях допрошенных ранее лиц. В сущности, очная ставка направлена на установление истины по делу.

Основной целью исследования раскрытие и очной ставки как следственного действия в уголовном процессе России, пробелов и противоречий в регулировании и практики применения.

Для названных были поставлены и следующие задачи:

1. Определить понятие и особенности очной ставки в системе следственных действий.

2. Проанализировать практические аспекты производства очной ставки и оформления ее результатов.

Объектом исследования научные и законодательство РФ, регламентирующие проведение очной ставки.

Предметом исследования нормы уголовно-процессуального права России, в определяется порядок и правила проведения очной ставки.

Методологическую основу исследования положения диалектики, а такие частно-научные исследования как описательный, сравнительно-правовой, исторический, и др.

При исследования была использована, образом, литература по праву. Нормативной являются России, и уголовное, уголовно-процессуальное России, федеральные законодательные и иные правовые акты, законодательство ряда ближнего и зарубежья.

Логическая структура работы  - введение, две главы, включающие в себя параграфы, заключение, биюлиографический список и приложение

Глава 1. Очная ставка в системе следственных действий

1.1.   Понятие очной ставки, ее соотношение с другими следственными действиями

Очная ставка - одно из важнейших процессуальных действий, которое широко применяется на предварительном следствии. С помощью информации, полученной на очной ставке от свидетелей, обвиняемых и иных участников процесса, следователь устанавливает, проверяет и уточняет фактические данные по делу.

Название рассматриваемого следственного действия происходит от старорусского выражения «очи на очи». Прообразом очной ставки явился, так называемый, «свод» - правовой институт, зафиксированный уже в XI веке в первом источнике древнерусского права «Русской правде».

Одно из первых её определений содержится в энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона: «Очная ставка - одновременный допрос двух лиц по одним и тем же вопросам». Русские дореволюционные юристы не уделяли особого внимания исследованию процессуальной природы очной ставки, тем не менее, мы находим у И.Я. Фойницкого и Л.Е. Владимирова определение очной ставки как действия, применяемого для устранения противоречий в показаниях свидетелей[1].

В одном из первых советских учебников по криминалистике очная ставка понимается как «одновременный допрос двух (или более) лиц в присутствии друг друга, применяемый в целях устранения противоречий в показаниях этих лиц, данных при раздельных допросах»[2]. Законодатель в то время довольно скупо отразил процессуальную сущность очной ставки. В ст. 163 УПК РСФСР (1923г.) говорилось: «...в случае надобности следователь устраивает очную ставку между свидетелями». Статья 290 УПК РСФСР (1923 г.) содержала положение о том, что «каждый свидетель может быть передопрошен в присутствии других свидетелей или поставлен с ними на очную ставку».

Уголовно-процессуальный кодекс 1960 года, отделяя очную ставку от допроса, отводит ей две самостоятельные статьи - 162 и 163, помещая их в специальную главу: Хотя законодатель и не давал понятия очной ставки, однако в кодексе подчеркивалось, что следователь вправе провести её между двумя ранее допрошенными лицами, в показаниях которых имеются существенные противоречия (ст. 162 УПК РСФСР 1960 г.). Таким образом, вводится понятие «существенные противоречия», и в числе участников очной ставки появляется новая процессуальная фигура - потерпевший (ч. 1 ст. 163 УПК РСФСР).

В УПК РФ 2001 года об очной ставке говорится в главе 26, именуемой «Допрос. Очная ставка. Опознание. Проверка показаний на месте». Структуризация, содержащаяся в УПК РФ, исходит из определенных объективных предпосылок. Она базируется, прежде всего, на родовом единстве перечисленных следственных действий. Гносеологически указанные мероприятия имеют единственный источник происхождения - человека, располагающего, по мнению органа расследования, сведениями, которые представляют интерес для следствия. Вербальный характер информации определяет сущность этих следственных действий. Несмотря на то, что удельный вес устной информации в действиях, указанных в главе 26 УПК РФ, различен, её безусловное присутствие в каждом из них представляет обязательный элемент. Имеется определенная закономерность и в порядке расположения следственных действий, заключающаяся в уровне устной информации, извлекаемой из них. Она отражает процесс сокращения объема вербальной информации. Поэтому законодатель не случайно поместил очную ставку после допроса, подчеркнув тем самым близость её к допросу как по форме, так и по содержанию информации, которой располагает источник.

Способ структурирования наименования главы также избран не случайно. Он призван подчеркнуть самостоятельность каждого из указанных действий. На наш взгляд, это дает безоговорочное основание для исключения сомнений в их процессуальной автономности как средств доказывания.

Действующий ныне УПК РФ, в отличие от прошлого уголовно-процессуального законодательства, не ограничивает число участников очной» ставки двумя лицами. По буквальному смыслу ст. 192 УПК РФ участников очной ставки может быть и больше. В то же время большое число участников резко усложняет организацию данного следственного действия. Кроме этого, УПК РФ позволяет следователю проводить очную ставку между любыми лицами, которые были подвергнуты допросу. Закон не запрещает произвести очную ставку между экспертами (например, при противоречивых показаниях, поясняющих результаты комиссионной экспертизы). Согласно ч. 4 ст. 283 УПК РФ целью допросов экспертов может служить преодоление противоречий между их заключениями, что предполагает возможность очной ставки между ними[3].

Вместе с тем необходимо отметить, что до настоящего времени среди процессуалистов и криминалистов нет единства в вопросе о процессуальной сущности очной ставки.

Большинство авторов (Р.С. Белкин, В.В. Вандышев, А.К. Давлетов, Л.M. Карнеева, Н.И. Порубов, Н.А. Селиванов, А.Б. Соловьев, М.С. Строгович; А.Г. Филлипов, M.A. Чельцов и другие) утверждают, что очная ставка, это «разновидность допроса», «специфическая форма допроса», «особый вид допроса», «попеременный допрос».

Другие авторы полагают, что очная ставка - самостоятельное следственное действие (Н.В. Бахарев, А.В. Дулов, B.C. Комарков, В.Е. Коновалова, B.C. Максимов и другие).

Приверженцы обеих точек зрения приводят свои аргументы, наиболее характерные из которых мы постараемся проанализировать.

В первой российской энциклопедии криминалистических знаний её автор Р.С. Белкин дает понятие очной ставки, «как следственного действия, заключающегося в одновременном допросе двух ранее допрошенных лиц, в показаниях которых по поводу одних и тех же обстоятельств имеются существенные противоречия[4]».

Профессор М.А. Чельцов определяет очную ставку несколько иначе, но не вносит разъяснений в сущность рассматриваемого процессуального действия. «Под очной ставкой, - пишет автор, - понимается особый вид допроса следователем одновременно двух или более лиц об одном и том же факте[5]». Из этого определения следует, что М.А. Чельцов допускает возможность одновременного допроса на очной ставке более двух лиц, но ничего не говорит об обязательности их предварительного допроса и необходимости наличия существенных противоречий в данных ими показаниях. Кроме того, автор не указывает круга лиц, показания которых могут быть сопоставлены на очной ставке, умалчивает о целях и задачах её производства.

Г.А. Зоринр в своей монографической работе, посвященной. очной ставке (кстати, первой в нашей стране) дает такое её понятие: «Очная ставка - это допрос в присутствии друг друга двух ранее допрошенных лиц об обстоятельствах, по которым в показаниях этих лиц имеются существенные противоречия, с целью установления истины по спорным обстоятельствам[6]». Несмотря на то, что данная дефиниция отражает основные процессуальные условия производства очной ставки, она имеет ряд существенных недостатков. Во-первых, автор целиком отождествляет очную ставку с допросом, отрицая её самостоятельность как процессуального действия. Между тем, обладая многими чертами допроса, очная ставка весьма специфична не только в процессуально-тактическом, но и в психологическом отношении. Во-вторых, А.Б. Соловьев ничего не говорит об возможных участниках данного процессуального действия. Кроме того, им ограничивается цель производства очной ставки установлением истины именно по спорным обстоятельствам. В то время как в ходе очной ставки исследуются проблемы, не только непосредственно направленные на разрешение существенных противоречий, но и смежные, пограничные, корректирующие освещение спорного вопроса.

В большинстве современных учебных пособий по криминалистике и уголовному процессу очная ставка рассматривается как разновидность допроса. В главах о допросе ей отводится лишь параграф. Их авторы в той или иной незначительной вариации дают сходные определения понятия очной ставки. В качестве примера приведем некоторые из них.

Профессор А.Б. Соловьев определяет очную ставку как следственное действие, которое проводится по усмотрению следователя между двумя ранее допрошенными лицами из числа обвиняемых, подозреваемых, потерпевших, свидетелей, при любом их парном сочетании, если в их показаниях имеются существенные противоречия[7].

Профессор И.А. Ретюнских в своей научной работе прибегает к такой дефиниции: «Очная ставка - это одновременный допрос в присутствии друг друга двух ранее допрошенных по одному и тому же факту лиц, в показаниях которых имеются существенные противоречия[8]».

В.В. Вандышев полагает, что «очная ставка - это урегулированное законом следственное действие, заключающееся в психологическом общении следователя с двумя ранее допрошенными лицами, в показаниях которых имеются существенные противоречия[9]»

Подтверждением точки зрения авторов, утверждающих, что очная ставка является самостоятельным следственным действием, является выделение её законодателем из числа допроса и детальная регламентация в законе процессуального порядка проведения. Хотя в российской юридической литературе пока что нет единого подхода к определению понятия «процессуальный порядок», оно широко используется в теории и практике применения уголовно-процессуального законодательства. В зависимости от того, какое содержание вкладывается в понятие «процессуальный порядок», может меняться круг вопросов, подлежащих рассмотрению при анализе порядка производства очной ставки, а равно последовательность их изучения.

Некоторые авторы при исследовании основных понятий уголовного судопроизводства вообще обходят это определение, не предпринимая даже попытки раскрыть его содержание. В ряде работ процессуальный порядок трактуется как уголовное судопроизводство в целом. Такое положение, в частности, усматривается в отдельных комментариях уголовно-процессуального закона, где прямо ставится знак равенства между понятием «процессуальный порядок» и «уголовное судопроизводство[10]».

Между тем такая трактовка, рассматриваемого понятия не может считаться, оправданной: Процессуальный порядок при всей, своей важности является, лишь одним из атрибутов уголовного судопроизводства, и первое из этих понятий не может ни поглотить, ни заменить второго.

Л.Е. Владимиров трактует процессуальный порядок как установленный порядок деятельности, суда. «Порядок, деятельности суда, установленный законом, - утверждает он, - есть процессуальный порядок, который по уголовным делам является уголовно-процессуальным порядком[11]». Но такой взгляд представляется; тоже неприемлемым. Понятие «процессуальный порядок» касается деятельности не только суда, но и ряда других органов; таких как органы дознания, и лиц: следователя, прокурора, защитника и т.д. Кроме того, вся деятельность любого их этих органов и лиц, в том числе и суда не может быть сведена, только к процессуальному порядку, являющимся лишь одним :из важных элементов такой деятельности.

В отдельных работах понятие процессуального порядка определяется как процессуальная форма деятельности органов расследования, суда и прокуратуры. Из этого следует что, процессуальный порядок - это указанные в законе условия производства тех или иных процессуальных действий. Но такое толкование данного понятия тоже вряд ли правильно. Оно на наш взгляд, является не полным, поскольку те условия, которые установлены законом для производства процессуальных действий. Составляют только часть содержания понятия «процессуальный порядок».

В отечественной юридической литературе высказывалось также мнение, что под процессуальным порядком следует понимать: во-первых, определенные законом условия и последовательность совершения соответствующих процессуальных действий; во-вторых, те процессуальные формы, в которые эти действия должны облекаться; в-третьих, установленные сроки их совершения. В этом утверждении рассматриваемое понятие раскрывается конкретнее и полнее. Но, тем не менее, на наш взгляд, нельзя признать, что содержание этого понятия в нём учтено всесторонне.

Представляется, что процессуальный порядок - это многогранное понятие, под которым подразумевается: во-первых, совокупность тех действий, которые допускаются законом при производстве по уголовном делу; во-вторых, определенная последовательность совершения этих действий; в-третьих, те условия и формы, с которыми связано совершение этих процессуальных действий.

Все эти стороны понятия «процессуальный порядок», дополняя друг друга находятся в органическом единстве и имеют не просто технический, а строго правовой характер. Они, как важные организующие средства, способствуют логическому развитию всей уголовно-процессуальной деятельности и обеспечивают её законность и обоснованность. Поэтому определение законодателем особого процессуального порядка производства очной ставки является веским аргументом в обоснование самостоятельности данного следственного действия.

Н.И. Порубов, отстаивая свою точку зрения, пишет, что «очная ставка зависит от результатов предыдущего допроса. Если в показаниях допрошенных лиц не имеется существенных противоречий; то нет основания для проведения очной ставки. Таким образом, очная ставка производна от допроса, и проводится только после первоначального допроса[12]». В определенной степени с данным утверждением нельзя не согласиться. Действительно, правомерность очной ставки возможна при выполнении двух условий: во-первых, на очную ставку вызываются только те лица, которые были ранее допрошены по этому же делу; а во-вторых, в показаниях этих лиц, в связи с одними и теми же исследуемыми обстоятельствами, должны быть обнаружены существенные противоречия. Но от допроса в некоторой мере зависят и другие следственные действия, никоем образом не отождествляющиеся с ним. Так, согласно ныне действующему уголовно-процессуальному законодательству, предъявление для опознания может быть осуществлено только после предварительного допроса опознающего об обстоятельствах, при которых он воспринимал объект, и о признаках, по которым он может опознать объект.

Ст. 181 УПК РФ, регламентирующая производство следственного эксперимента, гласит, что «в целях проверки и уточнения данных, имеющих значение для уголовного дела, следователь вправе произвести следственный эксперимент путем воспроизведения действий, а также обстановки или иных обстоятельств определенного события». Таким образом, специальным условием следственного эксперимента является предварительный допрос лица об обстоятельствах, имеющих значение для дела. Но ни один ученый из криминалистов и процессуалистов в настоящее время даже не пытается назвать указанные следственные действия разновидностями допроса. Так почему же такое отождествление делается в отношении очной ставки.

На наш взгляд, это объясняется тем, что при производстве очной ставки как и при производстве допроса используется сходный метод получения показаний - опрос. Но сторонники первой точки зрения упускают тот момент, что на очной ставке широко применяется специфическая комбинация познавательных приёмов: сравнение, беседа, наблюдение и описание. А это еще раз говорит о том, что очная ставка является самостоятельным следственным действием отличным от допроса.

1.2.   Основания производства очной ставки и участники данного следственного действия

Проведение очной ставки - право следователя (дознавателя и др.). Даже в случае признания им необходимости проведения очной ставки, окончательное решение об осуществлении этого следственного действия принимает следователь (дознаватель и др.). И законодатель следователю (дознавателю и др.) даже в такой ситуации позволяет принять все возможные законом меры для устранения существенных противоречий в показаниях ранее допрошенных лиц иным путем (проведением дополнительных допросов, экспертиз и др.).

Очная ставка является процессуальным действием, предусмотренным уголовно-процессуальным законом. Вместе с тем она относится к более узкой группе процессуальных действий, направленных на собирание и проверку доказательств. Такого рода действия принято называть следственными. В теории доказательств под следственным действием понимается действие уполномоченного на то лица или органа по уголовному делу, находящемуся в стадии расследования или судебного разбирательства, по собиранию и проверке доказательств, проводимое и фиксируемое в установленном законом порядке.

В психологическом аспекте очная ставка - более действенное средство установления истины, чем просто допрос, ибо аргументы в обоснование того или иного факта приводят допрашиваемые лица, а не следователь.

Хорошо подготовленная и организованная очная ставка может быть не только способом устранения существенных противоречий в полученных показаниях, но и средством разоблачения ложного алиби, инсценировки преступления, самооговора и оговора одного допрашиваемого другим. В ходе очной ставки могут быть также получены новые фактические данные, относящиеся к расследуемому преступному событию[13].

По своему характеру очная ставка - сложное следственное действие, требующее выполнения следователем ряда перечисленных ниже организационно-подготовительных мероприятий.

1) Уяснение необходимости проведения очной ставки. Наличие существенных противоречий в показаниях лиц, допрошенных по одним и тем же обстоятельствам, не обусловливает обязательного проведения очной ставки. Во-первых, последняя может оказаться бесполезной, если допрашиваемые ограничатся повторением ранее данных показаний. Во-вторых, ее производство может очень осложнить дальнейшее расследование, если в ходе очной ставки произойдет сговор между допрашиваемыми и тот, который ранее излагал правдивые сведения, изменит их или вообще откажется от прежних показаний.

Следует с осторожностью подходить к принятию решения о производстве очной ставки, если об этом ходатайствуют субъекты, лгущие на следствии. Чаще всего такие ходатайства преследуют цель склонить участника, давшего уличающие показания, к их изменению. Это нередко удается из-за неудовлетворительной подготовки к производству очной ставки, неопытности следователя и т.п. Поэтому до принятия решения о производстве очной ставки следователь обязан попытаться устранить существенные противоречия в показаниях другим путем, например еще раз допросить участника, дающего ложные показания.

2) Определение участников очной ставки. Помимо допрашиваемых, в ней могут участвовать:

а) педагог и законный представитель (если допрашиваемому до 16 лет);

б) защитник (при участии подозреваемого или обвиняемого);

в) эксперт (если на очной ставке нужно выяснить вопросы, относящиеся к производству экспертизы);

г) переводчик;

д) специалист-криминалист (при необходимости записать ход и результаты очной ставки посредством звуко- и видеозаписи).

В некоторых случаях для участия в очной ставке следует пригласить иных специалистов (экономиста, бухгалтера, технолога и т.д.). Это позволит своевременно получить профессиональные комментарии по спорным вопросам, установить причины расхождения в показаниях допрашиваемых, предотвратить их сговор путем использования специальной терминологии.

3) Психологическая подготовка очной ставки. Чтобы очная ставка достигла цели, необходимо помнить, что не всегда то, что допрашиваемый говорит следователю, он повторяет в присутствии лица, которого уличает. Поэтому его следует психологически подготовить к очной ставке, разъяснив ее значимость для установления истины, создать у допрашиваемого установку против возможных попыток второго участника оказать на него негативное воздействие[14].

Если участник, давший правдивые показания, отказывается от участия в очной ставке либо заявляет, что не сможет повторить свои показания, от ее производства лучше отказаться.

4) Составление плана проведения очной ставки включает в себя:

а) формулирование вопросов, которые должны быть заданы участникам очной ставки;

б) определение очередности их допроса;

в) прогнозирование их возможного поведения;

г) определение тактических приемов, которые могут потребоваться в ходе очной ставки.

5) Создание условий для производства очной ставки включает в себя подготовку помещения, в котором она будет производиться (обычно кабинет следователя), а также средств фиксации показаний, в том числе аудио-, видеоаппаратуры.

В результате проведения очной ставки формируются такие доказательства, как протокол следственного действия - протокол очной ставки (а не протокол допроса), а также показания свидетеля, потерпевшего и т.п. (их всегда больше чем при допросе).

Принятое органом предварительного расследования решение о проведении очной ставки письменно не оформляется. Закон не требует вынесения по данному поводу специального постановления.

Задачей очной ставки является получение показаний от одного в присутствии другого допрашиваемого лица, дающего иные значимые для предварительного расследования показания, а также выяснение причин существенных противоречий в показаниях ранее допрошенных лиц.

Причинами таких противоречий могут быть как добросовестное заблуждение, так и сознательная ложь одного или нескольких допрашиваемых.

В некоторых источниках пишут, что "очная ставка проводится путем получения соответствующих действительности показаний от обоих допрашиваемых лиц". Между тем такое утверждение небезупречно. Очная ставка будет иметь место и в том случае, когда одно из лиц, между которыми она проводится, или даже все ее участники давали не соответствующие действительности показания. Стремиться к получению достоверных показаний, несомненно, следователь (дознаватель и др.) должен. Но не всегда на практике этой цели он сможет достигнуть.

Таким образом, по сравнению с обычным допросом психологическая атмосфера очной ставки, как правило, является более сложной. Это обусловлено эмоциональным напряжением, испытываемым допрашиваемыми в связи с возможным разоблачением или необходимостью принять участие в разоблачении, с испытываемым чувством страха за свои правдивые показания или неловкости и стыда за ложь. Практически всегда она происходит в конфликтной ситуации. При проведении очной ставки следователь должен очень тщательно продумать весь ход её проведения, очередность и форму постановки вопросов.

Приведем пример. Следователем прокуратуры расследовалось дело о нескольких бандитских нападениях на кассы различных учреждений. Были задержаны двое (В. Семёнов и Масаков), а третьему удалось скрыться. При допросах задержанные заявили, что третий – человек случайный, по имени Михаил, знают его только в лицо. Между тем в ходе расследования выяснилось, что третьим был брат Семенова- Николай, которого преступники хотели выгородить. В результате многодневных бесед с Масаковым следователю удалось убедить его в необходимости говорить правду. Николая поставили в известность об этих показаниях, но он не поверил и отказался от дачи показаний до тех пор, пока не будет проведена очная ставка с Масаковым. Целью очной ставки было одно – дать возможность Николаю убедиться в том, что Масаков говорит о нём как о члене банды. Но в то же время, учитывая близкие дружеские отношения Масакова с Николаем, следовало провести очную ставку таким образом, чтобы Масаков не чувствовал себя изобличающей стороной. В этой связи важное значение приобретала формулировка вопроса, который предстояло задать Масакову.

Для того чтобы свести к минимуму риск отрицательного результата очной ставки, следователь решил максимально сократить её продолжительность и вынести только один вопрос.

В начале очной ставки Масакову и Николаю был задан вопрос об их взаимоотношениях. Оба подтвердили, что являются друзьями. После этого Масакову был поставлен вопрос: «Кто явился инициатором нападения на кассу и чем был вооружён каждый участник нападения?» Масаков, не догадываясь, что Николай отрицает свое участие, ответил, что инициатором был он сам, у него был пистолет, у Владимира – наган, а у Николая – штык от немецкой винтовки.

Николаю был задан вопрос, подтверждает ли он показания Масакова, на что он ответил, что полностью подтверждает. На этом очная ставка была закончена, и Масаков был выведен, так и не поняв, что изобличил Николая. Сразу после его ухода Николай дал правдивые показания о своём участии в преступлениях, совершённых бандой[15].

Следователь является должностным лицом, уполномоченным в пределах компетенции, предусмотренной УПК РФ, осуществлять предварительное следствие по уголовному делу, самостоятельно направлять ход расследования, принимать решения о производстве следственных и иных процессуальных действий, за исключением случаев, когда в соответствии с УПК требуется получение судебного решения и (или) санкции прокурора.

Итак, часть 1 ст. 192 УПК РФ закрепила два положения:

- основные условия, при наличии которых возможно проведение очной ставки;

- требование о проведении ее в соответствии с общими правилами производства следственных действий.

Обязательное условие производства очной ставки - лица, между которыми она проводится, до этого должны быть допрошены. Какое количество раз они были допрошены, значения не имеет. Но имеет значение содержание закрепленных в протоколе допроса сведений. Информация, исходящая от каждого из участников очной ставки, должна быть, во-первых, разной, во-вторых, она должна свидетельствовать о том, что между их показаниями имеются существенные противоречия.

Существенными следует считать все и любые противоречия в показаниях допрашиваемых лиц, которые могут руководителем следственного органа, прокурором, судьей или судом быть истолкованы как таковые (существенные), то есть влияющие на полноту, всесторонность и объективность установления обстоятельств, подлежащих доказыванию.

Причинами таких противоречий могут быть как добросовестное заблуждение, так и сознательная ложь одного или нескольких допрашиваемых.

Итак, условия очной ставки:

1) очная ставка может производиться только после возбуждения уголовного дела;

2) очная ставка производится только между двумя лицами;

3) лица, между которыми проводится очная ставка, ранее были допрошены;

4) согласно содержанию протоколов допросов в показаниях участников очной ставки имеются существенные противоречия;

5) допрашиваемым на очной ставке лицам не задаются наводящие вопросы;

6) должно быть точно установлено, что при производстве очной ставки не будут нарушены те права и законные интересы участвующих в ней лиц, ограничение которых не предусмотрено уголовно-процессуальным законом;

7) не будет унижаться честь и достоинство участвующих в искомом действии лиц;

8) не будут поставлены под угрозу здоровье и жизнь допрашиваемых, а также других присутствующих при производстве очной ставке лиц.

Очная ставка производится только:

а) между двумя лицами одновременно (свидетелями, потерпевшими, подозреваемыми и обвиняемыми в любом сочетании);

б) между лицами, ранее допрошенными по одним и тем же обстоятельствам;

в) при наличии в их показаниях существенных противоречий.

Под существенными противоречиями как основанием для производства очной ставки следует понимать наличие в полученных показаниях взаимоисключающих сведений об одних и тех же обстоятельствах (событиях, фактах, явлениях), важных для правильного разрешения уголовного дела.

Таким образом, очная ставка - это самостоятельное следственное действие, в процессе которого принимаются меры к устранению (выяснению причин) существенных противоречий в показаниях допрошенных ранее в ходе предварительного расследования лиц. Проведение очной ставки - право следователя (дознавателя и др.). Даже в случае признания им необходимости проведения очной ставки, окончательное решение об осуществлении этого следственного действия принимает следователь (дознаватель и др.). Задачей очной ставки является получение показаний от одного в присутствии другого допрашиваемого лица, дающего иные значимые для предварительного расследования показания, а также выяснение причин существенных противоречий в показаниях ранее допрошенных лиц[16].

Основанием для проведения очной ставки является то, что, если в показаниях ранее допрошенных лиц имеются существенные противоречия, то следователь вправе провести очную ставку. Очная ставка проводится в соответствии со статьей 164 УПК РФ. Фактически основания очной ставки – наличие существенных противоречий в показаниях допрошенных лиц. Причинами таких противоречий могут быть как добросовестное заблуждение, так и сознательная ложь одного или нескольких допрашиваемых. Юридические основания очной ставки – правомочие лица на производство очной ставки по данному делу, вызов лиц и постановка перед ними вопросов.

Условия очной ставки: очная ставка может производиться только после возбуждения уголовного дела; очная ставка производится только между двумя лицами; лица, между которыми проводится очная ставка, ранее были допрошены; согласно содержанию протоколов допросов в показаниях участников очной ставки имеются существенные противоречия; допрашиваемым на очной ставке лицам не задаются наводящие вопросы; должно быть точно установлено, что при производстве очной ставки не будут нарушены те права и законные интересы участвующих в ней лиц, ограничение которых не предусмотрено уголовно-процессуальным законом; не будет унижаться честь и достоинство участвующих в искомом действии лиц; не будут поставлены под угрозу здоровье и жизнь допрашиваемых, а также других присутствующих при производстве очной ставке лиц.

УПК РФ в отличие от прежнего уголовно-процессуального закона не содержит предписаний о том, что следователь вправе произвести очную ставку только между двумя ранее допрошенными лицами. Означает ли это, что очная ставка может быть произведена и между большим числом лиц? Теоретически возможно, как утверждал более полувека тому назад М.А. Чельцов[17]. В настоящее же время, когда ст. 192 УПК РФ данный вопрос не регламентирует, теоретики и практики категорически утверждают, что очная ставка может быть проведена лишь между двумя ранее допрошенными лицами, хотя данный вывод небезупречен ввиду отсутствия на сей счет нормативных регламентаций, в том числе ограничивающих круг ее участников.

Иное дело, что на практике производство очной ставки между многими лицами будет порождать массу проблем. Тем более что и при проведении ее между двумя лицами в самом следственном действии может участвовать множество субъектов с различным процессуальным положением, например педагоги, законные представители, переводчики, защитники, представители. Основываясь на этом, можно выделить несколько групп субъектов, участвующих в проведении очной ставки: производящий ее (дознаватель, следователь, прокурор); обязательно в ней участвующие (свидетель, потерпевший, его законный представитель, подозреваемый, обвиняемый, их защитники); вовлекаемые в данное следственное действие (специалист, переводчик, педагог, психолог и др.).

Таким образом, решение вопроса о круге лиц, которые будут участвовать в очной ставке, составляет компетенцию дознавателя, следователя, прокурора, как равно и решение вопросов о месте, дате и времени проведения очной ставки. Ее целесообразно производить в следственном изоляторе, если речь идет о допросе лиц, находящихся под стражей[18]. Когда очная ставка проводится между лицами, не заключенными под стражу, то местом ее проведения может быть служебный кабинет дознавателя, следователя или прокурора.

Итак, помимо допрашиваемых в очной ставке могут участвовать:

а) педагог и законный представитель (если допрашиваемому до 16 лет);

б) защитник (при участии подозреваемого или обвиняемого);

в) эксперт (если на очной ставке нужно выяснить вопросы, относящиеся к производству экспертизы);

г) переводчик;

д) специалист-криминалист (при необходимости записать ход и результаты очной ставки посредством звуко- и видеозаписи).

В некоторых случаях для участия в очной ставке следует пригласить иных специалистов (экономиста, бухгалтера, технолога и т.д.). Это позволит своевременно получить профессиональные комментарии по спорным вопросам, установить причины расхождения в показаниях допрашиваемых, предотвратить их сговор путем использования специальной терминологии.

Соответственно перед тем, как приступить к очной ставке, следователь (дознаватель и др.) не только вправе, но и обязан рассмотреть вопрос о необходимости и возможности приглашения для участия в таком следственном действии одного из указанных лиц.

Исходя из содержания ч. 7 ст. 164 УПК РФ, к участию в очной ставке может быть также привлечено должностное лицо органа, осуществляющего оперативно-розыскную деятельность.

Прокурор вправе принять участие в очной ставке и без приглашения следователя (дознавателя и др.), так как п. 3 ч. 2 ст. 37 УПК РФ ему предоставлена возможность участия в производстве предварительного расследования.

Свидетель (потерпевший) вправе прийти для участия в очной ставке с адвокатом.

После того как следователь (дознаватель и др.) удостоверится в личности привлеченных им к участию в очной ставке лиц, он обязан каждому из них разъяснить его права, обязанности, ответственность, а также порядок производства соответствующего следственного действия[19].

Участники очной ставки предупреждаются о недопустимости разглашения без соответствующего разрешения сведений, ставших им известными в процессе проведения очной ставки, о чем у них берется подписка с предупреждением об ответственности в соответствии со ст. 310 УК РФ.

В случае применения технических средств участникам следственного действия объявляется, кто и какие технические средства применяет.

Итак, рассмотрим более шире полномочия вышеуказанных участников очной ставки.

Таким образом, мы можем сделать вывод о том, что при производстве очной ставки с участием несовершеннолетних обязательное участие должен принимать психолог или педагог. При этом решение о приглашении еще одного психолога или педагога должен принимать следователь, исходя из материалов конкретного уголовного дела.

Законные представители несовершеннолетнего подозреваемого, обвиняемого допускаются к участию в уголовном деле с момента его первого допроса. Следователь, дознаватель должны известить законного представителя о времени и месте допроса, а после его явки - разрешить вопрос о допуске его в уголовное дело путем вынесения об этом постановления. При этом законному представителю разъясняются его права и обязанности.

Согласно нормам УПК РФ при проведении следственных действий защитник также может:

- давать своему подзащитному в любой момент проведения следственного или иного процессуального действия краткие консультации в присутствии следователя, задавать с разрешения следователя вопросы допрашиваемым лицам. Следователь может отвести вопросы защитника, но обязан занести отведенные вопросы в протокол;

- делать заявления (ч. 4 ст. 166), подлежащие занесению в протокол следственного действия, письменные замечания по поводу правильности и полноты записей в протоколе, о его дополнении и уточнении (ч. 2 ст. 53, ч. 6 ст. 166);

- требовать предъявления ему всего обнаруженного и изъятого при осмотре (ч. 4 ст. 177);

- присутствовать при обыске в помещении, занимаемом его подзащитным (ч. 11 ст. 182);

- знакомиться с постановлением о назначении судебной экспертизы и ходатайствовать о внесении в него дополнительных вопросов эксперту; заявлять отвод эксперту или ходатайствовать о производстве судебной экспертизы в другом экспертном учреждении; ходатайствовать о привлечении в качестве экспертов указанных ими лиц либо о производстве судебной экспертизы в конкретном экспертном учреждении; присутствовать с разрешения следователя при производстве судебной экспертизы, давать объяснения эксперту; знакомиться с заключением эксперта или сообщением о невозможности дать заключение, а также с протоколом допроса эксперта (ч. 1 ст. 198);

- участвовать в исследовании доказательств в судебном разбирательстве (ч. 1 ст. 248).

В уголовном процессе термин "эксперт" используется в узком, широком и предельно широком смыслах слова. В первых двух случаях лицо, обладающее специальными знаниями, становится экспертом с момента подписания следователем (дознавателем и др.), судом (судьей) постановления (определения) о назначении именно ему производства судебной экспертизы. А если в постановлении такая информация отсутствует - с момента подписания руководителем экспертного учреждения распоряжения о поручении именно этому лицу производства назначенной следователем (дознавателем и др.), судом (судьей) судебной экспертизы и подготовки соответствующего заключения.

В том смысле, который заложен в понятие "эксперт" п. 2 ч. 3 ст. 57 УПК РФ, ч. 3 ст. 199 УПК, экспертом лицо становится с момента, когда у следователя (дознавателя и др.), суда (судьи) появляется необходимость в назначении (привлечении к участию в уже назначенной) судебной экспертизы, провести которую может лишь лицо, обладающее определенными специальными знаниями. Такая необходимость возникает до того, как лицо становится экспертом[20]. Такое представление об эксперте, бесспорно, не соответствует общетеоретическим воззрениям на субъекта (участника) правоотношений, в нашем случае - уголовно-процессуальных правоотношений.

Во-первых, таких "экспертов" (лиц, обладающих необходимыми специальными знаниями или же, напротив, не обладающих таковыми) будет множество. Вряд ли кто-то рискнет всех их именовать субъектами уголовного процесса. Во-вторых, пока лицу не поручены производство судебной экспертизы и подготовка соответствующего заключения, у него нет ни уголовно-процессуальных прав, ни, соответственно, уголовно-процессуальных обязанностей, без которых субъектом, а тем более участником уголовного процесса оно быть не может.

Подводя итог, исходя из формулировок, использованных в действующем уголовно-процессуальном законодательстве, можно утверждать, что экспертами законодатель именует в определенной степени разные группы лиц. Между тем чаще всего под таковым понимается все же лицо, располагающее необходимыми по делу специальными знаниями, которому в предусмотренном УПК РФ порядке были поручены производство судебной экспертизы и подготовка соответствующего заключения.

Термин "переводчик" семь раз употреблен законодателем в ст. 59 УПК РФ и не всегда его значение одинаково. Переводчик, о котором идет речь в коммент. ст., - это всегда физическое лицо, свободно владеющее языком, знание которого необходимо для перевода, в отношении которого уполномоченным на то должностным лицом (органом) вынесено постановление (определение) о назначении его переводчиком (привлеченное защитником к участию в деле в этом качестве)[21].

Законодателем используется термин "переводчик" в узком, широком и предельно широком (употребленном в ч. 1 ст. 169 УПК РФ) смыслах слова. В первых двух случаях переводчиком лицо становится с момента вынесения постановления (определения) о назначении его переводчиком. В том смысле, который заложен в понятие "переводчик" ч. 1 ст. 169 УПК РФ, переводчиком лицо, свободно владеющее языком, знание которого необходимо для перевода, становится с момента, когда у следователя (дознавателя и др.) появляется необходимость в использовании его знаний в порядке, предусмотренном ст. 169 УПК РФ.

Согласно ч. 1 ст. 59 УПК РФ переводчик - это лицо, свободно владеющее языком. Термин "свободно" в этом случае используется в значении пользования языком легко, непринужденно, без словаря, без помощи со стороны и без наличия каких-либо своих внутренних, личностных препятствий для перевода.

Знания языка необходимы для перевода (ч. 1 ст. 59 УПК РФ). Под переводом в ч. 1 ст. 59 УПК РФ понимается деятельность переводчика - вид языкового посредничества, при котором содержание иноязычного текста оригинала передается на другой язык путем создания на этом языке коммуникативно-равноценного текста. Однако не всегда термином "перевод" законодатель характеризует деятельность. Нам представляется, что в четырех других случаях (два раза в ч. 3, а также по одному разу в ч. 4 и ч. 5 ст. 59 УПК РФ) под переводом понимается не процесс, а его результат - информация, определенным образом выраженная на языке, на котором ведется судопроизводство.

Специалист, о котором идет речь в ст. 58 УПК РФ, - это всегда обладающее определенными, выходящими за пределы общеизвестных для следователя (дознавателя и др.) знаниями физическое лицо, вызванное (приглашенное) в порядке, установленном УПК РФ, для содействия в обнаружении, закреплении и (или) изъятии предметов (иных объектов), применении технических средств в исследовании материалов уголовного дела[22].

Предлагается использование термина "специалист" в узком, широком и предельно широком (употребленном в ч. 1 ст. 168 УПК РФ) смыслах слова. В первых двух случаях специалистом лицо становится с момента получения лицом, обладающим специальными знаниями, вызова (приглашения) к следователю (дознавателю и др.) для участия его в процессуальном действии в соответствующем качестве. В том смысле, который заложен в понятие "специалист" ч. 1 ст. 168 УПК РФ, специалистом лицо, обладающее определенного рода специальными знаниями, становится с момента, когда у следователя (дознавателя и др.) появляется необходимость в использовании таких знаний в порядке, предусмотренном ст. 168 УПК РФ. Такое представление о специалисте, бесспорно, не соответствует общетеоретическим воззрениям на субъекта (участника) правоотношений, в нашем случае - уголовно-процессуальных правоотношений.

Во-первых, таких "специалистов" (лиц, обладающих необходимыми специальными знаниями) будет множество. Вряд ли кто-то рискнет всех их именовать субъектами уголовного процесса. Во-вторых, пока они не получили вызова (приглашения) принять участие в производстве процессуального действия, у них нет ни уголовно-процессуальных прав, ни, соответственно, уголовно-процессуальных обязанностей, без которых субъектами, а тем более участниками уголовного процесса они быть не могут[23].

Термин "специалист" в главе 9 УПК РФ, которая называется "Обстоятельства, исключающие участие в уголовном судопроизводстве", законодателем употребляется в узком смысле этого слова.

Привлекать (вызывать) лицо, обладающее специальными знаниями, к участию в процессуальных действиях вправе следователь, дознаватель, орган дознания, руководитель (член) следственной группы (группы дознавателей), руководитель следственного органа, суд, судья и защитник.

В ч. 3 ст. 58 УПК РФ приведены основные права специалиста. Однако это неполный перечень прав данного участника уголовного процесса. Более полный, чем закреплен в ст. 58 УПК РФ, перечень прав специалиста выглядит следующим образом.

Таким образом, решение вопроса о круге лиц, которые будут участвовать в очной ставке, составляет компетенцию дознавателя, следователя, прокурора, как равно и решение вопросов о месте, дате и времени проведения очной ставки. Помимо допрашиваемых, в очной ставке могут участвовать: педагог и законный представитель (если допрашиваемому до 16 лет); защитник (при участии подозреваемого или обвиняемого); эксперт (если на очной ставке нужно выяснить вопросы, относящиеся к производству экспертизы); переводчик; специалист-криминалист (при необходимости записать ход и результаты очной ставки посредством звуко- и видеозаписи). В некоторых случаях для участия в очной ставке следует пригласить иных специалистов (экономиста, бухгалтера, технолога и т.д.). Это позволит своевременно получить профессиональные комментарии по спорным вопросам, установить причины расхождения в показаниях допрашиваемых, предотвратить их сговор путем использования специальной терминологии.

Глава 2. Практические аспекты производства очной ставки и оформления ее результатов

2.1. Порядок производства очной ставки в досудебном производстве по уголовным делам и в судебных стадиях

Являясь по своей сути специфической формой допроса, очная ставка производится по схожим правилам, которые, прежде всего, определены ст. 164 УПК. Однако полностью отождествлять ее с допросом нельзя.

Очная ставка проводится только между лицами, которые ранее уже были допрошены в рамках данного конкретного дела. Между тем процессуальный статус допрашиваемых в ходе очной ставки лиц может отличаться от их статуса на предшествующих допросах[24].

Принятое следователем решение о проведении очной ставки не требуется облекать в форму постановления. Проведение очной ставки - право, а не обязанность следователя. Следователь вправе назначить ее проведение по своему усмотрению в любой момент при наличии соответствующих условий, предусмотренных ч. 1 ст. 192 УПК. Лица, между которыми проводится очная ставка, должны быть уже допрошены в рамках этого же уголовного дела. Закон не конкретизирует, в качестве кого должны были ранее допрашиваться участники очной ставки. Это в равной мере и в любых сочетаниях могут быть свидетели, потерпевшие, подозреваемые и обвиняемые. Не является нарушением проведение очной ставки с участием ранее допрошенного переводчика, эксперта и др..

Важное условие - наличие существенных противоречий в показаниях тех, между кем проводится очная ставка. Существенными следует признавать такие противоречия, которые касаются предмета доказывания либо важны для оценки доказательств. Разумеется, в качестве существенных могут выступать и иные обстоятельства дела, которые оцениваются применительно к сложившейся следственной ситуации самим следователем.

Очная ставка проводится не только тогда, когда эти противоречия нельзя устранить при помощи других следственных действий. Даже если эти противоречия в принципе могут быть устранены другими способами, например, путем проведения дополнительных допросов, экспертиз и т.д., следователь может отдать предпочтение очной ставке.

Обычно очная ставка представляет собой одновременный, но с соблюдением очередности, допрос двух лиц. Однако, поскольку в УПК число участников очной ставки не конкретизировано, теоретически допустимо проведение очной ставки с большим числом допрашиваемых. Правда, в этом случае возникнут проблемы организационного характера. Кроме того, такая очная ставка допустима лишь в случае, когда в показаниях каждого допрашиваемого имеются существенные противоречия показаниям всех остальных участников очной ставки[25].

Допустимо, чтобы очная ставка проводилась группой лиц. Если члены такой группы осуществляют процессуальную деятельность, а не просто выполняют обеспечивающие функции, все они должны быть членами следственной группы (ч. 5 ст. 163 УПК). Так, допрос участников могут проводить, например, два следователя (разумеется, в случае группового расследования дела).

После выяснения вопроса о знакомстве и характере взаимоотношений участников очной ставки следователь непосредственно переходит к разрешению спорных обстоятельств. Следователь предлагает каждому из допрашиваемых поочередно дать показания по существу тех спорных обстоятельств, которые вынесены на очную ставку.

Таким образом, активными участниками очной ставки являются одновременно два (или более) ранее допрошенных лица. Они попеременно отвечают на одни и те же предварительно точно сформулированные следователем вопросы и с его разрешения отвечают на вопросы друг друга.

В отличие от допроса, допускающего свободный рассказ, на очной ставке такой рассказ допустим только в рамках ответа допрашиваемого на конкретно поставленный ему вопрос. При этом правила допроса, касающиеся специфики правового статуса участников следственного действия, сохраняются. Например, свидетель предупреждается об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Кроме того, на очную ставку должны распространяться требования относительно продолжительности допроса. После дачи показаний следователь может задавать вопросы каждому из допрашиваемых лиц. Сравнивая их показания, следователь имеет возможность немедленно реагировать на вновь возникающие противоречия.

Очная ставка является не только средством проверки показаний допрошенных лиц, но параллельно служит проверке собранных по делу иных доказательств. Устраняя существенные противоречия, пробелы, неточности в показаниях, добиваясь их детализации и разъяснения отдельных обстоятельств, фактически производится проверка достоверности доказательственного материала по делу в целом. В ходе очной ставки следователь вправе предъявить допрашиваемым вещественные доказательства и документы, что обязательно фиксируется в протоколе следственного действия[26].

Лица, между которыми проводится очная ставка, являются активными участниками следственного действия. В частности, они могут с разрешения следователя задавать друг другу вопросы. Через следователя вопросы могут задаваться и присутствующими на следственном действии представителями сторон.

Практика показывает, что в производимых следователем очных ставках, как правило, активное участие принимают защитники. Они действуют в данном случае в рамках, определяемых правилами проведения допроса и иных следственных действий. Однако следует учитывать запрет на осуществление защиты одним лицом двух обвиняемых (подозреваемых), у которых в показаниях имеются противоречия. Такое препятствие к участию в следственном действии должно разрешаться заблаговременно, поскольку в противном случае результаты следственного действия могут признаваться процессуально ничтожными.

Отказ одного из участников очной ставки от дачи показаний не является основанием для ее прекращения. В этом случае разрешается оглашение ранее данных таким лицом показаний, а также воспроизведение их аудио- и (или) видеозаписи либо киносъемки.

Ход и результаты самой очной ставки наряду с традиционными способами протоколирования могут фиксироваться с применением технических средств. Процессуальное оформление в таком случае аналогично протоколированию допроса. Результаты очной ставки по своему доказательственному значению равноценны результатам иных следственных действий[27].

Порядок допроса на очной ставке регламентирован ст. 192 УПК. Несоблюдение процессуальных правил является  существенным нарушением закона. Вместе с тем процессуальные правила носят общий характер и не устанавливают тех конкретных приемов и методов, с помощью которых следователь в каждом отдельном случае добивается устранения существенных противоречий в показаниях допрашиваемых лиц. Эту роль выполняют тактические приемы, разрабатываемые следственной практикой и криминалистической наукой. Последние постоянно меняются, варьируются в зависимости от индивидуальных психологических особенностей участников очной ставки, их взаимоотношений, характера и объема  собранных доказательств. Процессуальные правила производства очной ставки, таким образом, дополняются тактическими приемами, тем самым, помогая следователю целеустремленно и успешно проводить расследование по делу, использовать возможность каждого следственного действия по собиранию, проверке и оценке доказательств, добиваясь экономии времени и сил.

Под тактическим приемом большинство криминалистов понимают «наиболее рациональный и эффективный способ действия или наиболее целесообразную в данных условиях линию поведения лица, производящего процессуальные действия».

В отличие от процессуальных правил, тактические приемы не имеют обязательной силы. Рекомендательный характер тактического приема определяет возможность его выбора по усмотрению следователя в конкретной следственной  ситуации[28].

Таким образом, проведение очной ставки должно основываться, прежде всего, на требованиях закона, в тоже время, дополняться теми научными рекомендациями, которые решают задачу ее эффективности. Совершенно очевидна целесообразность разъяснения до начала очной ставки ее участникам их прав и обязанностей, а также порядка  производства следственного действия.

 Приступая к производству очной ставки, следователь должен выяснить у участников, знакомы ли они друг с другом и в каких отношениях находятся между собой. В любом случае не рекомендуется ограничиваться получением общих ответов, целесообразно выяснить то значение, которое вкладывается допрашиваемым в содержание сказанного. Исходя из полученных данных, следователю не воспрещается прямо спросить у допрашиваемого, не могут ли, по его мнению, существующие отношения повлиять на характер даваемых показаний.

На очных ставках между близкими родственниками ставить вопрос о том, знают ли допрашиваемые друг друга и с какого времени, бессмысленно. В протоколе констатируется факт их родства.

После выяснения вопроса о знакомстве и характере взаимоотношений участников очной ставки следователь непосредственно переходит к разрешению спорных обстоятельств. Следователь предлагает каждому из допрашиваемых поочередно дать показания по существу тех спорных обстоятельств, которые вынесены на очную ставку.

 Несомненно, что в ходе очной ставки всегда присутствует определенное психологическое воздействие со стороны следователя на допрашиваемых лиц, степень правомерности которого является дискуссионным вопросом в криминалистической науке. Некоторые авторы, ставя под сомнение возможность оказания психологического воздействия со стороны следователя на участников очной ставки, забывают, что любое общение, а на очной ставке имеет место общение трех лиц, является по существу вольным или невольным воздействием друг на друга. Поэтому на очной ставке следователь оказывает психологическое воздействие на ее участников, как такое воздействие оказывают на следователя и друг на друга участники очной ставки.

Однако следователь может использовать лишь допустимые, с точки зрения закона, науки и нравственности, психологические приемы воздействия на участников очной ставки, которые могут вызвать желание дать правдивые показания, помогают вспомнить и воспроизвести забытое, снимают излишнее волнение ее участников и т.д. Оказываемое воздействие не должно переходить ту грань, за которой начинается психическое насилие: у допрашиваемого не должна подавляться самостоятельность в принятии решения относительно показаний.

 Тактические приемы при производстве очной ставки можно считать допустимым, если они отвечают следующим требованиям:

1. Тактические приемы очной ставки должны строго соответствовать закону. Закон запрещает под страхом уголовной ответственности такие «приемы» ведения расследования, как принуждение к даче показаний путем насилия, угроз, издевательства над личностью и иных незаконных действий со стороны следователя (ст. 302 УК РФ). Тактические приемы очной ставки не должны нарушать гарантированные Конституцией РФ права граждан.

2. Тактические приемы очной ставки не должны противоречить требованиям общечеловеческой морали. Нравственно допустимы лишь те из них, которые побуждают допрашиваемых давать правдивые показания, прививают им такие качества как добросовестность, уважение к личности. Ни в коем случае следователь не должен разжигать между участниками очной ставки конфликты, вызывать неприязненные взаимоотношения и ненависть, лгать им, проявлять невыдержанность, развязанность и грубость, оскорблять честь, достоинство, религиозные и национальные чувства.

3. Тактические приемы очной ставки должны основываться на новейших достижениях специальных наук (криминалистики, психологии, логики, педагогики и др.). Чтобы со знанием дела применять тактические приемы на практике, следователю самому нужно обладать необходимыми знаниями в области указанных наук. Недопустимо рекомендовать к применению тактические приемы, отвергнутые следственной практикой, не прошедшие надлежащих экспериментальных исследований и апробации в практике.

4. Тактические приемы очной ставки должны обладать избирательным действием, т.е. они должны оказывать должное воздействие только в отношении допрашиваемых, испытывающих затруднения в воспоминании забытых обстоятельств расследуемого события, или допрашиваемых, дающих ложные показания, и быть нейтральным в отношении других участников очной ставки.

Многообразие используемых в ходе очной ставки тактических приемов порождает проблему их классификации. Классификация должна обеспечить следователю возможность выбора нужного тактического приема для применения его в соответствующей следственной ситуации и способствовать теоретическому исследованию природы различных тактических приемов, познанию закономерностей, обуславливающих эффект их применения.

Попытки классификации тактических приемов, применяемых на очной ставке, предпринимались в литературе неоднократно. Наиболее удачную классификацию тактических приемов очной ставки предложил А.Б.Соловьев. В качестве критерия классификации тактических приемов он берет причины происхождения существенных противоречий в показаниях допрошенных по делу лиц. В зависимости от этого тактические приемы делятся на:

1.   тактические приемы, направленные на устранение добросовестного заблуждения допрашиваемых;

2.   тактические приемы преодоления лжи[29];

Одним из тактических приемов является - предоставление участникам очной ставки инициативы в исследовании спорных вопросов.

Если следователь убежден, что существенные противоречия в показаниях вызваны добросовестным заблуждением одного из участников очной ставки, он может предоставить им, после получения ответов на вопросы, возможность задавать друг другу вопросы и обмениваться мнениями по поводу рассматриваемых обстоятельств. Упоминание в ходе свободного обсуждения вынесенных на очную ставку вопросов, какого-либо факта может послужить толчком к воспоминанию забытого со стороны ее участников и привести к установлению истины по спорным обстоятельствам.

Коллективное обсуждение участников очной ставки спорных вопросов не означает, что следователь становится посторонним наблюдателем, пускает ход очной ставки на самотек. Следователь должен активно руководить очной ставкой, направлять усилия допрашиваемых на разрешение существенных противоречий, контролировать их поведение, обеспечить надлежащий порядок в ходе этого следственного действия[30].

К тактическим приемам, применяемым при проведении очной ставки, направленной на активизацию памяти заблуждающихся лиц, относится прием – рассмотрение на очной ставке спорных вопросов в обратной последовательности развития событий.

Если добросовестно заблуждающийся допрашиваемый на очной ставке при логической последовательности рассмотрения спорных вопросов не может вспомнить интересующие следователя факты, то участникам очной ставки следует предложить дать показания в обратной последовательности развития событий – от более поздних к более ранним.

Этот тактический прием требует тщательной предварительной подготовки. Исследуемое событие должно быть расчленено на отдельные эпизоды, по каждому из которых формулируется по несколько вопросов. Вопросы располагаются в такой очередности, чтобы участники очной ставки могли быть шаг за шагом в обратной последовательности восстанавливать в памяти интересующие события.

Следующим тактическим приемом является – проведение очной ставки на месте происшествия. 

Очную ставку рекомендуется проводить на месте происшествия, если обстоятельства, по поводу которых возникли существенные противоречия, прямо или косвенно связаны с обстановкой помещения или местности. Повторное восприятие допрашиваемых обстановки местности, строений, предметов  оживляет их память, активизирует воспоминания об интересующем следствие событии и позволяет в деталях воспроизвести его[31].

При производстве очной ставки на месте происшествия следователю и добросовестно заблуждающемуся лицу легче разобраться в причинах возникновения расхождений и неточностей в показаниях. Восстановив в памяти действительные события, добросовестно заблуждающийся участник может признать ошибочность своих прежних утверждений.

На месте происшествия следователь может производить очную ставку в динамике. Допрашиваемым предлагается по ходу устного рассказа воспроизвести какие-либо действия, например, показать на месте расположение участников преступного события, путь движения потерпевшего, продемонстрировать, каким образом производилось нападение и т.д.

Другим тактическим приемом, используемым при проведении очных ставок, является – предъявление доказательств для оживления ассоциативных связей памяти.

Участникам очной ставки  могут быть предъявлены объекты, помогающие вспомнить забытые обстоятельства и факты, находящиеся не только в прямой, но и в косвенной связи с происшедшим событием, а иногда и не связанные с ним.

На очной ставке происходит узнавание предъявленных объектов одновременно двумя лицами. Отсюда вспоминание связанных с предъявленными объектами обстоятельств события одним допрашиваемым иногда оказывает положительное влияние на припоминание их, а также новых обстоятельств (деталей) этого события другим. Процесс вспоминания участниками очной ставки забытого должен происходить под непрерывным контролем следователя[32].

Вышеперечисленные  тактические приемы есть наиболее эффективные и часто применяемые на практике при проведении очной ставки, когда один из допрашиваемых добросовестно заблуждается в своих показаниях.

К данному виду тактических приемов относится – использование на очной ставке показаний признающегося в совершении преступления подозреваемого (обвиняемого).

Иногда в ходе первоначальных допросов удается получить правдивые показания от одного из соучастников преступления, что дает возможность использования их на очных ставках для получения правдивых показаний от других соучастников, а также от свидетелей и потерпевших, дающие ложные показания.

Признание наиболее активным соучастником преступления своей вины оказывает сильное влияние на иных соучастников. Сила такого признания формирует у других соучастников установку на дачу правдивых показаний не только по рассматриваемым спорным обстоятельствам, но и по новым, неизвестным еще следователю, эпизодам преступной деятельности группы. На соучастников преступления положительное психологическое воздействие может оказать своими показаниями лишь такой соучастник, который решил твердо встать на путь исправления, оказать помощь следователю и искупить свою вину.

Необходимо отметить такой прием, как предъявление на очной ставке доказательств.

Существует несколько способов предъявления на очной ставке имеющихся доказательств:

? в порядке нарастания изобличительной силы;

? самого веского (решающего) доказательства;

? всей совокупности доказательств одновременно.

Доказательства нарастающей силы предъявляются при производстве очной ставки с лицом, упорно отрицающим установленные факты. Суть данного тактического приема заключается не только в последовательности предъявления доказательств – от «слабого» к «сильному», но в постепенном переходе от рассмотренных менее важных спорных вопросов к более важным[33].

Добиться ожидаемого эффекта можно при соблюдении следующих условий:

? следователю необходимо располагать совокупностью доказательств, подтверждающих правильность показаний добросовестного участника;

? доказательства должны относиться к вынесенным на очную ставку спорным вопросам и быть известными добросовестному участнику очной ставки, чтобы он мог дать по ним свои пояснения;

? предъявлять доказательства лишь в тех случаях, когда правдивые показания добросовестного участника очной ставки не оказали должного воздействия на второго допрашиваемого, и следователь исчерпал свои вопросы;

? в ходе очной ставки недобросовестному участнику нужно разъяснить значение предъявленных доказательств рекомендовать ему оценить доказательства, поставив себя на место следователя;

? не следует торопиться переходить к рассмотрению следующего спорного обстоятельства, пока не будут у допрашиваемого выяснены полностью все вопросы по предъявленному доказательству.

Предъявление доказательств нарастающей силы постепенно расшатывает установку недобросовестного участника очной ставки на дачу ложных показаний, ставят его перед неизбежностью признать действительные факты.

 Решающее (самое веское) доказательство предъявляется допрашиваемому, не имеющему стойкой установки на дачу ложных показаний, а также когда его установка на ложь в ходе следствия сильно пошатана.

При производстве очной ставки между лицами, оба из которых дают заведомо ложные показания, могут предъявляться доказательства, опровергающие показания обоих допрашиваемых. Здесь противоречивость ложных показаний обоих участников в совокупности с предъявленными доказательствами должна быть использована для усиления психологического воздействия на обоих участников очной ставки с целью добиться получения от них правдивых показаний[34].

Иногда на очной ставке добросовестный участник в подтверждение своих показаний ссылается на известные следователю доказательства и предъявляет их лицу, дающему ложные показания. Это оказывает на недобросовестного участника наиболее сильное психологическое действие.

Другим тактическим приемом, который может быть использован при проведении очной ставки, является проведение очной ставки в сочетании с допросом. В процессе допроса иногда может возникнуть необходимость немедленного проведения с допрашиваемым лицом одной или даже нескольких очных ставок.

Производство очной ставки в ходе допроса должно быть тактически целесообразным, заранее предусмотренным и тщательно подготовленным. Заранее зная, какие обстоятельства недобросовестное лицо будет отрицать в ходе допроса, необходимо приглашать свидетелей, давших по ним правдивые показания. Принимаются меры к тому, чтобы вызванные на очную ставку свидетели не имели возможности общаться между собой. Затем следователь приступает к допросу недобросовестного лица. Как только допрашиваемый дает показания, противоречащие показаниям одного из вызванных свидетелей, и следователь исчерпывает все возможности их разрешения путем постановки вопросов и предъявления доказательств, допрос прерывается для производства между ними очной ставки. После очной ставки допрос недобросовестного лица продолжается[35]. Если это лицо будет давать ложные показания по следующему эпизоду, допрос его вновь прерывается для проведения следующей очной ставки и т. д. Предъявление доказательств и проведение в ходе допроса нескольких очных ставок не оставляет недобросовестному лицу надежды на то, что оно сможет отстоять свои ложные показания. Проведение допроса в сочетании с очной ставкой резко повышает эффективность названных следственных действий.

После очной ставки может быть проведен допрос одного или обоих ее участников, даже если существенные противоречия в их показаниях остались не устраненными. Эффективность такого допроса обуславливается следующими факторами:

? очная ставка оказывает на ее участников сильное психологическое воздействие, колеблющее установку на дачу ложных показаний;

? позволяет глубже изучить личность допрашиваемых, выявить такие индивидуальные психологические, моральные свойства, которые не проявлялись в процессе расследования раньше;

? следователь может понять причину происхождения существенных противоречий в показаниях, разобраться, кто из участников и в каком объеме дает достоверные показания, уяснить действие на каждого из них того или иного тактического приема.

Проводя вслед за очной ставкой допрос, следователь имеет возможность скорректировать тактику проведения этого следственного действия и добиться положительного результата.

Если допрашиваемый неожиданно изменил правдивые показания на ложные в силу боязни со стороны второго участника, то в такой ситуации рекомендуется выяснить причины дачи ложных показаний, как в ходе очной ставки, так и на производимом за ней допросе. Находясь во время допроса наедине со следователем, допрашиваемый психологически легче раскрывает причины изменения показаний. Если один из допрашиваемых на очной ставке находился в сильно возбужденном либо подавленном состоянии, ему необходимо дать время прийти в себя и только затем допросить.[36]

Промежуток времени между очной ставкой и допросом должен определяться следователем из сложившейся ситуации, силы воздействия очной ставки на ее участников. Длительная отсрочка в проведении допроса нежелательна, поскольку воздействие очной ставки на ее участников постепенно ослабевает.

В качестве тактического приема может использоваться такой прием как детализация предмета очной ставки.

Предмет очной ставки целесообразно делить на отдельные части, каждую из которых в свою очередь подразделить на несколько вопросов. Этот тактический прием позволяет четче выделить существенные противоречия в показаниях, сделать их нагляднее.

Участникам очной ставки задаются краткие конкретные вопросы по спорным обстоятельствам. Это затрудняет недобросовестному участнику возможность видоизменять показания в нюансах, играющих роль в определении мотива совершенного преступления.

Допрос участников на очной ставке следует начинать с постановки вопросов, косвенно связанных с главным спорным обстоятельством. При тщательно продуманной последовательности постановки вопросов недобросовестный участник затрудняется  в даче ложных показаний в дальнейшем, поскольку он уже будет связан правдивыми показаниями в начале очной ставки[37].

Следующим тактическим приемом является обострение противоречий в показаниях участников очной ставки по менее значимым спорным обстоятельствам.

Данный тактический прием применяется при производстве очной ставки между соучастниками преступления. Сущность приема заключается в том, что следователь начинает очную ставку с выяснения менее существенных спорных обстоятельств, постановкой вопросов акцентирует внимание допрашиваемых на этих противоречиях, постепенно все больше и больше обостряет их. В такой обстановке очной ставки допрашиваемые вопреки своему желанию переходят от обсуждения менее важных спорных вопросов к более важным.

К тактическим приемам относится также – пресечение лжи одного участника очной ставки с подчеркиванием правдивости показаний другого.

Данный тактический прием может быть рекомендован к применению, когда по спорным обстоятельствам к началу очной ставки в деле уже имеется достаточно достоверно установленных доказательств. В подобных случаях целесообразно не давать недобросовестному участнику очной ставки свободно развертывать ложь. При первой же попытке дать ложное объяснение он должен быть остановлен и уличен в неискренности. Ложь пресекается путем демонстрации доказательств, а также применением иных средств воздействия.

Предъявляя доказательства, следует обратить внимание недобросовестного участника очной ставки на правильность показания другого участника, продемонстрировать объективность добросовестного допрашиваемого. Например, указать на сообщения добросовестного участника очной ставки, которые свидетельствуют в пользу лица, дающего ложные показания. При этом недопустимо со стороны следователя нетактичное поведение и тем более грубость, угрозы и т. п[38].

При проведении очной ставки используется прием – использование положительных сторон личности недобросовестного участника.

Знание положительных свойств личности недобросовестного участника очной ставки может послужить ключом для определения наиболее целесообразного к нему подхода. Подчеркивая положительные свойства лица, дающего ложные показания, следователь может показать, что у него еще есть возможность исправиться, искупить свою вину и стать достойным гражданином нашего общества.

К тактическим приемам, используемым при проведении очной ставки, относится – маскировка цели очной ставки.

Этот тактический прием применяется, когда следователь заранее знает, что недобросовестный участник очной ставки не намерен давать правдивые показания, а, поняв цель очной ставки, будет пытаться опорочить показания второго допрашиваемого либо создавать новую ложь.

В таких случаях для маскировки цели очной ставки целесообразно ставить допрашиваемым вопросы вразбивку: незаметно для ее участников переводить разговор от выясненных несущественных спорных вопросов к существенным. Чередование таких вопросов может производиться неоднократно, в одних случаях плавно, в других – неожиданно. У недобросовестного участника притупляется бдительность. Легко вступая в обсуждение несущественных спорных обстоятельств, он часто переносит свою активность и в сферу выяснения существа важных вопросов, давая по ним достоверные показания.

Следующим тактическим приемом, используемым при проведении очной ставки, является – форсированный темп очной ставки.

Когда недобросовестный участник очной ставки медлит, подолгу готовит свои ответы, подгоняет их под свои ранее данные показания, постоянно переспрашивает, отвлекает внимание следователя от интересующих вопросов посторонними рассуждениями, темп постановки допрашиваемым вопросов необходимо повысить.[39]

Очную ставку следует проводить в вопросно-ответной форме, активнее. Форсированный темп очной ставки держит недобросовестного допрашиваемого в напряжении. Он вынужден либо говорить правду, либо наслаивать новую ложь. Экспромтом сочиненные ложные показания обычно легко следователем опровергаются.

Если известно, что недобросовестный допрашиваемый будет затягивать ответы, для участия в очной ставке следователь может пригласить другого следователя, либо работника милиции. Сформулированные вопросы к допрашиваемым распределяются между следователем и его помощником. Посредством быстрой, поочередной постановки вопросов допрашиваемым они поддерживают высокий темп очной ставки.

Следующим тактическим приемом является – производство очной ставки в сочетании с предъявлением для опознания.

В следственной практике нередко возникают ситуации, требующие обязательного производства перед очной ставкой предъявления для опознания.

В.Д. Зеленский предлагает опознание производить когда:

? допрашиваемый заявляет, что человек, которого он видел или голос которого слышал в связи с событием преступления, ему до этого события известен не был;

? допрашиваемый, хотя и утверждает, что человек, которого он видел или голос которого слышал в связи с событием преступления, с ним знаком, но названное допрашиваемое лицо это знакомство отрицает;

? допрашиваемый утверждает, что человек, которого он видел или голос которого слышал в связи с событием преступления, ему хорошо знаком, но вместе с тем, фамилию или имя этого человека называет неправильно или иначе, чем ее назвал человек, о котором показывал допрашиваемый[40].

Успешное узнавание опознающим предъявленного лица оказывает на последнего сильное психологическое воздействие, создает благоприятные условия для проведения затем очной ставки. В этом случае очная ставка должна следовать сразу же за предъявлением для опознания. Еще больше психическое воздействие на недобросовестного допрашиваемого оказывает производство с ним серий следующих друг за другом опознаний и очных ставок.

Вышеперечисленные тактические приемы проведения очной ставки есть наиболее оптимальное решение при ее производстве для разоблачения ложных показаний.

2.2. Процессуальная фиксация результатов очной ставки и их доказательственное значение

Показания подозреваемого, обвиняемого, свидетеля, потерпевшего и эксперта фиксируются путем составления протокола, в котором, в соответствии со ст. 166 УПК РФ, отражаются ход и результаты допроса.

Анализ норм уголовно-процессуального закона приводит к выводу о том, что он закрепляет общие и частные правила производства следственных действий (ст. 164, 165, 167, 170, 177, 178, 179, 181, 182, 183, 184 УПК РФ) Данная особенность относится и к протоколам следственных действий, применительно к которым УПК РФ также установил общие (ст. 166) и частные требования (ст. 174, 180, 190, 218), в том числе и к протоколу очной ставки. В частности, он должен быть составлен в ходе производства ее или непосредственно после окончания, написан от руки или изготовлен с помощью технических средств.

Важнейшее значение имеет содержание протокола очной ставки, в котором показания допрошенных записываются в той очередности, в какой они их давали, изложенные ими существенные обстоятельства, и прежде всего касающиеся устранения противоречий, поставленные допрашиваемым вопросы, а также фиксируются заявления лиц, участвовавших в очной ставке. В ее протоколе должны быть указаны технические средства, примененные при производстве данного следственного действия, условия и порядок их использования, а также отмечено, что участвующие в очной ставке лица заранее были предупреждены о применении технических средств.

Показания протоколируются либо в ходе допроса, либо после его завершения. Лучше начинать вести протокол после того, как допрашиваемый дал показания в форме свободного рассказа. В тех случаях, когда предметом допроса является несколько событий (фактов), лучше записывать показания по частям, чередуя их получение и фиксацию в протоколе.

Для фиксации показаний наряду с протоколированием желательно применять средства звуко- и видеозаписи. Однако нужно иметь в виду, что нередки случаи, когда у допрашиваемого, изъявившего готовность все рассказать, после предупреждения об использовании этих технических средств резко меняется настроение, и в результате он дает уклончивые показания.

Протокол, имеющий три части - вводную, описательную и заключительную, - может быть написан от руки, напечатан на пишущей машинке или с помощью компьютера. В соответствии с требованиями закона показания заносятся в протокол от первого лица и, по возможности, дословно. Это означает, что, протоколируя показания, следователь должен точно передавать их содержание, сохранять формулировки и выражения, свойственные речи допрашиваемого[41].

При этом отнюдь не обязательно заносить в протокол каждое слово. Протокол представляет собой конспект, но без редактирования речи допрашиваемого, ибо в дальнейшем следователь может быть обвинен в искажении полученных показаний. Записывая показания, он должен их систематизировать, устраняя повторы и сведения, не относящиеся к делу.

Протоколируя показания несовершеннолетних, а в особенности малолетних, очень важно сохранить стиль их речи, поскольку в некоторые термины и выражения они вкладывают смысловое значение, отличающееся от общеупотребительного.

Ход допроса в стадии ответов на вопросы отражается в протоколе так: вначале записывается вопрос, а затем - ответ допрашиваемого. Если в процессе допроса предъявлялись доказательства или оглашались показания других лиц, а допрашиваемому предлагалось дать объяснения, это также отражается в протоколе.

В заключительной части фиксируются сведения об ознакомлении допрашиваемого с протоколом допроса. Если допрошенный или иной участник следственного действия отказывается подписать протокол, об этом в нем делается отметка, заверяемая подписью следователя. В то же время лицу, отказавшемуся от подписи, должна быть предоставлена возможность дать пояснения о побудительных мотивах отказа, что также заносится в протокол.

Ход и результаты очной ставки фиксируются в протоколе, на магнитную или видеопленку. Протокол является основным средством фиксации показаний на очной ставке, в то время как звуко- и видеозапись обеспечивают наглядность ее производства, передачу речи допрашиваемых со всеми ее индивидуальными особенностями и эмоциональной окраской[42].

В описательной части протокола фиксируются:

1) факт выяснения следователем отношений между допрашиваемыми лицами и его предложение поочередно дать показания по обстоятельствам, относительно которых имеются существенные противоречия;

2) показания участников очной ставки, вопросы следователя каждому из них, а также вопросы ее участников друг другу (в том числе отведенные следователем) и ответы на них в той последовательности, в которой они давались на очной ставке;

3) предъявление доказательств участникам очной ставки;

4) оглашение ранее данных показаний, в том числе зафиксированных посредством звуко- и видеозаписи;

5) вопросы, заданные, с разрешения следователя, допрашиваемым иным участникам очной ставки;

6) ходатайства, заявленные участниками очной ставки.

Кроме того, в протоколе очной ставки, который составляется и оформляется по общим правила протокола допроса, участники подписывают не только каждый лист, но и каждый свой ответ. В приложении представлен протокол очной ставки.

Практикуются два способа составления этой части протокола. Один заключается в том, что каждая страница делится пополам вертикальной чертой. Затем вопросы к одному из допрашиваемых и его ответы записываются с левой стороны, а вопросы к другому допрашиваемому и его показания - с правой. Каждый допрашиваемый подписывает свой ответ и каждую страницу протокола под своими показаниями. Такой порядок дает наглядное представление об ответах допрашиваемых по существу одних и тех же обстоятельств, что облегчает сравнение показаний, выявление в них совпадений и различий. Недостаток же состоит в чрезмерном увеличении объема протокола, так как один из допрашиваемых может давать подробные показания, а другой - краткие, в результате чего одна из сторон каждой страницы протокола оказывается незаполненной (незаполненные места перечеркиваются следователем)[43].

Второй способ протоколирования состоит в том, что вопросы и ответы (показания) записываются поочередно. Каждый из допрашиваемых удостоверяет подписью свои показания и расписывается на страницах протокола, где они записаны. В этом случае протокол получается компактным и последовательно отражающим ход очной ставки. Чтобы было ясно, кому конкретно были заданы вопросы, указывается: "Вопрос обвиняемому" и далее: "Ответ обвиняемого". Такой способ оптимален тогда, когда в ходе очной ставки предполагается менять очередность допроса ее участников.

Описательная часть протокола составляется либо в ходе производства очной ставки, либо по ее окончании. Если средства звуко- и видеозаписи в ходе очной ставки не применяют, а планируется задать допрашиваемым много вопросов, протокол целесообразно вести одновременно с допросом, поскольку трудно будет воспроизвести последовательность вопросов и формулировки полученных ответов.

Применение в ходе допроса и очной ставки звуко- и видеозаписи освобождает следователя от необходимости вести протокол или черновые записи, так как в последующем эти материалы легко воспроизводятся и трансформируются в рукописный или машинописный текст. Потому следователь может сосредоточиться непосредственно на самом следственном действии. Важно также подчеркнуть, что применение звуко- и видеозаписи является сдерживающим фактором против сговора лиц, владеющих языком, незнакомым следователю. Если допрашиваемые все же обменялись репликами, то следователь может выяснить содержание разговора с помощью переводчика.

Допрос и очную ставку следует обеспечить видеофиксацией в тех случаях, когда допрашиваемые лица страдают физическими или психическими недостатками: слепоглухонемые, глухонемые, немые, лица с парализованными органами речи и те, которые симулируют душевные заболевания. Целесообразна видеосъемка допросов малолетних свидетелей и потерпевших, лиц, обвиняемых в совершении особо тяжких преступлений, а также наиболее сложных допросов и очных ставок с целью их последующего анализа для выработки более эффективной тактики дальнейших следственных действий.

Для допроса с видеозаписью нужно выбрать достаточно просторный и равномерно освещенный кабинет, имеющий надежную звукоизоляцию. Лучше заранее проверить помещение, для чего рекомендуется провести пробную видеосъемку и оценить качество записи звука и изображения. Одновременно следует наметить и наиболее подходящие точки съемки.

Ведя допрос или очную ставку с применением видеозаписи, следователю надлежит помнить, что лаконичность, конкретность, ясность вопросов, выразительность жестов, когда они уместны, - важные условия результативности допроса и качества его видеофиксации. Основное место в видеофонограмме должен занимать свободный рассказ допрашиваемого об известных ему обстоятельствах дела, дополненный ответами на вопросы следователя. При съемке допросов с предъявлением уличающих материалов важно запечатлеть сам момент предъявления улики и реакцию на нее допрашиваемого[44].

Когда показания даются посредством знаков, например при помощи азбуки глухонемых, акцент следует делать на этих жестах допрашиваемого, а во время сурдоперевода в кадре должен быть еще и переводчик. Впоследствии это облегчит проверку правильности перевода, если это потребуется. При фиксации очной ставки в кадре необходимо держать обоих участников.

Фонограмма и видеопленка прилагаются к протоколу следственного действия; их значение состоит еще и в том, что они восполняют недостатки письменной формы фиксации показаний, которая не позволяет адекватно отразить обстановку допроса или очной ставки, а это, в свою очередь, дает основания заинтересованным лицам поставить под сомнение достоверность полученных доказательств.

По завершении составления протокола очной ставки он предъявляется для ознакомления всем лицам, участвовавшим в производстве ее, которые вправе делать подлежащие занесению в протокол замечания о дополнении и уточнении его (ч. 6 ст. 166 УПК РФ). Протокол очной ставки подписывают следователь и лица, участвовавшие в производстве ее. Причем каждый из допрошенных на очной ставке подписывает свои показания, каждую страницу протокола и протокол в целом (ч. 5 ст. 192 УПК РФ).

При необходимости обеспечить безопасность потерпевшего, его представителя, свидетеля, их близких родственников и близких лиц дознаватель или следователь в протоколе очной ставки, в которой участвовали перечисленные субъекты, вправе не приводить данные об их личности (ч. 9 ст. 166 УПК РФ). В этом случае дознаватель или следователь с согласия прокурора выносит постановление, в котором излагаются причины принятия решения о сохранении в тайне этих данных, указывается псевдоним участника очной ставки и приводится образец его подписи, которые он будет использовать при проведении следственных действий с его участием. В случае отказа допрашиваемых на очной ставке лиц подписать протокол данного следственного действия дознаватель или следователь удостоверяет этот факт своей подписью, а также подписями защитника, законного представителя и представителя, участвовавших в следственном действии[45].

Таким образом, при производстве очной ставки составляется протокол. Показания допрашиваемых лиц в протоколе записываются в той очередности, в какой они давались. В протоколе отражаются вопросы, заданные участниками очной ставки друг другу, и ответы на них. Протокол предъявляется участникам для ознакомления или по их просьбе прочитывается следователем вслух. Допрашиваемые вправе требовать внесения дополнений и изменений в запись своих показаний. В законе (ч. 5 ст. 192 УПК РФ) специально оговорено, что каждый участник подписывает свои показания и каждую страницу протокола и протокол в целом. Протокол в целом подписывается также другими участниками очной ставки и следователем.

Заключение

Подводя итог изложенному можно сделать следующие выводы.

1. Очная ставка - одно из важнейших процессуальных действий, широко применяемых на предварительном следствии. С помощью информации, полученной на очной ставке от участников процесса, следователь устанавливает, проверяет и уточняет фактические данные по расследуемому делу.

2. Подтверждением того, что очная ставка - это самостоятельное процессуальное действие, является выделение её законодателем из допроса и детальная регламентация в законе процессуального порядка проведения.

Процессуальный порядок - понятие многогранное, под которым подразумевается: во-первых, совокупность действий, допускаемых законом при производстве по уголовному делу; во-вторых, определенная последовательность совершения этих действий; в-третьих, те условия и формы, с которыми связано совершение этих процессуальных действий.

Все эти стороны, дополняя друг друга, находятся в органическом, единстве и имеют не просто технический, а строго правовой характер.

3. Наряду с установлением истины по спорным обстоятельствам в ходе очной ставки могут быть разрешены и некоторые конкретные задачи, к числу которых относятся:

- преодоление добросовестного заблуждения допрашиваемого;

- разоблачение лжи одного из допрашиваемых;

- укрепление волевых качеств, позиции обвиняемого, давшего правдивые показания;

- разоблачение ложного алиби;

- разоблачение самооговора или оговора одного допрашиваемого другим;

- проверка собранных по делу доказательств;

- разоблачение инсценировки преступлений;

- получение новых доказательств;

- выяснение причин происхождения существенных противоречий;

- изучение личности допрашиваемых;

- проверка и оценка следственных версий;

- проверка правдивости показаний допрошенных по делу лиц.

4. Очная ставка, наряду с особенной целью её проведения, обладает рядом иных признаков, характеризующих её как самостоятельное процессуальное действие. К их числу относятся: единство объекта, предмета, места, времени документирования попеременного допроса нескольких лиц, равенство условий восприятия ими вопросов следователя и показаний друг друга.

Очная ставка - это самостоятельное следственное действие, заключающееся в попеременном допросе в присутствии друг друга двух ранее допрошенных по одним и тем же обстоятельствам дела лиц из числа свидетелей, потерпевших, подозреваемых, обвиняемых, анализе и непрерывном сравнении (сопоставлении) поступающих показаний для устранения в них существенных противоречий в целях установления истины по делу.

Очная ставка является сложным следственным действием, правильное выполнение которого возможно только при уяснении следователем сущности и значения очной ставки, а также твердом знании ее отличительных признаков от других следственных действий.

Результативность очной ставки в большой мере зависит от подготовительных мероприятий, предпринятых следователем. Подготовка начинается с принятия решения о целесообразности производства очной ставки и определения момента ее проведения, сопровождается техническим обеспечением производства этого следственного действия и заканчивается составлением плана, значительно облегчающим работу следователя при ее производстве.

Достижение главной цели очной ставки - устранения существенных противоречий в показаниях ранее допрошенных лиц - возможно только при проведении очной ставки в строгом соответствии с законом при умелом использовании следователем тактических приемов ее производства. Гармоничное сочетание требований законодателя с научными рекомендациями по тактике ее проведения обеспечивает следователю положительный результат. Дифференциация тактических приемов, проведенная в науке, облегчает следователю выбор конкретного тактического правила в соответствии с обстоятельствами дела. Обособленность тактических приемов очной ставки, проводимой с участием несовершеннолетнего, объясняется особенностями психического, умственного, культурного развития последних. Применение следователем специфической тактики при производстве очной ставки с участием несовершеннолетнего способствует получению доказательств от данных участников уголовного процесса и установлению истины по делу в целом.

Следователю необходимо осознавать особую психологическую обстановку, в которой проходит очная ставка. Конфликтность есть неотъемлемая часть каждой очной ставки. Цель последней эту конфронтацию устранить. В связи с этим существенно знание следователем психологических особенностей лиц, участвующих в очной ставке, применение правомерного психологического воздействия на ее участников, контроль над психологическим влиянием, оказываемым участниками очной ставки на самого следователя, владение ситуацией в целом.

Необходимо также указать на некоторые недостатки, имеющие место в практике правоохранительных органов при проведении очной ставки. Одной из распространенных ошибок является непроведение очной ставки, в то время когда ситуация свидетельствует об ее целесообразности, из-за опасения следователем получения результатов, нежелательных для уже имеющейся в деле доказательственной базы. Такая ошибка зачастую влечет к искажению истины или к затруднениям при ее установлении. Другим пробелом при производстве очной ставки является недостаточное использование следователем научно-технических средств: звуко- и видеозаписи, что непосредственно отражается на ее результативности. Также следователю рекомендуется воздерживаться от проведения очной ставки между несовершеннолетним и взрослым участниками, так как в данной ситуации неизбежно психологическое давление, оказываемое последним. Производство очной ставки между этими участниками возможно лишь в случае крайней необходимости, когда были использованы и не дали результата другие способы установления истины по спорным обстоятельствам. Однако на практике такие очные ставки проводятся, хотя еще не исчерпаны иные способы разрешения противоречий в показаниях. Предполагается, что выводы, сделанные в данной работе на основе последних научных рекомендаций и обобщений следственной практики, окажут помощь при производстве очной ставки работникам правоохранительных органов.

Уяснение данных вопросов практическими работниками правоохранительных органов будет иметь существенное значение для быстрого и полного раскрытия преступлений и изобличения виновных, для привлечения каждого виновного в совершении преступления к ответственности в соответствии с законом, для ограждения граждан от необоснованных обвинений в совершении преступлений, для устранения причин и условий, способствовавших совершению преступлений.

Библиографический список

1. Нормативно-правовые акты

1.   Всеобщая декларация прав человека (принята на 3-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН резолюцией 217 А (III) от 10 декабря 1948 г.) // СПС «Консультант-Плюс»

2.   Конституция Российской Федерации // РГ от 25.12.1993, № 237, СЗ РФ от 17.10.2015, № 42, ст. 4212.

3.   Уголовно-процессуальный Кодекс Российской Федерации от 18.12.2001 № 174-ФЗ // СЗ РФ от 24.12.2001, № 52 (ч. I), ст. 4921, СЗ РФ от 06.06.2015, № 23, ст. 2200.

4.   Уголовный кодекс Российской Федерации от 13.06.1996 №63-ФЗ // Собрание законодательства РФ. - 1996. - №25. - Ст. 2954;

5.   Федеральный закон «О полиции» от 07.02.2011 N 3-ФЗ // Российская газета, N 25, 08.02.2011

2. Н?а?у?ч?н?а?я? л?и?т?е?р?а?т?у?р?а

1.   Аверьянов Т.В., Белкин Р.С. Процессуальная регламентация проведения очной ставки. - М.: Новый Юрист. - 2011. - 400с.

2.   Бабаева Э.У. Справочник следователя: Вып.2: Практическая криминалистика: расследование отдельных видов преступлений. - М.: Юрид. лит. - 2013. - 591с.

3.   Бахарев Н.В. Очная ставка и тактика ее производства при расследовании преступлений: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Казань, 1981. – 25 с.

4.   Башкатов Л.Н., Ветрова Г.Н., Донценко А.Д., Зажицкий В.И., Шестаков В.И. Уголовный процесс. - М. – 2012. – 351 с.

5.   Безлепкин Б.Т. Уголовный процесс России. - М. - 1998. – 415 с.

6.   Белкин Р. С. Профессия – следователь. - М. - 2014.- С. 89.

7.   Белкин Р.С. Уголовный процесс. - М.: Юрид. лит.- 2012. - 302с.

8.   Божьев В.П. Статья 192. Очная ставка // Научно-практический комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Под общ. ред. В.М. Лебедева; Науч. ред. В.П. Божьев. - М.: Спарк - 2012. – 1145 с.

9.   Вандышев В.В. Уголовный процесс. Курс лекций. - СПб.: Издательство "Юридический центр Пресс" - 2002. – 912 с.

10. Владимиров Л.Е. Учение об уголовных доказательствах. - СПб.: Типография Н.А. Лебедева, 1910. – 561 с.

11. Вопросы методики расследования преступлений: Учебное пособие. – Свердловск. - 2011. – 454с.

12. Громов Н.А. Судебные прения. // Следователь. - 2009. - №1. - с.9.

14. Гусаков А. Н., Фимощенко В. Н. Следственная тактика: Учебное пособие. – Екатеринбург. - 2012. – 647с.

15. Деришев Ю.В. Оптимизация досудебного производства в уголовном процессе России: Автореф. дис... канд. юрид. наук. – Омск. - 2009. – 167с.

16. Зеленский В. Д. Организация расследования преступлений. – М. - 2012. – 454с.

17. Ильченко Ю. И. Психологические проблемы следственной тактики. – М. – 2012. – 598с.

18. Ищенко Е.П. Криминалистика: Краткий курс. - М.: Юридическая фирма "КОНТАКТ". - 2014. – 687 с.

19. Карнеева Л.М. Доказательства в уголовном процессе./Л.М. Карнеева. Волгоград. - 20121– 247с.

20. Комарков В.С. Психологические особенности производства очной ставки. - Харьков: Харьковский юридический ин-т, 1976. – 451 с.

21. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Под общ. ред. В.И. Радченко. - М.: ЗАО "Юридический Дом "Юстицинформ". - 2014. – 1745 с.

22. Коновалова В.Е. Тактика производства очной ставки. Ученые записки. Вып. 6. Харьков: Харьковский юридический ин-т. - 1955. – 364 с.

23. Криминалистика. Кн. 1 / Под ред. А.Я. Вышинского. - М.: ОГИЗ. - 1935. – 251 с.

24. Мельников В.Ю. Процессуальное оформление Допроса и очной ставки // Российский следователь. - №9. – 2012. – С.43

25. Михайлов В. А. Наука и техника на службу предварительного следствия. - Волгоград. - 2012. – 365с.

26. Москалева Т. Н. Честь и достоинство: как их защищать? - М. - 2012. – 231с.

27. Москвина Н. С., Уваров Н. И. Отражение конституционных принципов в Уголовно-процессуальном законодательстве. // Следователь. - 2012. - N 2. - С. 38-39.

28. Научно-практический комментарий к УПК РФ. Под редакцией Лебедева В.М., В.П.Божьева. - М. - 2009. – 465с.

29. Порубов Н.И. Тактика допроса на предварительном следствии. - М., 2014. – 697 с.

30. Психологические основы отдельных следственных действий. / Под ред. Шахриманьяна А.И. - М. - 1972. – 196 с.

31. Психологический контакт при производстве допроса. / Под ред. Зорина Г.А. Гродно. - 1986. – 298 с.

32. Ратинов А.Р. Судебная психология для следователей. - М. - 1967. – 587 с.

33. Ретюнских И.А. Процессуальные проблемы задержания лица по подозрению в совершении преступления: Автореф. дис... канд. юрид. наук. – Екатеринбург. - 2012. – С. 16–24.

34. Рыжаков А.П. Основания и порядок производства очной ставки. – М. – 2009. – 678с.

35. Рыжаков А.П. Понятие и правовой статус специалиста в современном российском уголовном процессе. Комментарий к ст. 58 УПК // СПС "КонсультантПлюс"; Рыжаков А.П. Специалист в уголовном процессе: Научно-практическое руководство. - М.: Экзамен. - 2007. – 985 с.

36. Савицкий В. М. Право обвиняемого на защиту. М. - 2012. – 462с.

37. Следственные действия: Криминалистические рекомендации / Под ред. В.А. Образцова. - М. - 2011. – 854 с.

38. Следственные действия: Учебное пособие для вузов МВД РФ. – Волгоград. – 2012. – 476с.

39. Смирнов В.П. Противоборство сторон как сущность принципа состязательности уголовного судопроизводства. // Государство и право. - 2012. - N 3. - С. 58-63.

40. Соловьев А. Б. Очная ставка на предварительном следствии. - М. - 2013. – 437с.

41. Судебная психология для следователей. \ Под ред. Ратинова А.Р. М., 1967. – 231 с.

42. Тактика и психологические особенности допроса. / Под ред. Кертеса И. Л. - М. - 1975. – 278 с.

43. Теория доказательств в советском уголовном процессе. Часть общая. - М. - 1966. – 887 с.

44. Тетерин В.С., Трошкин Е.З. Возбуждение и расследование уголовных дел. - М. - 2007. – 875 с.

45. Уголовный процесс России / Под ред. З.Ф. Ковриги, Н.П. Кузнецова. – Воронеж .- 2014. – 845 с.

46. Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. Т. 2. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского юридического ин-та. - 1899. – 875 с.

3. Эмпирические материалы

1.   Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 31.10.2015 № 8 "О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия" Определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации от 17 марта 2009 г. N 25-О09-11 // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2012. N 10

2.   Постановление Президиума Верховного Суда Российской Федерации от 8 апреля 2009 г. N 63П09 // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2012. N 11

3.   Определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 16 октября 2014 г. в отношении Б. и Г. // Бюллетень Верховного Суда РФ 2014. N 4. С. 8 - 9.

4.   Архив следственного управления при ГУВД по Волгоградской области за 2012 г. Уголовное дело N 715086.

5.   Архив Кировского районного суда г. Волгограда за 2014 г.

6.   Уголовное дело N 3297 Кировского районного суда г. Волгограда за 2012 г.

7.   Архив следственного управления при УВД по Омской области за 2015 г. Уголовное дело N 715086.

Приложение

Протокол очной ставки

г. Волгоград

7 января 2015 г.

Время начала: 13 ч 30 мин.

Время окончания: 14 ч 00 мин.

Дознаватель отдела дознания ОВД по району Киньково г. Москвы лейтенант милиции И.И. Иванов в помещении кабинета N 5 ОВД по району Киньково г. Москвы в соответствии со ст. 192 УПК РФ провел очную ставку между подозреваемым Ивкиным Иваном Ивановичем (данные в деле - л.д. 20) и свидетелем Курицыной Татьяной Павловной (данные в деле - л.д. 30).

Перед началом очной ставки Т.П. Курицыной, И.И. Ивкину разъяснен порядок проведения очной ставки.

Свидетель: Курицына Т.П. Курицына

Подозреваемый: Ивкин И.И. Ивкин

Также Т.П. Курицыной, И.И. Ивкину разъяснено, что в соответствии со ст. 51 Конституции Российской Федерации они не обязаны свидетельствовать против самих себя, своих супругов и других близких родственников, круг которых определен п. 4 ст. 5 УПК РФ.

Свидетель: Курицына Т.П. Курицына

Подозреваемый: Ивкин И.И. Ивкин

Свидетель Т.П. Курицына предупреждена об уголовной ответственности за дачу ложных показаний и отказ от дачи показаний по ст. ст. 307 и 308 УК РФ.

Свидетель: Курицына Т.П. Курицына

На вопрос, знают ли они друг друга и в каких отношениях находятся между собой, допрашиваемые лица заявили:

Приложение № 1 Все туристические компании города Санкт-Петербург, внесённые в Реестр Туристических Агентств показаны в таблице 2.2.1. Их количество составляет 819 туристических агентств. Таблица - 2.2.1 список туристических агентств г.  Санкт-Петербург. 0 проблем Санкт-Петербург номер в реестре: АЕ100323 1001 Тур Московские ворота (4 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: МК100375 4 сезона Санкт-Петербург номер в реестре: ЕА100122 7 тимс Санкт-Петербург номер в реестре: ЕС100108 7 Чудес Света (8 офисов) Санкт-Петербург номер в реестре: КЕ100383 Alga Travel Санкт-Петербург номер в реестре: ТН100276 Almira tour Санкт-Петербург номер в реестре: НВ100316 Amigo Tour Санкт-Петербург номер в реестре: СР100136 Amore tour Санкт-Петербург номер в реестре: ВН100400 ANNA TRAVEL Санкт-Петербург номер в реестре: СВ100345 ANWTRAVEL Санкт-Петербург номер в реестре: ВС100258 Apricum Санкт-Петербург номер в реестре: КМ100206 A-time Санкт-Петербург номер в реестре: МА100295 A-Travel Санкт-Петербург номер в реестре: КС100259 Attica Studio Travel Санкт-Петербург номер в реестре: МВ100128 Aventura­ Club Санкт-Петербург номер в реестре: КМ100066 BBS Tour (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: АС100234 Ве Free Санкт-Петербург номер в реестре: ЕК100036 Анталия Магазин Горящих Путевок (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: АС100351 Антарес Евро Трэвел Санкт-Петербург номер в реестре: КС100385 Антэк Санкт-Петербург номер в реестре: РС100164 Антэя-Тревел Санкт-Петербург номер в реестре: ТМ100312 АНЧАР-Трэвел Санкт-Петербург номер в реестре: ЕН100176 АП-Тур Санкт-Петербург номер в реестре: АЕ100258 АРЕАЛ Санкт-Петербург номер в реестре: АС100260 Аркада-Тур Санкт-Петербург номер в реестре: РН100488 АркТур (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: ЕМ100044 Арланда-Тур Санкт-Петербург номер в реестре: ВС100444 Ароза Тревел Санкт-Петербург номер в реестре: РК100351 АРС МОДЕРН Санкт-Петербург номер в реестре: АВ100426 А.Р.Т. Санкт-Петербург номер в реестре: СМ100305 Артемида Санкт-Петербург номер в реестре: МС100084 АРТрэвел клуб Санкт-Петербург номер в реестре: КА100492 АрхиТур Санкт-Петербург номер в реестре: НВ100090 Асгард Санкт-Петербург номер­ в реестре: МК100482 АСТ -  Санкт-Петербург Санкт-Петербург номер в реестре: ТА100220 Атлантик Яхт Санкт-Петербург номер в реестре: АК100475 Атлант-Трэвэл Санкт-Петербург номер в реестре: АТ100270 АТЛАС Санкт-Петербург номер в реестре: КС100047 Атмосфера Санкт-Петербург номер в реестре: КС100270 Атолл Тур Санкт-Петербург номер в реестре: КТ100005 Афина Санкт-Петербург номер в реестре: КС100396 Багира Санкт-Петербург номер в реестре: ВН100122 Балс-Тур (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: МР100245 Балтийская Туристская Инициатива Санкт-Петербург номер в реестре: ЕМ100090 Балтийский Гостиничный Альянс Санкт-Петербург номер в реестре: ВН100053 Баунти-Тур Санкт-Петербург номер в реестре: ЕТ100392 Белый слон Санкт-Петербург номер в реестре: РЕ100011 Бенефика-Спб (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: АР100372 БЕСТ ТУР Санкт-Петербург номер в реестре: ЕВ100008 Бизнес-Петербург Санкт-Петербург номер в реестре: РН100457 Бизнес Тревел Сервис Санкт-Петербург номер в реестре: НТ100170 Бизнес Тур Санкт-Петербург номер­ в реестре: РН100297 Би Фит Санкт-Петербург номер в реестре: ЕР100490 Блю Дримз Санкт-Петербург номер в реестре: СТ100019 Блю Скай Санкт-Петербург номер в реестре: ВР100405 Бока Санкт-Петербург номер в реестре: СН100044 Борей Санкт-Петербург номер в реестре: НК100465 Браво-Тур Санкт-Петербург номер в реестре: ТВ100454 Бумеранг Санкт-Петербург номер в реестре: ВМ100153 Бутик путешествий King’s Luxury Санкт-Петербург номер в реестре: КТ100436 Буэно Тур Санкт-Петербург номер в реестре: НМ100019 Бюро отпусков Санкт-Петербург номер в реестре: НТ100257 Эльвита Санкт-Петербург номер в реестре: СТ100131 Эль Камино Санкт-Петербург номер в реестре: МР100425 Эльф-СПб Санкт-Петербург номер в реестре: ТН100310 Эльф-СПб (оф. 3) Санкт-Петербург номер в реестре: АМ100483 Эспри вуаяж Санкт-Петербург номер в реестре: РТ100318 Эталон-Тур (офис 1) Санкт-Петербург номер в реестре: МА100483 Эталон-Тур (офис 2) Санкт-Петербург номер в реестре: ВТ100422 Юкон тревел-люкс Санкт-Петербург номер в реестре: МН100382 ЮКэн Трэвел Санкт-Петербург номер в реестре: АЕ100364 Юни-Тур Санкт-Петербург номер­ в реестре: АР100102 Экватор Санкт-Петербург номер в реестре: РС100363 Экипаж Санкт-Петербург номер в реестре: РН100419 Экрос Тревел Санкт-Петербург номер в реестре: СЕ100006 Экси-Тур Санкт-Петербург номер в реестре: АМ100069 Эксклюзив Тур Санкт-Петербург номер в реестре: РВ100289 Экскурсионный центр Ева Санкт-Петербург номер в реестре: СВ100014 ЭКСПЕРТ Санкт-Петербург номер в реестре: КС100023 Экспо-Консалт Санкт-Петербург номер в реестре: РЕ100143 Экспо Тур Санкт-Петербург номер в реестре: АВ100366 Экспо-Консалт Санкт-Петербург номер в реестре: РЕ100143 Экспо Тур Санкт-Петербург номер в реестре: АВ100366 Яппи-клуб Санкт-Петербург номер в реестре: ВТ100276 Нептун трэвел Санкт-Петербург номер в реестре: АН100491 Ника Тур Санкт-Петербург номер в реестре: ВМ100107 Носорог Санкт-Петербург номер в реестре: ЕН100456 Параллель 60 Санкт-Петербург номер в реестре: КВ100030 Партнер-центр Санкт-Петербург номер в реестре: РР100082 Парус Санкт-Петербург номер в реестре: КЕ100070 Пати-Питер Санкт-Петербург номер в реестре: КР100107 Пегас­ СПб Санкт-Петербург номер в реестре: АН100459 Пегас СПб Санкт-Петербург номер в реестре: СТ100341 Пегас Тур Санкт-Петербург номер в реестре: РК100064 Первый банк путешествий Санкт-Петербург номер в реестре: СК100458 Петербургский Путешественник Санкт-Петербург номер в реестре: ТЕ100046 Петротур Сервис Санкт-Петербург номер в реестре: МТ100022 ПолМира с нами (3 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: ТА100078 Премиум Тревел Санкт-Петербург номер в реестре: АР100323 Премиум-Тур Санкт-Петербург номер в реестре: КВ100458 Престиж Трэвел Санкт-Петербург номер в реестре: АА100308 Престиж-Тур Санкт-Петербург номер в реестре: РН100225 Призма Тур Санкт-Петербург номер в реестре: РК100395 Примавера Санкт-Пе??ербург номер в реестре: НН100182 Примавера(гл.офис) Санкт-Петербург номер в реестре: КМ100111 Просто Отдых Санкт-Петербург номер в реестре: АВ100006 Профи Тур Санкт-Петербург номер в реестре: ЕР100174 Профсоюзная Туристская Компания Санкт-Петербург номер в реестре: ЕС100099 Пулково Тур Санкт-Петербург номер в реестре: ВС100436 Путеводная звезда (3 офиса) Санкт-Петербург номер­ в реестре: МА100392 Радуга - Магазин Горящих Путевок (3 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: АС100422 Радуга странствий Санкт-Петербург номер в реестре: КК100204 РВС Туристическая компания Санкт-Петербург номер в реестре: ТЕ100008 Реал Санкт-Петербург номер в реестре: ВТ100260 Ревью Санкт-Петербург номер в реестре: ТВ100323 Ревю Санкт-Петербург номер в реестре: ТЕ100282 Редут Санкт-Петербург номер в реестре: МЕ100099 Реки Тревел Санкт-Петербург номер в реестре: КМ100273 Релакс-Тур Санкт-Петербург номер в реестре: РК100380 Ренессанс Санкт-Петербург номер в реестре: СТ100196 Ринальди Санкт-Петербург номер в реестре: НС100213 Роза ветров  Санкт-Петербург Санкт-Петербург номер в реестре: АА100451 Рондо Санкт-Петербург номер в реестре: НЕ100305 РосИнТревел Санкт-Петербург номер в реестре: МВ100087 РОССА Санкт-Петербург номер в реестре: МС100436 Россита Санкт-Петербург номер в реестре: СМ100256 Росс тур  Санкт-Петербург номер в реестре: МА100313 ТурБанк Санкт-Петербург номер в реестре: РЕ100060 Тур Бутик Карамбель Санкт-Петербург номер­ в реестре: РЕ100259 Турбюро Дорога Санкт-Петербург номер в реестре: КР100424 Турвиль Санкт-Петербург номер в реестре: ЕМ100437 Туризм Отдых Санкт-Петербург номер в реестре: КС100224 Турин Санкт-Петербург номер в реестре: ЕК100083 ТУРисМИ  Санкт-Петербург номер в реестре: КТ100041 Туристическая компания RS-TOUR Санкт-Петербург номер в реестре: СМ100234 Туристическая Компания Головиной Санкт-Петербург номер в реестре: РК100241 Туристически Дом Визит горячие туры Санкт-Петербург номер в реестре: ТН100230 Туристический Клуб Ты-Турист Санкт-Петербург номер в реестре: ЕВ100416 Туристический союз Две Столицы Санкт-Петербург номер в реестре: КА100002] Туристическое агентство Июль Санкт-Петербург номер в реестре: АН100199 Туристическое агентство НАСТРОЕНИЕ Санкт-Петербург номер в реестре: СК100275 Тур Кафе Санкт-Петербург номер в реестре: АЕ100345 Туркафе СПБ Санкт-Петербург номер в реестре: ВС100297 Тур Клик Санкт-Петербург номер в реестре: ЕЕ100317 Тур Клуб Санкт-Петербург номер в реестре: ВВ100002 Тур Клуб СПб (2 офиса) Санкт-Петербург номер в­ реестре: НК100474Центральное бюро путешествий и экскурсий  Санкт-Петербурга Санкт-Петербург номер в реестре: КВ100362 Центр Путешествий Открытый Мир Санкт-Петербург номер в реестре: РТ100440 Экватор Санкт-Петербург номер в реестре: РС100363 Экипаж Санкт-Петербург номер в реестре: РН100419 Четыре сезона Санкт-Петербург номер в реестре: МТ100350 Чарли Тур Санкт-Петербург номер в реестре: ТС100154 Турагентство  Санкт-Петербург номер в реестре: ВВ100423 Лидер-Тим Санкт-Петербург номер в реестре: ТК100287 Фонтан Санкт-Петербург номер в реестре: НТ100382 Blue Eyes Санкт-Петербург номер в реестре: АЕ100242 Виепа ventura Санкт-Петербург номер в реестре: ЕС100079 Calipso Tour Санкт-Петербург номер в реестре: ВЕ100340 Canopus Санкт-Петербург номер в реестре: НС100326 CocoLoco Санкт-Петербург номер в реестре: РВ100309 COOPER&СО Санкт-Петербург номер в реестре: НМ100174 СВОИ Санкт-Петербург номер в реестре: ВМ100479 Сеть Магазинов Путёвок "ВСЕ ВКЛЮЧЕНО" офис на ст.м. КУПЧИНО Санкт-Петербург номер в реестре: АВ100456 Сеть Магазинов Путёвок "ВСЕ ВКЛЮЧЕНО"­ офис на ст.м СЕННАЯ пл. Санкт-Петербург номер в реестре: ЕН100197 EduTravel Санкт-Петербург номер в реестре: МА100228 Emotions Санкт-Петербург номер в реестре: КМ100482 Estate travel Санкт-Петербург номер в реестре: ЕМ100170 Eurotour Санкт-Петербург номер в реестре: КТ100485 Express Voyage Санкт-Петербург номер в реестре: СА100016 Fairy Travel Санкт-Петербург номер в реестре: НР100195 Felina Travel Санкт-Петербург номер в реестре: РМ100475 Азбука Туризма Санкт-Петербург номер в реестре: КК100129 АЗИМУТ Санкт-Петербург номер в реестре: ММ100007 Айтан Санкт-Петербург номер в реестре: СС100218 Аквамарин Санкт-Петербург номер в реестре: КЕ100248 Аквамарин Санкт-Петербург номер в реестре: СМ100007 Аквамарин-тур Санкт-Петербург номер в реестре: ЕН100189 Активные Каникулы-страхование (7 офисов) Санкт-Петербург номер в реестре: МС100010 Актив Тур Санкт-Петербург номер в реестре: СК100465 Алата-тревел Санкт-Петербург номер в реестре: РВ100233 АлексТревел (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: НТ100322 Аливект тур Санкт-Петербург номер в реестре: ЕК100144 Аллето­ Клуб Санкт-Петербург номер в реестре: АН100436 Алоха (4 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: ВМ100313 АЛТЭЛ ТУР Санкт-Петербург номер в реестре: ЕВ100077 Альбом Путешествий Санкт-Петербург номер в реестре: МР100482 Альмерия Санкт-Петербург номер в реестре: НС100228 Альтаир Санкт-Петербург номер в реестре: МА100230 Альтера Спб Санкт-Петербург номер в реестре: РЕ100067Выдано свидетельство о регистрации в Реестре ТА [как получить?] Альтернатива-Тур Санкт-Петербург номер в реестре: НВ100243 Альфа Вояж (3 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: МА100048 АльфаТур Санкт-Петербург номер в реестре: РС100064 АльфаТур Санкт-Петербург номер в реестре: НА100493 АЛЬЯНС АВИА Санкт-Петербург номер в реестре: АН100355 Альянс Трэвел Клаб Санкт-Петербург номер в реестре: СК100249 Ал'ЯнсТур Санкт-Петербург номер в реестре: АК100247 Амадей Вояж Санкт-Петербург номер в реестре: ЕВ100484 Амега Трэвел Санкт-Петербург номер в реестре: СВ100495 Аметист Санкт-Петербург номер в реестре: ВМ100490 АМЦ Freedom Travel Санкт-Петербург номер­ в реестре: СА100233 АНА+ Санкт-Петербург номер в реестре: СВ100173 АНАНАС (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: НН100383 Анима-Тур Санкт-Петербург номер в реестре: ЕМ100371 Аничков мост Санкт-Петербург номер в реестре: РР100363 АнЛайн Санкт-Петербург номер в реестре: РН100069 Анталия Магазин Горящих Путевок (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: АН100415Участник «Сети Магазинов Горящих Путёвок»  Санкт-Петербург номер в реестре: КА100497 МГП  Санкт-Петербург (м. Академическая) Санкт-Петербург номер в реестре: КС100404 МГП  Санкт-Петербург (м. Василеостровская) Санкт-Петербург номер в реестре: КВ100335 МГП  Санкт-Петербург (м. Выборгская) Санкт-Петербург номер в реестре: РВ100284 МГП  Санкт-Петербург (м. Гражданский пр-кт) Санкт-Петербург номер в реестре: КВ100470Участник «Сети Магазинов Горящих Путёвок» МГП  Санкт-Петербург (м.Кировский завод) Санкт-Петербург номер в реестре: АС100170 МГП  Санкт-Петербург ( м. Лесная) Санкт-Петербург номер в реестре: СР100449 МГП  Санкт-Петербург (м. Московская-2) (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: РВ100183 МГП­  Санкт-Петербург (м. Невский пр-кт.) Санкт-Петербург номер в реестре: МН100392 МГП  Санкт-Петербург (м. Новочеркасская) Санкт-Петербург номер в реестре: ВА100463 МГП  Санкт-Петербург (м.Петроградская) Санкт-Петербург номер в реестре: ММ100038 МГП  Санкт-Петербург (м. пл. Ленина) Санкт-Петербург номер в реестре: ВЕ100024 МГП  Санкт-Петербург (м.пр-т Просвещения) Санкт-Петербург номер в реестре: МА100441 МГП  Санкт-Петербург (м.пр-т Просвещения-2) (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: РВ100339 МГП  Санкт-Петербург (м. Пушкинская) (3 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: АА100474 МГП  Санкт-Петербург (м. Сенная площадь) Санкт-Петербург номер в реестре: АА100231 МГП  Санкт-Петербург (м. ул. Дыбенко) Санкт-Петербург номер в реестре: СТ100335 МГП  Санкт-Петербург (м.Чернышевская) Санкт-Петербург номер в реестре: ЕА100037 МГП  Санкт-Петербург ( пр-кт. Славы) Санкт-Петербург номер в реестре: ТЕ100365 Мегарон-плюс Санкт-Петербург номер в реестре: ВК100153 Мега-тур Санкт-Петербург номер в реестре: СК100500 Меридиан Санкт-Петербург номер в реестре: КЕ100041 Меридиан Санкт-Петербург номер­ в реестре: ТЕ100063 Метрополис Санкт-Петербург номер в реестре: ВР100108 Мечта-Тур Санкт-Петербург номер в реестре: ВТ100047 Миатрэвел (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: ЕА100049 МигомТур Санкт-Петербург номер в реестре: КЕ100002 Мизит Санкт-Петербург номер в реестре: НМ100417 МиКо Санкт-Петербург номер в реестре: НА100441 Микс-Трэвел Санкт-Петербург номер в реестре: КС100043 МИЛАМАРИС Санкт-Петербург номер в реестре: ВЕ100246 Мио Тур Санкт-Петербург номер в реестре: МС100394 Мир Без Границ Санкт-Петербург номер в реестре: РВ100402 МирТур Санкт-Петербург номер в реестре: СВ100302 Мистраль Санкт-Петербург номер в реестре: ЕК100072 Митра тур Санкт-Петербург номер в реестре: ВА100128 РоссТур Санкт-Петербург номер в реестре: НА100136 Роял Исраэль Санкт-Петербург номер в реестре: ЕН100473 РТК тур Санкт-Петербург номер в реестре: МА100211 Рубеж (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: ТВ100125 РУСКА Санкт-Петербург номер в реестре: ТА100127 РУССКАЯ ВОЛНА Санкт-Петербургно??ер в реестре: КМ100358 Русский Медведь Санкт-Петербург номер­ в реестре: НЕ100282 Русский тур Санкт-Петербург номер в реестре: АВ100173 Русский Хутор Санкт-Петербург номер в реестре: МК100326 Руссо Туристо Санкт-Петербург номер в реестре: МТ100217 Рустар СПб Санкт-Петербург номер в реестре: НК100147 Рэст-Сервис Санкт-Петербург номер в реестре: ВА100288 Салон Путешествий Премиум Санкт-Петербург номер в реестре: ЕС100226 Салон Путешествий "Тиберия" Санкт-Петербург номер в реестре: НС100139 Саммит груп Санкт-Петербург номер в реестре: СВ100230 Самолет Санкт-Петербург номер в реестре: КЕ100157 Самолёт Санкт-Петербург номер в реестре: ТА100246 Санвей Тревел Санкт-Петербург номер в реестре: ТР100110 Сандэй Санкт-Петербург номер в реестре: КТ100110  Санкт Вояж Санкт-Петербург номер в реестре: КТ100083 Санрайз Санкт-Петербург номер в реестре: ТЕ100316 Санрайз Санкт-Петербург номер в реестре: ЕТ100197 СанСтрим Санкт-Петербург номер в реестре: КС100445 Сантатур Санкт-Петербург номер в реестре: ТК100256 САН ТУР Санкт-Петербург номер в реестре: ТА100113 Сарк Санкт-Петербург номер в реестре: ТВ100184 Саут­ Тревел Санкт-Петербург номер в реестре: НС100007 Свадьба-Тур Санкт-Петербург номер в реестре: ЕВ100014 Топ Трипс Тур Санкт-Петербург номер в реестре: МК100202 "Топ Трипс Тур" Санкт-Петербург номер в реестре: НТ100261 Топ Тур Санкт-Петербург номер в реестре: МР100378 Тори-турс Санкт-Петербург номер в реестре: СА100036 Транзит-СВ Санкт-Петербург номер в реестре: РС100045 Транзит Тур Лайн Санкт-Петербург номер в реестре: ВМ100119 ТРАНСТУР ТРЕВЕЛ НОРД Санкт-Петербург номер в реестре: НР100015 Тревел Сервис Евро-Вояж Санкт-Петербург номер в реестре: РВ100094 Тропикана Санкт-Петербург номер в реестре: КС100430 Трэвелкафе (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: ЕМ100066 ТрэвелТурс Санкт-Петербург номер в реестре: ЕВ100446 Трэвел Хаус СПб Санкт-Петербург номер в реестре: РВ100092 Турагенство География Санкт-Петербург номер в реестре: КС100375 Турагенство Степановой Санкт-Петербург номер в реестре: ВЕ100082 Турагентство  Санкт-Петербург номер в реестре: ВВ100423 Турагентство География Санкт-Петербург номер в реестре: РЕ100200 Турагентство­ Дорофеевой Санкт-Петербург номер в реестре: ЕА100355 Финистерра Санкт-Петербург номер в реестре: СТ100356 Фишка Санкт-Петербург номер в реестре: ТЕ100390 Фокс Трэвел + Санкт-Петербург номер в реестре: ВВ100073 Фонтан Санкт-Петербург номер в реестре: НТ100382 Фортуна Санкт-Петербург номер в реестре: СР100024 Фортуна-Тур Санкт-Петербург номер в реестре: ММ100136 Франкотур Санкт-Петербург номер в реестре: КР100313 Холидей-Виллас.СПб Санкт-Петербург номер в реестре: ВН100410 Холидэй Санкт-Петербург номер в реестре: АВ100414 Христофор Тур (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: ЕМ100372 Хэппи Трэвэл Санкт-Петербург номер в реестре: МВ100237 ЦББ-туризм Санкт-Петербург номер в реестре: РР100028 Экрос Тревел Санкт-Петербург номер в реестре: СЕ100006 Тур Турыч Санкт-Петербург номер в реестре: ТЕ100141 Турфирма "АвиаТур" Санкт-Петербург номер в реестре: ЕМ100031 Турфирма Велес Санкт-Петербург номер в реестре: ТС100437 Чемодан Санкт-Петербург номер в реестре: КВ100428 ЭЙМ-ТРАВЕЛ Санкт-Петербург номер в реестре: ВТ100024 Эйч Тур Санкт-Петербург номер­ в реестре: АВ100452 Малина-Тур Санкт-Петербург номер в реестре: ВР100202 Манго Санкт-Петербург номер в реестре: ВК100208 Мандарин Санкт-Петербург номер в реестре: ЕК100452 Festivaltours Санкт-Петербург номер в реестре: ЕТ100360 FLAGMAN travel Санкт-Петербург номер в реестре: МК100057 Fremad Russia Санкт-Петербург номер в реестре: ТК100299 Fresco Tour Санкт-Петербург номер в реестре: МС100351 GO TRAVEL Санкт-Петербург номер в реестре: ЕК100136 Grand Travel Group Санкт-Петербург номер в реестре: РК100080 Hottey Tour Санкт-Петербург номер в реестре: КМ100435 HTL Санкт-Петербург номер в реестре: КЕ100418 HTS travel Санкт-Петербург номер в реестре: КР100124 Incentive & Corporate Events Санкт-Петербург номер в реестре: РТ100258 I.N.G. Premier Санкт-Петербург номер в реестре: ТР100140 In Rest Санкт-Петербург номер в реестре: МК100426 InTravelGroup Санкт-Петербург номер в реестре: МК100110 Itour АйТур (Обновление Петербург) Санкт-Петербург номер в реестре: РВ100244 KINFIA Санкт-Петербург номер в реестре: РА100025 Аина- тур Санкт-Петербург номер в­ реестре: КН100222 Авеню Санкт-Петербург номер в реестре: АВ100354 Авеню-тур Санкт-Петербург номер в реестре: ВА100176 Аверс Санкт-Петербург номер в реестре: АР100021 Авиатур Санкт-Петербург номер в реестре: МК100039 Авилона (3 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: КК100287 Ависента Санкт-Петербург номер в реестре: КТ100465 АВИТ Санкт-Петербург номер в реестре: НМ100191 Автограф Санкт-Петербург номер в реестре: НК100215 Авторитет-Тур Санкт-Петербург номер в реестре: АЕ100068 Агенство путешествий"Туризм Отдых" Санкт-Петербург номер в реестре: РВ100447 Агентство международного туризма и культуры Санкт-Петербург номер в реестре: АС100035 Агентство Нева Санкт-Петербург номер в реестре: РК100410 Агентство ПАФОС Санкт-Петербург номер в реестре: РВ100080 Агентство пляжного отдыха "Три пальмы" Санкт-Петербург номер в реестре: ЕС100356 Агентство путешествий "Жемчужина" (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: МВ100166 Агентство путешествий Моя планета Санкт-Петербург номер в реестре: АР100288 Агентство путешествий Стрекоза Санкт-Петербург номер­ в реестре: РС100212 Агентство путешествий Турист Санкт-Петербург номер в реестре: ВН100097 Агентство "Свелена-Тур" Санкт-Петербург номер в реестре: СВ100195 Агентство Транссервис-Нева СПб Санкт-Петербург номер в реестре: ВМ100468 Агентство Южный Ветер Санкт-Петербург номер в реестре: ММ100406 Аделанте Тревел Санкт-Петербург номер в реестре: ТР100435 Адриатика Санкт-Петербург номер в реестре: РВ100136 Адуко Тревел Санкт-Петербург номер в реестре: ТК100483 Загорелый пингвин Санкт-Петербург номер в реестре: АМ100224 ЗаграНицца Санкт-Петербург номер в реестре: СТ100450 ЗВЕРОБОЙ Санкт-Петербург номер в реестре: СЕ100162 Здоровье.Релакс Санкт-Петербург номер в реестре: ТН100226 Зебра Санкт-Петербург номер в реестре: ТН100142 Зеленая стрела Санкт-Петербург номер в реестре: МЕ100250 Зеленый Слон Санкт-Петербург номер в реестре: ЕА100149 Зелёный остров.ru Санкт-Петербург номер в реестре: ТН100065 Золотой ключ и Ко Санкт-Петербург номер в реестре: ЕВ100263 Иволга Санкт-Петербург номер в реестре: НН100373 Идеал-Инвест Санкт-Петербург номер в реестре: НА100498 ИЛАНА­ ТУР Санкт-Петербург номер в реестре: ВВ100206 Илиас-тур Санкт-Петербург номер в реестре: СЕ100336 Илиос Тревел Санкт-Петербург номер в реестре: СС100382 Империя Туризма Санкт-Петербург номер в реестре: ВЕ100491 Инжэкон-Трэвел Санкт-Петербург номер в реестре: КА100227 "Инста Тревел" Санкт-Петербург номер в реестре: ТР100230 Интер-Вояж Санкт-Петербург номер в реестре: ТТ100444 Интермедиус Санкт-Петербург номер в реестре: НС100392 Интер-Мейл Санкт-Петербург номер в реестре: МТ100371 Интурист Магазин Путешествий Санкт-Петербург номер в реестре: РА100038 Интурист СПБ Санкт-Петербург номер в реестре: РТ100089 Интурсервис Санкт-Петербург номер в реестре: КР100492 Инфинити (Горячие туры) Санкт-Петербург номер в реестре: МР100168 Информационно-Туристический Центр Курорты Кубани Плюс Санкт-Петербург номер в реестре: ЕС100444 Инфофлот Санкт-Петербург номер в реестре: ВС100008 Инэкско Вояж СПб Санкт-Петербург номер в реестре: КВ100074 ИП Соколова М.В. пл. Восстания Санкт-Петербург номер в реестре: НМ100144 ИРИС Санкт-Петербург номер в реестре: ВВ100446 Истина Санкт-Петербург номер­ в реестре: ТА100396 Итера Санкт-Петербург номер в реестре: АМ100462 ИТС - Тур Санкт-Петербург номер в реестре: ЕТ100005 Кантри Санкт-Петербург номер в реестре: КА100244 Каприкон Санкт-Петербург номер в реестре: МН100185 Кари Тур Санкт-Петербург номер в реестре: МН100410 Кармин Тревел Санкт-Петербург номер в реестре: НЕ100346 КаРос (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: СЕ100470 КАСКАД-ТУР Санкт-Петербург номер в реестре: МН100226 Кассы Горящих Туров Санкт-Петербург номер в реестре: СВ100339 Кастл Санкт-Петербург номер в реестре: КТ100288 Экспресс-Турне Санкт-Петербург номер в реестре: ЕВ100111 Экста Лтд Санкт-Петербург номер в реестре: КВ100157 Элан тур Санкт-Петербург номер в реестре: АТ100445 Элегия-Тревел Санкт-Петербург номер в реестре: РМ100207 Элепорт (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: КР100150 Элитар Вояж Санкт-Петербург номер в реестре: ТН100168 Элитар Тревэл Клаб Санкт-Петербург номер в реестре: СМ100466 ЭлитаТрэвэл Санкт-Петербург номер в реестре: НК100373 Эллинлайн Санкт-Петербург номер­ в реестре: СС100173 Маклай Санкт-Петербург номер в реестре: АТ100469 Марлин Санкт-Петербург номер в реестре: МА100499 Матисов домик Санкт-Петербург номер в реестре: СА100238 МАЯК Мои путешествия Санкт-Петербург номер в реестре: АМ100417 Мой мир Санкт-Петербург номер в реестре: ВТ100317 Мой тур Санкт-Петербург номер в реестре: НН100385 Мона Тур Санкт-Петербург номер в реестре: РС100159 Монэо Санкт-Петербург номер в реестре: ВМ100340 Море Солнца (12 офисов) Санкт-Петербург номер в реестре: СН100234 Море Туров Санкт-Петербург номер в реестре: КЕ100368 Морин-тур (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: КК100268 Морские и Воздушные Путешествия Санкт-Петербург номер в реестре: ТН100080 Моя планета Санкт-Петербург номер в реестре: СТ100172 Моя Планета Санкт-Петербург номер в реестре: ЕА100406 МТС-Тур Санкт-Петербург номер в реестре: РЕ100310 МТтревел  Санкт-Петербург номер в реестре: КЕ100373 Музей Санкт-Петербург номер в реестре: МЕ100186 Музыка путешествий Санкт-Петербург номер в реестре: СК100223 Мультитурист Санкт-Петербург номер­ в реестре: ТТ100192 На море! Санкт-Петербург номер в реестре: ТТ100085 Наутилус Санкт-Петербург номер в реестре: ВА100330 Наш город Санкт-Петербург номер в реестре: НА100388 НЕВА Санкт-Петербург номер в реестре: РР100231 НЕВА-Спасская часть Санкт-Петербург номер в реестре: АВ100269 Невская фиеста Санкт-Петербург номер в реестре: ВТ100028 Невские огни Санкт-Петербург номер в реестре: РР100230 Невские Сезоны Санкт-Петербург номер в реестре: ЕВ100305 Невский Альянс Санкт-Петербург номер в реестре: МР100096 Невский Гость Санкт-Петербург номер в реестре: ВР100318 Невский парадиз Санкт-Петербург номер в реестре: ТВ100377 Нега Санкт-Петербург номер в реестре: ВН100103 Немо Санкт-Петербург номер в реестре: СВ100475 Свобода Путешествий Санкт-Петербург номер в реестре: ММ100175 Морин-тур (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: КК100268 Морские и Воздушные Путешествия Санкт-Петербург номер в реестре: ТН100080 Моя планета Санкт-Петербург номер в реестре: СТ100172 СолоТур СПб Санкт-Петербург номер в реестре: ЕТ100181 СоляриС (2 офиса) Санкт-Петербург номер­ в реестре: НС100305 СВ ТУР Санкт-Петербург номер в реестре: АТ100171 Северная Корона Санкт-Петербург номер в реестре: ВК100185 Северная столица Санкт-Петербург номер в реестре: РМ100215 Северная Столица (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: АМ100126 Северное Сияние Санкт-Петербург номер в реестре: ВМ100473 Северный Тропик Санкт-Петербург номер в реестре: СЕ100084 Семь Футов Санкт-Петербург номер в реестре: МК100449 Семья Санкт-Петербург номер в реестре: МС100178 Сентре де Турс Санкт-Петербург номер в реестре: НН100117 СЗТ-проект Санкт-Петербург номер в реестре: КК100131 Сиерра Сан Трэвел (Росс Тур) Санкт-Петербург номер в реестре: НВ100432 Силена-Тур Санкт-Петербург номер в реестре: КТ100089 Сильная линия Санкт-Петербург номер в реестре: РМ100230 Синий Кит Санкт-Петербург номер в реестре: ТА100034 Сказка странствий Санкт-Петербург номер в реестре: МТ100153 СкайАльянс Санкт-Петербург номер в реестре: ТТ100146 Турландия Санкт-Петербург номер в реестре: ММ100095 ТурМалина Путешествия! Санкт-Петербург номер в реестре: СР100192 Турмир Санкт-Петербург номер­ в реестре: НА100232 Турне Санкт-Петербург номер в реестре: АВ100392 ТурПост Санкт-Петербург номер в реестре: МР100171 ТУРПРАКТИКА Санкт-Петербург номер в реестре: КР100121 Тур Профф Санкт-Петербург номер в реестре: ТН100064 Туртранс Санкт-Петербург номер в реестре: РС100425 Тур Тревэл Санкт-Петербург номер в реестре: РК100403 Шаг навстречу Санкт-Петербург номер в реестре: ТК100104 Шайн тур Санкт-Петербург номер в реестре: ТА100264 Ка-ir Санкт-Петербург номер в реестре: АР100436 Las Flores СПб Санкт-Петербург номер в реестре: КТ100431 LikesTravel Санкт-Петербург номер в реестре: ММ100450 Magic Life Tour Санкт-Петербург номер в реестре: РМ100236 Maili Ltd Санкт-Петербург номер в реестре: МК100425 Maris Tour Санкт-Петербург номер в реестре: ЕС100342 Maxitour Санкт-Петербург номер в реестре: ТС100380 Miracle travel (3 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: РК100070 Mir International Санкт-Петербург номер в реестре: СН100434 Mojito Tour Санкт-Петербург номер в реестре: СМ100356 MusicTours LTD Санкт-Петербург номер в реестре: СР100163 Neotour Санкт-Петербург номер­ в реестре: НА100192 New Travel System Санкт-Петербург номер в реестре: МТ100429 ООО "КТЦ"ГУЛЛИВЕР" Санкт-Петербург номер в реестре: ТВ100116 Optio Travel (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: НС100366 Owis Travel Санкт-Петербург номер в реестре: РК100333 Parus travel Санкт-Петербург номер в реестре: КР100042 Pegas Touristik (6 офисов) Санкт-Петербург номер в реестре: ЕА100167 Play Travel на Спортивной Санкт-Петербург номер в реестре: НМ100424 Real Tour Санкт-Петербург номер в реестре: АТ100374 RICH TRAVEL AGENCY Санкт-Петербург номер в реестре: АР100174 Rits Travel Санкт-Петербург номер в реестре: МВ100455 SaleTravel Санкт-Петербург номер в реестре: НВ100384 Sambada Travel Санкт-Петербург номер в реестре: СЕ100043 Societa Italia Санкт-Петербург номер в реестре: МК100499 Бюро Путешествий Вокруг Света Санкт-Петербург номер в реестре: КВ100005 Бюро путешествий Паритет Санкт-Петербург номер в реестре: ТЕ100077 Вальяж Тур Санкт-Петербург номер в реестре: МТ100185 Велена Тревел Санкт-Петербург номер­ в реестре: РН100400 Велес вояж Санкт-Петербург номер в реестре: ТН100454 Велл Санкт-Петербург номер в реестре: КК100481 Велл Санкт-Петербург номер в реестре: ЕА100140 Вербена Санкт-Петербург номер в реестре: ВВ100134 ВЕРСА Санкт-Петербург номер в реестре: МК100282 Весна Тревел Санкт-Петербург номер в реестре: ЕМ100232 Вест Тревел Санкт-Петербург номер в реестре: КН100161 Весь мир Санкт-Петербург номер в реестре: ТВ100223 Весь Мир Санкт-Петербург номер в реестре: АН100406 Ветер Странствий Санкт-Петербург номер в реестре: РА100290 Вива-Сити Спб Санкт-Петербург номер в реестре: НМ100361 Вива-Тур Санкт-Петербург номер в реестре: СМ100299 ВИД-Плюс Санкт-Петербург номер в реестре: РМ100174 Визит Плюс (оф.2) Санкт-Петербург номер в реестре: МА100130 Виктория Санкт-Петербург номер в реестре: СС100167 ВИМ Санкт-Петербург номер в реестре: ТН100487 Вип трэвел Санкт-Петербург номер в реестре: КР100295 Вип Трэвел Санкт-Петербург номер в реестре: НН100266 В.И.Тур Санкт-Петербург номер в реестре: СЕ100057 В мире фантазий -  Санкт-Петербург Санкт-Петербург номер­ в реестре: МВ100274 Вокруг Света Санкт-Петербург номер в реестре: РТ100066 Волшебный шар Санкт-Петербург номер в реестре: ВК100348 Восток-Запад Санкт-Петербург номер в реестре: СЕ100112 ВОтпуск Санкт-Петербург номер в реестре: АЕ100355 Вояж Петербург Санкт-Петербург номер в реестре: НА100353 Вояж Трэвел Санкт-Петербург номер в реестре: ТА100057 Всегда Лето Санкт-Петербург номер в реестре: ЕК100132 Вся Европа Санкт-Петербург номер в реестре: НС100333 ВЫСОТА Санкт-Петербург номер в реестре: ВТ100237 Вэлл Санкт-Петербург номер в реестре: НЕ100376 Вэл+тур (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: НР100404 Галактика Санкт-Петербург номер в реестре: АЕ100372 Гала-Тур (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: РК100156 Галерея Путешествий Санкт-Петербург номер в реестре: НТ100368 Галия Санкт-Петербург номер в реестре: АА100425 Гама Санкт-Петербург номер в реестре: НМ100357 Гарант-Трэвел Санкт-Петербург номер в реестре: НК100191 Гармония Санкт-Петербург номер в реестре: РА100381 ГЕОметрия Санкт-Петербург номер в реестре: КТ100122 ГЕРНИ­ Тревел Сервис Санкт-Петербург номер в реестре: НС100350 Герр Питер Санкт-Петербург номер в реестре: ВК100099 Гид по Миру / Горячие Туры Санкт-Петербург номер в реестре: РК100279 Гипермаркет путешествий Санкт-Петербург номер в реестре: МА100266 Гло-Бал Трэвэл СПб Санкт-Петербург номер в реестре: АА100006 Глобал Туризм Комьюникейшнс Санкт-Петербург номер в реестре: СВ100398 Глобус Тревел Санкт-Петербург номер в реестре: КВ100303 Глория Трэвел Санкт-Петербург номер в реестре: ЕК100023 Голд Резерв Санкт-Петербург номер в реестре: НТ100102 Голд Тур Санкт-Петербург номер в реестре: МА100474 Гольфстрим Санкт-Петербург номер в реестре: НН100257 Горизонт без границ Санкт-Петербург номер в реестре: ЕА100451 Городской Туристский Центр  Санкт-Петербурга Санкт-Петербург номер в реестре: КВ100451 Горячие туры Санкт-Петербург номер в реестре: НН100107 Горячие туры Санкт-Петербург номер в реестре: СВ100279 Горячие туры (Гостиный двор) Санкт-Петербург номер в реестре: КВ100243 Горячие Туры (Марис Тур) Санкт-Петербург номер в реестре: ЕЕ100316 Горячие туры (м. Василеостровская) Санкт-Петербург номер­ в реестре: КС100318 Горячие туры (м. Елизаровская) Санкт-Петербург номер в реестре: МА100224 Горячие Туры ( м. Старая Деревня) Санкт-Петербург номер в реестре: АВ100303 Горячие Туры – Озерки Санкт-Петербург номер в реестре: АС100481 Горячие Туры (Черная речка) (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: КС100080 Гранд+ Санкт-Петербург номер в реестре: ВК100027 Гранд Сити Санкт-Петербург номер в реестре: ЕК100437 ГрандТрипс Санкт-Петербург номер в реестре: ЕН100041 ГрандТурВояж (3 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: НА100462 Гранд Тур Вояж Санкт-Петербург номер в реестре: ВК100014 Гранит Санкт-Петербург номер в реестре: НВ100176 ГрейТур Санкт-Петербург номер в реестре: ТК100171 Грифон (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: ЕЕ100461 Да Винчи, м.пл.Восстания,м.Озерки (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: СС100198 Давранов тревел Санкт-Петербург номер в реестре: НР100194 Даймонд Трэвел Санкт-Петербург номер в реестре: МА100147 ОбратноТуда Санкт-Петербург номер в реестре: АК100057 Объединение РосБизнесТур Санкт-Петербург номер­ в реестре: ЕК100329 ОКЕАН ТУР СПБ Санкт-Петербург номер в реестре: МЕ100378 ОКей Тревел Санкт-Петербург номер в реестре: АР100262 Олимпикс Санкт-Петербург номер в реестре: РТ100444 Онега Санкт-Петербург номер в реестре: ЕВ100430 Оникс Санкт-Петербург номер в реестре: СВ100249 ООО "Авэкс Тур" (авторские экскурсии и туры) Санкт-Петербург номер в реестре: АК100289 ООО ТАЛИС Санкт-Петербург номер в реестре: СА100190 ООО"Туристская фирма БИПЛАН" Санкт-Петербург номер в реестре: РС100310 ООО "Элиада" Санкт-Петербург номер в реестре: РК100024 Опен Тур Санкт-Петербург номер в реестре: КЕ100059 Ориента Санкт-Петербург номер в реестре: ВС100456 Оскар трэвел Санкт-Петербург номер в реестре: НК100167 Остров Желаний Санкт-Петербург номер в реестре: ВР100369 От 6 до 16 Санкт-Петербург номер в реестре: ВТ100262 Отдых Без Границ Санкт-Петербург номер в реестре: ЕМ100335 ОТДЫХ. САЛОН ПУТЕШЕСТВИЙ Санкт-Петербург номер в реестре: РА100316 Открытие Тревел Санкт-Петербург номер в реестре: ВС100446 Отпуск (2 офиса) Санкт-Петербург номер­ в реестре: ВС100359 Палома Санкт-Петербург номер в реестре: КТ100013 Пальмас тур Санкт-Петербург номер в реестре: РН100375 Пальмира Санкт-Петербург номер в реестре: НК100306 Пальмира Тур Санкт-Петербург номер в реестре: ТР100045 Парадайз Сервис плюс Санкт-Петербург номер в реестре: АЕ100104 Парадиз-тур Санкт-Петербург номер в реестре: РЕ100422 Паралия Тур Санкт-Петербург номер в реестре: КР100058 Параллель Санкт-Петербург номер в реестре: ЕМ100497 СолоТур СПб Санкт-Петербург номер в реестре: ЕТ100181 СоляриС (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: НС100305 Скайтур (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: ММ100092 Скандинавия-Петербург (S.C.P) Санкт-Петербург номер в реестре: КВ100001 Скан Марин Тур Санкт-Петербург номер в реестре: РВ100109 Славянка Санкт-Петербург номер в реестре: АС100407 Слон Тур Санкт-Петербург номер в реестре: ТЕ100165 Смак-тревел Санкт-Петербург номер в реестре: СА100252 Смарт Трэвел Спб Санкт-Петербург номер в реестре: МК100005 СнобТур Санкт-Петербург номер в реестре: ЕЕ100120 Собрание Путешествий Санкт-Петербург номер­ в реестре: КЕ100382 Сокровища наций Санкт-Петербург номер в реестре: ЕН100368 Солар-Винтер Санкт-Петербург номер в реестре: ЕР100269 Солнечный берег Санкт-Петербург номер в реестре: МК100285 Солнечный круг Санкт-Петербург номер в реестре: ЕН100011 Солнечный тур Санкт-Петербург номер в реестре: ТТ100366 СолоТур СПб Санкт-Петербург номер в реестре: ЕТ100181 СоляриС (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: НС100305 Союз Санкт-Петербург номер в реестре: РР100279 Спектр Санкт-Петербург номер в реестре: ВР100293 СпецТурСПБ Санкт-Петербург номер в реестре: РС100217 СтарсТур Санкт-Петербург номер в реестре: СР100038 СТАТУС Санкт-Петербург номер в реестре: АМ100304 Сто Процентов (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: АА100066 Строка Санкт-Петербург номер в реестре: РН100232 Студия Лета Санкт-Петербург номер в реестре: АТ100329 Студия туризма Каравелла Санкт-Петербург номер в реестре: АН100268 Таис Санкт-Петербург номер в реестре: НК100038 Тамила Трэвел Санкт-Петербург номер в реестре: НТ100208 Тандем СПб Санкт-Петербург номер в реестре: НС100329 Твой­ мир Санкт-Петербург номер в реестре: АН100346 Терра Росси Санкт-Петербург номер в реестре: НР100312 Терция Санкт-Петербург номер в реестре: АР100453 Технологии Туризма Санкт-Петербург номер в реестре: ЕА100119 Технологии удобства Санкт-Петербург номер в реестре: ТТ100062 ТИС-СПб Санкт-Петербург номер в реестре: АЕ100210 ТК Тур Лайт Санкт-Петербург номер в реестре: АС100137 Топ-Тревел Менеджмент Санкт-Петербург номер в реестре: РВ100259 Экси-Тур Санкт-Петербург номер в реестре: АМ100069 Эксклюзив Тур Санкт-Петербург номер в реестре: РВ100289 Экскурсионный центр Ева Санкт-Петербург номер в реестре: СВ100014 ЭКСПЕРТ Санкт-Петербург номер в реестре: КС100023 ЯОтдыхаЮ Санкт-Петербург номер в реестре: АР100212 Тандем СПб Санкт-Петербург номер в реестре: НС100329 Твой мир Санкт-Петербург номер в реестре: АН100346 Терра Росси Санкт-Петербург номер в реестре: НР100312 МАРАКАС Санкт-Петербург номер в реестре: МС100376 SoLuxTour (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: СК100378 Solyanka Travel Санкт-Петербург номер в реестре: АК100296 STP­ travel Санкт-Петербург номер в реестре: АР100221 STP Travel Санкт-Петербург номер в реестре: КР100067 Stravel Санкт-Петербург номер в реестре: ТС100005 Sunny Days Tour Санкт-Петербург номер в реестре: ЕТ100367 Sunny-Travel Санкт-Петербург номер в реестре: ЕС100243 Taler Travel Санкт-Петербург номер в реестре: СВ100149 Tour Outlet Санкт-Петербург номер в реестре: СВ100418 Travel Point Санкт-Петербург номер в реестре: КЕ100309 TRAVEL SEASONS Санкт-Петербург номер в реестре: МС100208 Travel Smart Санкт-Петербург номер в реестре: РС100161 TRAVEL UNITED  Санкт-Петербург номер в реестре: ЕС100490 TripTravel Санкт-Петербург номер в реестре: НК100363 USM Санкт-Петербург номер в реестре: РР100407 VIATOUR Санкт-Петербург номер в реестре: НН100372 VIPtour Санкт-Петербург номер в реестре: АТ100320 VISTA на Думской Санкт-Петербург номер в реестре: НТ100406 Vita Travel Санкт-Петербург номер в реестре: СС100422 WEEKEND TRAVEL Санкт-Петербург номер в реестре: ЕЕ100134 YVI-Travel Санкт-Петербург номер в реестре: НА100295 Zebra-Travel Санкт-Петербург номер­ в реестре: АВ100287 ААС-Транзит Санкт-Петербург номер в реестре: ВС100082 Авантаж Санкт-Петербург номер в реестре: ЕЕ100083 Аванта-тур Санкт-Петербург номер в реестре: ТК100034 Авантур Санкт-Петербург номер в реестре: ТЕ100364 Дали. Бюро путешествий Санкт-Петербург номер в реестре: ВТ100272 Дали-Тур (3 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: РЕ100393 Дасси Санкт-Петербург номер в реестре: СТ100334 Два билета в лето Санкт-Петербург номер в реестре: РН100063 Деловая волна Санкт-Петербург номер в реестре: ТР100278 Денима-Тур Санкт-Петербург номер в реестре: МК100492 ДеРифТур Санкт-Петербург номер в реестре: ТМ100222 Детский отдых СПб Санкт-Петербург номер в реестре: КТ100486 Диалог Санкт-Петербург номер в реестре: РМ100486 Диво-тур Санкт-Петербург номер в реестре: РЕ100465 Диманш Трэвел Санкт-Петербург номер в реестре: МЕ100034 ДИОЛ Санкт-Петербург номер в реестре: ЕК100319 Дисконт-Тур (9 офисов) Санкт-Петербург номер в реестре: СТ100437 Ди-ТУР Санкт-Петербург номер в реестре: ЕА100069 Доктор Трэвел Санкт-Петербург номер в реестре: КН100156 Дон­ Туристо Санкт-Петербург номер в реестре: ТТ100100 Дороги Мечты Санкт-Петербург номер в реестре: НТ100280 Дрим Турс Санкт-Петербург номер в реестре: КТ100180 ДТО Санкт-Петербург номер в реестре: ТС100052 Д-Тур Санкт-Петербург номер в реестре: СМ100441 Дункан Трэвэл Санкт-Петербург номер в реестре: АТ100286 ДЭНИДЭН Санкт-Петербург номер в реестре: НР100070 Дюна Санкт-Петербург номер в реестре: СН100500 ЕврАзия Тур Санкт-Петербург номер в реестре: АК100091 Евро-Азия Санкт-Петербург номер в реестре: АК100164 Евротур Санкт-Петербург номер в реестре: МН100142 Единый Курортный Центр Санкт-Петербург номер в реестре: КМ100190 Единый Туристический Центр Санкт-Петербург номер в реестре: ТМ100215 Единый Центр Горящих Путевок Конус Тревел (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: ЕК100127 Единый Центр Путевок Санкт-Петербург номер в реестре: МН100220 Единый Центр Путешествий Санкт-Петербург номер в реестре: АС100308 Е-тур Санкт-Петербург номер в реестре: КМ100366 Жанна-тур Санкт-Петербург номер в реестре: СК100017 Жара Санкт-Петербург номер в реестре: НК100323 Жар-Птица­ Тур Санкт-Петербург номер в реестре: МВ100294 Жасмин Тур Санкт-Петербург номер в реестре: СВ100250 КАС тур Санкт-Петербург номер в реестре: ТТ100488 Квазар Санкт-Петербург номер в реестре: АК100157 Кволити Трэвел Санкт-Петербург номер в реестре: ТВ100237 КикТур Санкт-Петербург номер в реестре: АМ100345 Классик Трэвел Северо-Запад Санкт-Петербург номер в реестре: СК100159 Классический  Санкт-Петербург Санкт-Петербург номер в реестре: ТС100497 Клик-тур Санкт-Петербург номер в реестре: НК100076 Клуб Путешествий Санкт-Петербург номер в реестре: МВ100401Дилер Сети «ТБГ. Туристические бренды» Клуб путешествий «ОТДЫХ-ТУР» Санкт-Петербург номер в реестре: НС100332 Клуб путешествий Советский Санкт-Петербург номер в реестре: НР100486 Клуб русско-итальянской дружбы Санкт-Петербург номер в реестре: КС100112 Клуб Твое Путешествие Санкт-Петербург номер в реестре: НА100374 Коала-тур Санкт-Петербург номер в реестре: ВС100325 Коллекция Путешествий Санкт-Петербург номер в реестре: НК100285 Компания Биг Бэн Санкт-Петербург номер в реестре: ??В100140 Константа (2­ офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: МА100337 Константа Озерки (3 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: АН100195 Конструктор путешествий Санкт-Петербург номер в реестре: АЕ100251 Континент Тревел Санкт-Петербург номер в реестре: РР100207 Континент-Тур Санкт-Петербург номер в реестре: МН100153 Конти-плюс Санкт-Петербург номер в реестре: СА100312 КонТурБалт Санкт-Петербург номер в реестре: НА100357 Коста-тур (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: РМ100008 Кристалл Тур Санкт-Петербург номер в реестре: РК100488 Кругосвет Санкт-Петербург номер в реестре: АТ100288 Круизная компания Санкт-Петербург номер в реестре: НВ100102 Купчино тур Санкт-Петербург номер в реестре: НК100315 «Курортное агентство «Здоровье» Санкт-Петербург номер в реестре: АМ100492 Курортный Отдых СПб Санкт-Петербург номер в реестре: ЕМ100322 Лада Санкт-Петербург номер в реестре: КС100165 Ладога-тур Санкт-Петербург номер в реестре: ЕС100436 Лайн Вояж Санкт-Петербург номер в реестре: ЕА100335 Ларус Санкт-Петербург номер в реестре: АВ100346 Легенда Санкт-Петербург номер­ в реестре: ЕР100256 ЛЕНКОНЦЕРТ-ТУР Санкт-Петербург номер в реестре: РМ100029 Ленсей (оф.2) Санкт-Петербург номер в реестре: КВ100138 Лента Путешествий Санкт-Петербург номер в реестре: НЕ100194 Ле Солей Санкт-Петербург номер в реестре: ММ100059 Лети Лепесток (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: РТ100178 ЛетоЛето Санкт-Петербург номер в реестре: ММ100452 ЛетТур Санкт-Петербург номер в реестре: АН100392 Лефер Санкт-Петербург номер в реестре: РА100206 Лидер-Тим Санкт-Петербург номер в реестре: ТК100287 Лори-Тур Санкт-Петербург номер в реестре: КН100466 Магазин Горящих Петевок Санкт-Петербург номер в реестре: ЕЕ100285 Магазин Горящих путевок Санкт-Петербург номер в реестре: НТ100252Участник «Сети Магазинов Горящих Путёвок» Магазин Горящих Путевок Колпино Санкт-Петербург номер в реестре: РА100394 Магазин горящих путевок м. Пионерская Санкт-Петербург номер в реестре: ТР100269 Магазин горящих путевок м. пл. Востания Санкт-Петербург номер в реестре: ТС100222 Магазин горящих путевок м. пр-т. Большевиков Санкт-Петербург номер в реестре: КТ100309 Магазин­ Горящих Путевок (м.Технологический институт) Санкт-Петербург номер в реестре: ВЕ100050 Магазин Горящих Путевок "Турагенство "YouLOveTravel" Санкт-Петербург номер в реестре: СА100073 Магазин Хороших Путевок Санкт-Петербург номер в реестре: СС100385 МАГЕЛЛАН тур Санкт-Петербург номер в реестре: ТВ100011 Максимум Тревел Санкт-Петербург номер в реестре: СА100205 Малина-Тур Санкт-Петербург номер в реестре: ВР100202 Манго Санкт-Петербург номер в реестре: ВК100208 Мандарин Санкт-Петербург номер в реестре: ЕК100452 МАРАКАС Санкт-Петербург номер в реестре: МС100376 Турфирма Монблан (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: ТА100070 Турфирма Море Отдыха Санкт-Петербург номер в реестре: МВ100312 Турфирма ТМТ Санкт-Петербург номер в реестре: МТ100107 Турфирма Третья Планета Санкт-Петербург номер в реестре: ЕС100385 Турфирма ТУРСФЕРА (8 офисов) Санкт-Петербург номер в реестре: МА100289 Турфирма Яркое Путешествие Санкт-Петербург номер в реестре: МТ100112 ТурХаус (TourHouse) Санкт-Петербург номер в реестре: ТЕ100047 Турцентр Союз Санкт-Петербург номер­ в реестре: КН100055 Тур Шоп Санкт-Петербург номер в реестре: ВН100375 Удачный тур Санкт-Петербург номер в реестре: ЕЕ100386 Ультратур-экспресс Санкт-Петербург номер в реестре: АК100041 Успешный Тур Санкт-Петербург номер в реестре: ЕН100422 Фабрика Туров Санкт-Петербург номер в реестре: СМ100006 Фаворит Санкт-Петербург номер в реестре: ТР100479 Файв тревел Санкт-Петербург номер в реестре: СА100083 Фелина Санкт-Петербург номер в реестре: МВ100059 Феличита Санкт-Петербург номер в реестре: НС100019 Феличита Санкт-Петербург номер в реестре: КТ100212 Феном-Тур Санкт-Петербург номер в реестре: ЕТ100315 Фея странствий Санкт-Петербург номер в реестре: СВ100132 Философия Туризма Санкт-Петербург номер в реестре: АК100424 Центр Туризма Санкт-Петербург номер в реестре: ТВ100171 ЦИП Санкт-Петербург номер в реестре: МС100134 ЦТС-тур Санкт-Петербург номер в реестре: РВ100375 Чайка Трэвел энд Консалтинг(Caika). Швейцарский клуб Санкт-Петербург номер в реестре: СМ100364 Швейцарский туристическийс сервис Луазе Блю Санкт-Петербург номер в реестре: ЕР100388 ТУРман Санкт-Петербург номер­ в реестре: ТС100185 ЭГО-ТУР Санкт-Петербург номер в реестре: ВТ100298 Эдэм (2 офиса) Санкт-Петербург номер в реестре: РТ100272 ЭККОн- тур  Санкт-Петербург  номер в реестре : МТ100564 Из-за огромного разнообразия туристических агентств возникает огромная конкуренция между ними, а в условиях рыночной экономики и вдобавок кризиса. Все компании пойдут на всё ради того что бы «выжить». Некоторые из этих компаний через некоторое время объединятся, некоторые будут некое время работать в ущерб себе что бы их прямой конкурент перестал существовать, и компания спокойно смогла бы занять его нишу. Но на количество продаж и выручку сильно влияет то, что по каким направлениям занимается продвижением туристическое агентство.

И.И. Ивкин: с этой женщиной не знаком, ни в каких отношениях с ней не состою. Раньше никогда не видел.

Подозреваемый: Ивкин И.И. Ивкин

Т.П. Курицына: с этим мужчиной не знакома, ни в каких отношениях с ним не состою, впервые увидела его 1 января 2015 г. около 15 часов возле входа в свой подъезд, когда он сбил меня с ног.

Свидетель: Курицына Т.П. Курицына

Об обстоятельствах, для выяснения которых проводится очная ставка, допрашиваемые лица показали следующее.

Вопрос дознавателя свидетелю Т.П. Курицыной: Расскажите, пожалуйста, что произошло 1 января 2015 г. около 15 часов возле вашего подъезда.

Т.П. Курицына: 1 января 2015 г. около 15 часов я возвращалась домой из поликлиники, когда подошла к подъезду, дверь резко распахнулась, и прямо на меня выскочил мужчина, который сейчас сидит напротив меня и на которого я ранее указала на опознании. В руках у него была меховая шапка, одной рукой он держался за шею. Он меня толкнул, я упала прямо на асфальт. Когда он на меня налетел, то сам чуть не упал, взмахнул руками, и я увидела, что шея у него в крови. Я закричала, затем из подъезда выбежал мой сосед по лестничной площадке Сидоров Володя, он помог мне подняться, усадил на лавочку у подъезда, успокаивал меня. Володя рассказал, что его только что ограбили. Сумку с деньгами и документами он сумел отстоять, а вот шапки своей лишился. Этот негодяй его еще в грудь ударил. Володя, когда из подъезда выбежал, за грудь держался.

Свидетель: Курицына Т.П. Курицына

Вопрос дознавателя подозреваемому И.И. Ивкину: Вы подтверждаете показания свидетеля Курицыной Татьяны Павловны?

И.И. Ивкин: Нет, не подтверждаю. Ты, старая, очки свои протирай хоть иногда. Кого ты там видела, я не знаю, но точно не меня.

Подозреваемый: Ивкин И.И.Ивкин

Вопрос дознавателя к допрашиваемым лицам: Имеются ли у вас вопросы друг к другу?

И.И. Ивкин: Нет.

Подозреваемый: Ивкин И.И. Ивкин

Т.П. Курицына: А вот у меня есть вопросы. Это ты меня "старой" назвал? Я заслуженный человек, всю жизнь на заводе проработала, честно копейку на хлеб зарабатывала, чужого в жизни не брала. Думаешь, я слепая? Тебя и Володя видел, и дворник наш Мансур, и Петровна со второго этажа из окна смотрела, и еще люди. Все видели, как ты меня, пожилого человека, чуть не угробил. А если б я себе что-нибудь сломала? Мы все в милицию придем, все тебя опознаем! А на шее у тебя чего? Может, по деревьям лазил? Жалко, Володька тебя только поцарапал, надо было тебе холку намылить, как положено, чтоб знал, как грабить и пожилых людей обижать! И шапку Володькину я у тебя в руках видела, и не я одна. Товарищ милиционер, Вы в протокол занесите, как он меня "старой" обозвал, пусть в суде послушают, пусть знают, кого судят.

Свидетель: Курицына Т.П. Курицына

И.И. Ивкин: Ладно, не кипятись, пошутил я. Да и не хотел я тебя трогать, случайно это вышло.

Подозреваемый: Ивкин И.И. Ивкин

Т.П. Курицына: Ты мне не "тыкай"! Я тебе в матери гожусь. Случайно, говоришь, меня толкнул, может, и шапка Володина у тебя в руках случайно оказалась, и не бил ты его вовсе, и не грабил?

Свидетель: Курицына Т.П. Курицына

И.И. Ивкин: Ну, было.

Подозреваемый: Ивкин И.И. Ивкин

Вопрос дознавателя И.И. Ивкину: Поясните, пожалуйста, что вы имеете в виду.

И.И. Ивкин: Ну, взял я шапку. Хотел сначала борсетку отнять, да этот вцепился в нее, как клещ. Я слышу, кто-то наверху лифт вызвал, сейчас спустятся, я шапку с него сдернул и побежал.

Подозреваемый: Ивкин И.И. Ивкин

Вопрос дознавателя И.И. Ивкину: Вы били потерпевшего?

И.И. Ивкин: Да так, ткнул раз кулаком, для острастки.

Подозреваемый: Ивкин И.И. Ивкин

Вопрос дознавателя И.И. Ивкину: Вы признаете себя виновным в совершении данного грабежа?

И.И. Ивкин: Да.

Подозреваемый: Ивкин И.И. Ивкин

Вопрос дознавателя И.И. Ивкину: Когда Вы выбежали из подъезда, Вы сбили с ног женщину?

И.И. Ивкин: Да, но это, правда, случайно. Она прямо передо мной оказалась, я не успел отскочить.

Подозреваемый: Ивкин И.И. Ивкин

Вопрос дознавателя И.И. Ивкину: Почему вы совершили грабеж?

И.И. Ивкин: Я накануне в карты сильно проигрался. Долг надо было вернуть.

Подозреваемый: Ивкин И.И. Ивкин

Вопрос дознавателя к допрашиваемым лицам: Желаете ли вы дополнить данные вами показания?

И.И. Ивкин: Я все сказал.

Подозреваемый: Ивкин И.И. Ивкин

Т.П. Курицына: Нет.

Свидетель: Курицына Т.П. Курицына

Ими становились и некоторые места в бассейне Дона.Но массового заселения районов, откуда совсем недавно ушли славяне, спасаясь от кочевников, не произошло. Новые пришельцы обос-новались главным образом на реке Воронеж. В более южных районах их почти не было. В XI — первой половине XIII веков здесь проживали лишь незначительные группы древнерусского населения — на Дону и его притоках, к юго-востоку от реки Воронежа. Это так называемые бродники, о которых неоднократно упоминают русские летописи.Среди бродников были не только русские, но и выходцы из других народов, обитавших в разное время в степи и лесосте-пи (аланы, болгары, печенеги, половцы) и в силу каких-то обстоятельств порвавших со своими племенами и ордами. Правда, русское население среди бродников явно преобладало, хотя в их материальной культуре заметно влияние и кочевнических традиций (например, отопительные сооружения в жилищах в виде очагов).Поселения бродников обнаружены на Дону, в низовьях Воронежа (на левом низком берегу), на Битюге. Количество их невелико. Но будущие археоло-гические исследования донской территории, возможно, и увеличат их число. Поселения не-большие по площади, расположены в поймах рек, на дюнных возвышенностях или на невысо-ких террасах, без каких-либо укреплений. Одно из них — на южной окраине города Воронежа на низком левом берегу реки, напротив Шиловского леса, известно в литературе как Шилов-ское поселение (раскопки экспедиции ВГУ под руководством А. Д. Пряхина). Сейчас оно за-лито водами Воронежского водохранилища. Это был совсем небольшой поселок, при его рас-копках обнаружено несколько полуземляночных жилищ столбовой конструкции с очагами. Найдены различные орудия труда из железа (ножи, скобели, серпы, рыболовные крючки), украшения из стекла и бронзы, обломки древнерусских браслетов, оружие (наконечники стрел, сулиц), различные бытовые предметы: кресала для получения огня, ключи от замков, горшки (рис. 66; 67, 1, 2). И стеклянные изделия, и бронзовые предметы, {266} конечно, не местного производства. Попали они сюда вместе с людьми, которые поселились здесь в начале XII века. Жизнь на Шиловском поселении продолжалась с небольшими перерывами с XII до начала XV веков, но к XII—XIII векам относятсяРис. 66. Предметы материальной культуры древне-русского времени:1 — скобель, 2 — гвоздь, 3 — гвоздодер, 4 — кресало, 5 — рыболовное грузи-ло, 6 — обломок браслета, 7 — бусина (1—4 — железо, 5 — глина, 6—7 — стекло). {267}Рис. 67. Древнерусская керамика (1, 2) и железная коса (3). {268}лишь шесть полуземлянок, существо-вавших в разное время. Две-три полуземлянки, две-три семьи — вот и весь поселок, а точнее, хуторок, жители которого ловили рыбу, выращивали хлеб, разводили скот, охотились. Зате-рявшегося в лесах, его не трогали половцы. Может быть, еще и потому, что сами жители избе-гали конфликтов с кочевниками.Поселков, аналогичных Шиловскому, в низовьях реки Воро-нежа выявлено еще несколько: у села Таврова (недалеко от плотины Воронежского водохрани-лища); напротив главного корпуса университета «Университетское поселение») и дру-гие.Севернее реки Воронежа, в верховьях Дона располагались земли Черниговского и Рязан-ского княжеств, история которых достаточно хорошо и полно изложена в книгах русских и со-ветских ученых. Нет смысла пересказывать их, лишь добавим, что река Воронеж, за исключе-нием ее верхнего течения, не входила ни в Черниговские, ни в Рязанские земли, хотя не ис-ключено, что рязанские князья претендовали на владения Воронежем на всем ее протяже-нии.***Мы уже приводили пример о битве на реке Колокше рязанской и владимирской дру-жин. Рязанский князь Глеб, братья его жены Мстислав и Ярополк были разбиты владимирским князем Всеволодом, вошедшим в историю как Всеволод Большое Гнездо. Ярополк бежал с по-ля брани, но Всеволод потребовал от рязанцев выдать ему Ярополка.Лаврентьевская летопись сообщает об этом событии следующее: «А по Ярополка посла глаголя рязанцем: «вы имете нашего ворога, али иду к вам». Жители Рязани не были готовы к отпору, да и Ярополком они, вероятно, не очень дорожили. «Рязанцы же здумаша, рекуще, князь наш и братья наши погыбли и чужем князи, ехавше Воронеж яша его сами и приведоша его Володимер».Итак, на страницах летописи впервые упоминается слово «Воронеж».В другом летописном своде (Никоновском) эти же {269} события изложены более подробно: «Выдайте ми врага моего шурина Глебова, князя Ярополка Ростиславовича; сице не сотворите ми тако, иду бо на вас со многими воинст-вы». Резанци же реша в себе, глаголюще: «сих ради князей Ростиславичев и нашим князем беда бысть и изгибоша; идем убо в Воронож и имем его», отбежа бо князь Ярополк Ростиславович в Воронож, и тамо прехожаше от града во град, от многие печали и скорби не ведый себя камо ся дети. И тако шедше в Воронож, изымаша его, и ведоша в Володимер ко князю Всеволоду Юрь-евичу; он же повеле взяти его у них и всажен бысть к прочим».Слово «Воронож» вызвало дис-куссию среди ученых: что имел в виду летописец: город, или реку, или область? Попытаемся высказать на этот счет свои предположения. Во-первых, полностью присоединяемся к тем ис-следователям, которые считают, что в летописи речь идет о Воронеже (независимо о реке, го-роде или области), находившемся в пределах Рязанского княжества, иначе как бы жители Ряза-ни могли взять не очень-то любимого ими родственника князя и отдать его в руки Всеволода. Во-вторых, Никоновская летопись (которая считается более подробной) как бы поясняет чита-телям, что Ярополк не только бежал «в Воронож», но и «тамо прехожаше от града во град». На наш взгляд, это дополнение снимает ряд вопросов. Очевидно, что речь идет о реке, на которой имеются «грады». И совершенно не исключено, что среди них был и «град» под названием Во-ронеж (Вороняж, Воронож). В таком случае, где он мог располагаться? И где те «грады», в ко-торых мог быть Ярополк, и о которых пишет летописец? Другие письменные источники, кото-рые бы проливали свет на Воронеж XII века, к сожалению, пока неизвестны.Прежде всего, по-селения бродников вряд ли могли служить пристанищем для Ярополка, да и не их имел в виду летописец, сообщая о его переходе «от града во град». Под «градом» в Древней Руси подразу-мевалось, как правило, поселение, расположенное на высоком месте и имеющее оборонитель-ные укрепления (городища).По нашему мнению, город Воронеж мог стоять только на реке Во-ронеж, а не на Дону, как к этому {270} склоняются некоторые исследователи. В частности, по-явилось мнение о тождестве летописного Воронежа с древнерусским городищем XII—XIII ве-ков в городе Семилуки Воронежской области. Сам по себе это очень интересный древнерус-ский памятник. В последние годы здесь ведутся широкие раскопки экспедицией ВГУ под ру-ководством А. Д. Пряхина и М. В. Цыбина.Семилукское городище расположено на высоком (около 45 метров) мысу правого берега реки Дона, на северной окраине города. С напольной стороны имеются вал и ров. Здесь люди поселились еще в конце III тысячелетия до н. э., затем был поселок в I тысячелетии до н. э. Славяне основали укрепленное поселение (городище-убежище) в IX—Х веках, а в эпоху Древней Руси в XII—XIII веках здесь существовал горо-док, вокруг которого вырос посад.На городище в настоящее время вскрыта значительная пло-щадь. Изучены жилые, хозяйственные постройки, целые усадьбы древнерусского времени. Во время раскопок собрана интересная коллекция древнерусской керамики, в том числе с клейма-ми мастеров. Обнаружено большое количество изделий из железа (ножи, ключи, скобы, гвозди, рыболовные крючки, кресала и другие предметы), цветных металлов (витые и пластинчатые браслеты, перстни, подвески), обломки стеклянных браслетов. В древнерусской коллекции Семилукского городища имеются и вещи, изготовленные в Западной Европе и в Византии.В целях отождествления Семилукского городища с летописным Воронежем приводится сообще-ние венгерского монаха Юлиана о том, что часть войск монголо-татар накануне нападения на Рязанское княжество осенью 1237 года «остановилась против реки Дона близ замка Ovcheruch также княжества русских». В другом списке сочинения Юлиана замок назван Orgenhusin. Вен-герский ученый Л. Бендефи перевел название совершенно, на наш взгляд, произвольно как «Воронеж», а автор русского перевода Юлиана С. А. Аннинский согласился с этим мнением, написав: «близ замка Воронеж» (Аннинский С. А. Известия венгерских миссионеров XIII—XIV вв. о татарах и Восточной Европе. В кн.: Исторический архив, т. III, М., 1940, с. 86). {271}Кроме того, из сообщения никак не вытекает, что замок Воронеж находится на Дону, а не на Воронеже, так как фраза «...против реки Дона» не означает, что войска Батыя стояли на пра-вом берегу реки Воронежа, то есть в воронежско-донском междуречье. В таком случае монго-ло-татары именно отсюда могли начать движение на северо-восток, в пределы Рязанского кня-жества, уничтожить древнерусский городок на месте Семилукского городища и устремиться дальше на запад, в пределы Черниговской земли. Но подобного не произошло. Юлиан не со-общает, что монголо-татары взяли Ovcheruch. Молчат и русские летописи о движении Батыя осенью 1237 года на Русь именно из этого района. Если следовать сообщениям того же Юлиа-на, войска Батыя были сосредоточены в левобережье реки Воронежа, у впадения ее в Дон. Кстати, на высоком правом берегу Воронежа в его нижнем течении неизвестны древнерусские городки, которые выполняли бы роль сторожевых крепостей. Вероятно, отсюда, из низовьев реки Воронежа монголо-татары (если они вообще там были) по левому берегу реки могли дой-ти до верховьев ее, откуда и начался их завоевательный поход на Рязанское княжество. Эти со-бытия и нашли отражение в летописи и в других источниках. А Семилукское городище было сожжено монголо-татарами, вероятно, в следующем, 1238 году, когда орды Батыя после разо-рения Северо-Восточной Руси двинулись на юг, в половецкие степи.И еще одно обстоятель-ство необходимо иметь в виду при использовании сочинения Юлиана для серьезных историче-ских обобщений. Некоторые сообщения Юлиана, в том числе и о размещении войск Батыя накануне их вторжения на Русь, не являются результатом его личного наблюдения, они полу-чены от людей, бежавших от монголо-татарского погрома. «Как передавали нам словесно сами русские, венгры и болгары, бежавшие от татар», — пишет Юлиан. Такого рода сообщения, естественно, вызывают и определенное недоверие. Были ли вообще монголо-татарские войска перед их вторжением на Рязанское княжество в низовьях реки Воронежа «против реки Дона» и был ли замок по имени Ovcheruch? Мнение {272} Юлиана, не подтвержденное другими источ-никами того времени, должно использоваться крайне критически. Не случайно во многих ра-ботах, посвященных монголо-татарскому нашествию на Русь, данные Юлиана почти не при-влекаются и речь ведется не о городе (замке), а о реке Воронеже.В некоторых древних источ-никах, где рассказывается о первых столкновениях рязанских князей с монголо-татарами, го-ворится, что «...придоша из восточной страны на Рязанскую землю лесом татары, с царем их Батыем, и пришедше стали станом на Онозе и взяли ее и сожгли». И далее излагаются события, связанные с завоеванием Рязанской земли. Как видим, упомянут еще один пункт в южном, а точнее, юго-восточном пограничье Рязанского княжества.«Оноза» была сожжена, ее характер и точное местонахождение неясны. Рязанцы вышли на битву с противником, как гласят все ле-тописи, к границам своей земли, на реку Воронеж (в начале XIII века она была пограничной рекой Рязанского княжества).Мы не пытаемся выяснить, что означает летописная «Оноза». К сожалению, источников для решения этого вопроса очень мало. Но отметим, что отождеств-лять Онозу и летописный Воронеж и считать сведения об Онозе как бы продолжением изве-стий о летописном Воронеже нет никаких оснований. Летописец не мог в одном месте назвать город «Воронеж», а в другом — «Оноза». Скорее всего, прав воронежский историк профессор В. П. Загоровский, когда пишет, что упоминаемый Юлианом замок Orgenhusin можно сопоста-вить в предварительном плане с летописной Онозой, где остановились монголо-татары перед походом на Рязанское княжество.И наконец, любое название реки или населенного пункта ис-торически обусловлено и никогда случайно не появлялось. Чем и как можно объяснить, что жители поселка, основанного на берегу Дона, дали ему название «Воронеж», то есть по имени реки, которая протекала почти на 20 километров южнее? Никакого логического объяснения мы найти не можем.Таким образом, Семилукское городище, на наш взгляд, нельзя рассматривать как претендента на место летописного Воронежа. {273}Еще раз обратим внимание читателя на то обстоятельство, что если и был в Рязанской земле «град» Воронеж, то искать его необходи-мо только на реке Воронеже. И такие попытки предпринимались неоднократно. Но высказан-ные в литературе суждения о летописном Воронеже пока трудно признать вполне обоснован-ными. Совершенно бездоказательно (по крайней мере до сего времени) помещается летопис-ный Воронеж на месте современного города (М. Н. Тихомиров, В. В. Каргалов). Территорию города Воронежа, правый берег реки неоднократно обследовали археологи, они выявили па-мятники различных исторических периодов, в том числе и славянские укрепленные поселения IX—Х веков. Но ни на одном из высоких мысов, где раскинулся современный город Воронеж, ими не обнаружены остатки поселения XII века, то есть летописного Воронежа.В. П. Загоров-ский на основании изучения данных топонимики, архивных материалов высказал предполо-жение о возможности географического совмещения летописного Воронежа XII века с Романо-вым городищем у села Ленино недалеко от Липецка. К сожалению, этот памятник для археоло-гических раскопок недоступен, так как на всей его территории расположено действующее на протяжении не одного столетия кладбище, которое полностью разрушило культурный слой. Экспедиция Воронежского университета в 1973 году обнаружила здесь, правда, маловырази-тельные, материалы древнерусского времени. В. П. Загоровский сообщает интересные сведе-ния о том, что старые жители села Ленино место, где расположено городище, называют «Град-чина». Но проводимая связь древнего Воронежа с Романовым городищем тоже неубедительна. Да и сам В. П. Загоровский пишет на этот счет: «...утверждать с полной определенностью на основании анализа географических названий, рассмотрения расположения древнерусских го-родищ на р. Воронеже и изучения старинных преданий, что летописный город Воронеж нахо-дился на месте Романова городища, мы не можем... гипотеза по-прежнему остается гипотезой» (Загоровский В. П. О древнем Воронеже и слове «Воронеж». Воронеж, 1977). Но, тем не менее, древнерусское поселение на {274} Романовом городище вполне могло быть одним из тех «гра-дов», в котором побывал Ярополк после бегства на Воронеж.В последние годы славянским от-рядом археологической экспедиции Воронежского университета ведется исследование Живо-тинного городища (под руководством А. З. Винникова), расположенного в 30 километрах от города Воронежа вверх по течению реки, недалеко от рабочего поселка Рамонь. Оно занимает высокий мыс (около 40 м) правого берега. Как показали раскопки, это место привлекало к себе внимание людей в различные исторические периоды. Здесь были поселения в эпоху бронзы, скифо-сарматское время. В IX — начале XI века тут жили славяне, в XII—XIII веках суще-ствовала небольшая древнерусская крепость.Древнерусский поселок занимал лишь часть мыса, будучи ограничен глубокой естественной седловиной, которую еще в IX—Х веках углубили, ее склоны подчистили, сделали их круче. Земля, извлеченная из седловины, образовала вал, и общая высота укреплений от дна седловины до вершины вала равнялась почти семи метрам. Это внушительные укрепления! В древнерусский период появились вал и ров и на стрелке мы-са — там, где склон более пологий и где поселение было более уязвимо.На Животинном горо-дище раскопано несколько наземных построек с глинобитным полом и остатками печей, сде-ланных из глины. Площадь полов 16— 18 квадратных метров. Сами наземные дома, возможно, были более значительных размеров. В постройках обнаружено большое количество древнерус-ской гончарной керамики: горшки, миски; на днищах некоторых сосудов имеются клейма. Кроме древнерусской посуды найдена и привозная керамика южного происхождения. К XII—XIII векам относятся различные изделия из железа (коса-горбуша (рис. 67, 3), ножи, долота, кресала, строительные гвозди, наконечники стрел и другие предметы), украшения (бронзовые перстни, стеклянные браслеты, серьги, бусы). Каменная форма для отливки перстней и различ-ных подвесок свидетельствует о наличии местного ювелирного производства. {275}Древнерусское поселение на месте Животинного городища вряд ли можно считать горо-дом в полном смысле, но элементы городской жизни здесь налицо: укрепления, ремесленное производство (включая ювелирное), торговые связи с другими районами. И хотя оно находится на значительном расстоянии от верховий реки Воронежа — наиболее вероятных южных рубе-жей рязанской земли, вполне возможно, что Ярополк Ростиславович был и в нем, переходя «от града во град». А где же другие «грады» — места возможного пребывания Ярополка?Между городищами Животинным и Романовым около 70 километров. Расстояние небольшое, но, к сожалению, нельзя сказать, что территория достаточно изучена археологами. И нет основания категорически утверждать, что между Животинным городищем и Романовым нет древнерус-ских «градов», в которых также мог бы прятаться Ярополк. Более того, открытия новых памят-ников древнерусского времени в этом районе вполне вероятны.Выше по течению реки Воро-нежа древнерусские городища тоже не обнаружены, зато выявлены довольно обширные не-укрепленные селища (раскопки В. И. Матвеевой). Расположены они, правда, на реке Матыре, притоке Воронежа. Селища имеют мощный культурный слой, свидетельствующий о продол-жительной жизни на них. Археологи раскопали наземные жилые дома с глинобитными печа-ми, деревянными и глиняными полами, ремесленные и хозяйственные постройки, большое ко-личество железных изделий, обломков стеклянных и бронзовых браслетов, перстни и другие предметы. Селища отличаются от поселений в низовьях Воронежа большей площадью, обшир-ными кладбищами, где захоронения совершены в неглубоких ямах по христианскому обряду, а также ярко выраженным местным ремесленным производством. Открыты наиболее типичные для Рязанской земли и других районов Руси наземные срубные дома. В целом селища в верхо-вьях Воронежа ближе к древнерусским, чем поселения в ее низовьях. В этом нет ничего удиви-тельного, поскольку верховье реки Воронежа входило в состав древнерусского Рязанского княжества. {276}Таким образом, к настоящему времени известно всего два «града», в которых мог находиться Ярополк. Может быть, летописец под словом «грады» имел в виду вообще древнерусские поселения? Тогда в число «градов» войдут и селища в верховьях реки Воронеж на территории современной Липецкой области. Какой же из всех «градов» назывался Вороне-жем?Мы не предлагаем никакого нового варианта местонахождения летописного Воронежа, так как само существование такого города в XII веке, как мы видим, не является бесспорным. И в то же время не хотим быть и категоричными в данном вопросе. Поиски продолжают-ся.***Не углубляясь в дискуссию о происхождении названия «Воронеж», которая в послед-ние годы развернулась на страницах местной печати, отметим, что предпочтительнее, на наш взгляд, славянское происхождение слова и, вероятнее всего, появилось оно в нашем крае на рубеже VIII—IX веков, то есть значительно раньше, чем в летописи.Река получила название, когда стала заселяться славянами — выходцами из Днепровского бассейна, в том числе из его левобережья, с территории будущего Черниговского княжества, где уже существовало славян-ское поселение, возможно, имевшее название «Воронеж» или близкое к нему. Основателем его вполне мог быть и Воронег, как считает В. П. Загоровский.Жители городищ Белогорского, Михайловский кордон, Кузнецовского (Козарского), Шиловского, Липецкого и других реку, на которой они жили, по которой плавали, где ловили рыбу и брали воду, называли Воронеж («Воронож», «Вороняж», «Воронаж»). С освоением славянами в конце I тысячелетия н. э. Дон-ского бассейна связано и появление названий рек Воргол, Снова, принесенных сюда пересе-ленцами из более западных районов (реки с такими названиями есть на Черниговщине). И на Ворголе, притоке Быстрой Сосны, впадающей в Дон, и на Снове, правобережном притоке До-на, имеются славянские поселения {277} последних веков I тысячелетия н. э. На Ворголе рас-положено даже славянское святилище. Это было действительно массовое переселение славян на совершенно свободные земли. И возможно, лишь в верховьях реки были финские (мордов-ские) поселения, но они в настоящее время практически неизвестны и археологически не изу-чены.Гипотеза о мордовском происхождении слова «Воронеж», выдвинутая ленинградским профессором А. И. Поповым и поддержанная некоторыми воронежскими краеведами, выгля-дит неубедительно. Попытка несколько «подновить» ее, увязав слово Воронеж с тюркским «онуз» и мордовским «вор», вообще несостоятельна: тюркское население на реке Воронеже появилось с монголо-татарским нашествием, то есть в 30-х годах XIII века. До этого времени ни о каком тюркском этносе, включая и печенежско-половецкие орды, которые практически не оставили своих названий в нашем крае, говорить не приходится. Не могли и алано-болгары, проникшие сюда в середине Х века, изменить название реки, на которой славяне жили уже по-чти 200 лет.Уход славянского населения в начале XI века с реки Воронежа никак не означал ее запустение до такой степени, что стерлось в народной памяти название реки, что название ис-чезло и снова возродилось спустя 70—80 лет, когда началось движение сюда уже древнерус-ского населения с территории Черниговского княжества, а в более восточные районы — из Ря-занской земли. Тем более, что вряд ли было полное запустение данного района. Какое-то, пусть незначительное, славянское население осталось, уйдя с высоких мысов в низменные, более скрытые места. К тому же новая волна древнерусского населения, как свидетельствуют архео-логические исследования, тоже не была массовой, особенно в нижнем и среднем течении реки Воронеж.В более северные районы бассейна Дона приток древнерусского населения оказался более значительным, но и там названия рек предшествующего времени сохранялись.Таким об-разом, подчеркнем еще раз, что свое название река Воронеж получила задолго до того, как {278} попала в поле зрения летописца, и если существовал город Воронеж в XII веке на юге Рязанской земли, то назван он, конечно, по реке, на которой был сооружен.***Городище Жи-вотинное являлось форпостом на южных границах Рязанского княжества, а Семилукское горо-дище на восточных рубежах Черниговской земли. Они определяли юго-восточное пограничье русских земель. Далее на юго-запад, на реке Осколе (приток Северского Донца) у села Холки в Чернянском районе Белгородской области обнаружено еще одно городище древнерусского времени — тоже своеобразное звено в цепи пограничных крепостей на юго-востоке Древней Руси (исследовалось С. А. Плетневой, А. Г. Николаенко, Г. Е. Афанасьевым и А. З. Виннико-вым).Расположено городище на высоком меловом мысу правобережья. Площадь мыса около 1,5 гектара. С трех сторон (со стороны реки, северной и южной) мыс имеет крутые склоны со следами искусственной подрезки (для придания большей крутизны), а с западной, то есть со стороны поля, укреплено валом и рвом. В свое время (в XI — начале XIII века) они представ-ляли собой неприступные сооружения, выполненные в лучших традициях древнерусского оборонного зодчества. На вал эпохи раннего железного века (на мысу было укрепленное посе-ление еще в I тысячелетии до н. э.), который был перекрыт слоем глины, поставлены деревян-ные срубы, заполненные землей, а впереди выдолблен в меловой материковой скале ров глу-биной около 4 метров, шириной 7—8 метров.Жителями городища Холки были не только древ-ние русичи, но и потомки алано-болгар. Об этом говорят юртообразные постройки с открыты-ми очагами, нехарактерные для древнерусского населения. И в керамике присутствуют алано-болгарские признаки: в форме горшков, составе глиняного теста, орнаментации. Уместно вспомнить сообщение летописи о том, что после одного из удачных походов на половцев в район Северского Донца в 1116 году князь Ярополк Владимирович (сын Владимира Монома-ха) взял здесь {279} жену из ясов (алан) «красну вельми». Значит, жили тут аланы и в XII ве-ке.У городища Холки нет посада — неотъемлемого элемента многих древнерусских городков. Воины с семьями — выходцы из Руси и потомки алано-болгар, несшие сторожевую службу, — все жили в крепости. Занимались они рыболовством, мелкими ремеслами, включая ювелирное. Об этом говорят частые находки рыболовных грузил, крючков, острог, каменных литейных формочек. Вряд ли были широко развиты земледелие и животноводство, так как они требовали длительного пребывания за пределами крепости, что было весьма затруднительно при посто-янной угрозе половецких набегов. Даже умерших хоронили в крепости, на северном склоне мыса. Выявлено несколько погребений в неглубоких (0,2—0,4 м) ямах. Почти все захоронения совершены по христианскому обряду: вытянуто на спине, головой на запад, руки сложены на груди. В них нет никакого инвентаря. В одном захоронении покойник лежал на левом боку с подогнутыми ногами, что напоминало обряды алано-болгарского населения.Городище Холки было окраинным древнерусским укрепленным поселением на юго-восточных рубежах, далее на юг и юго-восток простиралась половецкая степь. Других древнерусских поселений на реке Осколе не обнаружено. Не раз останавливались около городища русские дружины перед ре-шающим броском на половецкие вежи. Так было и в печально знаменитом в истории Древней Руси 1185 году. Событие этого года — поход Новгород-Северского князя Игоря на половцев — воспето в знаменитом произведении древнерусской литературы «Слове о полку Игоре-ве».Ученые выдвигают более десяти вариантов маршрута Игоря к месту битвы. Наиболее убе-дительной нам представляется версия академика Б. А. Рыбакова.23 апреля 1185 года Игорь Святославович выступил из Новгорода-Северского в район ближайших половецких кочевий в бассейне Северского Донца. На пути в половецкую степь он должен был встретиться с вой-сками брата своего Всеволода Святославовича, шедшего из Трубчевска через Курск. И на реке Оско-{280}ле 6—7 мая произошла эта встреча. Где она могла состояться? Вероятно, Игорь со своей дружиной мог остановиться на несколько дней там, где было поселение-крепость и где находились запасы продовольствия и фуража. Такой крепостью на реке Осколе могло быть го-родище Холки . И отсюда объединенная дружина двинулась дальше навстречу своей гибели:А Игорь к Дону войско ведет.Уже беду его подстерегают птицы по дубравам,Волки грозу накликают по оврагам,Орлы клекотом зверей на кости зовут,Лисицы брешут на червленные щиты.О, Русская земля! Уже ты за холмом.***Почти два столетия шла борьба с переменным успехом между Русью и половцами. Русские князья не только отражали нашествия половцев, но и нередко со-вершали походы в степь, захватывая большую добычу, а иногда терпели и жестокие пораже-ния. Озабоченные противоборством, они и не предполагали, чтo их ожидает, какой появится у них опасный враг.В начале XIII века (1206 год) в бескрайних степях Центральной Азии сло-жилось новое крупное политическое объединение — Монгольское государство. И с этого вре-мени начались стремительные завоевательные походы монголо-татарских феодалов. Хорошее вооружение, четкая организация и высокая дисциплина, военная тактика, основанная на вне-запных ударах по противнику, прекрасная разведка, умение впитывать все лучшее в военной технике завоеванных народов обеспечивали успех монголо-татарскому войску. Победы монго-ло-татар объяснялись и тем, что они воевали с государствами, ослабленными феодальной раз-дробленностью, враждой между княжествами.Когда в 1223 году впервые появилось в южно-русских степях монголо-татарское войско во главе с Субедеем и Джебэ, оно довольно легко разгромило вначале половцев, а потом в битве на Калке — объеди-{281}ненную русско-половецкую рать. Но это еще не было началом завоевания Руси монголо-татарами.Прошло 14 лет. В Никоновской летописи рассказывается о событиях 1237 года. Пришли из восточной страны на Рязанскую землю летом безбожные татары и с царем их Батыем и пришедше стали станом на Онозе, взяли и сожгли ее. И отсюда послали послов своих к великому князю Рязан-скому Юрию Ингворовичу и к брату его князю Олегу Ингворовичу и прочим князьям Рязан-ским, прося у них десятины во всем: в князьях, в людях, в конях. Князья рязанские, муромские и пронские ответили послам Батыевым: «Коли нас не будет, то все ваше будет». Собрали рать и вышли «противу их в Воронож, хотя брань с ними сотворити тамо...» Русская дружина по-терпела поражение, и в этом же году пала Рязань и другие рязанские города. Началось наше-ствие монголо-татар на русские земли.Воронежский край оказался под первыми ударами похо-дов монголо-татарских полчищ на Русь. В это время прекратилась жизнь на Семилукском, Жи-вотинном и Холкинском городищах. Закончилось господство половцев в южнорусских степях. Покоренные монголо-татарами, они кочевали в прежних местах, войдя в состав монголо-татарской Золотой Орды.Открывалась следующая страница в истории нашего края, повеству-ющая о суровом испытании, выпавшем на долю русских земель с нашествием монголо-татар, о героических усилиях народа, со временем увенчавшихся освобождением от поработителей и новым расцветом Русского государства. {282}ТАЙНЫ, КОТОРЫЕ ЖДУТ РАЗГА-ДОК(Вместо заключения)Скрывает все то, что таитсяу нас под ногами...И очень нередко сего-дняне видим глазами Того, что назавтра самим нам Должно показаться азами.Л. Мартынов.Итак, дорогой читатель, по мере наших возможностей мы попытались рассказать с помощью архео-логии о древней истории воронежской земли. Каждый из вас смог убедиться, что наш край удивительно богат памятниками древности. В течение столетий и тысячелетий здесь жили раз-личные племена и народы, и они не исчезли бесследно. Их следы обнаружены раскопками. Огромное количество орудий труда, предметов вооружения, быта, украшений, скопления ко-стей мамонта под многометровой толщей земли и средневековые полуземлянки, белокаменные раннефеодальные замки и стоянки первобытного человека, произведения искусства каменного века и изумительные изделия греческих мастеров — все это позволяет нам, живущим в XX ве-ке, представить, что происходило на родной земле в глубине веков и тем самым обогатить нашу историческую память.Какие же можно сделать выводы из всего вышеизложенно-го?История древнего населения края является неотъемлемой частью общеисторического про-цесса развития человеческого общества.Необходимо подчеркнуть, что историческое развитие народов, обитавших в бассейне лесостепного Дона, не может быть освещено с позиций только внутреннего саморазвития, изолированного от влияний извне, как нельзя считать, что все из-менения связаны с внешним воздействием. В реальности имели место и то, и другое.Сейчас все более настоятельной становится необходимость комплексного подхода к изучению исто-рии древних обществ. Помимо изучения собственно {283} исторического прошлого необхо-димо воссоздавать реальную природную обстановку, окружавшую человека, которая оказывала огромное влияние на формирование производительных сил, направление экономи-ки.Среднедонской регион занят лесостепью и частично на юге — степью. Это наложило отпе-чаток на специфику хозяйственного уклада первобытных и раннеклассовых обществ. На от-дельных стадиях исторического развития именно данный район стал пунктом активного взаи-модействия различных группировок людей. Археологические памятники лесостепного Дона в большей степени, чем где-либо, содержат информацию для изучения вопросов синхронизации разнокультурных материальных комплексов и изучения на этой основе новых этнокультурных образований, путей их сложения. Все это в целом является отражением объективных законов исторического развития. В этом заключается большая научная значимость археологических ис-следований в нашем крае.Эпоха позднего палеолита получила столь полное освещение, глав-ным образом, благодаря раскопкам донских памятников. Костенковские стоянки стали эталон-ными в раскрытии многих исторических явлений древности. Именно здесь сформировалась школа советского палеолитоведения. На базе изучения костенковских стоянок была разработа-на методика вычленения и изучения палеолитических жилых и хозяйственных комплексов, что вместе с такими находками, как женские статуэтки, фигурки животных, жезлы,— состави-ло важнейшую часть источников для освещения социально-экономической истории людей древнекаменного века. Раскопки как на Дону, так и в других местах показали, что палеолити-ческие коллективы были вооружены большим опытом во взаимодействии с окружающей при-родной средой. Комплекс их практических навыков, положительных знаний снимает имевши-еся ранее недооценки общественного устройства, уровня развития экономики, условий быта в целом. Далеко не примитивными к тому времени были проявления общественного сознания в искусстве, религиозно-культовых представлениях, уровень которых можно соотнести с разви-тым этапом родового строя. {284}Исследования на Дону памятников мезолитической эпохи заполняют существенный пробел в изучении последующего за верхним палеолитом этапа древней истории нашего края. Буквально в последнее время, уже после того, как рукопись книги была подготовлена к публикации, археологи нашли новые мезолитические стоянки, ко-торые подтверждают факт прихода на Дон групп позднемезолитического населения из юго-восточных пределов нашей страны. Этот процесс связан с передвижением, охватившим насе-ление широких пространств Евразии.Сформировавшийся затем на Дону комплекс ранних неолитических материалов оказался весьма своеобразным, что и позволило выделить средне-донскую неолитическую культуру. Отличаясь от культур сопредельных областей лесостепной зоны Восточной Европы, она в то же время имеет некоторые общие черты с ранненеолитиче-ской верхневолжской культурой, что, видимо, связано с некоторой общностью этнического компонента. Позднее наметились контакты населения Дона с племенами культур западных (днепро-донецкой) и восточной (средневолжской) территорий. Фиксируются также связи местного населения, хотя и ограниченные, с областью распространения культур неолита Ниж-него Дона и Северного Прикаспия, что в целом помогает решению вопросов датировки ранне-го периода Среднедонской неолитической культуры. Нарушение этнического единства и отно-сительной замкнутости местных племен проявилось на втором этапе развития культуры, с проникновением из северного этнокультурного мира носителей рязанско-долговской культуры с ямочно-гребенчатой керамикой и с приходом в Лесостепное Подонье с юга ранних энеоли-тических групп населения. В связи с этим значительная часть прежнего населения мигрирова-ла в северном и западном от донской территории направлениях. Примерно около середины III тыс. до н. э. здесь появляются новые группы северных племен, сформировавших рыбноозер-скую культуру.Раскопки последних лет позволили археологам впервые поставить вопрос о существовании на донской территории энеолитической эпохи. Более того, здесь выявлены па-мятники трех культур (нижнедон-{285}ской, среднестоговской, репинской), материалы кото-рых снимают преграду для оценки данной эпохи в пределах лесостепного и степного регионов Восточной Европы. Каждая из названных культур входила в обширные культурно-исторические образования, для которых характерно единство экономического базиса, форми-рование сходного мировоззрения, включая религиозно-культовые представления; существова-ние активных контактов в самых разных формах; в известной степени общность происхожде-ния. Каждая из культур обладает и определенными специфическими признаками в материаль-ном и духовном развитии.Однако, несмотря на появление новых археологических источников, эпоха энеолита на Дону требует дальнейшего исследования. Пока еще остаются неясными си-стема взаимодействия разнокультурных группировок, характер социальной организации, мно-гие аспекты экономики, быта, мировоззрения и т. д.Что касается начальных этапов эпохи брон-зы, то сейчас уже стало возможным говорить о расселении из Нижнего Поволжья и Нижнего Подонья на среднедонскую территорию древнеямных племен. Причины этого процесса следу-ет искать в сфере экономики населения, практиковавшего кочевое скотоводство с овцеводче-ской специализацией. Такая форма хозяйствования предполагала прежде всего полное освое-ние глубинных степных пастбищ и лесостепных районов. По имеющимся материалам можно говорить о мирном характере взаимоотношений пришлых групп с местным населением — но-сителями репинской культуры, в основном коневодами — потомками выходцев из тех же юж-ных районов. Специфика лесостепи и активные контакты с местным населением наложили отпечаток на характер экономики древнеямных племен и вызвали тенденции к оседлости. Бо-лее определенно сейчас можно говорить об индо-иранской принадлежности среднедонских древнеямных племен и о сложных социальных явлениях, предполагающих сословное оформ-ление их общества.Причиной разложения устоев родового строя явилось дальнейшее развитие производительных сил на базе производящей экономики. Материалы Павловского могильника позволяют, в частности, ставить вопрос {286} о выделении в древнеямном обществе категории ремесленников, то есть вопрос об истоках второго крупного общественного разделения тру-да.На рубеже III—II тыс. до н. э. в среду древнеямных племен проникли новые группы насе-ления — племена катакомбной культуры с иными традициями: погребальные сооружения — катакомбы; ритуальная посуда — курильницы; орнаментальные построения в виде концентри-ческих кругов; обряд положения умерших скорченно на правом боку преимущественно с юж-ной ориентировкой; искусственная деформация головы и другие. Сохраняя ямно-катакомбный облик, местная культура обогащалась путем активных контактов с синхронными культурами Северного Кавказа, Предкавказья, Поволжья и Донца. Контакты не исключают и прямого про-никновения сюда в ограниченных масштабах носителей этих культур.Многое удалось узнать о происхождении и характере абашевской культуры Дона, тоже принадлежавшей среднему пе-риоду эпохи бронзы. Абашевские племена предстают перед нами как скотоводы и земледель-цы, с ярко выраженным сословным оформлением общества, с хорошо налаженным бытом, где немалую роль играли военные навыки. На это указывают частые находки каменных наконеч-ников стрел и других видов оружия, а также находки псалиев — деталей конской упряжи для боевых колесниц и открытие погребений военных вождей. Может возникнуть вопрос, право-мерно ли предполагать сосуществование на среднедонской территории племен катакомбной и абашевской культур? Если следовать за традиционным представлением о строгом территори-альном разграничении археологических культур, то действительно, вопрос этот не будет рито-рическим. Однако необходимо учитывать, что существование сложных чересполосных пере-плетений разнородных этнических групп подтверждается большим количеством примеров из этнографии. А вот причины появления таких сложных явлений еще предстоит выяснить ар-хеологам. Изучение взаимоотношений населения двух культур уже сейчас дает основание го-ворить о далеко не всегда миролюбивом их характере.Завершающий этап эпохи бронзы в нашем крае {287} представлен, главным образом, памятниками срубной культуры. Раскопки курганов и поселений, находки кладов вещей раскрывают дальнейший процесс развития древ-них обществ накануне крушения родового строя. Совершенно по-новому сейчас может оцени-ваться уровень производств срубных племен и особенно — бронзолитейного производства, что стало возможным благодаря раскопкам мастерских металлургов-литейщиков на Мосоловском поселении.Что касается эпохи раннего железа на Среднем Дону, то пока можно констатировать существование здесь весьма сложных этнических и политических процессов, далеко не всегда поддающихся определению. Археологами выделена своеобразная культура — среднедонская лесостепная, которая на протяжении всего своего существования испытывала заметное влия-ние со стороны скифского этнокультурного мира. Не меньшего внимания заслуживают поиски и исследования сарматских памятников и сопоставление их результатов с данными древних письменных источников по истории сарматских племен.Следующий этап истории нашего края связан с проникновением сюда значительных масс восточнославянского населения, которое началось, как свидетельствуют археологические источники (к сожалению, письменных прак-тически нет), не ранее VIII века. Это отнюдь не исключает, что в будущем появятся материалы, которые дадут возможность говорить о более раннем заселении славянами данного района. В VIII— IX веках, возможно и в начале Х века, край заселялся выходцами с бассейна Верхней Оки и из Среднего Поднепровья. Славяне пришли сюда с вполне сложившейся экономикой. Пашенное земледелие, металлургия и металлообработка (в том числе и цветных металлов), охота, рыболовство — вот основные направления хозяйственной деятельности донских славян. Славянами осваивался край, который являлся восточным и юго-восточным пограничьем сла-вянского мира, и этим объясняются определенные особенности их культуры: поселения глав-ным образом расположены на высоких мысах; развитая система оборонительных сооружений; влияние на материальную культуру южных соседей — алано-болгар и т. д. Вторжение пече-{288}негов и половецкая угроза заставили донских славян покинуть обжитой район, каким в ту пору являлся Верхний и Средний Дон.С юга территория донских славян примыкала к севе-ро-западному пограничью Хазарского каганата, заселенному аланами и болгарами, создавши-ми очень высокую культуру с развитой каменной фортификационной архитектурой, ремеслом (гончарным, металлообрабатывающим, ювелирным и т. д.), со своеобразным искусством и по-гребальным обрядом. В первой половине Х века печенеги вынудили алано-болгарское населе-ние оставить свои поселки.Бассейн Дона в последних веках I тысячелетия н. э., то есть в эпоху формирования и укрепления Древнерусского государства, оказался весьма сложным в этниче-ском и историко-политическом отношениях регионом. Соседство славян и алано-болгар втор-жение сюда в IX веке угров, а в Х веке печенегов, расположение на восточном порубежье сла-вянского мира и на перекрестке торговых путей, связывающих Киев с Востоком, — все это да-ло возможность Б. А. Рыбакову назвать данный регион «Воронежским узлом». И, вероятно, распутав этот узел, можно будет ответить на многие пока еще неясные вопросы из истории нашего края в раннем средневековье.Одним из составных и, пожалуй, наиболее запутанным и неясным в «Воронежском узле» является вопрос о местонахождении города Вантита. Арабские историки, географы, путешественники, которые смотрели на славянский мир с востока, обра-щали внимание прежде всего на население восточных районов славянской земли. У Гардизи можно прочесть: «на крайних пределах славянских есть город, называемый Вантит». Где и как найти археологический эквивалент этому письменному сообщению? Отдельные исследователи связывали Вантит с Краковом, с Киевом, с другими средневековыми славянскими городами, но эти попытки сразу следует признать неудачными: все источники, упоминающие Вантит, отмечают, что расположен он на восточной окраине славянского мира, и безусловно права А. Н. Москаленко, подчеркивая, что «этот город следует искать где-то на берегах Дона и Вороне-жа, где находился самый восточный рубеж {289} славянского мира» (А. Н. Москаленко. Сла-вяне на Дону (Боршевская культура). Воронеж, 1981. С. 78). Она сопоставляет Титчихинское городище — самое южное из всех славянских донских городищ с письменными источниками и высказывает предположение, что именно это городище было знакомо восточным купцам и оно могло попасть в поле зрения арабских авторов (А. Н. Москаленко. Славяне на Дону. С. 79). Действительно, на Титчихинском городище обнаружены и восточные изделия из стекла, и арабские монеты, и кости верблюда (наиболее приспособленного животного для длительной караванной торговли), и многое другое, свидетельствующее о широких торговых функциях Титчихинского городища. Одним словом, предположение А. Н. Москаленко не лишено осно-ваний.Несколько иного мнения придерживается Б. А. Рыбаков, изучавший торговый сухопут-ный путь из Булгара в Киев. В ряде работ он пишет о возможности совмещения средневеково-го Вантита с городищем Михайловский кордон, расположенным на реке Воронеже (Воронеж-ское водохранилище) в черте современного г. Воронежа (пос. Рыбачье). Б. А. Рыбаков сопо-ставляет это городище с одним из крупнейших городов Волжской Болгарии — Суваром. Дей-ствительно, Михайловский кордон — одно из самых значительных славянских поселений на реке Воронеже. Его площадь около 9 гектаров, видны западины более 600 жилищ, оно укреп-лено двумя линиями валов и рвов, но не по периметру, как считает Б. А. Рыбаков, а лишь с од-ной из сторон — со стороны плато. Городище исследовалось нами в 1985 и 1989 годах. Рас-копки внешней (первой) линии укреплений показали, что здесь в IX веке была сооружена ли-ния деревянных срубов, ширина которых 2 м, длина вдоль вала 2,2—2,5 м. В отдельных местах они сохранились до четырех венцов — 0,5—0,6 м. Срубы заполнены землей. Какова была их высота в момент функционирования поселения на месте Михайловского городища — сказать трудно, но не менее 2—2,5 м. На расстоянии около 2 м от линии срубов с внутренней стороны выявлено деревянное наземное сооружение размером 2,5?3 м, внутри которого находились остатки печи-каменки. Постройка эта сохранилась очень плохо, но тем не ме-{290}нее она вполне сопоставима с клетями, примыкающими к линии срубов на Титчихинском городище, которые сохранились несколько лучше, но не имели отопительных сооружений. На городище Михайловский кордон также выявлены предметы, свидетельствующие о торговых связях с арабским миром и южными соседями. К сожалению, раскопки городища Михайловский кор-дон и Титчихинского не сопоставимы. На Титчихинском площадь вскрыта многократно боль-ше и, следовательно, материалов для его характеристики получено больше. Но на основе всех вышеперечисленных фактов городище Михайловский кордон может претендовать на место, где арабские авторы размещали славянский город Вантит.Казалось бы, и Титчихинское горо-дище, и Михайловский кордон имеют одинаковые шансы носить древнее название Вантит, ес-ли бы не одно обстоятельство. Город Вантит, судя по арабским источникам, и с этим согласен Б. А. Рыбаков, стоит в земле вятичей. В главе, посвященной донским славянам, при описании погребального обряда мы обращали внимание читателя, насколько он различен на Среднем Дону, где расположено Титчихинское городище, и на реке Воронеже. У славян, живших на Дону, он характеризуется чертами, позволяющими считать их вятичами, а воронежских славян погребальный обряд связывает с иной группой восточных славян. И если привлечь эти, каза-лось бы, косвенные данные, то приоритет называться городом Вантитом остается за Титчихин-ским городищем, так как именно это городище находится в земле вятичей. И все-таки этот во-прос нельзя считать решенным. Мы высказали здесь лишь свое понимание его. Требуются или новые источники (и письменные, и археологические), или новое прочтение уже имеющихся. Проблема Вантита остается.А вот еще одна неясная, запутанная страница средневековой исто-рии народов юго-востока Европы. В сведениях арабских географов и историков среди славян, русов, хазар и других народов встречается имя буртасов. Сообщения эти, с одной стороны, разнообразны и позволяют судить о многих сторонах их хозяйственной и политической жизни, с другой — очень противоречивы и вызвали очень серьезные спо-{291}ры среди ученых об их географическом расположении и о том, какие археологические памятники с ними можно свя-зать. Среди нескольких десятков гипотез (бассейн рек Суры, Цны, Мокши; территория Средне-го Поволжья; лесостепное Волго-Камье и многие другие) наше внимание привлекает та, что высказана археологом, кандидатом исторических наук Г. Б. Афанасьевым — о возможности связать с буртасами алано-болгарские памятники, в том числе и Маяцкий комплекс (крепость, селище, могильник), о которых шла речь в главе «На южных рубежах славянского мира». В пользу этого, как считает Г. Е. Афанасьев, свидетельствуют следующие факты: 1) реку Буртас вполне можно отождествить с Доном, который настолько близко подходит к Волге, что неко-торые восточные авторы, по мнению Г. Е. Афанасьева, принимали Дон за приток Волги (Ити-ля), к западу от которой, как свидетельствуют арабские источники, обитали буртасы; 2) хозяй-ство буртасов, судя по письменным источникам, полностью соответствует тем данным, кото-рые характеризуют хозяйство населения, обитавшего в условиях лесостепи: земледелие, жи-вотноводство, охота, пчеловодство; 3) археологические памятники буртасов должны быть да-тированы VIII—Х вв.Все эти три критерия соответствуют и территории, и характеру памятни-ков алан лесостепного Дона.Понимая ответственность, которую возлагает на себя исследова-тель, предлагая то или иное решение вопроса, хотели бы отметить некоторые, на наш взгляд, недостаточно аргументированные позиции Г. Е. Афанасьева. Это касается отождествления ре-ки Буртас с Доном и локализации территории расселения буртасов на основе сведений об их хозяйственной деятельности. И оседлое животноводство, и пашенное земледелие, и такие про-мыслы, как охота и бортничество, значительно в большей степени характерны для более север-ных районов лесостепи, нежели для самого пограничья степи и лесостепи, где, собственно, и расселились донские алано-болгары. Думается, что археология далеко не исчерпала свой воз-можности и в решении этой задачи — поиск новых групп памятников, которые можно было бы связать с буртасами, более углубленное исследование уже известных памят-{292}ников в тех районах, в которых исследователи локализуют буртасов. Ведь и на археологической карте Воронежской области восточные районы и прилегающие территории являются еще белым пятном, и даже те незначительные работы, которые проводят воронежские археологи и специ-алисты из соседних областей, вселяют надежды на обнаружение при целенаправленном обсле-довании Хопра, Медведицы, Вороны, Савалы и их притоков — памятников, которые вполне могут быть связаны с буртасами. Здесь уместно напомнить, что еще М. И. Артамонов и С. А. Плетнева размещали буртасов в междуречье Хопра и Медведицы. Загадка буртасов остает-ся.Совсем недавно археологам пришлось столкнуться и еще с одной тайной, хранившейся в земле не менее тысячи лет. Случилось это при раскопках Второго Власовского могильника (в непосредственной близости от Первого). От очередного объекта — сравнительно невысокой насыпи — ожидались те же результаты, что и от ранее раскопанных курганов: погребения эпо-хи бронзы, сарматские погребения, возможно — захоронения средневековых кочевников. Од-нако после снятия насыпи, при зачистке материковой глины, выявилась совершенно неожи-данная картина: вместо строго оконтуренных темных пятен от погребений по широкой площа-ди (более 200 кв. м) разветвились следы взаимопереплетающихся ходов. Но это были не ходы сурков или кротов, нередко встречаемые в курганах, а более крупные лазы с прямыми стенка-ми и ровными полами, с определенной планиграфической системой в целом. К тому же в во-сточной части сооружения прослежено несколько вертикальных колодцев, от которых на по-гребенной почве (на уровне древней дневной поверхности) сохранились материковые выкиды. Заметим, что прокладывать под землей ходы было делом непростым, ибо современному чело-веку среднего роста и скромной комплекции можно туда проникнуть разве что на корточках или ползком. Для освещения при рытье использовались деревянные факелы. Об этом поведали многочисленные вкрапления угольков на полу ходов. Все лазы сходились к центру, к обшир-ной прямоугольной яме. В ее центральной части находилась глубокая столбовая ямка, забуто-{293}ванная щебнем. По профилю насыпи удалось проследить, что яма представляла собой остатки довольно любопытной конструкции с земляным купольным сводом. Легко себе пред-ставить, что здесь, в центре юртообразного сооружения, стоял деревянный или каменный идол, который позднее (но неизвестно когда) был извлечен и вывезен. Здесь же, у алтаря, было со-вершено ритуальное захоронение взрослого человека. Так археологам посчастливилось от-крыть подземное святилище — лабиринт. Но одновременно возникло множество вопросов, и первый из них: кому могло принадлежать святилище? О времени его сооружения помогли узнать жертвенники из западной части лабиринта. Некоторые из них представляли собой от-члененные передние ноги и головы лошадей. А одна такая голова сопровождалась прекрасно сохранившимися железными удилами, датируемыми на основе аналогий VIII—X веками нашей эры! Покажется странным, но эта находка еще больше окутала тайной древний объект. Подземное святилище-лабиринт, и вдруг средневековье? Ученые достаточно хорошо осведом-лены о религиозных представлениях и культовых сооружениях этнокультурных образований средневековья: и славян, и тюрков, и алано-болгар, и финно-угров, — тех народов, которые в той или иной степени были связаны с территорией Среднего Дона. Ведь от той поры дошли до нас не только вещественные источники, но и письменные свидетельства. И ни в какие рамки имевших место религиозных и идеологических воззрений средневековья власовское святили-ще-лабиринт не вписывается! Оно не должно было возникнуть, но оно существует!Может быть, капище принадлежало «отщепенцам» — отделившейся от основного этнического масси-ва группе тюркского происхождения и видоизменившей установки в духовной сфере? Ведь знаем же мы о существовании религиозных сект, отошедших в своем мировоззрении и риту-альных действиях от основных направлений развития мировых религий.Или, может быть, да-ли о себе знать реминисценции традиций, отстоящих на несколько тысячелетий в глубь исто-рии, когда сооружался кносский подземный лабиринт архаической Греции, еще более древ-{294}ние лабиринты Беломорья, Мастищенских мысов, Стоунхенджа? Но как в таком случае могли реально сохраняться связующие звенья между разными эпохами? Кстати, несколько слов о преемственности и силе традиций. На Власовских могильниках обнаружен некрополь жре-цов ямно-катакомбного времени; здесь же открыты более поздние захоронения абашевских вождей-жрецов эпохи бронзы с признаками проведения сложных религиозно-культовых обря-дов; в здесь же — средневековое капище. Может быть, место, отмеченное совершением рели-гиозных обрядов, становилось заповедным, и молва о его особом назначении передавалась из поколения в поколение на протяжении тысячелетий?А могло все это быть и вне связи друг с другом: сходство мотивировалось возникновением похожих условий быта. А нет ли тут связи с буртасами? Ведь бассейн Вороны, да и хронология (VIII—X вв.) капища этому не противо-речат.Но так или иначе, тайна пока остается нераскрытой.С середины XI века господствующей силой в южнорусских степях и прилегающих районах лесостепи стали половцы. В русско-половецком пограничье, а нередко и в глубине половецкой земли селились так называемые бродники — выходцы из древнерусских земель и из кочевнического мира. Примерами таких поселений могут быть Шиловское, Дронихинское и другие. Исследованные в последние годы Животинное, Семилукское, Холкинское городища фиксируют границы древнерусских и поло-вецких земель.Проведенные археологические исследования древнерусских поселений на реках Дон и Воронеж, к сожалению, не разрешили многолетний спор о возможном существовании и локализации города Воронежа в XII веке. Этот вопрос по-прежнему остается открытым.С вторжением монголо-татар в 30-х годах XIII века в истории населения Воронежского края от-крывается новая страница, при написании которой данные археологии играют значительно меньшую роль, так как возрастает — количество письменных источников. {295}***Еще раз зададим себе вопрос: все ли мы знаем о времени, столь отдаленном от нас? Конечно, нет.Новые находки ставят перед археологами новые вопросы. Например, какие социальные факторы кроются за находками в детских палеолитических погребениях жезлов — инсигний власти? При какой системе взаимоотношений, в какой степени и кем осуществлялась власть? Переда-валась ли она по наследству и по какой линии? Осознавались ли, и в какой мере, индивиду-альные качества людей? Ведь наделена же индивидуальными чертами человеческая скульптур-ка того времени! Почему некоторые погребения сопровождаются многочисленными вещами и в целом несут следы пышной обрядности? Заметим, что эти, как и целый ряд других вопросов, обращены в глубь не одного и даже не пяти тысяч, а двух с лишним десятков тысячелетий! Раскопки стоянок в Костенках продолжаются. И как знать, может быть, очень скоро появятся такие вещественные доказательства, с помощью которых удастся решить пока открытые во-просы. Но обязательно появятся новые проблемы. В этом диалектика познания мира.На архео-логической карте края еще очень много белых пятен, не тронутых археологами. Многие реки из 588 еще ждут археологических разведок, и кто сейчас скажет, какие яркие источники они могут дать! Буквально в последние годы начались поиски археологических памятников в во-сточных районах нашей области (по рекам Хопру, Вороне, Савале, Карачану), а сколько уже открыто нового! Поселения эпохи бронзы, городища — ровесники скифов, курганы сарматов и половцев. И самое удивительное — раннеславянские неукрепленные поселения! А что впе-реди? Что таит в себе наша земля?А разве памятники, которые считаются изученными (многие из них упомянуты в этой книге), исчерпали свои возможности? Тоже нет. На Маяцком селище раскопанная площадь составила около 5000 квадратных метров, изучено 50 построек различно-го назначения, около 20 погребений. Этого вполне достаточно для того, чтобы сделать первые обобщения, первые выводы, чтобы приоткрыть завесу над давно извест-{296}ным великолеп-ным памятником. Но ведь вся площадь поселения около 40 гектаров, то есть 400 000 квадрат-ных метров и, таким образом, раскопана лишь одна восьмидесятая часть поселения! Так все ли мы знаем о населении, жившем здесь тысячу лет назад? Можно только представить, сколько еще жилищ, погребений, а возможно, и культовых сооружений скрыто под слоем земли на Маяцком селище, сколько новых вопросов и ответов таят они в себе!В одном километре от Бе-лой горы вверх по течению реки Воронежа расположено древнеславянское кладбище (о нем сообщается в главе «О чем молчат летописи?»). Раскопано здесь за несколько полевых сезонов 60 курганов — лишь десятая часть всего могильника. 60 курганов дали возможность просле-дить погребальный обряд, наметить этническую историю славянского населения в данном районе в эпоху средневековья. Но оставшиеся более 500 курганов в будущем существенно до-полнят наши знания о донских славянах, а может быть, в чем-то и изменят их.Перечень подоб-ных примеров можно было бы и продолжить.Археологи по разным причинам заканчивают ис-следование того или иного памятника. Во-первых, некоторые из памятников в силу большой площади невозможно сейчас раскопать полностью.Во-вторых, археологи хорошо понимают, что будущее науки связано и с совершенствованием методики полевой работы, и с более ши-роким внедрением в археологию методов естественных наук. Например, Черкасская стоянка, расположенная в устье Битюга на его правом берегу при впадении в Дон (Павловский район Воронежской области) — великолепный многослойный памятник. Здесь селились люди с не-большими перерывами от неолита до поздней бронзы (с V до конца II тысячелетия до н. э.). Но, к сожалению, копать его в объеме, каком хотелось бы, невозможно, так как самые ранние культурные слои лежат ниже современного уровня воды в Битюге и работа напоминала бы «подводную археологию». А таких неолитических стоянок немало в Донском бассейне. Оста-ется надеяться, что в будущем и техническая, и методическая оснащенность археологии позво-лит обратиться к {297} памятникам, которые пока недоступны для изучения.Ученые уже сей-час начинают заботиться о сохранении для грядущих поколений наследства древних времен. Например, в США разработана концепция — «Этика консервации памятников», в основе ко-торой находится положение о том, что поскольку памятник культуры является контейнером информации о деятельности человека в прошлом, а потеря археологических объектов невос-полнима, то, следовательно, они должны в большей степени сохраняться для будущих исследо-вателей, которые смогут вооружиться более совершенной методикой в сравнении с имеющейся сейчас. Данная концепция подкрепляется целой системой важных мероприятий. В частности, уже несколько десятков университетов США готовят специальные кадры по охране памятни-ков. Добавим, что аналогичные мероприятия проводятся и в ряде других стран.В-третьих, ар-хеологические раскопки каждый раз дают огромное количество нового материала, который археолог должен «переварить». Для непосвященного человека это просто груда черепков, ко-стей, обломков изделий из металла, камня, кости; для археолога — предметы анализа. Их надо систематизировать, извлечь из них историческую информацию.Каждые 15—20 лет количество археологических источников по всем периодам удваивается, а методы их обработки меняются очень медленно. Поэтому часто археолог приостанавливает раскопки памятника, чтобы подве-сти итоги его исследования, а нередко и с тем, чтобы возвратиться к нему вновь через какое-то время, но уже с новыми задачами и вопросами.Сколько еще нераскопанных курганов, поселе-ний, стоянок, сколько еще тайн хранит воронежская земля, сколько еще предстоит открыть, разгадать!«Московские ведомости» от 16 апреля 1895 года сообщали о том, что в селе Воробье-во (тогда Богучарского уезда Воронежской губернии) при строительстве железнодорожных со-оружений обнаружено захоронение богатого воина с лошадью. При нем находились меч, нако-нечники копий, стрел, украшения. Как предполагают, это одно из немногочисленных погребе-ний древних венгров, оставленных ими в восточной Европе. О находке мы знаем мало, так как погребение об-{298}наружено случайно и специалистами не исследовалось.Но обратимся к письменным источникам. Византийский император X века Константин Багрянородный пишет: «...народ турок (так он называет древних венгров) имел древнее поселение близ Хазарии, в местности, называвшейся Леведия — по прозвищу их первого воеводы... Они жили вместе с хазарами в течение трех лет, воюя в качестве союзников хазар во всех их войнах».Итак, совер-шенно очевидно, что венгры вступали в контакт с населением Хазарского каганата. Где это могло произойти? Надо полагать, в бассейне Дона, куда распространялись владения хазар, и где, как предполагают многие и советские, и венгерские исследователи, находилась легендар-ная страна Леведия. Наверное, какой-то отпечаток наложили древние венгры и на культуру донских славян: на их поселениях обнаружены некоторые древневенгерские украшения. А может быть, именно из-за опасности со стороны венгров и были впервые построены укрепле-ния на Титчихинском городище? Много возникает вопросов, гипотез, предположений в связи с изучением древней истории венгров «на пути обретения ими родины».То же самое можно сказать о любой исторической эпохе нашего края. Вот почему воронежские археологи каждый новый сезон максимально используют для раскопок, разведки новых памятников — свидетель-ств исторического прошлого воронежской земли.Позволим себе несколько отвлечься и пред-ставить, как будет археолог собирать информацию в самом недалеком будущем. Вот он скло-няется над картой и видит: вдоль берега реки протянулась цепочка кратковременных стойбищ, а чуть выше разместился родовой поселок, справа от которого, в полутора километрах, четкие контуры грунтового могильника. Все памятники еще залегают под толщей земли, а археолог не только знает об их местонахождении, но вполне информирован о степени их насыщенно-сти, размерах, остатках построек, а главное, какому археологическому периоду принадлежит каждый из памятников.Можно ли быть обладателем такой «волшебной» {299} карты? Оказы-вается, можно. Правда, для этого требуется подготовить и осуществить программу космиче-ских съемок, которые с помощью электроники и специальной оптики способны уловить лю-бые микропосадки и другие признаки, скрытые под землей...Но это впереди, а пока археологи мечтают о машине, бульдозере и скрепере, тратя, как правило, массу времени, нервов и средств на их аренду. И очень многое в деятельности археологов держится только на энтузиаз-ме.Рискнем в последний раз утомить читателей небольшим отступлением.В нашей стране име-ется достаточное количество законодательных актов, предусматривающих целый комплекс ме-роприятий по охране и использованию памятников археологии, включая ответственность за нарушение правил их охраны. Вместе с тем нам приходится говорить о проблеме охраны ар-хеологических памятников, поскольку они гибнут десятками и сотнями, и серьезной ответ-ственности за их гибель пока никто не понес. Считаем, что за этим кроется не только пример низкой культуры отдельных должностных лиц, связанных с землепользованием, но и несовер-шенство самих законодательных охранительных актов, провозглашающих памятники археоло-гии «бесценным достоянием государства». Практика показывает, что понятие «бесценный» чаще обезличивает тот объект, к которому оно прилагается, и к тому же находится в явном противоречии с общепризнанным «все познается в сравнении». Давно назрела необходимость введения стоимостных оценок археологических материалов. Этические нормы при этом никак не пострадают, ибо археологические памятники остаются собственностью государства. А вве-дение стоимостных оценок поможет по-настоящему оценить и труд археологов. Будет прямая выгода и государству в деле охраны своей собственности при реальном учете тех усилий, ко-торыми она создается. Заметим, что в целом ряде развитых стран уже давно проведена такая работа, включая издание специальных каталогов, и, судя по ним, даже такой ординарный «представитель» археологических материалов, как глиняный сосуд, оценивается не в одну ты-сячу долларов! А сколь бо-{300}гаты вещевым содержанием донские памятники, думается, нам удалось показать в предшествующих главах.Воронежская земля богата археологическими па-мятниками, но их количество не безгранично. Им, вероятно, тоже есть какой-то предел. Да и сами памятники не вечны. Благополучно простояв тысячелетия и столетия, они исчезают с ис-торической карты. Причины тому разные. Одни из них раскапываются археологами и безвоз-вратно разрушаются. Но таких памятников, к сожалению, чрезвычайно мало. Значительно больше других. Возьмем, к примеру, древние курганы. Среди них есть насыпи прямо-таки ги-гантских размеров. Можно только догадываться, какие тайны скрывают земляные великаны!А между тем курганы продолжают разрушаться и при установке на них геодезических знаков, и особенно — при распашке полей. Тысячи их уже исчезли под лемехом плуга, многие ждет та же участь, если не будет организована их охрана.Разрушаются не только курганы. Древние стоянки, селища, а нередко и городища разделяют ту же судьбу.Остается надеяться, что в тех хозяйствах, на землях которых расположены курганы и другие памятники, правильно будут подходить к проблемам их охраны и изучения. И археологам удастся воссоздать новые главы в неписаной летописи минувших тысячелетий. {301}СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫМаркс К. Вынужденная эмиграция. — Маркс К., Энгельс Ф. Соч. — Т. 8.Энгельс Ф. Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека. — Маркс К., Энгельс Ф. Соч. — Т. 20.Энгельс Ф. Происхож-дение семьи, частной собственности и государства. — Маркс К., Энгельс Ф. Соч. — Т. 21.Ленин В. И. Социализм и религия. — Полн. собр. соч. — Т. 12.Ленин В. И. О государстве. — Полн. собр. соч. — Т. 39.Валукинский Н. В. По следам древних предков. — Воронеж, 1940.Замятнин С. Н. Очерки по доистории Воронежского края. Каменный и бронзовый век в Во-ронежской губернии. — Воронеж, 1922.Массон В. М. Экономика и социальный строй древних обществ. — Л., 1976.Москаленко А. Н. Памятники древнейшего прошлого Верхнего и Среднего Дона. — Воронеж, 1955.Очерки истории Воронежского края. — Т. 1. — Воронеж, 1961.Пряхин А. Д., Синюк А. Т. Древности из зоны Воронежского моря. — Воронеж, 1968.Семенов С. А. Раз-витие техники в каменном веке. — Л., 1968.Формозов А. А. Памятники первобытного искусства. — М., 1965.«Первопроходцы каменного века»Абрамова З. А. Палеолитическое искусство на территории СССР. — М.—Л., 1962.Абрамова З. А. Изображение человека в палеолитическом искусстве Евразии. — М.—Л., 1966.Борисковский П. И. Очерки по палеолиту бассейна Дона. Малоизученные поселения древнего каменного века в Костенках. — М.—Л., 1963.Герасимов М. М. Люди каменного века. — М., 1964.Григорьев Г. П. Верхний палеолит // Каменный век на тер-ритории СССР. — М., 1970.Ефименко П. П. Костенки 1. — М.—Л., 1958.Палеолит Костенков-ско-Борщевского района на Дону / Под ред. Н. Д. Праслова и А. Н. Рогачева. — Л., 1982. {302}Рогачев А. Н. Палеолитические жилища и поселения в Восточной Европе. — М., 1964.Тарасов Л. М. Гагаринская стоянка и ее место в палеолите Европы.— Л., 1979.«Полет стрелы»Афонюшкин В. А. Древний челн из села Щучье Воронежской области // «Труды Воро-нежского государственного университета». — Т. 51. — Воронеж; ВГУ. — 1958.Левенок В. П. К характеристике культур мезолита, неолита и бронзы в Воронежском Подонье // «Известия Воро-нежского государственного педагогического института». — Т. 45. — 1964.Левенок В. П. Долгов-ская стоянка и ее значение для периодизации неолита на Верхнем Дону // «Материалы и исследо-вания по археологии СССР» (далее — МИА). — Вып. 131. — 1965.Синюк А. Т. Стоянка Мона-стырская 1 как источник для выделения мезолита и периодизации неолита на Среднем Дону // «Археологические памятники на Европейской территории СССР». — Воронеж, 1985.Синюк А. Т. Население бассейна Дона в эпоху неолита. — Воронеж, 1986.Формозов А. А. Проблемы этно-культурной истории каменного века на территории Европейской части СССР. — М., 1977.«На пу-ти к металлу»Васильев И. Б., Синюк А. Т. Энеолит Восточно-Европейской лесостепи. — Куй-бышев, 1985.Кривцова-Гракова О. А. Степное Поволжье и Причерноморье в эпоху поздней бронзы // МИА. — 1955. — № 46.Либеров П. Д. Племена Среднего Дона в эпоху бронзы. — М., 1964.Мерперт Н. Я. Древнейшие скотоводы Волжско-Уральского междуречья. — М., 1974.Пряхин А. Д. Абашевская культура в Подонье. — Воронеж, 1971.Пряхин А. Д. Древнее население Песчанки. — Воронеж, 1973.Пряхин А. Д. Поселения абашевской общности. — Воро-неж, 1976.Пряхин А. Д. Погребальные абашевские памятники. — Воронеж, 1977.Пряхин А. Д. Поселения катакомбного времени лесостепного Подонья. — Воронеж, 1982.Синюк А. Т. Энеолит лесостепного Дона // Энеолит Восточной Европы. — Куйбышев, 1980.Синюк А. Т. Репинская культура эпохи энеолита — бронзы в бассейне Дона // «Советская археология». — № 4. — 1981. {303}Синюк А. Т. Курганы эпохи бронзы Среднего Дона. — Воронеж, 1983.Синюк А. Т., Пого-релов В. И. Периодизация срубной культуры Среднего Дона // Срубная культурно-историческая общность. — Куйбышев, 1985.Черных Е. Н. Человек — металл — время. — М., 1972.«На окра-ине скифо-сарматского мира»Граков Б. Н. Скифы. — М., 1971.Замятнин С. Н. Скифский мо-гильник «Частые Курганы» под Воронежем (Раскопки Воронежской ученой архивной комиссии 1910—1915 гг.) — Советская археология. — Т. VIII. — 1946.Граков Б. Н. Ранний железный век. — М., 1977.Либеров П. Д. Памятники скифского времени на Среднем Дону // Свод археологиче-ских источников. — Вып. Д1—31. — М., 1965.Либеров П. Д. Проблема будинов и гелонов в све-те новых археологических данных // МИА. — № 151. — 1969.Медведев А. П. Сарматские памят-ники в лесостепном Подонье // Археология Восточноевропейской лесостепи. — Воронеж, 1980.Медведев А. П. Сарматское погребение близ г. Воронежа // Советская археология. — № 4. — 1981.Медведев А. П. О новом типе сарматских курганов // Древние памятники на территории Восточной Европы. — Воронеж, 1983.Рыбаков Б. А. Геродотова Скифия. — М., 1979.Смирнов К. Ф. Савроматы. — М., 1964.«О чем молчат летописи»Винников А. З. Славянское городище на Белой горе под г. Воронежем // Из истории Воронежского края. Вып. 6. — Воронеж, 1977.Винников А. З. Славянские курганы лесостепного Дона.— Воронеж, 1984.Ефименко П. П. и Третьяков П. Н. Древнерусские поселения на Дону // МИА. — № 8. — 1948.Куза А. В. Со-циально-историческая типология древнерусских укрепленных поселений IX — середины XIII вв. (методика исследования) // Археологические памятники лесостепного Подонья и Поднепровья I тысячелетия н. э. — Воронеж, 1983.Ляпушкин И. И. Славяне Восточной Европы накануне обра-зования Древнерусского государства // МИА. — № 152. — 1968.Москаленко А. Н. Городище Титчиха. — Воронеж, 1965.Москаленко А. Н., Винников А. З. Древнерусские археологические памятники на Верхнем и Среднем Дону (Материалы к археологической карте) // Из истории Воро-нежского края. — Воронеж, 1966.Москаленко А. Н. Славяне на Дону (Боршевская культура). — Воронеж, 1981. {304}Москаленко А. Н. О возникновении древнерусских поселений на Дону // Вопросы истории славян. — Воронеж, 1966. — Вып. 2.Москаленко А. Н. Славяно-венгерские отношения в IX в. и древнерусское население Среднего и Верхнего Дона // Проблемы археологии и древней истории угров. — М., 1972.Пряхин А. Д. Археологические памятники боршевской культуры на р. Воргол // Вопросы истории славян. — Воронеж, 1963. — Вып. 1.Пряхин А. Д., Винников А. З. Итоги исследования Малого Боршевского городища на р. Дон // Археология Во-сточноевропейской лесостепи. — Воронеж, 1980.Рыбаков Б. А. Путь из Булгара в Киев // Древ-ности Восточной Европы. — М., 1969.Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII — XIII вв. — М., 1982.Седов В. В. Восточные славяне в VI—XIII вв. // Археология СССР. — М., 1982.Третьяков П. Н. У истоков древнерусской народности. — М., 1970.Третьяков П. Н. Об истоках культуры роменско-боршевской древнерусской группировки // Советская археология. — № 4. — 1969.«На южных рубежах славянской земли»Артамонов М. И. История хазар. — Л., 1962.Афанасьев Г. Е. Исследование южного угла Маяцкой крепости в 1977—1979 гг. // Маяцкое городище. — М., 1984.Афанасьев Г. Е. Население лесостепной зоны бассейна Среднего Дона в VIII—X вв. // Археологические открытия на новостройках. — Вып. 2. — М., 1987.Винников А. З. Жилые и хозяйственные постройки Маяцкого селища (результаты раскопок 1975, 1977, 1978 гг.) // Маяцкое городище. — М., 1984.Ляпушкин И. И. Памятники салтово-маяцкой культуры в бас-сейне р. Дон // МИА. — № 62. — 1958.Плетнева С. А. О связях алано-болгарских племен Подо-нья со славянами в VIII—IX вв. // Советская археология. — № 1. — 1962.Плетнева С. А. От ко-чевий к городам // МИА.— № 142.— 1967.Плетнева С. А. Хазары. 2-е изд. — М., 1986.Плетнева С. А. Рисунки на стенах Маяцкого городища // Маяцкое городище. — М., 1984.Плетнева С. А. Маяцкое городище // Маяцкое городище.— М., 1984.Степи Евразии в эпоху средневековья // Археология СССР.— М., 1981.Флеров В. С. Маяцкий могильник // Маяцкое го-родище.— М., 1984. {305}Эрдели И. Венгры на Дону // Маяцкое городище. — М., 1984.«Перед суровым испытанием»Аннинский С. А. Известия венгерских миссионеров XIII— XIV вв. о татарах и Восточной Европе // Исторический архив.— Л., 1940. — Т. 3.Каргалов В. В. Внешне-политические факторы развития феодальной Руси. — М., 1967.Монгайт А. Л. Рязанская земля. — М., 1961.Плетнева С. А. Печенеги, торки и половцы в южнорусских степях // МИА. — № 62. — 1958.Плетнева С. А. О юго-восточных окраинах русских земель домонгольского времени // КСИА. — Вып. 99.Плетнева С. А. Половецкие каменные изваяния I/ Свод археологических ис-точников. — Вып. Е4-2. — 1974.Федоров-Давыдов Г. А. Кочевники Восточной Европы под властью Золотоордынских ханов. — М., 1966.Пряхин А. Д., Цыбин М. В. Раскопки многослой-ного Семилукского поселения // Археологические памятники эпохи бронзы Восточноевропейской лесостепи. — Воронеж, 1986.Пряхин А. Д., Винников А. З., Цыбин М. В. Древнерусское Ши-ловское поселение на р. Воронеж // Археологические памятники эпохи железа Восточноевропей-ской лесостепи. — Воронеж, 1987.Цыбин М. В. Погребения средневековых кочевников X— XIV вв. в Среднем Подонье // Советская археология. — № 3. — 1986. {306}УКАЗАТЕЛЬ АР-ХЕОЛОГИЧЕСКИХ ПАМЯТНИКОВАбашевский могильник эпохи бронзы (Чуваш-ская АССР) 22.Аверинское городище раннего железного века (Воронежская обл., Острогожский р-н) 177, 180, 182, 183.Александрия, поселение и могильник эпохи неолита — бронзы (Харьковская обл., Купянский р н) 19.Архангельское городище (Воронежская обл., Хохольский р-н) 19.Белогорские городища (I и II) и могильники (I—III) (г. Воронеж) 19, 38, 167, 194, 207, 215, 218, 256, 257, 277, 297.Беленджер, хазарский город (Дагестанская АССР) 229.Бельское городище ран-него железного века (Харьковская обл.) 186.Большой Липяг, энеолитическая стоянка (Липецкая обл.) 18.Бондарихинское поселение эпохи бронзы (Харьковская обл., Изюмский р-н) 162.Боршевские городища (Большое и Малое) и могильник (Воронежская обл., Хохольский р-н) 19, 36, 37, 38, 211, 213, 218, 220, 256.Борщево, серия палеолитических стоянок (Борщево I—IV) (Воронежская обл., Хохольский р-н) 29, 30.Борщево IV, поселение эпохи бронзы (Воронежская обл., Хохольский р-н) 19, 33, 116.Булгар, центр Волжской Болгарии (Татарская АССР) 213Бунарки, курганы эпохи бронзы (Воронежская обл., Бобровский р-н) 33.Введенские курганы эпохи бронзы (Липецкая обл., Хлевенский р-н) 18, 126.Верхнекарабутовское поселение эпохи бронзы (Воронежская обл., Подгоренский р-н) 19, 33, 123.Владимировские курганы эпохи бронзы (Воронежская обл., Лискинский р-н) 33.Власовский могильник эпохи бронзы (Воронежская обл., Грибановский р-н) 19, 34, 130, 133, 134, 152, 153—155, 293, 295.Вогрэсовская дамба, поселение эпохи бронзы (г. Воронеж) 33, 137.Волошинские городища раннего железного века (Воронежская обл., Острогожский р-н) 19, 36.Воргольское славянское городище (Липецкая обл., Елецкий р-н) 18, 38, 215, 216, 278.Воробьевка, средневековое венгерское погребение (Воронежская обл., с. Во-робьевка) 298.Вязовский сарматский могильник (Тульская обл., Ефремовский р-н) 18, 136. {307}Гагаринская стоянка палеолитической эпохи (Липецкая обл., Задонский р-н) 18, 29, 59, 60.Глинище, неолитическая стоянка (Тамбовская обл., Мичуринский р-н) 18, 31.Гремячье, наход-ка бронзового кельта (Воронежская обл., Хохольский р-н) 137.Дмитриевский могильник (Белго-родская обл., Шебекинский р-н). Долговская неолитическая стоянка (Липецкая обл., Данковский р-н) 18, 32.Дронихинское поселение эпохи неолита-бронзы, могильник эпохи энеолита (Воронеж-ская обл., Таловский р-н) 19, 32, 78, 82, 84, 105, 109, 111, 123, 295.Дуровка, могильник раннего железного века (Белгородская обл., Алексеевский р-н) 36.Животинное городище (Воронежская обл., Рамонский р-н) 18, 39, 167, 186, 194, 203, 275, 276, 279, 282, 295.Задонск, находка бронзо-вого кельта (Липецкая обл.) 137.Иванобугорский могильник эпохи энеолита — бронзы (Воронеж-ская обл., Павловский р-н) 19, 32, 112, 123.Ильменский могильник эпохи бронзы (Воронежская обл., Борисоглебский р-н) 19. Итиль, центр Хазарского каганата (низовья Волги) 198, 213, 255.Караяшниковский курганный могильник эпохи бронзы (Воронежская обл., Ольховатский р-н) 19, 33.Карбун, клад медных изделий трипольской культуры (Молдавская ССР) 105.Колосковская мезолитическая стоянка (Белгородская обл., Валуйский р-н) 19.Кондрашовский курганный могильник эпохи бронзы (Воронежская обл., Семилукский р-н) 18, 33.Копанищенские многослойные стоянки (I—III) (Воронежская обл., Острогожский р-н) 19, 32, 33, 82—84, 93, 103, 143, 146. Костенковские палеолитические стоянки (Костенки 1—21) (Воро-нежская обл. Хохольский р-н) 19, 28, 30, 35, 43, 46, 49, 51, 52, 57, 59, 60, 61, 63, 284.Костенковско-Борщевский палеолитический район (Воронежская обл., Хохольский р-н) 30.Краснолипье, курган эпохи бронзы (Воронежская обл., Репьевский р-н) 33.«Кубаева Могила», курган эпохи бронзы (Белгородская обл., г. Валуйки) 19.Кузнецовское городище (г. Воронеж) 19, 37, 207, 218, 256, 277. Куль-Оба, курган с захоронением представителя скифской знати (Крымская обл.) 169. {308}Липецкое славянское городище (г. Липецк) 194, 277. Лобовская неолитическая стоянка (Липецкая обл., Долгоруковский р-н) 18. Лысогорский славянский могильник (г. Воро-неж) 19, 36, 218.Масловское поселение эпохи бронзы (г. Воронеж) 19. Масловская палеолитиче-ская стоянка (Воронежская обл., Рамонский р-н) 30.Майкопский курган, захоронение вождя эпохи ранней бронзы (Адыгейская АО) 147.Мастищенские поселения ранней бронзы (I и II) и городище скифского времени (I) (Воронежская обл., Острогожский р-н) 19, 36, 116, 123, 125, 157, 158—161, 163, 177, 179—184. Мастюгинский могильник раннего железного века (Воронежская обл., Остро-гожский р-н) 19, 35, 36, 174.Маяцкое городище, комплекс памятников (крепость, селище, могиль-ник) салтово-маяцкой культуры (Воронежская обл., Лискинский р-н) 19, 39, 228, 230—244, 246—252, 255, 296. Мезинская палеолитическая стоянка (Черниговская обл.) 57. Михайловский кор-дон, славянское городище (г. Воронеж) 19, 218, 277, 290, 291.Монастырская стоянка эпохи мезо-лита (Воронежская обл., Аннинский р-н) 19, 83.Монастырщина 2, стоянка эпохи неолита (Туль-ская обл.) 18. Мосоловское поселение эпохи бронзы (Воронежская обл., Аннинский р-н) 19, 116, 135, 136, 288.Нальчикская гробница, усыпальница вождя (царя) эпохи энеолита — ранней бронзы (Кабардино-Балкарская АССР) 147. Нижняя Ведуга, курганный могильник эпохи бронзы (Воро-нежская обл., Семилукский р-н) 33.Никольский могильник эпохи энеолита (Днепропетровская обл.) 103.Новокумакские курганы эпохи бронзы (Казахская ССР) 156. Новоникольский сармат-ский могильник и поселение (Липецкая обл., Данковский р-н) 186.Новосильский могильник эпохи бронзы (Воронежская обл., Семилукский р-н) 18, 33.Новотроицкое славянское городище (Сум-ская обл., Лебединский р-н) 224.Новоусманский курганный могильник эпохи бронзы (Воронеж-ская обл.) 19, 33.Новохоперский курганный могильник древнеямной культуры (Воронежская обл., г. Новохоперск) 119.Ольховатский могильник эпохи бронзы (Воронежская обл., р. п. Ольховатка) 19, 33.Отрожкинская стоянка эпохи неолита — бронзы (г. Воронеж) 19, 33. {309}Павловский могильник эпохи бронзы (Воронежская обл., г. Павловск) 19, 34, 119—121, 143, 148, 149, 152, 286. Пасековский могильник эпохи бронзы (Воронежская обл., Кантемировский р-н) 19, 34.Пекшевское городище раннего железного века (Воронежская обл., Рамонский р-н) 36.Писаревский сарматский могильник (Воронежская обл., Рамонский р-н) 186.Плодосовхозный могильник эпохи бронзы (Воронежская обл., Павловский р-н) 142.Погоново озеро, мезолитиче-ское местонахождение (Воронежская обл., Каширский р-н) 30.Подзоровская неолитическая сто-янка (Тамбовская обл., Мичуринский р-н) 18, 31, 82.Подклетное, курганы эпохи бронзы (г. Воро-неж) 33. Подклетное, неолитическая стоянка (г. Воронеж) 31. Подпешное озеро, мезолитическое местонахождение (Волгоградская обл., Серафимовичский р-н) 30.Поляны, древние сыродутные горны (Воронежская обл., Верхнемамонский р-н) 242.«Попова Дача», поселение эпохи бронзы (г. Воронеж) 33. Придача, поселение эпохи бронзы (г. Воронеж) 33.Радченские курганы эпохи брон-зы (Воронежская обл., Богучарский р-н) 142.Репинское поселение эпохи энеолита (Волгоградская обл.), 19, 105.Репьевка, находка бронзового кельта (Воронежская обл., р. п. Репьевка) 137.Романово городище (Липецкая обл., Липецкий р-н) 18, 274—276.Россошь, курганы эпохи бронзы (Воронежская обл., г. Россошь) 33.Рудкино, находка бронзового кельта (Воронежская обл., Хохольский р-н) 137.Рыбачье, славянское городище (См.: Михайловский кордон) 194. Рыб-ное озеро, неолитические стоянки (Липецкая обл., Грязинский р-н) 18, 32, 82, 83.Рыкань, поселе-ние эпохи бронзы (Воронежская обл., Новоусманский р-н) 33.Савицкая неолитическая стоянка (Липецкая обл., Усманский р-н) 18, 32, 89.Санаторий им. М. Горького, славянское городище (См.: Кузнецовское городище) 201.Саркел — Белая Вежа, хазарская крепость, древнерусский го-род (Ростовская обл.) 198, 213, 235.Сасовские курганы эпохи бронзы (Воронежская обл., Репьев-ский р-н) 19, 32, 148.Семендер, хазарский город (Дагестанская АССР) 229. Семилукское городи-ще (Воронежская обл., г. Семилуки) 19, 38, 116, 271—273, 279, 282, 295. Сомовское поселение эпохи бронзы (г. Воронеж) 133. {310}Старая Калитва, находка бронзового кельта (Воронежская обл., Россошанский р-н) 137.Старая Криуша, половецкое святилище (Воронежская обл., Петро-павловский р-н) 264.Старая Тойда, неолитическая стоянка (Воронежская обл., Аннинский р-н) 32.Старо-Юрьевский могильник эпохи бронзы (Тамбовская обл., Старо-Юрьево) 18, 127.Сторожевое, городище раннего железного века (Воронежская обл., Острогожский р-н) 36.Староведугский курганный могильник эпохи бронзы (Воронежская обл., Семилукский р-н) 18.Стоунхэдж, мегалитическое сооружение (Англия) 160. Стояновский курганный могильник эпохи бронзы — раннего железного века (Воронежская обл., Острогожский р-н) 19, 34. Сунгирь, палеолитическая стоянка и погребения (Владимирская обл.) 56, 58, 63.Таврово, курганы эпохи бронзы (г. Воронеж) 33. Тавровское поселение эпохи бронзы и древнерусского времени (г. Воро-неж) 19, 269.Терешковский клад бронзовых орудий (Воронежская обл., Богучарский р-н) 137, 138.«Терешковский Вал», поселение и могильник эпохи неолита — бронзы (Воронежская обл., Богучарский р-н) 19, 162. Терновое, поселение эпохи бронзы (Воронежская обл., Семилукский р-н) 33.Титчихинское городище (Воронежская обл., Лискинский р-н) 19, 38, 195—198, 201, 203, 205, 211, 212, 222, 256, 290, 291. Третьяковский могильник эпохи бронзы и средневековья (Воро-нежская обл., Борисоглебский р-н) 19, 261.Улица Громова, курган эпохи бронзы (г. Воронеж) 33. Университетские стоянки эпохи неолита — бронзы (I—IV) и древнерусского времени (г. Воро-неж) 19, 32, 83, 89, 269. Утевский курган эпохи бронзы (Куйбышевская обл.) 147. Устье, неолити-ческая стоянка (Тамбовская обл., Мичуринский р-н) 18.Холки, древнерусское городище XI—XIII вв. (Белгородская обл., Чернянский р-н) 39, 279, 280, 281, 282, 295.Хохольский могильник эпохи бронзы (Воронежская обл., п. Хохольский) 19, 139, 140.Хреновое, курган эпохи бронзы (Воронеж-ская обл., Бобровский р-н) 143.«Частые Курганы», могильник раннего железного века (г. Воро-неж) 19, 35, 36, 169, 170, 172, 175, 177. {311}Черкасское, курганы эпохи бронзы (Воронежская обл., Павловский р-н) 34, 112.Черкасская стоянка эпохи неолита — бронзы (Воронежская обл., Павловский р-н) 19, 32, 76, 78, 82, 83, 84, 103, 105, 123, 297. Чернавская неолитическая стоянка (г. Воронеж) 82. Чертовицкая неолитическая стоянка (Воронежская обл., Рамонский р-н) 18, 32.Чертовицкий сарматский могильник (Воронежская обл., Рамонский р-н) 18, 36, 186.Чертовицкое славянское городище (Воронежская обл., Рамонский р-н) 194.Чехурский мо-гильник эпохи бронзы (Воронежская обл., Петропавловский р-н) 117.Чир (река), энеолитический могильник (Ростовская обл.) 103. Чижовские поселения эпохи бронзы — раннего железного века (г. Воронеж) 19.Шапкино, поселение эпохи неолита — бронзы (Тамбовская обл.) 19.Шелаевские стоянки эпохи неолита — бронзы (Белгородская обл., Валуйский р-н) 19, 33.Шиловское поселе-ние эпохи неолита — бронзы и древнерусского времени (г. Воронеж) 19, 33, 143—145, 266, 267, 269.Ширяевский могильник эпохи бронзы (Воронежская обл., Калачеевский р-н) 19, 34.Шиловское славянское городище (г. Воронеж, пос. Шилово) 277, 295.Щучье, находки неоли-тических челнов (Воронежская обл., Лискинский р-н) 31.Ярлуковские неолитические стоянки (Липецкая обл., Грязинский р-н) 18, 32, 33. {312}ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬАбрамова З. А. — археолог, сотрудник Ленинградского отделения Института археологии АН СССР 302.Абу Ха-мид ал Гарнати — арабский путешественник XII в. 211. Агафирс, в греческой мифологии один из сыновей Геракла (см.: Геракл) 171.Агни — в древнеиндийской мифологии бог огня 151. Ал-Истахри — арабский путешественник и историк X в. 240.Андрианова-Перетц В. П. — филолог 192. Аннинский С. А. — историк 271, 305.Апраксин П. Н., граф — в 1911 г. председатель Воро-нежской архивной комиссии 169.Аргази Т. — румынский поэт (1880—1967) 16.Артамонов М. И. — археолог (1898—1972) 293, 305.Аспарух — протоболгарский хан VII в. 224.Афанасьев Г. Е. — археолог, сотрудник Института археологии АН СССР 279, 292, 305.Афонюшкин В. А. — ис-торик (1922—1971) 303.Бадер О. Н. — археолог (1906—1980) 56. Батый — монгольский хан XIII в. 272, 273.Башилов В. А. — археолог, сотрудник Института археологии АН СССР 36.Бендефи Л. — венгерский историк 271.Березуцкий В. Д. — археолог, сотрудник Воронежского педагогиче-ского института 130. Берестов В. — поэт.Бибиков С. Н. — археолог, сотрудник Ленинградского отделения Института археологии АН СССР 57. Блок А. — поэт (1880—1921) 101.Борисковский П. И. — археолог, сотрудник Ленинградского отделения Института археологии АН СССР 30, 302. Бунин И. — писатель (1870—1953) 259.Валукинский Н. В. — сотрудник Воронежского област-ного краеведческого музея в 1920—1922 (1925—1941) 37, 302. Вейнберг Л. Б. — воронежский краевед (1852—1901) 36. {313}Васильев И. Б. — археолог, сотрудник Куйбышевского педагоги-ческого института 303.Винников А. З. — археолог, сотрудник Воронежского государственного университета 275, 279, 304—306.Вишвакарман — в ведийской и индуистской мифологии боже-ственный творец Вселенной, поэт 148.Владимир — Киевский князь (X — нач. XI в.) 214, 217.Воронег — предполагаемое древнеславянское имя 277.Всеволод Большое Гнездо — Влади-мирский князь (1154—1212) 262, 269, 270.Всеволод Святославич — брат Игоря Святославича (см.: Игорь Святославич) 280.Гардизи — арабский историк XI в. 219, 289.Гелон — в древнегрече-ской мифологии один из сыновей Геракла (см.: Геракл) 171.Геракл — один из героев в древнегре-ческой мифологии 171. Герасимов А. А. — антрополог (1907—1970) 302. Геродот — древнегре-ческий историк (V в. до н. э.) 171, 183, 188. Глеб — Рязанский князь (XII в.) 262, 269, 270. Гмелин Иоганн Георг — один из первых академиков Российской Академии наук (1709—1755) 44. Город-цов В. А. — археолог (1860—1954) 28, 35. Горький А. М. — писатель (1869—1936) 37, 256. Граков Б. Н. — археолог (1899—1970) 304.Григорьев Г. П. — археолог, сотрудник Ленинград-ского отделения Института археологии АН СССР 302Гуляев В. И. — археолог, сотрудник Инсти-тута археологии АН СССР 36.Джебэ — монгольский военачальник XIII в. 281.Джеррах Ибн-Абдаллах ал Хаками — арабский полководец и наместник в Армении VIII в. 230.Ефименко П. П. — археолог (1884—1969) 28, 29, 30, 31, 37, 222, 302, 304.Ефимов К. Ю. — археолог, сотрудник Воронежского областного управления культуры 261.Загоровскнй В. П. — историк, профессор Воронежского государственного университета 273, 274, 277.Замятнин С. Н. — археолог (1899—1958) 28, 29, 31, 33, 96, 302, 304. Зверев С. Е. — воронежский краевед (1861—1920) 169. {314}Ибн-да Русте (Ибн Даста) — арабский писатель X в. 200, 211, 219.Ибн-Фадлан — арабский путешественник, историк X в. 212, 217, 244.Игорь Святославич — Новгород-Северский князь XII в. 280.Идриси — арабский путешественник, историк, географ XII в. 211.Каганкатваци Моисей — средневековый армянский историк 238, 244, 246, 247.Каргалов В. В. — историк 274, 306.Ковалевский А. П. — востоковед 213, 217.Коковцев П. К. — семитолог, академик (1861—1942).Константин VII Багрянородный — Византийский император (905—959) 223, 235, 299.Кривцова-Гракова О. А. — археолог (1895—1970) 303.Куза А. В. — археолог (1939—1984) 304.Левенок В. П. — археолог, в 30-е годы сотрудник Воронежского краеведческого музея 30, 32, 303.Ленин В. И. (1870—1924) 16, 302.Леонов Д. Д. — воронежский краевед (1903—1977) 37.Либеров П. Д. — археолог (1902—1982) 35, 173, 185, 186, 303, 304.Лихачев Д. С. — филолог, академик 192.Лонгфелло Генри — американский поэт (1807—1882) 65.Лылова М. И. — архео-лог, сотрудник Воронежского областного краеведческого музея 152.Ляпушкин И. И. — археолог (1902—1968) 224, 304, 305.Майоров Н. — поэт (1919—1942) 165. Макаренко Н. Е. — археолог 35, 39, 232, 233, 236, 239. Македонский Александр — выдающийся полководец древности (356—323 гг. до н. э.) 43.Маркс К. (1818—1883) 16, 19, 85—87, 150, 302. Мартинович А. И. — воро-нежский краевед, член Воронежской архивной комиссии 36, 169. Мартынов Л. — поэт 283.Массон В. М. — археолог, сотрудник Института археологии АН СССР 302.Матвеева В. И. — археолог, сотрудник Института археологии АН СССР 276.Маяковский В. — поэт (1893—1930) 28.Медведев А. П. — археолог, сотрудник Воронежского государственного университета 188, 304.Мерперт Н. Я. — археолог, сотрудник Института археологии АН СССР 303.Милютин А. И. — воронежский краевед (1869—1907) 39, 232, 248.Монгайт А. Л. — археолог (1915—1974) 211, 306. Мономах Владимир — Киевский князь (1113—1125) 279. Москаленко А. Н. — археолог (1918—1981) 35, 37, 38, 194, 212, 222, 289, 290, 302, 304. Мстислав — Рязанский князь XII в. 262, 269. {315}Нестор — древнерусский летописец, автор «Повести временных лет» (XI — нач. XII вв.) 192, 193, 221.Низами — азербайджанский поэт (ок. 1141 — ок. 1209) 264. Николаенко А. Г. — учитель-краевед из р. п. Волоконовки Белгородской области 279. Новосельцев А. П. — исто-рик 219.Олег — Киевский князь (IX—X вв.) 231.Олег Ингворович — Рязанский князь XIII в. 282.Олейников Т. М. — сотрудник Воронежского краеведческого музея в 30-е годы 37.Пан — древнегреческое божество, покровитель лесов, пастбищ и пастухов 154, 155, 162.Патканьян К. — армянский историк, филолог (1833—1889) 244—246.Перун — бог грозы в славянском языческом пантеоне, главное божество древних славян 214, 217. Петр I — русский царь (1672—1725) 43, 44.Петрона — византийский инженер, строитель хазарского города-крепости Саркел (IX в.) 235.Пимин — митрополит московский в XIV в. 228. Плано Карпини — средневековый путеше-ственник 261. Плетнева С. А. — археолог, профессор, сотрудник Института археологии АН СССР 39, 230, 236, 241, 261, 264, 265, 279, 281, 293, 305, 306.Погорелов В. И. — археолог, сотрудник Воронежского педагогического института 117, 152, 303. Подгаецкий Г. В. — археолог (1908—1942) 33. Поляков И. С. — ученый, профессор Петербургского университета (1847—1887) 28, 30.Попов А. И. — профессор Ленинградского университета 278. Праслов Н. Д. — археолог, со-трудник Ленинградского отделения Института археологии АН СССР 30.Пряхин А. Д. — археолог, профессор Воронежского государственного университета 33, 116, 126, 135, 162, 266, 271, 302, 303, 305, 306.Пузикова А. И. — археолог, сотрудник Института археологии АН СССР 36. Пуру-ша — в древнеиндийской мифологии первочеловек 150.Раевский Д. С. — археолог, сотрудник Института востоковедения АН СССР 171.Рогачев А. Н. — археолог (1912—1984) 30, 302. Роман II — сын византийского императора Константина Багрянородного (см.: Константин Багрянород-ный) 223. Рожер II — Сицилийский король XII в. 211.Рыбаков Б. А. — историк и археолог, ака-демик 171, 172, 210, 211, 214, 218, 265, 280, 289—291, 304, 305. Рубрук Г. — французский путе-шественник XIII в. 261. {316}Сагайдак В. И. — археолог (1948—1976) 135. Сафронов А. — поэт 227. Святослав — Киевский князь X в. 255, 256.Седов В. В. — археолог, сотрудник Института археологии АН СССР 305.Семенов С. А. — археолог (1898—1978) 302.Смольянин Игнатий — участник путешествия по Дону с митрополитом Пимином (см.: Пимин) 228.Синюк А. Т. — ар-хеолог, профессор Воронежского педагогического института 116, 302, 303.Скиф — в древнегре-ческой мифологии один из сыновей Геракла (см.: Геракл) 171.Смирнов И. Д. — сотрудник Воро-нежского областного краеведческого музея в 30-е годы 37, 38. Смирнов К. Ф. — археолог (1917—1980 гг.) 304. Спицын А. А. — археолог (1858—1931 гг.) 28, 29, 35—37, 232. Субедей — мон-гольский военачальник XIII в. 281.Тарасов Л. М. — археолог, сотрудник Ленинградского отделе-ния Института археологии АН СССР 30, 302Тенгри-хан — главное божество в языческой религии тюркских народов 238, 246, 255.Тихомиров М. Н. — историк, академик (1893—1965) 274. Треть-яков П. Н. — археолог (1909—1976) 28, 37, 222, 304, 305. Тутанхамон — египетский фараон около 1400—1392 гг. до н. э. из XVIII династии 166.Федоров-Давыдов Г. А. — археолог, профес-сор Московского государственного университета 264, 306.Феофил — Византийский император IX в. (829—842) 235. Флеров В. С. — археолог, сотрудник Института археологии АН СССР 305.Формозов А. З. — археолог, сотрудник Института археологии СССР 302, 303. Фосс М. Е. — археолог 28, 31, 33.Хвольсон Д. А. — востоковед 200.Цыбин М. В. — археолог, сотрудник Воро-нежского государственного университета 271, 306.Черных Е. Н. — археолог, сотрудник Институ-та археологии АН СССР 303.Шагин-Гирей — крымский хан XVIII в. 171. {317}Энгельс Ф. (1820—1895) 16, 19, 75, 87, 119. Эрдели И. — венгерский археолог 305.Юлиан — венгерский мо-нах-путешественник XIII в. 271, 272, 273.Юрий Ингворович — Рязанский князь XIII в. 282.Ярополк — Рязанский князь XII в. 262, 269, 270, 276, 277. Ярополк Владимирович — сын Владимира Мономаха (XII в.) 279. {318}События последнего десятилетия с новой силой инициировали дискуссию сторонников западных образцов государственности и права и сторонников собственного пути в формировании политической и правовой системы российского общества. Мощнейшим аргументом в пользу самобытного пути правового, политического, экономического развития является менталитет нашего народа. И в данной работе этот аргумент представлен методологически корректно.Менталитет должен быть контекстом в исследовании той среды, в которой происходит формирование любого социального института. Правовой менталитет должен быть контекстом интерпретации правовых институтов в сравнительной юриспруденции. Однако не все исследователи правового менталитета, в отличие от авторов, выдерживают методологически корректную позицию.Однако следует помнить, что состояние современного правосознания и менталитет - совершенно разные параметры социальной жизни (менталитет следует изучать в исторической перспективе), что философы и психологи часто отождествляют правосознание и законосознание, а также рассматривают право с позиции западноевропейского пра- вопонимания, через призму его понятий. Этим отличаются и работы некоторых юристов, исследующих правовой менталитет, а также истоки современного правосознания и правовой культуры россиян.В качестве примера приведем одну из работ, принадлежащих перу отечественных авторов. Так, Р.С. Байниязов в лучших традициях российской интеллигенции, отличающейся склонностью к «самобичеванию» и порицанию своего с одновременным «уважением ко всему европейскому », выносит приговор правовому менталитету россиян, якобы отличающемуся «небрежным, отрицательным отношением к праву», «юридическим нигилизмом», «непониманием фундаментальных ценностей правового бытия» и т.д., предлагая в качестве спасения заблудших русских душ индивидуализм­ как прививку от «коллективистских», «антииндивидуалистических импульсов и тенденций» , якобы ведущих к правовому нигилизму. Автор не замечает противоречия в своих же суждениях, когда в одном месте говорит о том, что «каждая национальная правовая система, обладает только ей присущим правовым менталитетом, правосознанием, стилем юридического мышления», иными словами, своим пониманием права, а в другом критикует за несоответствие западноевропейскому правопониманию, с его «подлинно» правовыми параметрами.Исследователи подобного плана уровень «цивилизованности» русского народа измеряют по некоей универсально-ценностной системе измерения «отсталости», как того требует идеология глобализма, скрывающаяся за идеалами гуманизма и общечеловеческих ценностей. Конечно же, образцом этой мерки служила и служит западная цивилизация. Менталитет западного мира, идеал западного образа жизни стал у многих авторов единственно истинным мерилом, пригодным для переоценки исторического прошлого нашей страны и ее будущего.Думается, современная общественно-политическая мысль уже выявила основные проблемы глобализации европейских­ экономических, правовых и политических представлений, навязывание которых иным народам стало основным стилем международной политики Запада. Отчетливо понимая, что привитие американо-европейских либеральных правовых стандартов, не соответствующих не только российской правовой культуре и истории, но и явно не соответствующих сложившейся ситуации в стране, в которой идет криминальная война (от рук преступников ежегодно погибает около 30 тысяч человек), влечет за собой дальнейшую деградацию государственного порядка, последний тем не менее продолжает всеми способами навязывать его России, полагая тем самым ускорить процесс государственного разложения и облегчить себе доступ к энергоресурсам.На наш взгляд, методологически корректной является та позиция, которая исходит из следующей логической связки: если менталитет представляет собой нечто константное, то надо не пытаться его разрушить или изменить путем доведения «до ума», до единственно правильного правового идеала, а надо пытаться развивать в нем то положительное, благодаря чему сохраняется носитель этого уникального менталитета - народ и его самобытность. Ведь именно в подчеркивании некоторой своеобразной, характерной­ константы, присутствующей в правовой истории народа, и заключается значимость выделения правового менталитета в качестве категории права. Критически анализировать один менталитет, один смысл права за счет другого некорректно, хотя бы по причине отсутствия универсального критерия оценки.Исследователи придерживаются именно такой позиции, обращая внимание на то, что ментальность каждого народа порождает свое самобытное правопонимание, свой смысл права. Авторы показывают, что российский правовой менталитет иной по отношению к западному, следовательно, иными должны быть стратегии развития государства, иным должен быть собственный путь к осуществлению общественного идеала посредством права. А оценивать его как «недоразвитый» - в высшей степени некорректно.Полагаю, что предлагаемое исследование является существенным вкладом в развитие цивилизационного подхода к праву, так как изучение политико-правового опыта собственного народа через субъективные образы оказывается значительно более продуктивным, чем анализ своего права через призму закономерностей, понятий и концепций, возникших в рамках определенной культурно-исторической общности - европейских народов и потому непригодных­ для объяснения государственно-правовых явлений российской цивилизации. Надеемся, что его кропотливый и многолетний труд будет еще одним шагом вперед в изучении самобытности российской государственности и правовой культуры, сохранении ее ценностно-нормативной, культурной идентичности, что так необходимо в современном глобализирующемся мире.А. Я. Овчинниковдоктор юридических наук, профессорСамое лучшее в новом — то, что отвечает старому устремлению.Поль ВалериВВЕДЕНИЕОдна из наиболее сложных проблем, решаемых сегодня правовой и политической науками, - природа, направленность и последствия начавшихся в начале 90-х годов ХХ в. политико-правовых трансформаций, приведших к изменению содержания структурных элементов российской государственности. После 14-15 лет институционального хаоса, постоянной угрозы (социально-экономических, политических, юридических и др.) существованию постсоветской России в качестве суверенного государства, явившихся следствием отсутствия у властных элит не только концепции реформирования, но даже более или менее ясных представлений о ходе, последствиях и сроках проводимых изменений во всех сферах жизни общества, начало XXI в. воспринимается­ как время, благоприятствующее осмыслению судьбы страны, ее прошлого, настоящего и будущего, период взвешенной оценки многих событий новейшей истории, эпоха возвращения «к себе» на новом витке национального развития.Глобализация, либерализация, вестернизация и противостоящий последним консервативный и неоевразий- ский проекты политико-правовой институционализации на постсоветском пространстве, противоборство центробежных и центростремительных сил в отечественном государственном устройстве, необходимость сохранения уникального этнокультурного ландшафта России и др. предполагают изменение существовавшей ранее парадигмы правовых исследований, в которых национальное измерение права, как правило, выводилось «заскобки», игнори-ровалось и подменялось либо его общефункциональными характеристиками, либо выводами о наличии «непреодолимой силы» неких общих для всех времен и народов закономерностей, обусловливающих модернизацию российской политико-правовой реальности.Правда, стоит отметить, что некоторые современные правоведы, философы и политологи (их количество крайне невелико) в последние годы все же начали духовное освоение российской государственно-правовой­ действительности. В работах П.П. Баранова, А.М. Величко, А.Г. Дугина, А.А. Королькова, Т.В. Кашаниной, А.Н. Кольева, В.Я. Лю- башица, В.В. Момотова, А.И. Овчинникова, В.Н. Синюкова, С.О. Шаляпина, О.И. Цыбулевской и др. представлен анализ различных аспектов политико-правовой институционализации русской национальной идентичности.Есть авторы, которые также обращаются к тем или иным элементам российской правовой культуры, в частности правовому менталитету. Однако их рассуждения достаточно часто имеют весьма поверхностный, не соответствующий сложному и далеко не однозначному пониманию данного феномена характер. Как правило, такие исследователи недооценивают устойчивость национального правового менталитета - структуры социального бытия, способствующей преемственности в процессах становления основных юридических и политических институтов. Считается, что для решения насущных задач государственного или муниципального строительства его можно и нужно изменить. «­Разумеется, никакая, даже самая совершенная конституция не создаст нового общества в России. Для этого нужно прежде всего кардинально (выделено нами. - А.М., В.П.) изменить российский менталитет... Нужно на иных началах преобразовать менталитет властвующей политической и экономической элиты, всего политического «класса», бизнесменов...».Реформаторское «лихолетье» на рубеже веков, очередная, полная оптимизма и веры в светлое европейское завтра попытка вестернизации нашего образа жизни, достаточно быстро сменившаяся разочарованием не только большинства населения, но и ряда самих архитекторов российских реформ, обнажили много проблем в сфере права и политики.Как и в предшествующие потуги быстрых и радикальных изменений в стране (петровские реформы, деятельность Александра II, Временного правительства и др.), основным парадоксом существующего правопорядка остается несоответствие, очевидный разрыв между издаваемыми и вполне западными (по крайней мере очень похожими) по содержанию и направленности юридическими предписаниями и поведением, мышлением большинства населения. Новые законы нередко остаются на бумаге, реальные же практики развиваются так, как если бы этих норм не было.Многие, казалось бы, полезные и взвешенные проекты для российского общества оказались слишком смелыми, так и не привели к ожидаемым (позитивным) результатам. Периодические всплески различных по рангу и масштабам деятельности - от Президента РФ и палат Федерального Собрания до инициатив отдельных представителей депутатского истеблишмента,­ губернаторского и «мэрского» корпуса страны - руководителей относительно «скорейшего наведения порядка в государстве», установления «сильной власти» или «диктатуры закона» на деле только еще раз демонстрируют деградацию обыденного и профессионального правосознания. Более того, в последнее время исследователи правовых, политических и социально-экономических процессов в современной России, вскрывая сущность происходящих явлений, останавливают свое внимание на проблеме неправовых практик, широкое распространение и укоренение которых несомненно оказывается одним из важнейших препятствий к реализации либерально-правового сценария трансфо??мации российского общества.Подобная ситуация, естественно, не может остаться незамеченной, не отразиться должным образом на Доктринальном уровне отечественной правовой системы, содержании и специфике юридических концепций. Юридическая наука наконец-то должна возвысить свой голос.Весьма затянувшийся спор между позитивистами и убежденными сторонниками естественно-правовой теории пра- вопонимания при всей его эпистемологической важности для решения проблем национальной правовой действительности уже­ малопродуктивен. Рассуждения ­Таким образом, характерная для классической философии права эссенциальная схема определения понятия права, естественно, будет дополнена экзистенциальной, в рамках которой право определяется через феноменологически найденные и гипостазированные «правовые переживания», состояния сознания субъектов - носителей конкретного, коррелирующего с национальными символами, образами и установками, юридико-государственного опыта. Вполне очевидно, что данные состояния сознания содержат в себе как сущностные (эйдетические), так и специфические общие и индивидуальные культурно-исторические моменты. Именно для адекватного понимания смыслового содержания права (государства, власти, политики и др.) следует обратиться к категории правовой ментальности (менталитета). В частности, И.П. Малинова под последним подразумевает «совокупную характеристику индивидуальных интенций, ценностных ориентаций, смысловых аберраций и типов дискурса в сфере права» (хотя вряд ли можно вообразить себе дефиницию более «туманную» как в формально-логическом, так и в содержательном плане). Правовой менталитет включает в себя как нижние этажи общественной и индивидуальной психологии, так и правосознание,­ но не в традиционном смысле, а с точки зрения его ориентированности, избирательности, настроенности, тенденциозности, а также культурной специфики. Р.С. Байниязов оправдывает введение категории «правовой менталитет» в эпистемологическое (эвристическое) поле современной юридической науки прежде всего тем, что «улавливание» сложнорефлексирующих правовых эйдосов требует не только праворационального объяснения, но и интуитивного проникновения в различные элементы правовой сферы социума, т.е. связывает его существование с наличием нерациональных механизмов жизненного понимания права.Другими словами, исследование права, правосознания и правовой культуры не только за рубежом, но и (прежде всего!) в России нуждается в понятии, отображающем сложную морфологию и корреляцию общественного и индивидуального сознания. Такой категорией и является понятие национального политико-правового менталитета. В первом приближении достаточно очевидна априорная природа правового менталитета (Г. Бутуль), его устойчивость и бинарность (объединяет рациональные и иррациональные элементы), историчность (обращенность и к прошлому, и к настоящему, и к будущему), органичная взаимосвязь­ с правовым поведением, стилем и особенностями юридического мышления при сохранении основополагающего характера и т.д. Интерсубъективный в своей сущности мир правового менталитета, осознаваясь и рационализируясь (как, впрочем, и вербализируясь) только выборочно, «пятнами», связывает высокорационализированные формы сознания (правовую идеологию, философию права, политику и др.) с миром бессознательных структур, с неосознанными культурными кодами (архетипами), определяя тем самым отношение личности к праву и иным явлениям социально-юридической действительности, поведенческо-правовую и психолого-правовую самореализацию индивида.Однако вряд ли теоретически и методологически оправданы (хотя, несомненно, заслуживают внимания и уважения) стремления некоторых современных авторов четко выделить два уровня структуры правового менталитета - сознательный и бессознательный, т.е. некоторым образом абсолютизировать его бинарный характер. Так, Р.А. Луб- ский, предлагая достаточно емкую и наукообразную дефиницию политического менталитета, понимает последний в качестве совокупности «­обыденных (повседневных) осознанных и неосознанных представлений ценностей и аттитюдов (установок), характерных для той или иной социальной общности. При этом методологически важно подчеркнуть, что представления, ценности и аттитюды (установки) на осознанном и неосознанном уровнях зачастую представляют собой бинарные оппозиции».Это, безусловно, важный, но в то же время излишне «психологизирующий» (почти по структуре личности дедушки Фрейда, однако каким же способом или «прибором» можно безошибочно установить, сознательная, подсознательная или бессознательная «оппозиция» включена в поведение индивида в данный момент, чем он руководствуется) природу данного явления подход. Менталитет, по выражению А.Я. Гуревича, представляет собой «тот уровень общественного сознания, на котором мысль не отчленена от эмоций, от латентных привычек и приемов сознания, - люди ими пользуются, обычно сами того не замечая...».О.Г. Усенко справедливо отмечает, что «грань между подсознанием и сферой осознанного провести не так-то просто...», на самом деле «...большинство человеческих поступков (понимаемых как цепочки взаимосвязанных действий, переживаний и мыслительных актов) представляют собой сплав бессознательного и осознаваемого...».Трудно или вообще невозможно установить, структуры какого уровня (сознательного или бессознательного, предсознательного) актуализировались уобратить внимание на известную методологическую пластичность понятия «правовой менталитет», так как именно последняя открывает для правоведа новые возможности познания, несомненные эвристические перспективы. Обращает на себя внимание и то, что занимающиеся данной проблемой отечественные исследователи (юристы, историки, философы, психологи и др.) чаще всего избегают жестких формулировок (явных дефиниций) в отношении данной категории. Однако в известной «размытости» понятия следует усматривать не только его уязвимость, но и определенное преимущество. Многочисленные попытки проигнорировать трудноуловимую природу правового (политического) менталитета, «не заметить» его, по сути, неисчерпаемой многоуровневости и разноплановости, ввести в какие-то фиксированные рамки, на наш взгляд, так и не увенчались успехом. Однако вряд ли стоит соглашаться и с весьма «пессимистичной» позицией Ф. Грауса, который полагает, что ввиду отсутствия четких контуров ментальность вообще невозможно описать достаточно предметно, ее можно лишь «тестировать» , «считывать» по внешним формам проявления. При такой постановке вопроса любое исследование феномена­ национальной правовой ментальности будет иметь исключительно прикладной, вспомогательный характер, служить для решения других политико-юридических проблем. Но можно ли явление, коренящееся в глубинах государственно-правовой реальности, так или иначе выступающее в качестве глубинного (духовного) уровня ее структур, просто автоматически вывести за рамки фундаментальных исследований, в принципе лишить даже самой возможности их проведения? Речь, видимо, должна идти о другом, а именно о представлении общего плана (архитектоники) правового менталитета, выявлении его основных структур, определении их места («глубины залегания») и роли, характера взаимодействия и способов экспликации (истолкования, распознавания и т.п.). В методологическом плане последнее означает не что иное, как намеренный уход от гиперболизации психологической сущности юридического менталитета (ментальности) в пользу обстоятельного изучения его социокультурной природы через построение многомерной модели.Полагать же, что в российской юридической (впрочем, как и в исторической, политической и др.) науке имеется теория правовой ментальности, конечно, пока преждевременно. В специальной литературе можно обнаружить­ лишь некоторые идеи и подходы. Хотя уже достаточно очевидно, что современная доктрина отечественного правового менталитета «нуждается в систематическом исследовании своих многочисленных, в том числе специальных юридических, этнокультурных и конкретно социологических измерений».Однако прежде чем начинать какое-либо систематическое исследование, а тем более исследование национальной правовой ментальности, следует определиться в используемых терминах и в первую очередь в соотношении категорий «правовой менталитет» и «правовая ментальность». Большинство авторов (отечественных и зарубежных) считают, что данные понятия синонимичны, хотя менталитет происходит от немецкого «Mentalitat», а ментальность - термин французской «Новой истории» - от «mentalite» (который, по мнению отечественного психолога В. Шкуратова, в последние годы все-таки усиленно заменяется немецким вариантом). Историки Е.Ю. Зубкова и А.И. Куприянов термины «менталитет» и «ментальность» рассматривают как варианты русской транскрипции французского слова «mentalite», и полагают, что «нарождающаяся дискуссия о соотношении­ «менталитета» и «ментальности» окажется еще менее плодотворной, чем былые изыскания в области «просвещения» и «просветительства».Однако в современной литературе встречаются и иные мнения. Например, Л.В. Акопов и М.Б. Смоленский предлагают «развести» правовую ментальность л.ичностииее правовой менталитет. «­В первом случае речь может идти о глубинном понимании корней правовой автономии личности в смысле ее духовно-правовых и интеллектуальноправовых истоков (возможностей). Во втором случае в качестве правового менталитета, по-видимому, следует понимать реальный уровень развитости правосознания и правовой культуры, присущий определенному индивиду, социальной группе и иной общности людей. Правовой менталитет связывается с правовой ментальностью через реальные, конкретные личности посредством и благодаря их деятельности ».Е.А. Ануфриев и Л.В. Лесная представляют свое видение проблемы: «Суть этого соотношения в следующем: в отличие от менталитета под ментальностью следует понимать частичное, аспектное проявление менталитета не столько в умонастроении субъекта, сколько в его деятельности, связанной или вытекающей из менталитета. Поэтому в обычной жизни чаще всего приходится иметь дело с ментальностью, нежели с менталитетом, хотя для теоретического анализа важнее последний».Из приведенных постулатов видно стремление авторов подойти к рассмотрению соотношения понятий «правовой менталитет» и «правовая ментальность» разнопланово. Их выводы интересны и не лишены теоретической и методологической оригинальности. Тем не менее заметим, что подобное различение нуждается в более подробном обосновании. Видимо,Видимо, речь должна идти о явной близости, единой понятийной связке, но не синонимичности данных категорий. Прежде всего, стоит указать на смысловой нюанс лингвистического порядка, а именно на то, что в русском языке слова на -ость обозначают, как правило, родовые качества или свойства, воплощающиеся в целом ряде находящихся в постоянном развитии (во времени или в пространстве) феноменов, явлений. Однако даже в последнем случае сохраняется общее проблемное поле (так или иначе позволяющее отвлечься, пренебречь подобным разведением столь близких категорий) - создание доктрины отечественной правовой ментальности (менталитета).- чтобы «овладеть» массовым сознанием, закон должен преодолеть тот «порог» сопротивления, который часто воздвигается на пути его реализации именно отечественной правовой ментальностью, ее кризисным (с точки зрения современных политико-правовых реалий) состоянием, противоречивыми интересами различных социальных слоев и групп, а для этого важно обретение как законодателем, так и правоприменителем ясного представления обо всем многообразииментальных особенностей адресатов нормативно-правовых актов, их юридических и политических стереотипов;- к числу факторов «ментального порядка», способных оказывать негативное воздействие на процессы реализации законов (в различных ее формах), относится и весьма специфическое общественное мнение. В российском миропонимании исторически сложилась ситуация (подтверждаемая многими событиями отечественной истории, особенно в переломные ее моменты) явного преобладания обыденного уровня­ правосознания, на котором общественное мнение чаще всего складывается под влиянием слухов, особого понимания процессов, событий, тенденций общественного развития. Данная «традиция» неизменна и сейчас - обыденный уровень массового правосознания в современных условиях содержит значительную долю стихийности и иллюзорности . Поэтому стремительное развитие социально-правовых реалий, либеральная модель реформирования отечественной государственности неизбежно наталкивается на устоявшиеся стереотипы и догмы национального правового макроменталитета.Следует отметить и нарастающий интерес современных отечественных ученых-юристов ко многим из вышеизложенных проблем. Так, в той или иной степени данные вопросы исследуются Ю.А. Тихомировым, В.Н. Синюковым, М.С. Гринбергом, Ю.А. Дмитриевым, Л.А. Сыровацкой, Н.С. Малеиным, В.Н. Кудрявцевым, А.И. Бобылевым и др. Однако за редким исключением при их решении (например в работах В.Н. Синюкова) используются положения и методологические принципы концепции политикоправового менталитета, но даже если и выдвигается ряд аргументов, связанных с особенностями отечественного правосознания и правовой культуры, то чаще всего в рамках традиционной для российской (советской) юридической науки позитивистской доктрины, элиминирующей глубинные слои, архетипы и этнокультурные аспекты национальной политико-правовой действительности. И причины этого теоретико-методологического «казуса» - в традициях российского правоведения и всей гуманитарной сферы последних десятилетий (некоторые из них уже рассматривались выше).Очевидно, что для решения прикладных вопросов (подобных только что рассмотренным) правовой науки­ следует определиться с теоретическими проблемами российской правовой ментальности, хотя бы через ее феноменологический анализ, найти вполне определенную, методологически выверенную, корректную позицию, придающую требуемую (принципом научности!) строгость дальнейшим рассуждениям. Последнее означает не что иное, как создание концептуальных оснований и адекватного категориального аппарата изучения российской ментальности вконтексте проблематики формирования национального правового государства и правовой системы.Однако это одна сторона проблемы - «внутренняя», а есть еще и другая - «внешняя». Последняя также находится в поле зрения некоторых отечественных правоведов. Например, Т.В. Кашанина, исследуя вопросы возникновения российского государства, выделяет ряд (подлежащих дальнейшему обсуждению) особенностей национального политико-правового менталитета: «­Задумаемся, откуда у русского народа такая страсть к распространению своей государственности и государственно-правового опыта развития (кстати, далеко не всегда и не во всем лучшего)?.. За многие годы существования русского народа у него сложился свой менталитет... Грубо менталитет русского народа можно обозначить так: его интересуют в большей мере глобальные проблемы бытия, чем приземленные задачи повседневной жизни. Он склонен обращать свое внимание, тратить силы и средства на то, что находится за пределами его дома, именно там наводить порядок. То же, что творится внутри собственного дома - дело второстепенное. Но энергия не беспредельна и, уходя вовне, ее мало остается для решения внутренних дел. Вот почему Россию постоянно сотрясают бури, вот почему она постоянно не обустроена» .Глава 2АРХИТЕКТОНИКА ПРАВОВОГО МЕНТАЛИТЕТА2.1. Право в пространстве культурыДля того чтобы ориентироваться в какой-либо сфере, следует исходить из ощущений, отчетливых или хотя бы «смутных» представлений о реальности этой сферы. Реальность, данная человеку в ощущениях и представлениях, - это, с одной стороны, основа, некая априорная сущность, первоначало ее теоретического описания и практического опыта, а с другой - определенный результат вовлеченности субъекта в соответствующие социальные практики. Подобно тому, как концепции психологической или экономической реальности, представленные, например 3. Фрейдом, К.Г. Юнгом, К. Марксом или Дж. Кейнси, помогают или, по крайней мере, помогли на определенном историческом этапе индивиду и обществу найти оптимальные решения своих проблем, концепция правовой реальности, т.е. представления о природе, социокультурных, экономических и иных основаниях, развитии сложного мира права, безусловно, помогают ориентироваться в нем и философу права, и юристу-практику, и студенту, и любому гражданину, так или иначе «обитающему» в конкретном правовом и политическом пространстве. Видимо, перефразируя известное суждение Аврелия­ Августина о времени, Е.В. Спек- торский подчеркивал: «­Юристам кажется, что они знают, с какой реальностью они имеют дело, только до тех пор, пока их об этом не спросят. Если же их спросят, то им уже приходится или самим спрашивать и недоумевать, или же по необходимости решать один из труднейших вопросовтеории познания»В плане поиска оснований отечественной правовой действительности, выявления и понимания сущности собственного типа нормативности, а значит, образа и специфики национального права обращение к несколько «подзабытому» советскими авторами культур-онтологическому аспекту философского осмысления юридической сферы трудно переоценить .В рамках формирующейся в последние годы в российском правоведении теории юридического менталитета появляется реальная возможность рассмотрения права как базовой регулятивной формы культуры, ценностно-значимого «продукта» саморазвития цивилизации, нации, этноса, закономерного явления эволюции их бытия. И если немецкий философ права А. Кауфман, решая вопрос, что значит быть для права вообще, где оно «живет», другими словами, к какому типу реальности принадлежит, отмечал: «Вопрос... правовой онтологии должен гласить: каким способом право причастно бытию... какая модальность бытия... ему подходит», то в нашем случае прочтение этого «вопрошания» может и должно быть иным, аименно: «Каким образом право сопричастно бытию культуры, национальному самосознанию». В этой связи рассмотрение различных типов правопонимания,­ форм осознания юридической и политической действительности - это, в методологическом плане, необходимые смыслообразующие этапы магистрального для современной юридической науки процесса культурной идентификации национального права. Однако проведение подобных исследований, очевидно, предполагает решение ряда проблем.сетовал в конце XIX в. Г.Ф. Шершеневич, отмечая сохранившуюся в определенном смысле и в настоящее время «рас- колотость» отечественной гуманитаристики в решении многих актуальных проблем1. «­Право - это тот социальный феномен, который «закрыт», если на него смотреть только юридическим взглядом. В этом состоит методологический недостаток многих интерпретаций права», -утверждает современный правовед Р.С. Байниязов . Преодоление же теоретического изоляционизма, данной псевдонаучной установки открывает широкие возможности для радикального обновления отечественной юридической науки, изменения ее эвристических акцентов, целей, задач, методологических ориентиров, для объективной и серьезной разработки заявленной темы, до сих пор относящейся к области «белых пятен» российского обществознания. С другой стороны, нельзя не заметить, что в отечественной юридической действительности право (но не правда) подменялось приказным нормотворчеством и, соответственно, трактовалось как утилитарно-прагматическое средство политико-властной регуляции общественных отношений. Господствующее в России, по крайней мере начиная с реформ Петра Великого, политико-идеологическое понимание права элиминировало любой негосударственный, а позже и неклассовый подход к данному явлению - объективной, по сути, социокультурной целостности, в конечном счете не зависящей от каких-либо или чьих-либо властных усмотрений и всегда имеющей цивилизационное и национально-этническое прочтение. Позитивистские и разного рода этатистские представления реальности права, сводящие последнее исключительно­ к одному из разнообразных продуктов мыследеятельности государственного аппарата, неизбежно выхолащивают суть права, лишая его всех атрибутов регулятивной формы культуры, а часто вообще приводят к таким сомнительным каламбурам, как «три слова законодателя - и целые библиотеки становятся макулатурой» или «где могло бы существовать право, которое вышло бы не из деятельной силы и энергии индивидуалов и начало которого не терялось бы в темной глубине физической силы?».Современные же попытки преодоления рецидива социалистического правосознания как и ряда его последствий неизбежно предполагают принципиально иное понимание права, а именно признание в нем «­таких элементов, которые не могут быть произвольно изменены, поскольку они теснейшим образом связаны с нашей цивилизацией и нашим образом мыслей. Законодатель не может воздействовать на эти элементы точно так же, как и на наш язык или нашу манеру размышлять».Стремление выйти за рамки нормативистско-позитивистской трактовки права в иное его измерение, признание архетипических элементов национальной правовой культуры, юридических и политических инвариант в качестве имманентных и смыслообразующих структур, определяющих содержание любой национальной правовой реальности, несомненно, коррелирует с фундаментальными проблемами современного правопонимания. Так, в работах американского юриста Р. Паунда и австрийского правоведа Е. Эрлиха уже обозначился соответствующий дискурс: выявляется значимость социальных (ментальных) оснований, задающих, «определивающих» правовые предписания определенной цивилизационной природы и обеспечивающих тем самым адекватное широкому спектру проявлений национального бытия правовое пространство. «Центр тяжести развития права в наше время, как и во все времена, - не в законодательстве, не в юриспруденции, не в судебной практике, а в самом обществе». Стремление обнаружить «живое право», свойственное многим юридическим школам и отдельным исследователям (от Аристотеля, Цицерона, Локка, Монтескье, до Иеринга, Петражицкого и др.), неизбежно приводит многих авторов к убеждению об историческом постоянстве,­ устойчивости и, более того, самодостаточности и самоценности национального права, независимо от тех модификаций, всевозможных обновлений и рецепций, которые претерпевали нормы. Именно «наличие этих элементов дает основание говорить о праве как науке и делает возможным юридическое образование».Подобный, хотя и более «осторожный», пока еще уступающий в теоретическом и методологическом обосновании предшествующим (советским) традициям юридической науки подход в последнее время прослеживается и у некоторых современных российских ученых. Например, А.Б. Венгеров, кроме собственно государственных, признает присутствие и влияние самоорганизационных (социальных) начал в правотворческом процессе. В этом же направлении ведутся исследования и представителей либертарной правовой теории (В.С. Нерсесянца, Е.А. Лукашевой, В.А. Чет- вернина и др.). Хотя преодоление редукционизма как одного из существенных признаков господствующей в последние годы методологической парадигмы, в рамках которой не раз демонстрировались попытки значительного упрощения проблемы, связанные с известным стремлением обнаружить «первооснову» (первоначало) права либо в различных неюридических­ явлениях (экономике, классовой структуре общества, нравственности, политике, идеологии и др.), либо через прямое отождествление его с актами государственной власти, несомненно, в нашем правоведении все еще остается теоретико-методологической задачей «номер один».Современный методолог В.М. Розин, утверждая о кризисе отечественного юридического мышления, [3]обращает внимание на особенности современных взаимоотношений правовой науки и практики. «Юридическая наука сегодня не удовлетворяет запросы юридической практики: она ориентируется на старую социалистическую идеологию, на неработающие в настоящее время в юридической практике идеалы естественной науки и марксистской философии, на устаревшие знания и методологию ».Постепенный отказ от явно упрощенных представлений о природе права, предполагающих возможность исчерпывающего сведения права к каким-либо социальным сферам и институтам, личностным (индивидуальным) переживаниям и установкам, ведет к конституированию принципиально иного теоретического слоя (уровня) научной деятельности в области права и государства. Представляется, что только на этом пути в современном правопонимании и государствоведении возможно изменение базовых методологических принципов, теоретических схем и процедур, способов обработки и интерпретации эмпирических данных, различного рода систематизаций и т.д. Причем речь идет не только о преодолении отмеченных редукционистских установок, но и (как уже было замечено ранее) о переосмыслении самих ориентиров и конечных целей построения правовых теорий: переход от «принципиально» универсальных, наднациональных концепций, объясняющих природу права и характер его развития, значение последнего в культуре и цивилизации вообще и тем самым неизбежно отвлекающихся от его национальных артикуляций, к так называемому юридическому «культуро(этно)центризму », предполагающему «возвращение» (приземление или, точнее,­ заземление) права в границы определенного этносоциального пространства.Такой поворот теоретически и, тем более, практически представляется вполне оправданным, так как достаточно очевидно, что процесс правопонимания (правотворчества, правоприменения) на всех уровнях (« профанном », профессиональном и доктринальном) всегда развертывается только в определенном ментально-цивилизационном пространстве, в рамках которого и происходит маркирование основных правовых теорий, возникает национальная специфика юридических явлений, которые часто не могут быть в полной мере соотнесены с так называемыми общечеловеческими ценностями. Для их понимания вряд ли пригодны также различного рода позитивистски-институциональные способы юридического анализа, здесь необходима более «тонкая» методология, тем более что «­смысловая сущность права как способа человеческого бытия доступна открытию в весьма узком секторе духовной и практической деятельности и не всегда поддается выявлению рациональными методами».Освоение принципов дополнительности, альтернативности и поливариантности в рамках современной юридической науки не только позволит выйти из явного эпистемологического тупика настоящего периода развития, характеризующегося известными теоретико-методологическими «шараханиями», свойственными переходному, постсоциалистическому периоду, но и, несомненно, откроет новые горизонты правового анализа и политико-юридического прогнозирования, обогатит категориальный аппарат, необходимый для плодотворных исследований различных проблем. В этом же ключе рассуждает и С.С. Алексеев, отмечая, что «при последовательно научном подходе исходная задача при рассмотрении позитивного права заключается в том, чтобы «увидеть» и держать в поле зрения все грани права, последовательно охарактеризовать их, начиная с наличных юридических реалий, а затем - через особенности юридического содержания - к глубоким, «невидимым» пластам правовой материи».Другими словами, в процессе саморазвития отечественный юридический дискурс, находящийся, конечно, в динамичном, поисковом, плюралистическом, внутренне противоречивом состоянии, все же (постепенно) выходит на иные, мягко говоря, не преобладающие в традициях отечественного правоведения последних лет, эпистемологические ориентиры, направленные на конституирование целостных правовых образов и тем самым предполагающие возвращение праву культурно-национальной самости (адекватности основам исторической субъектности российского народа), признание его способности развиваться и расти по собственной внутренней логике, отражая, скорее, некую внутреннюю необходимость, чем волю «государя», отдающего повеления в форме правил и налагающего санкции за их неисполнение.Однако ясно и то, что наше «юридическое мышление долгое время формировалось под влиянием однозначной трактовки права и недостаточно подготовлено к многослойному анализу правовой сущности». Представляется, что основной трудностью, методологическим препятствием для обновления содержания дискурса правопозна- ния (от нормативно-организационного к социально-юридическому) является «расширение» бытия права: от­ привычного corpus juris до многоуровневого правового пространства, в рамках которого происходит уникальное юридико-политическое действование, где правовые институты это не мертвые категории, сущность которых исчерпывается только выполняемыми или конкретными функциями, а «... ­живые существа. Некоторые из них - мертворожденные, другие бесплодны от рождения. Среди них происходит острая борьба за жизнь, и выживают только самые приспособленные».Думается, что в рамках по-прежнему господствующей редукционистско-позитивистской, ориентированной на создание универсальной теории права и сведение последнего к элементарно-предметным признакам юридической парадигмы, вряд ли возможно приблизиться к адекватному самопознанию, выявлению подлинного смысла и содержания национальной юридико-политической реальности в единстве с отечественным цивилизационно-культурным опытом. Напротив, признание того, что «право само по себе есть некоторое в высшей степени сложное и многостороннее образование, обладающее целым рядом отдельных сторон и форм «бытия», и каждая из этих сторон входит в сущность того, что именуется одним общим названием «право» », но в то же самое время « представляет по всему существу своему нечто до такой степени своеобразное, что предполагает и требует особого, наряду с другими, специального определения и рассмотрения»,является важной предпосылкой не просто перехода к так называемой широкой концепции права, но и развертывания права как регулятивной формы культуры до особым образом организованного социально-правового пространства (поля).Теоретическая сложность подобного распредмечивания юридической реальности вполне «окупается» теми методологическими и теоретическими «дивидендами», которые исследователь получает в ходе данной эвристической операции, когда дефиниции, иные положения многих отечественных авторов могут конкретизироваться, наполняться смыслом и значением. Так, социологически ориентированные (субстанциональные) определения типа «право - это, прежде всего, сама общественная жизнь» или «право выступает как источник, олицетворение и критерий справедливости» могут и должны быть верифицируемы (фальсифицируемы) только в контексте, задаваемом национальной правовой реальностью. Вполне очевидно, что в ее рамках должны найти место как собственно юридические (позитивные) рационализированные элементы, так и иные, юридически значимые (ценностно-символические) явления. Однако ясно и другое - при таком широком взгляде неизбежно изменение представлений об Источниковой­ базе, ведь именно источники права включают не только экономические условия, волю законодателя, господствующие (религиозные или идеологическое) доктрины, но и другую, не менее важную для развития и функционирования национальной правовой системы часть базового культурного (цивилизационного) сценария конкретного общества (мифологию, традиции и обычаи, «разум и совесть общества», «чувство приличия» ит.д.). «Юридические правила отнюдь не лишены причин, и их происхождение связано с некоторыми скрытыми от внешнего взора данностями», - справедливо отмечает Ж.-Л. Бержель. «Здесь мы хотим сказать, что в условиях существования большого числа социальных правил, отличных от правил юридических, особая задача права заключается в том, чтобы «­суметь усвоить любое другое социальное правило...Юридическое правило как таковое сравнимо с «прозрачным сосудом», отвечающим определенным критериям. Вместе с тем такое правило в зависимости от конкретной системы может получать особое содержание, приспособленное к определенным требованиям, которым оно должно удовлетворять ».В рамках подобной теоретической реконструкции право как объект юридической науки предстает в виде имеющего собственную историю и внутреннюю логику изменений (как части общекультурной модели изменений) грандиозного «предприятия по подчинению человеческого поведения руководству правил», процесса, в котором сами правила имеют смысл только в рамках существующих социальных институтов и практик, ценностей и образа мышления.В ходе современной отечественной правовой реформы, в плане обнаружения ее коллизионного характера и часто драматических результатов, определились, точнее обострились, проблемы, прямо или косвенно связанные с попытками нового теоретического конституирования правовой действительности и «конкуренцией» различных «правообъяснительных» теорий и моделей.Как «выявить» собственно право и воссоздать его в актах государства? Как в условиях широкомасштабной и явно ускоренной политико-правовой вестернизации основных сфер жизни российского общества все же сохранить собственные «юридические импульсы»? С помощью каких юридических инструментов можно поддерживать хотя бы минимальный уровень правопорядка, соответствующего и перестраивающегося­ социально-политической системе, и настроениям большинства населения, и «играм» новых властных элит? И это, конечно, далеко не полный перечень весьма «наболевших», обусловленных переходным периодом вопросов.Имплицитно важнейшей задачей реализации данных проблем стало стремление к такому моделированию национального правового пространства, при котором возможно, например, теоретическое и практическое разграничение права и закона как различающихся по природе явлений, признание и возможное «оправдание» имеющего место несовпадения закона и права (неправового закона), утверждение новых форм осознания современной юридической действительности (практики, науки, методологии и т.д.).Именно на понимание нарождающейся в России новой интеллектуальной ситуации (нового мышления) в юриспруденции и были направлены методологические семинары и организационно-деловые игры, посвященные решению ряда актуальных проблем судебной реформы и юридического образования, в ходе которых ряд ведущих современных правоведов делали, безусловно, интересные попытки конструирования социально-правового (регулятивного) пространства, в качестве идеального объекта, некоторой­ модели реальных юридических и иных юридически значимых явлений.В частности, М.В. Рац, возвращаясь к обсуждению соотношения права и закона, предположил наличие некоего «третьего слоя», залегающего «с той же стороны, где право, но глубже», и назвал его морально-аксиологической «протоплазмой». По его мнению, значение последней прежде всего в том, что именно в ней «вываривается и вырастает то или иное содержание права», т.е. иными словами, формируется «предправо» или «метаправо». «Это примерно то, что написано в Библии и что является не правом и не законом, а некими общечеловеческими ценностями», - утверждает Рац.Таким образом, в рамках предлагаемой схемы искомого идеального объекта представлено в современной науке три слоя социально-правовой реальности: закон - право - морально-аксиологическая «протоплазма». Причем движение именно по всем этим позициям - это стремление, с одной стороны, соответствовать и следовать глубинным ценностям и установкам (библейским текстам или сформировавшимся в конкретную эпоху представлениям о добре, зле, пользе, выгоде, справедливости, свободе и др.), а с другой -­ доводить все до состояния писаного закона и иных форм позитивного права, что как раз и отличает юриста-профессионала от специалиста, который может блестяще знать современное ему законодательство, но так и не подняться выше уровня известного диккенсовского стряпчего.Собственно, право в рамках подобного измерения естественным образом проблематизируется в контексте социально-юридического дискурса как альтернативе традиционному и наиболее распространенному в отечественной литературе нормативно-организационному подходу к вопросам правопонимания.Однако социально-юридический дискурс требуетнекоторых существенных дополнений и уточнений.Прежде всего, «слой» право, очевидно, должен включать в себя фундаментальные принципы (основы) правотворчества и правоприменения, которые реальны и действенны ровно настолько, насколько они соответствуют предправовой социокультурной ситуации (или ментальному сценарию), сложившимся в конкретной стране социальным практикам, конституирующим национальное политико-правовое пространство2*.В этих условиях, когда право как цивилизационный продукт и в то же время один из определяющих факторов развития социума балансирует между культурно-аксиологической средой и системой функционирующих социальных практик, оно естественным образом подвергается всевозможным изменениям, так называемым юридическим «мутациям». Однако, и это подчеркнем особо, в рамках социо- правового пространства право все же следует отнести к весьма устойчивым регулятивным элементам: оно, всегда в той или иной мере испытывающее «силовое притяжение» национальной правовой ментальности, изменяется на порядок медленнее своего внешнего выражения - законодательства. Законы же­ есть вещь «скоропортящаяся», отвечающая текущему моменту и поэтому значительно более подверженная влиянию обстоятельств разного порядка, в том числе и влиянию вышеперечисленных социальных практик. «­Власть установленных государством законов во все исторические эпохи (от древней до современной) выполняла роль стабилизирующего фактора, упорядочивающего многие (не только чисто правовые) социальные процессы и отношения между людьми. Однако существующие законы всегда испытывали ощутимое (вплоть до разрушительных последствий) влияние противоборствующих сил и воздействий» , -рассуждает В.Г. Графский . Напротив, право как ценность духовная, в частности как требование равнозако- ния, справедливого воздаяния, уважения прав человека, порядка, гармонии общественных связей и отношений, не сводится и вряд ли в рамках предлагаемого подхода можетбыть сведено только лишь к набору установленных (обществом и государством) или признаваемых норм и требований, но представляется разновидностью повторяющегося и устойчивого (!) общения, в котором все его участники обмениваются определенными «пристрастными» суждениями, демонстрируя свою приверженность вполне определенным этическим основам национальной культуры, составляющим базис законности и правового порядка в стране. Собственно, право и возникает как специфический социальный язык, особая форма социального взаимодействия.Включенность права и предправовой мировоззренческой инварианты в единое социально-культурное, регулятивное пространство, кроме всего прочего, создает ряд онтологических предпосылок для возникновения достаточно известного в мировой и отечественной правовой истории явления «замещения»: во время кризиса правовой системы и, соответственно, упадка правовой культуры, возможно, краха сложившейся­ юридической традиции (норм, процедур, институтов и учреждений) мораль, обычаи, представления, поведенческие установления (культурные коды), имманентные собственному, генетически обусловленному жизнепониманию и укладу большинства членов социума, восполняют в той или иной степени не только регулятивную, но и охранительную функцию права. В подобной ситуации именно эти «социокультурные автоматизмы» сознания индивидов и групп, принадлежащие широкому полю внепози- тивных предправовых феноменов, представленных Рацом, правда в несколько упрощенном виде, в качестве моральноаксиологической «протоплазмы» снабжают участников правового общения значительно большей уверенностью в устойчивости и предсказуемости упорядочиваемых социальных отношений, чем это делает, например закон. «­Всякой институционализации предшествуют процессы хабитуализа- ции (опривычивания). Любое действие, которое часто повторяется, становится образцом, осознается как образец и может быть совершено в будущем тем же самым образом и с тем же практическим усилием».Очевидно, что и право, и закон как важнейший элемент содиоправовой реальности требуют для своего различения и уяснения особенностей их взаимодействия гораздо больших усилий, нежели это отражено в известных суждениях об их практической роли в социальном регулировании, способах выражения и фиксации. Тем более, что характерное для многих разновидностей юридического позитивизма отождествление права с системой законов помимо серьезных концептуальных «потерь» сильно привязало юридическую науку к воле законодателя, привело к тому, что из юриспруденции выпало самое главное - право. На его месте утвердилось «творение» законодателя, воспринимаемое догматически, часто без критического размышления. Напротив, « «жизнь» права в социальном континууме опосредуется целями, интересами тех или иных социальных групп, организаций, индивидов, а факт принятия официальной юридической нормы не рассматривается единственным и достаточным условием действия права в обществе».Фетишизация же юридической формы, отвлечение от ее содержания создает соблазн для юристов рекомендовать обществу в качестве права то, что в действительности есть лишь воля правящих элит. Это случалось много раз в новейшей западной, да и в нашей собственной истории.Видимо, разделяя это далеко не безосновательное опасение остаться с «правоведением без права», Л.М. Карнозо- ва предлагает собственное понимание права и социоправо- вого (регулятивного) пространства.Следуя традициям европейских типов правопонима- ния, сложившихся прежде всего в рамках греко-римской гуманитарной практики, Карнозова представляет многослойную социоправовую реальность, включающую следующие структуры: «мир идей: идея права», «мир социальный: взаимодействие между социальными субъектами» и «мир знаковых форм: правовые нормы и законы». «Идея права, - утверждает автор данной модели, - довольно позднее образование в истории мысли, право вычленяется из синкретических организованностей, таких, например, как «справедливый закон». Идею права я связываю с этической рефлексией ситуации бесправия». « Нетождественность и в то же время связь этих слоев, то есть относительная автономность и помехи, возникающие при отображении этих слоев друг на друга... и порождают области правовых проблем».Несомненный интерес представляет и специальный, «сквозной» слой юридической мыследеятелъности, который, во-первых, связывает, объединяет представленную структуру, а во-вторых, является полем конструирования правовых норм («мира знаковых форм») в соответствии с идеями и принципами («мир идей права») и в то же время тенденциями правообразования в имеющей место социальной реальности («мир социальный»).По мнению автора данной работы, предлагаемая Л.М. Кар- нозовой схема - это, вне всяких сомнений, «продукт», идеальный объект, схватывающий определенную область социальной реальности, в данном случае право, возникший в рамках социально-юридического дискурса и им же методологически определяемый. Проблема права здесь - это, прежде всего, проблема деятельности, рефлексии, мышления. Так что в конечном счете «вся коллизия и сердцевина проблематики права состоит не в метафизическом ответе на вопрос о его сущности, а в «угадывании» права «здесь и теперь», в данной ситуации».Признавая определенную результативность и эвристическую значимость обоих представленных подходов (М.В. Рацаи Л.М. Карнозовой), сделаем ряд замечаний­ по последнему из них (тем более что некоторые ремарки относительно позиции М.В. Раца уже звучали выше):1) включая в психологически-идеологический (доктринальный) по своей сути «мир идей» вполне определенные, рефлекторно-отработанные нравственные принципы, в контексте которых только и может рассматриваться предлагаемая «ситуация бесправия», Карнозова элиминирует (по крайней мере нивелирует) дорефлекторный слой правового сознания, иррациональные структуры и неосознанные, но исторически (геополитически, этнически и т.д.) обусловленные юридико-культурные коды, которые наряду с рационализированными цивилизационными формами сознания (этикой, религией, философией, политической идеологией) определяют образ национально-правовой действительности;2) бесправие (псевдоправо, теневое право, неправо и т.д.) действительно можно фиксировать в случае, если есть определенное упорядочение социального пространства и действует законодательное регулирование, однако, во- первых, следует прежде определиться с природой и характером социального порядка (можно быть уверенным в том, что в разных социумах мы обнаружим оригинальную основу, способ упорядочения социальных связей),­ спецификой его генезиса, факторами, которые обеспечили и сохраняют равновесие, устойчивость общественных отношений, в той или иной мере гарантируют то, что М.М. Ковалевский удачно назвал «замиренной средой»; во-вторых, что вероятнее всего, «распознавание» «бесправия» все же выйдет за рамки исключительно этической маркировки национального политико-правового уклада в иные (возможно, менее рационализированные) пласты социальности. Более того, при детальном рассмотрении проблемы оказывается, что в ходе формирования и морально-аксиологической «протоплазмы», и «мира знаковых форм», и «мира идей» именно глубинные элементы политико-правовой жизни общества всегда выступают первичным уровнем той единственной реальности (сознания), где, по сути, и развертываются эти рационализированные формы бытия. Однако есть и другая сторона вопроса: мораль и принятая шкала ценностей имеет смысл только в связи с количеством и разнообразием накопленного опыта и «жизнь навязывает большинству людей одно и то же количество опыта», а последний, аккумулированный разными цивилизациями, часто оказывается слишком разнообразным, чтобы его можно­ было бы привести к общему знаменателю. Значит, при попытке конструирования таких многомерных идеальных объектов, каковым и является право (правовая реальность, правовая система, правовая жизнь), следует делать поправку на ментально-генетический фактор, поскольку разные условия развития народов, стран, цивилизаций порождают ничуть не меньшую вариативность, чем сама история. То обстоятельство, что разные цивилизации имеют различные фундаментальные принципы социальной организации, явно или неявно отличающиеся друг от друга модели политико-юридического развития, заставляет нас признать, что формальное присутствие права и закона (как, впрочем, и иных социальных и политических институтов: государства, самоуправления и т.п.) практически во всех существующих странах еще не означает возможности выведения универсальной, научно достоверной и при этом приемлемой для любого наблюдателя формулы ценности права, правового регулирования, юридических (правоохранительных) структур и, в конечном счете, всего опыта правового развития общества и государства, принадлежащих к тому или иному цивилизационному континууму.Именно в этом ключе и следует реконструировать представленные ранее позиции.Признание­ собственной онтологии права, различение ее от юридической деонтологии, разграничение сущего идолжного означает понимание сути и содержания права как явления, всегда (в той или иной мере) выражающего требования определенного типа цивилизации, формирующегося и развивающегося на исторически заданном ментальном фоне, вбирающего в себя разнообразные проявления национальной ментальности, которые неизбежно отражаются и фиксируются в структуре и содержании деятельности социально-политических институтов, сопряженных, таким образом, с ценностно-нормативной сферой общества.В поисках онтологических оснований права, через отказ от привычных в отечественной традиции редукционистских его представлений и признание того, что «­право в специфическом виде отражает жизнь во всех ее сложных проявлениях, причем в проявлениях чрезвычайно широкого диапазона - от глубинных пластов жизни (экономической организации общества, структуры политической власти и др.) до самых что ни на есть прозаических, житейских, семейных, бытовых»,необходимо использовать иной познавательный инструментарий. Так, в свете методологической проницательности отмеченных выше отечественных правоведов, в соответствии с тематической акцентуацией данной работы проведем дальнейшее «распредмечивание» Правовой реальности, во многом органичное рассмотренным выше моделям.Учитывая высказанные замечания в отношении приведенных схем, представим несколько иную аналитику права, а именно развернем признаваемый и М.В. Рацом, и Л.М. Карнозовой (как, впрочем, и другими авторами, например С.С. Алексеевы^) первичный (наиболее дискуссионный) слой юридического пространства - морально-аксиологическую «протоплазму» («мир идей») вместе с «миром взаимодействия социальных субъектов». В результате такой реконструкции, проведенной в ракурсе ментального измерения, данный, ранее описанный с помощью всякого рода абстракций и допущений, предправовой (предзнаковый) уровень распадается на ряд элементов, выявление и изучение которых как раз и позволяет его конкретизировать, «декодировать» эту принципиально «неотрефлексированную стихию» юридически значимых чувств, мыслей и т.п. При этом очевидная (функциональная­ и топологическая) корреляция юридического менталитета и так называемой «генетической» области правовой материи позволяет рассматривать данные компоненты в качестве основных (архитектонических) структур юридической ментальности: «юридической парадигмы» (парадигма правового сознания)другие (агрессия). Так, в православной ментальности бедность всегда вызывала сочувствие, а богатство считалось чем-то порочным, однако для христианского протестантизма - духовной и идеологической основы западного капитализма и правовой государственности - богатство выступает символом близости к Богу, так как чем более человек угоден высшему разуму, тем в большей мере Бог способствует его финансовому успеху. Типичные для «полунормативной» сферы того или иного социума потребности и устоявшиеся способы их удовлетворения существенно влияют на саморазвивающиеся, доминирующие (принимаемые большинством членов общества в качестве положительных) стандарты поведения, которые в юридическом дискурсе, прежде всего, могут и должны быть оценены с точки зрения наличия и величины криминогенного потенциала.В исследованиях предправовых компонентов нельзя обойти вниманием и еще один аспект - устоявшиеся представления о сущности и степени экстерриториальности личности, ее неподопечности в обществе и государстве, об особенностях понимания необходимости уважать права другой личности и всячески удерживать себя от вторжения в ее автономный мир, совершения неправомерных (как в строго юридическом,­ так и внеюридическом смыслах) поступков. С позиций ментального измерения политико-институциональной и социоправовой действительности последнее является чрезвычайно важным критерием познания и оценки любого национально-цивилизационного пространства, создает необходимые предпосылки объяснения причин возникновения, смысла существования и функционирования многих юридических и политических институтов и структур, правовых практик и типичных (привычных) поведенческих реакций.Так, кросс-культурные социологические исследования последних лет показывают весьма тесную сопряженность последних с представлениями о «privacy»: типичный американец, для того чтобы остановить очень шумную ночную вечеринку у соседа, всегда обратится в полицию, так как считает органы власти единственным субъектом, имеющим право на вмешательство в чужую жизнь. Большинство же россиян подобные персоноцентрические установления расценивает не иначе как зловредность или «стукачество», порожденное «высокой межличностной отчужденностью в западном мире». В ряде стран Западной Европы положительное высказывание мужчины об одежде женщины часто может быть расценено в качестве одного из вариантов сексуального­ домогательства.Экспликацией национального «кодекса» установлений традиционно заняты этнографы и антропологи. Обращаясь к рассмотрению различных проблем современных мультикультурных обществ (России, Франции, Германии, США и др.), количество которых в силу известных событий ХХ в. (мировых войн, революций и т.п.) значительно возросло, эти специалисты могут по достоинству оценить непревзойденное значение данного компонента национальной ментальности для поддержания необходимой устойчивости, равновесности общественных отношений, его ощутимую реальность для всех членов социума. Например, нередко сейчас можно услышать или прочитать как в доступной массовому читателю, так и в специальной литературе следующее утверждение: «­В результате наплыва мигрантов из бывших республик СССР и за счет большого оттока населения в страны дальнего зарубежья отмечается изменение демографического облика Москвы. В 90-х годахжители Северного Кавказа и Закавказья удерживают пальму первенства по численности мигрантов в Москве, и это способно повлиять на культурные и социальные традиции столицы».Зарубежные исследователи также останавливаются на проблемах столкновения разных предправовых комплексов и поведенческих схем в рамках одной правовой и политической системы. Так, американский армянин Лео Хамальян пишет: «Я чувствовал, что для моих детей важно усвоить представления и обычаи той страны, где они живут. Я не видел разумных причин загружать их юные головы бесконечными рассуждениями... об экзотической религии, о древней стране, о которой помнят только наши отцы».Овладение способами поведения, осознание (или хотя бы искусная имитация последнего) незнакомой иерархии ценностей, принятых на «новой Родине», - это обязательный шаг на пути освоения иммигрантом иной, возможно, ранее вообще чуждой для него правовой действительности. Шаг настолько необходимый для жизни в новых условиях, что, как свидетельствуют многие этнографы, даже мигранты, выходцы из традиционных культур Азии и Африки, готовы жертвовать ради него своими, ранее, казалось бы, незыблемыми представлениями (о должном, допустимом и запретном), а соответственно, и поведенческими реакциями, обычаями. «На Востоке жизнь женщины все еще ограничена преимущественно домашним кругом. Ее интересы представляют в обществе муж, отец, брат. А в эмиграции наряду с традиционной своей ролью она зачастую выполняет также функцию «связи с общественностью» - социальными институтами, школой, в которой учатся дети, с муниципалитетом. Она приобщается к западному образу жизни», -отмечает З.И. Левин. Так что выдающийся этнограф и историк культуры XIX в. Э.Б. Тай- лор, кажется, явно поспешил заявить, что «при рассмотрении с более широкой точки зрения характер и нравы человечества обнаруживают однообразие и постоянство яв-лений, заставившие итальянцев сказать: «Весь мир есть одна страна».Последнее, кроме всего прочего, подтверждается и тем несомненным различием, которое обнаруживают многие правоведы, в частности компаративисты, даже при самом поверхностном рассмотрении у разных народов так называемых практических форм правосознания - правовых чувств, привычек, навыков, знаний, присутствующих как следствие и итог овладения индивидами принятых в конкретном социуме правозначимых стандартов поведения, их достаточной ориентации в сфере национальных установлений и наиболее типичных для членов данного общества потребностей. Таким образом, и субъективно ощущаемые установки по отношению к различным сторонам и признакам политико-институциональной и юридической действительности (например чувство долга, справедливости, ответственности), и умение совершать требуемые правовым общением внешние действия (например заключение договора, обмен благами, возмещение­ ущерба и т.п.), и устойчивая или, наоборот, неустойчивая потребность индивида в следовании собственно правовым стандартам поведения (юридическим предписаниям), и стихийно формируемый у субъекта набор первичных сведений о праве, законах, иных существующих в стране нормативно-правовых актах и правовых средствах (режимах) и т.д. во многом являются отзвуком именно данного (поведенческого) компонента правовой ментальности, всегда развиваются и наполняются конкретным содержанием в рамках ментального фонда. Поэтому в свете последнего (а не вообще!) только и могут быть действительно поняты и оценены.Обобщая все сказанное, можно говорить о непревзойденной значимости предправовых установок, привычек и стереотипов для процесса освоения индивидом стандартов нормативного, законопослушного поведения, который в специальной литературе получил название правовой (политико-правовой) социализации. Последняя же (как одна из функций правовой ментальности) «­предполагает не только обретение соответствующих нормам права навыков социального поведения, но и развитие мотивационных структур как внутренних гарантов, обеспечивающих соблюдение личностью правовых предписаний ».В этом плане вполне понятна и цель данной социализации - интеграция личности в систему политических институтов и структур, ее подготовка к полноценному и продуктивному освоению, прежде всего (как наиболее доступного), национального социально-правового опыта (опыта предшествующих поколений), существованию и функционированию в структурах гражданского общества и государства. «Разучивание» социальных ролей возможно лишь при достаточно успешном овладении индивидами набора базовых, ценностно окрашенных установок и стереотипов этноса, социума и конфессии, представителем которых он является.Во всеобщей правовой истории есть и весьма знаковые примеры репрезентации, преломления тотальности жизненного (поведенческого) уклада в различных типах политических и правовых структур и институтов. Например, учреждение института присяжных заседателей в Англии - это результат «материализации»Общее, интеллектуально-поведенческое поле (система принятых социальных практик), соответствующее характерному для развития страны культурному сценарию, способствовало появлению идей о гармоничном сочетании «Короны и мест»: первая идея состоит в том, что власть разъездного коронного судьи не может быть безграничной, произвольно вмешиваться в жизнь подданных, а поэтому должна быть ограничена представителями мест;вторая идея - это идея суда равных: баронов должен судить не просто суд королевской курии, а еще и сами бароны. Очевидно, что эти представления и идеи и были движущей силой процесса создания суда присяжных, а с другой стороны, понятно, почему подобный институт появился в Англии, а не, скажем, в России.Таким образом, рассмотрение политико-правового менталитета в его сущностном аспекте действительно позволяет выделить три базовых структурных (архитектонических) элемента (подсистемы), каждый из которых, с одной стороны, представляет собой некое постижимое (самодостаточное!) целое и, несомненно, имеет свои особенности (их существование выражает сущность национальной юридической ментальности), но, с другой стороны, лишь в единстве (естественно, с учетом принципа­ эмерджентнос- ти - несводимости характеристик и свойств целого к характеристикам и свойствам его частей) данные компоненты отражают целостность, тотальность самого правового менталитета. В методологическом плане последнее утверждение кажется достаточно сложным, но теоретическую значимость его вряд ли можно переоценить, особенно следуя современной тенденции преодоления редукционизма как глобальной установки гуманитарного познания. «­Конечно, целое в своем поведении существенно зависит от свойств и характера поведения его элементов. Однако редукция свойств целого к свойствам его частей возможна лишь в простейших ситуациях (в случае так называемых суммативных систем), которые представляют собой лишь незначительную часть из всего многообразия реально существующих объектов. Как правило, целое характеризуется специфическими параметрами и законами, которые не присущи отдельным его элементам».Следует также заметить, что не только целое несводимо к частям, но и часть может быть в полной мере понята лишь в ее соотнесении с целым, в контексте последнего. Тем не менее, вряд ли обоснованны (особенно в разного рода социально-гуманитарных исследованиях) представления о части как о чем-то количественно и качественно «ущербном» , второстепенном по отношению к целому. Например, выше уже отмечена относительная автономия, самоценность архитектонических структур юридического менталитета, то же самое можно сказать и об индивидуальном уровне правового менталитета в универсуме национальной ментальности и т.д. Для иллюстрации подобного рода отношений вполне показательным является пример, приводимый чешским средневековым писателем Томашем из Штитного. Объясняя, что каждая из частей причастия содержит все тело Господне, он прибегает к сравнению с зеркалом, которое едино, и с определенного положения, задаваемого держащим это зеркало, максимально полно отражает лицо, но, по большому счету, всегда состоит из определенных частей (их количество определяется силой удара и, может быть, еще некоторыми факторами), конфигурация которых при объединении, конечно, уже не даст абсолютно точного,­ первоначального варианта (целого) зеркала, хотя, возможно, по своим основным характеристикам и приблизится к нему. Однако и каждый из полученных осколков, но уже в ином положении (расстояние, угол зрения и т.д.), так же способен отразить (плохо ли, хорошо ли?) лицо смотрящегося в него. Приведенное сравнение очень образно: дробится план выражения, но не план содержания, который остается целостным.Дифференциация же представленных компонентов - смысловое «определивание» политико-правовой парадиг-мы, стиля юридического мышления и правозначимого кодекса поведения — весьма условна и оправданна, прежде всего, как необходимый для понимания такой «тонкой» субстанции, какой и является инвариантная основа национального правового мира эвристический прием. Представителями западной философско-методологической традиции последний весьма активно обсуждался еще на рубеже XIX и ХХ вв. А.Н. Уайтхед писал: «­Что такое понимание? Как мы могли бы его охарактеризовать? В первую очередь понимание всегда нуждается в понятии «композиция». Это понятие вводится двумя путями. Если понятая вещь составная, то понимание ее может заключаться в указании на составляющие ее факторы, а также на способы их переплетения, в результате чего и образуется целостная вещь. Такой способ постижения делает очевидным, почему вещь именно такова, какова она есть. Второй способ понимания заключается в том, чтобы рассматривать вещь как единство независимо от того, можно ли ее анализировать... В первом случае вещь познается как результат, во втором как каузальный фактор».Тем не менее по характеру и степени «погруженности» данных компонентов в правовое поле представляется возможным иерархизировать основные ментальные структуры, соотнести их между собой. Так, можно говорить о трех (архитектонических) уровнях правового менталитета:- правозначимый «кодекс» поведения, наличествующий прежде всего как продукт самоорганизации и саморазвития национального бытия, нормы, запреты, представления о допустимых, недопустимых и обязательных видах и формах индивидуальной и коллективной активности;- стиль правового мышления, включающий когнитивные установки, обусловливающие понимание того, что такое право, закон, справедливость, правосудие, государственная власть и способы принуждения индивидов и их групп, правомерное и неправомерное поведение, а также правила и стереотипы интеллектуальной познавательнойпрактики в различных видах политического и юридического «общения»;- политико-правовая парадигма как высший уровень, наиболее широкий пласт правовой и политической ментальности, содержание которой определяется спецификой функционирования других компонентов, чем и задается ее роль и значение в национальном (цивилизационном) политико-институциональном­ пространстве в качестве исходного уровня развития собственно политических и правовых структур, явлений и процессов (например правотворчества и правореализации, государственноправовых институтов и учреждений, законности и правопорядка и т.д.).Подчеркнем, что переход от одного уровня правового менталитета на другой, и это вполне очевидно, носит кумулятивный и рефлексивный характер: происходит усвоение основного содержания и соответствующее его отражение и расширение за счет подключения новых факторов и форм. С другой стороны, в динамике ясно и то, что представленные уровни юридического менталитета коэво- люционны в своем формировании и развитии.В итоге анализ конкретной политической системы, ее природы и особенностей функционирования, различного рода кросс-культурные исследования будут ограниченными и с методологической точки зрения некорректными и «п??стыми» без выявления и учета сложившегося в глубинах национального бытия политико-правового менталитета как интегрированного вектора, суммарного результата деятельности его архитектонических структур, факторов детерминации поведения «юридических и политических агентов». Постоянная артикуляция­ компонентов правовой ментальности в рамках национальной политико-институциональной сферы приводит к эффекту «разлитости» в ней этих трудноуловимых настроений, неявных мыслительных установок и ценностных ориентаций.Известную «растворенность» права и политических структур в различных внеюридических социальных институтах заметил еще Г. Мэн, указывая, в частности, что древние свободы законов римлян, греков и индусов и наВостоке, и на Западе «смешивали религиозные, гражданские и просто моральные предписания без малейшего внимания к их сути». Более того, ментальное измерение правовой системы, рассмотрение последней сквозь призму основных компонентов глубинной этнонациональной инварианты, с одной стороны, позволяет выявить природу и особенности процесса социализации позитивного права, его фактическую легитимность, специфику включения юридических форм (как собственных, так и инокультур- ных) в постоянно развивающийся общественный организм, а с другой - увидеть и изучить те социокультурные факторы, в силу которых право в процессе позитивации часто теряет свою (собственно юридическую) сущность и логическое содержание.В конечном счете системное­ и фундаментальное исследование правовой ментальности - новой проблематики в отечественной теории права, видимо, все же приведет к значительным корректировкам в области современного правопонимания в пользу представления права как неоднозначного, многопланового феномена, нормативной (формально-определенной) оболочки «реальностей слишком разнообразных, чтобы быть удобным объектом для изолированного изучения...».2.5. Типологизация политико-правовой ментальностиНа основании вышеизложенных теоретико-методологических положений и принципов можно перейти к анализу основных проявлений и типов ­этом же контексте можно говорить и о ментальности классов - господствующего и эксплуатируемого, которые явно обладают весьма трудноуловимой в рефлексии матрицей типизаций и оценок, общей схемой смыслопостроений, определяющей характер (классового) правового и политического мышления, соответствующие поведенческие акты, привычный социальный «отклик» (реакцию представителей определенных классов на те или иные символические, деперсонифицированные образования - право, законы, власть, пенитенциарную систему и др.).При известном отходе от марксистских социальнофилософских постулатов и намеренном отвлечении от идеи о том, что каждый индивид в современном обществе так или иначе является носителем ментальности различных уровней (семьи, корпорации и т.д.), вполне уместно выделять и виды правовой ментальности относительно имеющих место различных социальных страт: «дворянская ментальность», «купеческая ментальность», «крестьянская ментальность » и др. В последние десятилетия все чаще спорят о профессиональном правовом менталитете - ментальности юристов (судейская, милицейская, адвокатская и т.д.), экономистов, врачей, учителей и т.п. Однако существенные­ черты, качества, принципиально отличающие лиц разных видов занятости и позволяющие в одном и том же социуме и государстве утверждать о действительном различии их мировидения «на профессиональной основе», не всегда удается выделить. С еще большей осторожностью следует утверждать о возможном выходе профессионального юридического менталитета за национальные границы, об объединении на этой основе лиц одной и той же профессии в разных странах. Вообще, к идее унификации правовой ментальности следует относиться максимально взвешенно, с известными теоретическими допущениями и методологическими «оглядками».Опираясь на известные труды зарубежных и отечественных историков, культурологов, политологов (М. Бахтина, М. Блока, Ф. Броделя, А. Гуревича, Л. фон Мизеса, Л. Фев- ра и др.), посвященные особенностям чувств и образа мыслей, «коллективной памяти» людей определенной эпохи (средних веков, Возрождения, Нового времени и др.)» выделяют так называемые историко-эпохальные типы правового менталитета, которые к тому же «привязаны» и к конкретному цивилизационному ареалу, например правовой менталитет европейского Средневековья или ренессансная западноевропейская­ ментальность и т.д. В явно немногочисленной современной отечественной специальной литературе, в которой встречаются рассуждения относительно природы и видов правовой ментальности, можно обнаружить подходы более высокой степени обобщения. В частности, авторы словаря по философии права В.А. Бачинин и В.П. Сальников предлагают различать ментальность «западного» и «восточного» типов и, видимо, впервые в нашей научной традиции явно формулируют их характерные признаки. В общем, пространство поиска оснований классификации неисчерпаемо, естественно, сопряжено с теми целями, которые исследователь перед собой ставит. Отсюда и стремление ряда авторов (например Г. Хофстеда) выделять «индивидуалистический» и «коллективистский» правовой менталитет, господствующие в «чистом» виде или каким-то образом сочетающиеся (в Японии) в конкретных странах современного мира, «мас- кулинистический» и «феминистический» типы, публичноправовую и частно-правовую ментальность и др.Возвращаясь к специфике отечественной политико-институциональной действительности и учитывая цель и задачи настоящего исследования, остановимся еще­ на одном основании классификации национальной правовой ментальности. Российский правовой менталитет неоднороден. Он явно имеет сегрегационную природу, в смысле исторически сложившегося разрыва между столичной и провинциальной ментальностью. «­Для русского менталитета (в нашем случае правового менталитета. - А.М., В.П.) имеют огромное значение гигантские размеры страны. Благодаря громадным размерам государства, пространственной рассеянности населения, различных укладов, культур, возникает своеобразная историческая инерция, небезразличная к историческим судьбам России. Эта инерция является, если хотите, роком для нашей страны. Скажем, во Франции влияние Парижа на протяжении всей истории, особенно в Новое время, было решающим - страна шла туда, куда шел Париж (кроме, пожалуй, периода Парижской коммуны 1871 г.)».Замечание правомерно и теоретически оправданно. Устойчивый «регионализационный» характер российской политико-правовой культуры (от которого, конечно, в известной степени исследователь может и абстрагироваться) всегда находился в центре внимания знаменитых российских «централизаторов»: от Ивана Калиты до Иосифа Сталина. Однако великий парадокс заключается в том, что увеличение степени централизации власти оказывало обратное влияние на национальную юридическую и политическую ментальность. Хотя внешне усиление центра всегда приводило к единству территорий, но в ментальном измерении часто это оказывалось лишь квазиединством. В качестве примера достаточно вспомнить вечные противоречия между Москвой и регионами, во многом порожденные и (что удивительно!) поддерживаемые самим центром. Первичный источник, исторический «первотолчок» здесь-это ничем не ограниченная централизаторская политика Москвы, а затем ее особый статус в качестве политико-правового и культурного центра и, как следствие, столичная харизма. Более того, в плане народного юридико-государственного мировидения «в русской истории передача статуса столицы от Москвы Петербургу, как это ни парадоксально, - факт малопримечательный, маловыразительный и почти никак не отразившийся на ментальности Москвы (...) Отдельная и хорошо знакомая тема - «Москва - Третий Рим». Невозможно представить Петербург в тоге «Третьего Рима». Дело не в утерянном средневековье, а в менталитете, заявленном и явленном в его истории», -пишет М. Уваров.В итоге в едином национальном духовном пространстве сложилось два политических и юридических центра, два разновеликих ментальных полюса: столица - провинция.Данная бинарная конструкция оказа??ась настолько устойчивой, что спокойно пережила самые разные (часто трагические) повороты отечественной истории. Конечно же, можно выделить множество причин и предпосылок, определяющих и сохраняющих такое положение дел, например, сосредоточение в столице огромных интеллектуальных, информационных (центральные СМИ, архивы, библиотеки) и материальных ресурсов, уникальная возможность незначительной части московского электората оказывать прямое давление на высшие государственные органы страны, создавая важный для тех или иных тенденций политический фон, и т.д. Эти факторы действительно имеют место и, что называется, «лежат на поверхности», но есть и глубинные, скрытые основания для столично-провинциальной дифференциации и идентификации российского менталитета и правового самосознания. Это, прежде всего, принципиально различная правовая и политическая динамика носителей менталитета, разные степени «уязвимости» от радикальных политических (часто популистских)­ идей и настроений, отличающийся уровень «открытости» (мобильности) юридической культуры и всей правовой инфраструктуры для политико-правовых инноваций, заимствований, «продвижения иностранного правового миссионерства».«Разрыв» столицы и провинции в России становится еще более ощутим и, наверное, более социально значим в периоды общенациональных политико-правовых преобразований, потрясений, кризисов. Так, традиционный исход населения в Сибирь в XVI-XVIII вв. был своеобразной формой протеста против «искоренения древних навыков» и «унижения россиян в собственном их сердце» со стороны центральной власти, представлялся необходимым условием сохранения духовной и этнической самости определенных групп населения. Яркий пример тому - старообрядцы.В ходе исторического развития страны произошла своеобразная селекция, в результате которой в Центральной России, как правило, оставались наиболее лояльные к государственной власти, а в Сибирь, на Дон, Волгу уходили те, кто стремился к различным формам (подробнее об этом в гл. 4) противостояния центру. Уже в силу этих обстоятельств политико-правовой менталитет населения Центральной России,­ и прежде всего столицы, и юридическая ментальность Сибири (как, впрочем, и иных окраин) формировались различным образом.Эта дифференциация особенно проявляется в условиях так называемого «реформаторско-правового» развития страны: инерционность ментальной системы провинций, здоровый «крестьянский» консерватизм, прагматичность, недоверие к тому, что предлагается центральной властью, - все то, что «отсеивает» крайние и нежизнеспособные юридические и политические варианты развития государства.Несомненно, что все вышеназванное (как, впрочем, и еще многое другое) влияет на содержание структур национального политико-правового менталитета, а следовательно, его «субментальное расчленение» и методологически, и теоретически оправдано. Поэтому говорить о едином российском юридическом менталитете можно, но лишь с известной степенью условности, абстрагируясь для решения определенных исследовательских задач от его дифференциации по вертикали.«­Русский народ, как и все другие, имеет свои особенности. Одной из них является психическое восприятие * государственной власти, государственно-правовых институтов, отношение к их возникновению, смене и развитию. Современные русские люди, проживающие в столице и впровинции, оценивают их по-разному».В этой связи очевидна и общеизвестна роль обычаев, традиций, устоев жизни какой-либо местности, накладывающих отпечаток на нравственное состояние постоянно проживающих там людей, во многом обусловливающих их поведение, иерархию ценностей, определяющих реакции индивидов в определенных, часто нестандартных ситуациях.В рамках политико-юридического дискурса последнее неизбежно воплощается в различных вариантах правового поведения: например, преобладание законопослушных (конформистских или маргинальных) граждан в российской провинции или, наоборот, в столице, правовой нигилизм как массовое столичное явление либо показатель деформированного правосознания провинциалов. Очевидно, что при подобном рассмотрении, при исследовании данных вопросов неизбежен выход за узкие рамки позитивистской теории правосознания в принципиально иное концептуальное поле - национальную юридическую ментальность, а в итоге - создание юридико-антропологического «портрета» российского общества.В этом случае радикальная смена методологических и теоретических позиций - явление положительное и эвристически необходимое, так как взгляд на развитие многихчасто влияет на их оценку, дает возможность для всестороннего, комплексного и адекватного понимания причин и результатов.Например, известные отечественные события августа 1991 г. показали, что только небольшая часть граждан, причем преимущественно в Москве и Санкт-Петербурге, пошла за реформаторами, большая же часть населения страны, в основном жители провинции, колебались и выжидали, пассивно наблюдая за ходом борьбы, остававшейся чуждой их политическому и правовому сознанию, «ментальному» настроению. Поэтому «власть попала в руки реформаторов не благодаря всенародной борьбе за свободу, она упала к их ногам, а реформаторы были вынуждены ее поднять». Наверное, на материале подобных кризисных общественно-политических ситуаций как нельзя лучше эксплицируется столично-провинциальная дифференциация российского юридического менталитета.Очевидно, что для регионов характерна иная ментальность (хотя и не выходящая за рамки российского правового менталитета), и это проявляется в позициях, ценностных ориентациях, стиле юридического и политического мышления, мотивациях, образцах правового поведения людей. Региональное государственно-юридическое самосознание - это­ не только отождествление граждан с определенной территориальной общностью и ее правовыми и политическими устоями, но и в известной степени противопоставление себя членам столичной общности.В немногочисленной современной политологической и юридической литературе, посвященной рассмотрению подобных проблем, делаются попытки выделения характерных особенностей и атрибутов провинциальной и столичной правовой ментальности, что, с одной стороны, позволяет говорить о научном характере вертикального деления национального ментального пространства, а с другой - способствует пониманию ряда ключевых проблем национальной правовой системы, имплицирует методологически важные для решения многих прикладных вопросов современной отечественной правовой науки положения. Тем более что ментальный «плюрализм» недостаточно учитывается и в современном управлении и самоуправлении, формировании системы национальных политических институтов и структур в постсоветском пространстве, а мотивационный потенциал регионального правосознания часто во- рбще игнорируется как законодателем, так и правоприменителем, причем не только в столице, но и на местах.В.Н. Синюков, развивая идею о специфике Москвы как современного­ культурно-политического центра российской правовой системы, формулирует несколько основных постулатов, раскрывающих сущность и специфику столичной (мегаполисной) ментальности:- в настоящий период Москва занимает в правовой жизни страны положение, намного перекрывающее значимость для развития национального права других субъектов политического процесса (юридически и политически «избыточный» статус столицы. - А.М., В.П.);- столичное население более, чем в других регионах, предрасположено к экзальтации, эпатажу, податливости к ситуативной реакции, зависимости от иностранного юридического и идеологического воздействия (повышенная восприимчивость к радикальным, причем самого разного происхождения и направленности, часто популистским идеям и действиям, умение сравнительно быстро адаптироваться к новым государственно-правовым реалиям. - А.М., В.П.);- столичный электорат имеет особый политический вес, так как именно его относительное социальное благополучие является условием «выживания» правительства и в конечном счете определяет (столичную?!) легитимность государственной власти (тем более, если последняя не пользуется очевидной и явной поддержкой­ большинства населения страны!). Поэтому, например, незначительная часть московского электората (и это самим электоратом осознается и влияет на типич??ые черты его правового поведения, политические и юридические ценности и установки) имеет уникальные возможности оказывать прямое давление на высшие государственные органы страны, создавая важный для тех или иных тенденций социальный фон.Вполне уместными в контексте данной работы являются замечания И.А. Иванникова, который хотя и уделяет внимание, прежде всего, особенностям провинциальной правовой ментальности, тем не менее формулирует рядположений относительно политико-правового менталитета столицы.Так, «­столичный человек в моральном отношении более раскрепощен, безответственен, чем провинциал. В силу ряда объективных причин, столичное население России в своей массе всегда было более образованным (в том числе и юридически образованным. - А.М., В.П.), информированным, чем провинциальное». И с этим трудно спорить! « Провинциалы, проживающие в небольших населенных пунктах, с возрастом осознают свое место в этом социуме, предвидят последствия своих действий... Моральная ответственность пронизывает отношения между людьми в провинции очень глубоко, способствуя формированию законопослушных граждан, у которых хорошо развито чувство долга».Действительно, в расширение сказанного можно отметить «склонность» правового поведения провинциалов к правомерному конформистскому и привычному поведению (хотя определенный процент маргиналов и здесь дает о себе знать, особенно в период кризисов, приводя к резким скачкам уровня криминогенности в регионах).Можно согласиться и с тем, что русское провинциальное государственно-правовое сознание направлено на поиск приемлемых (идеальных) государственно-правовых форм и институтов не «на стороне», а в собственном прошлом, историческом опыте русского народа, его государственности. Отечественная история знает немало примеров, когда признаки, ярко выраженные в провинциальной политико-правовой ментальности - соборность, патриотизм, традиционализм и др. - выступали необходимой духовной основой движения различных слоев населения, подвижничества отдельных личностей по спасению государства Российского в периоды острейших цивилизационных кризисов (от Смуты до реформаторского лихолетья концаХХв.). «Малые», «простые» люди, жители Нижнего Новгорода, Костромы, Ярославля, донских казачьих станиц и др. в эпохи потрясений и преобразований становятся «заботниками»­ о судьбах государства.Сквозное, вертикальное различение отечественной правовой ментальности имплицирует необходимую в этом случае дифференциацию содержания основных компонентов национального юридического мира, предполагает «столично-региональную» поправку, учет ментальной специфики провинциальных и столичных ее носителей при анализе сущности и значения многочисленных институтов, стандартизирующих юридическую ментальность (СМИ, правоохранительные органы, адвокатская и судебная практика, юридическая наука и т.д.).Нельзя обойти вниманием и развитие региональных элит, во многом влияющих на поддержание ментальной дифференциации. Региональная элита стремится обозначить себя не только политически и организационно (институционально), но и по правовым, идеологическим и мировоззренческим основаниям, обнаружить и закрепить на уровне массового сознания населения данного региона собственные, оригинальные исторические и интеллектуальные традиции, которые обычно старательно «изыскиваются» в прошлом данной территориальной единицы. И это неизбежно, так как процесс самоорганизации, становления данной группы всегда сопровождается и ее мировоззренческой самоидентификацией.­ Ясно, что политические и правовые ритуалы (обряды), ценности и символы как способы выражения политико-правовой ментальности наличествуют и в провинциальной, и в столичной ментальности, однако смысловое и содержательное наполнение, направленность и, вероятно, динамика их все-таки будут отличаться.Учитывая, что данная проблема — это, несомненно, предмет отдельного исследования, тем не менее сформулируем ряд положений важных, по мнению автора, для подробного изучения специфики правового поведения и правосознания этих больших групп населения.1. Следует определить значение и специфику законов и подзаконных нормативных актов, актов реализации, правовых отношений, иных правовых средств (стимулов, ограничений, дозволений, запретов, поощрений) в плане регулирования многообразия общественных отношений с позиций столичного и провинциального государственноправового сознания, а соответственно выйти на актуальнейшую проблему отечественного политико-правового познания - правовой режим, т.е. установленный законодательством особый порядок регулирования, представленный специфическим комплексом правовых средств, который при помощи оптимального сочетания стимулирующих и ограничивающих­ элементов создает конкретную степень благоприятности либо неблагоприятности для беспрепятственной реализации субъектами права своих интересов. В этом контексте стоит проанализировать особенности правовых режимов в столице и российских регионах, выявить степень эффективности действия правовых норм, арсенал средств «продавливания»'различных юридических регуляторов в общественные отношения данных субкультур, характерные черты регионального правотворчества и сложившейся правоприменительной практики.2. Рассмотреть соотношение писаных (юридических) и «неписаных» (обычных) норм поведения в механизме регулирования общественных отношений в столице и провинции.3. Создать необходимые теоретические и методологические основания для решения ряда прикладных вопросов, в частности определения природы и влияния на поведение населения правозначимых установлений, действующих по типу правовых аксиом и презумпций, которые во многом есть продукт политического и юридического опыта сто-1/2 6 Зак 007личных и провинциальных групп; или выявления типичных реакций (юридических и неюридических) на определенные варианты поведения на периферии и в столице (например,­ сложившийся традиционный уровень «privacy» - уважение частной жизни индивидов, признание правовой «экстерриториальности» личности, необходимости защиты внутреннего мира (субъекта, семьи и др.) от вторжения различных «других», а также неформальные и неписаные индивидуальные представления о должном и нормальном поведении).4. Следует изучить социально-психологические и историко-культурные (архетипические) причины устойчивости (или неустойчивости) в столичном или провинциальном государственно-правовом менталитете «образа» определенной формы правления, государственного устройства и политического режима, тех или иных политических структур и институтов, ценностной иерархии (например, место и значение патриотизма, вестернизации или русофобии; анархизма и этатизма; консерватизма или реформизма и т.д.), а также возможные политико-юридические и социальные последствия деформации или вовсе разрушения привычных (цивилизационных, национальных) схем, стереотипов и институтов.5. Очевидный интерес представляет рассмотрение влияния этнических и религиозных установлений на право- понимание и правореализацию, поведение субъектов в правовой сфере в центре­ и российских провинциях.6. Вероятно, следует рассмотреть склонность той или иной группы населения к оценке различных общественно- политических событий, соотношение правовых чувств и элементарных политических и правовых знаний, юридических стереотипов, привычек, разного рода «автоматизмов» как на обыденном, массовом, так и на профессиональном и даже (что уже отмечалось выше) научно-теоретическом уровне в столице и в провинции (последнее особенно проявляется в расстановке методологических акцентов в правовой литературе последних лет: увлечение западными, либеральными (немарксистскими) доктринами, в основном характерное для столичных научных кругов, и, правда, пока еще немногочисленные попытки провинциальных юристов и философов провести культурно-историческую идентификацию российской правовой системы).Конечно, природа законов не проста. Сложность ее в том, что в любом государстве закон должен быть функциональным, выполнимым, результативным и одновременно в своем национально-культурном аспекте, по своему содержанию опираться на исторически сложившиеся представления членов общества, отвечать их интересам и нравственным ожиданиям.Заметим, что фундаментальные отечественные­ работы, посвященные данной проблематике, практически отсутствуют. Хотя с позиций современного политического реформирования, в контексте развития отечественного федерализма и актуальных интенций российской юридической науки элиминация ментальных различий этих больших групп населения страны, игнорирование ментальной неоднородности российского общества часто привод??т к недопустимым идеализациям и абстрактным, оторванным от национальной конкретики юридическим построениям, что в результате оказывает негативное, вполне ощутимое воздействие и на реальные политико-правовые процессы в современной России. В этом плане следует согласиться с мнением ряда авторов, рассматривающих различные аспекты регионального законодательства в современной России и считающих, что «­спонтанно начавшийся процесс регионального законотворчества получил столь же спонтанное развитие. Это во многом объясняется отсутствием глубокой общетеоретической проработки серьезных проблем регионализма... вопросов законотворческого процесса на субъектном уровне... других проблем, без решения которых невозможно обеспечить эффективную нормотворческую деятельность органов государственной власти субъектов Федерации».Вполне очевидно, что появление феномена регионального законодательства актуализировало многие темы общей теории права и государства, в том числе вызвало необходимость прояснения духовного смысла провинциального юридического и социально-политического уклада, его специфики, естественно, находящих свое отражение в целом комплексе правовых проблем российского регионализма (вопросах об источниках права, системе законодательства, иерархии нормативных правовых актов и др.), осложненных к тому же многонациональным (полирелигиозным) составом населения страны.Сам факт возникновения и наличия столичной и провинциальной юридических ментальностей, этих во многом отличающихся политико-правовых «миров», говорит о том, что в России (и это отчасти уже было показано выше и будет выявляться в дальнейшем) были и есть для этого определенные условия, что представления граждан о границах допустимого поведения, приемлемых политических институтах, механизмах правового регулирования (начиная с Конституции и заканчивая подзаконными нормативно-правовыми актами и деловыми обыкновениями) часто обусловлены их отнесенностью к столичному или провинциальному социуму. Поэтому «актуальным направлением­ развития правовой системы в XXI столетии должно стать воссоздание местной правовой культуры. Этот проект для России поистине достоин века».Глава 3РОССИЙСКИЙ НАЦИОНАЛЬНОГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПРАВОМЕНТАЛЬНЫЙ ТИП3.1. Генезис и особенности российской правоментальностиИсследуя национальную политико-правовую ментальность и политическое мировидение, начинаешь ясно осознавать связь времен и эпох, событий, великих государственных деяний и не менее великих национальных крушений. «Мертвый хватает живого», ничто в истории народов не проходит бесследно и не возникает беспричинно, историческое бытие непрерывно и целостно; это вечное становление национального самосознания как незыблемой основы, начала всех социальных сфер. «­Генезис - это история становления и развития явления, представляющая собой органическое единство количественно или качественно различных исторических состояний (этапов)...».Человеческое измерение государственно-правовых процессов всегда исторично и культурно, оно не может быть измерением вообще, универсальным, глобальным, схематичным (подобно Марксовым формациям), юридический мир всегда национален и цивилизационен, формируется и существует только в определенном временном и геополитическом (геоюридическом)процессов в развитии страны, в частности специфика генезиса национального права, не только тормозили генерацию собственных либеральных идей, их институциализацию, но и отторгали любые заимствования последних.Отсюда и три идейно неравновесных направления либерализма в России, и быстрый переход многих либералов (или псевдолибералов) либо на анархистско-революционные позиции, либо в лагерь сторонников безраздельно господствующего в стране охранительно-консервативного (нацонально-патриотического) направления. На теоретическом уровне это выразилось, например, в сложной судьбе доктрины естественного права в России, этой неизбежной спутницы процессов либерализации. «Отвергнув естественное право, мы лишили себя всякого критерия для оценки действующего права», - предупреждал Е.Н. Трубецкой.Доминирование различных видов позитивистской идеологии (в основном в этатистском ее прочтении) и в то же время наличие различного рода анархо-революционных настроений как естественной реакции на позитивацию политической и правовой мысли в стране, амбивалентное юридико-государственное пространство Российской империи просто не могло вместить либеральные ценности и установки: они отрицались­ и «слева», и «справа», какими бы притягательными и заманчивыми ни казались и какими бы блестящими теоретиками ни разрабатывались. Однако ясно и другое: разноименные заряды всегда притягиваются, и в итоге в конце XIX - начале ХХ в. консервативный синдром массового сознания в плане присущих ему ориентиров на внеюридические средства и методы действительно сближается со своим антиподом - революционным синдромом (синдромом «слома», жесткой, радикальной и быстрой модернизации страны). Духовной основой для этого сближения стал все тот же одинаковый набор общераспространенных рациональных и подсознательных, логических и чувственных представлений и установок, выражающих характер и способ группового правового и политического мышления, следствие одинакового, устойчивого отношения к праву как средству решения национальных проблем. В этой связи несомненно прав А. Балицкий - один из наиболее известных западных исследователей русского права, утверждающий, что «­либеральная концепция правозаконности отвергалась (в России. - А.М., В.П.) по самым разным причинам: во имя самодержавия или анархии, во имя Христа или Маркса, во имя высших духовных ценностей или материального равенства».Парадоксально, но отечественные консерваторы и «охранители» (К.П. Победоносцев, М.Н. Катков, Д.А. Толстой, К.Н. Леонтьев, Л.А. Тихомиров и др.) были такими же выразителями русского юридического и политического менталитета второй половины XIX - начала ХХ в., как и их непримиримые противники - политические радикалы, революционные демократы, анархисты и др. Все они (только в разные стороны) раскачивали маятник будущей революции «врожденным» правовым нигилизмом, бескомпромиссностью и фанатизмом подрывали веру граждан «в силу и истину самодержавной власти». М.Н. Катков был абсолютно прав, когда, анализируя политический процесс в России еще с начала 60-х годов XIX в., утверждал: «.. .русское государство заболело манией самоубийства».Сравните. «Видел, как задумали они увенчать всю эту сеть венцом Французской Конституции... Я не мог утерпеть и восстал всей душою против их плана... Я в 1881 г. помешал Конституции», -описывает свою роль в переходе страны от периода реформ 60-70-х годов к известным контрреформам 80-90-х «духовный наставник» отечественного консерватизма, подлинный творец эпохи Александра III К.П. Победоносцев. С откровениями радикала Г.В. Плеханова, который, выступая на II съезде РСДРП, подобно своему «непримиримому» идейному оппоненту отмечает «относительность» существующих на Западе правовых предписаний и принципов, а в конечном счете и «сомнительную пользу» для революционного Отечества ряда демократических институтов западного образца: «Если в порыве революционного энтузиазма народ выбрал очень хороший парламент... то нам следовало бы стараться сделать его долгим парламентом; а если бы выборы оказались неудачными, то нам нужно было бы стараться разогнать его не через два года, а если можно, то через две недели». «Плох тот революционер, который в момент острой борьбы останавливается перед незыблемостью закона», - подытоживает В.И. Ленин. «Вот почему анархисты, начиная с Годвина, всегда отрицали все писаные законы, хотя каждый анархист, более чем все законодатели взятые вместе, стремится к справедливости...», -не менее откровенно («постскриптум») утверждает князь Петр Кропоткин. Эти краткие афористические формулы, своеобразные эпиграфы к политико-юридическому укладу российского общества отражают правовой вакуум, характерный для доктринального уровня национальной правовой системы, несомненно, представляют собой результат предшествующего развития отечественной государственной инварианты, образа отечественного юридического мышления. В этой связи утверждения некоторых современных исследователей о якобы «глубоком проникновении западного рационализма» в толщу юридического уклада России XIX в. кажутся несколько поспешными (и весьма оптимистическими), расходящимися с реальным положением дел. Иначе как (чем?) тогда объяснить цепочку неудач в истории российского реформаторства: незавидную судьбу многих политико-правовых начинаний М.М. Сперанского (как, впрочем, и их идеолога) или непоследовательность западнических по своему содержанию и направленности реформ 60-х годов, недолговечность их результатов (контрреформы, следуя «маятниковой» логике отечественной истории, не заставили себя долго ждать - откат, особенно в судебной сфере и в области местного самоуправления, начинается­ даже до 1881 г.).На самом деле представляется иная акцентуация: либерально-правовые, рационалистические по природе своей доктрины и формы (образы, структуры и институты) так и не нашли места в русском правовом сознании, несмотря на колоссальное напряжение сил (проводящих их в жизнь «верхов» и переживающих данные эксперименты низов «общества»), попытки отдельных политических деятелей, не смогли выразиться в самобытном контексте российской политико-правовой ментальности.Явное преобладание традиционного правопонимания и, как следствие, развитие основных направлений (за редким исключением!) национальной мысли по схеме «философии крайностей», поляризация политического самосознания отечественной интеллигенции явились предпосылками для быстрого усвоения обществом гиперрадикального, революционного (в различных антиправовых его модификациях: от анархизма до большевизма) правосознания. Как это ни парадоксально, но в первой четверти ХХ в. марксизм (по содержанию и форме - западное учение), правда, в весьма утилитарной, ленинской интерпретации, «превратился на российской почве в форму решения национальных задач, стоящих перед Россией в начале­ ХХ века», выступил формой подспудных процессов, идущих из глубин (нео- трефлексированных, подсознательных слоев) восточнославянской цивилизации.Именно в этот знаменательный для последующего развития страны период в российском политико-правовом менталитете окончательно возобладал, получил свое полное воплощение определенный взгляд на отечественную юридическую действительность: правовая система России всецело детерминирована причинно-функциональными связями с организацией отечественного государства, национального политико-институционального пространства.Заметим (и еще раз обратим на это внимание), что подобные представления в середине - конце XIX в. уже были характерны как для «малой» народной традиции, так и для «великой» письменной, цивилизационной. В контексте традиционной отечественной правовой культуры единения, на фоне разрушенной реально, но явно сохраняющейся (об этом будет сказано далее) на архетипическом уровне представлений населения соборной модели организации властных отношений (« сила власти » Царя и « сила мнения » Земли) и «молчащее большинство» соотечественников, и адепты «великих письменных текстов»­ удивительным образом «укладываются» (за редким исключением) в общую парадигму государственно-правового видения: вера в разумные мероприятия власти, логическая последовательность которых - от «базовых», социально-экономических до государственно-правовых - способна переустроить в соответствии с неким рациональным замыслом всю правовую систему России, соседствует с то и дело вырывающимися наружу нигилистическими настроениями и антиэтатистскими установками, тотальным разочарованием властью. Государственно-правовой идеализм на грани своего антипода.Подобные взгляды, всегда существовавшие в национальном политическом и юридическом мировиде- нии, в ситуации пореформенного периода второй половины XIX в. окончательно утверждают государство в качестве самоценности, абсолюта отечественной правовой жизни, а с другой стороны, нередко предполагают рассмотрение его как первопричины, основного виновника различных социальных потрясений. По сути, в своем явном виде формируется хорошо известное сейчас социологическое понятие государства, основной чертой которого «­являет- с я отрицание юридической природы государства, рассмотрение в качестве основы государства не формально-юридических, а фактических социальных явлений, а именно явлений властвования».Все субъективные права в таком государстве считаются «жалованными», октроированными властью, не связанной никакими дозаконотворчески- ми и внезаконотворческими правами подвластных. Причем в отечественной политической мысли конца XIX - начала ХХ в. (у авторов, придерживающихся определенных мировоззренческих установок) еще прослеживается уверенность (вероятно, во многом порожденная западными рационалистическими позициями XVII-XVIII вв.) о возможности некого «просвещенного самоограничения» государственной власти в России. Однако это вовсе не противоречит социологическому представлению о сущности государства, которое, если конечно пожелает, может в любой момент само ограничить себя системой законодательных предписаний, а может (также, произвольно) и отказаться от такого «самоограничения» (жеста доброй воли). Государственная власть при таком понимании может (если, конечно, пожелает) трансформироваться в государство законности, но никогда так и не «дойти» до правового государства.Авторитет (культовый образ) государственной власти в России, огромное внимание к действиям государственного аппарата и в то же время наделение его ответственностью абсолютно­ за все происходящее в обществе (включая даже частную жизнь граждан) вело к созданию, следуя западным политико-правовым теориям и оценкам, тоталитарной государственной машины, исключало частно-правовые начала в социальных отношениях. Практически это означало признание за государством возможности делать все, что оно считает необходимым, обосновывало вторичность общества, лишение его права устанавливать какие- либо ограничения для этого Левиафана, патернализм и иждивенчество, социальную безответственность и расчетливый некритицизм официальной политики и т.д. «Как медицина заведует трупом, так и государство заведует мертвым телом социума».Так, Г.Ф. Шершеневич недвусмысленно заявлял: «­Гипотетически государственная власть может установить законом социалистический строй или восстановить крепостное право; издать акт о национализации всей земли; взять половину всех имеющихся у граждан средств; обратить всех живущих в стране иудеев в христианство; запретить все церкви; отказаться от своих долговых обязательств; ввести всеобщее обязательное обучение или запретить всякое обучение; уничтожить брак и т.п. »Правда, автору этих строк подобные примеры казались граничащими с абсурдом, утопическими вследствие их практической неосуществимости из-за противодействия того «социального материала», с которым имеет дело государство. Однако с тех пор известные события в России, Европе и мире убедительно показали, что в условиях кризиса (российской, европейской и др.) правовой и политической идентичности, очевидно, обострившегося во второй половине XIX - начале ХХ в., нет ничего более реального, чем безраздельное господство государства (и юридическое, и фактическое) при изощренной системе социально-идеологического оправдания, сакрализации его функционального бытия, когда все слои общества превращаются в «великое молчащее большинство». В дальнейшем именно на этом фоне формируется послеоктябрьское правопонимание и соответствующая ему юридическая практика.Таким образом, аккумуляция российского правового и политического опыта, его выражение и обоснование в отечественном (парадоксальном) «двуполярном», этатистско- анархистском (самодержавно-бунтарском) политикоюридическом дискурсе закономерно привели не только к событиям Великого Октября, но и во многом определили «окраску»­ послереволюционной истории. И в этом смысле действительно можно согласиться с рядом современных отечественных исследователей, эксплицировавших особую роль событий 1917 г. в развитии национальной государственно-правовой ментальности. «­Октябрь 1917 года стал закономерным и даже необходимым России: он соединил, через оппозицию к себе, допетровскую и петровскую Русь; снял идеологические споры о путях развития России в их постановке XIX века, практически устранил теоретические конфликты монархистов и конституционалистов, либералов и социалистов»133.Видимо, большевики остановили российский интеллектуально-идеологический «маятник» на подлинно национальной «отметке».Снова возвращаясь к генезису политико-правовой традиции Запада и осторожно проводя некоторые аналогии, можно также вспомнить мощные перевороты, повторяющиеся через определенные временные периоды - от знаменитой григорианской реформы и протестантской Реформации до не менее значимых Английской, Французской и Америка??ской революций - и обеспечивающие свержение ранее существовавших политических, правовых, экономических, религиозных, культурных и иных общественных отношений в пользу установления новых институтов, убеждений и ценностей. Эти «великие революции политической, экономической и социальной истории Запада представляют собой взрывы, происшедшие в тот момент, когда правовая система оказалась слишком неподатливой и не смогла ассимилировать новые условия»134.Они были фундаментальными превращениями, в историческом смысле стремительными, прерывными, часто насильственными переменами, от которых «лопался по швам» сложившийся в стране политико-правовой уклад. «Свержение существующего закона как порядка оправдывалось восстановлением более фундаментального закона как справедливости. Именно убеждение, что закон предал высшую цель и миссию, приводило к каждой из великих революций», -утверждает в этой связи Г. Дж. Берман130. Каждая революция представляла собой отказ от старой правовой системы, заменяла или радикально изменяла ее. В этом смысле это были тотальные революции, устанавливающие не только новые формы правления, юридические институты, структуры экономических и общественных отношений, но и новые взгляды на общество, воззрения на справедливость и свободу, прошлое и будущее, новые системы универсальных ценностей и установок. Разумеется, это происходило не сразу. Значительная часть старого мира, прежнего социально-правового и политического уклада, сохранялась, а через какое-то время даже увеличивалась, но в каждой революции основа политического и правового развития страны - юридическая парадигма (аксиомы правосознания и др.) как наиболее значимый элемент национального менталитета - подвергалась вполне ощутимым изменениям.В данном контексте неизбежно возникает вопрос о корректности подобных характеристик относительно Российской революции 1917 г. Все тот же Г.Дж. Берман спешит приблизить смысл и значение «русской» революции к пяти великим революциям, изменившим, по его мнению, западную традицию права в ходе ее развития. Но предлагаемый в исследовании­ подробный анализ отечественной истории как истории национальной политико-правовой ментальности явно не подтверждает подобной позиции: не только в ходе революции, но и за долгие годы последующего социалистического развития фактически (подчеркиваю, фактически) так и не были созданы иные, ранее совсем незнакомые обывателю государственные структуры, социально-экономические отношения, взаимоотношения между церковью и государством, нормативно-правовые предписания и, уж тем более, принципиально отличающиеся по сути и направленности от империи петербургского стиля или «Московии» господствующие (отечественные либерально-западнические концепции ­широкие слои населения (за редким исключением), оказались нетронутыми, выдержали под напором революционных бурь. Правовые (и поведенческие предправовые) установки и ценности, мифологемы, шаблоны и стереотипы, иные элементы (юридические артефакты) жира повседневности, определяющие российское юридико-политическое поле, не только не утратили свою нормативно-регулятивную силу и даже (как показала советская история) не ослабли. Российская ситуация 1917 г. по природе своей и последствиям (истокам и смыслу) стала подлинно национальным, народным или, используя термин П. Сорокина, культуроосновным событием. Более убедительной (по сравнению с бермановской) представляется позиция Н.А. Бердяева, который, по-видимому, был одним из первых отечественных мыслителей, обративших внимание на странное (?!) совпадение многих нормативов традиционного русского стереотипа с условиями реализации коммунистического идеала. «Он (коммунистический идеал. -А.М., В.П.) воспользовался русскими традициями деспотического управления сверху и, вместо непривычнойдемократии, для которой не было навыков, провозгласил диктатуру более схожую со старым царизмом. Он воспользовался свойствами русской души ... ее догматизмом и максимализмом, ее исканием социальной правды и царства Божьего на земле, ее способностью к жертвам и терпеливому несению страданий, но также к проявлению грубости и жестокости, воспользовался русским мессианизмом, всегда остающимся, хотя бы в бессознательной форме, русской верой в особые пути России».Коррелятивно развивается и социалистическая (коммунистическая) политико-правовая мысль.Следуя представлениям о ненаучном характере предшествующих юридических идей, пришедшие к власти большевики-ортодоксы заняли откровенно нигилистические позиции в отношении права и государства. Хорошо известные в отечественной истории архетипические феномены «воли» и «общинной правды» явились аттракторами, конституирующими советскую интеллектуальную среду в данной области. «Основным мотивом для трактовки права у нас остается мотив похоронного марша», - констатировал П.И. Стучка. «Всякий сознательный пролетарий знает... что религия - это опиум для народа. Но редко, кто... осознает, что право есть еще более отравляющий и дурманящий опиум для того же народа», -вполне серьезно писал А.Г. Гойхбарг. Утверждение революционного правосознания в качестве источника права вполне соответствовало вековым представлениям русского народа о «суде скором, правом и равном», о «народной воле» и народной же «правде». Последние коннотировались в декретах 1917-1918 гг., в каждом из которых так или иначе проходила тема революционного правосознания. Так, в ст. 5 Декрета о суде № 1(1917 г.) говорилось о «революционной совести» и о «революционном правосознании» как о синонимах. В ст. 36 Д??крета о суде № 2 (1918 г.) упоминается уже «социалистическое правосознание», а в ст. 22 Декрета о суде № 3 (1918 г.) - «социалистическая совесть». В этот период «высветились», получили свое весьма ощутимое выражение основы отечественного правового мировосприятия: формальность и процедурность были отданы на откуп (квазиюридической?!) стихии, установки и стереотипы национальной ментальности продуцировали и «революционную законность», и «революционную целесообразность», отождествляя (по крайней мере, слабо различая) последние. Революционная целесообразность - это, прежде всего, деятельность­ карательных органов и отказ от суда. «Для нас нет никакой принципиальной разницы между судом и расправой. Либеральная болтовня, либеральная глупость говорить, что расправа - это одно, а суд - это другое», - утверждал Н. Крыленко.Конечно, В.И. Ленин, руководствуясь здравым смыслом и соображениями политической целесообразности, вполне объяснимым (для фактического главы государства) стремлением преодолеть в государственном строительстве известный анархизм и неорганизованность первых лет, смягчает жесткость антиправовых, точнее, антинорматив- ных (читай, антигосударственных) установок. Вполне очевидно, что, начиная с 20-го года, непревзойденный тактик революции пытается пройти по самому краю национального государственно-правового духа, совместить устоявшиеся нормативы русского мировидения со стандартными (идеологическими) марксистскими схемами: культ государства и порядка, патриархальность и веру в «крепкого» правителя с требованиями построения идеального бесклассового общества, отсутствие уважения к закону и свободе личности, «врожденный» деспотизм и догматизм в личных и общественных отношениях с требованиями завоевания пролетариатом своей политической­ диктатуры, коллективизм с жестким централизмом и единомыслием и т.д. Марксистским теоретикам хорошо известны «шатания» и явная неоднозначность последних ленинских работ.Национальная юридическая и политическая мысль постепенно возвращалась на «круги своя»: признается необходимость сохранения права, хотя бы в качестве формы, из марксизма в его сугубо национальном прочтении «исчезают» положения, отталкивающие от него профессиональных юристов и вышедших из юридической среды философов и социологов.Тем не менее, октябрьский переворот дал полный выход (выхлоп!) стихии отечественного мироощущения, выражающего образ и способ группового юридического мышления, породил соответствующие народному видению социальноправовой и политической реальности властные органы, заполнил их соответствующим «человеческим материалом». Так, в 1922 г. участники Московского губернского съезда деятелей юстиции сделали вывод, что за четыре года они «создали целую школу и тысячи своих пролетарских правоведов, доселе не имевших понятия о юридических науках и даже малограмотных». Эти представители ранее «молчавшего большинства» великолепно продолжили­ многие традиции своих «интеллектуальных» предшественников, представителей свергнутого (как тогда казалось) режима. Ранее же знакомое отношение к человеку и праву видно из многих выступлений. Например, по мнению А. Сольца, «­есть законы плохие и есть законы хорошие... Хороший закон надо исполнять, а плохой... не исполнять... Горжусь тем, что в этом вопросе никто не может упрекнуть — ни прокурорский надзор, ни судебные органы - в том, что они берут на себя смелость исправлять законы или берут на себя смелость истолковывать их по-своему. Они делают то, что им приказал рабочий класс и партия, и больше от них требовать нельзя... И поменьше юристов».Национальное (теперь советское!) правопонимание приобретает партийно-классовое обоснование. «Советское социалистическое право есть совокупность правил поведения (норм), установленных или санкционированных социалистическим государством и выражающих волю рабочего класса и всех трудящихся, правил поведения, применение которых обеспечивается принудительной силой социалистического государства...», -подытоживает А.Я. Вышинский и, тем самым, надолго ставит точку в изрядно поднадоевших в 20-е годы спорах о сущности и природе права. Однако вряд ли можно согласиться, например, с Г.В. Мальцевым, утверждающим, что «таким образом в 1938 г. в советской юридической науке произошла смена правовой парадигмы, что стало возможным в условиях особой политической ситуации того времени, в силу жесткой диктатуры всевластия Сталина».Эта «новая» парадигма, элиминирующая индивидуалистический подход как способ объяснения феномена общественного роста, а с другой стороны, инициирующая многие начинания и определяющая судьбу многих «начинателей», сопутствовала (и скорее всего не исчезла и сейчас) всей (а особенно имперской) отечественной истории. По большому счету (несмотря на многочисленные попытки инородных влияний, разнообразные заимствования и идеологические маневры власти), российский политико-правовой дискурс всегда остается замкнутым в структурах и содержании национального менталитета.Закрытая (в данном случае политико-правовая), само- изолированная система оказывается неспособной (следуя принципу положительной обратной связи) усваивать какие-либо внешние воздействия, будь то марксизм в своем первозданном виде или ведущий свою «родословную» отstatus libertatis, принципа неподопечности индивида, примата индивидуальности над любыми [13]политическими и социальными институтами либерализм. Подобные системы не могут находиться в постоянном изменении: флуктуации, случайные отклонения значений величин от их средних показателей (показатель хаоса в системе) не бывают настолько сильными, чтобы привести к так называемому необратимому развитию всей системы, когда прежняя конструкция либо качественно изменяется, либо вообще разрушается. Даже такой переломный момент в социально-государственной жизни, каким по определению и должна быть подлинная революция, в итоге не порождает характеризующуюся принципиальной непредсказуемостью зону бифуркации в развитии отечественных политических и правовых учений. Возникает, как известно, лишь весьма кратковременный период «разброда и шатаний», завершающийся полной и окончательной победой по-настоящему национальных доктрин.Здесь уместно вспомнить хорошо известные замечания Карла Поппера об обществах «закрытого» типа. Критикуя идеальное государство Платона, античную утопическую традицию (которую Поппер завершает марксизмом), он на самом деле стремится досконально рассмотреть сущность и природу любого тоталитаризма (представляющего «закрытый» социальный порядок).­ «...­Сила и древних, и новых тоталитарных движений - как бы плохо мы ни относились к ним - основана на том, что они пытаются ответить на вполне реальную социальную потребность».Не только в свое время Платон, но и российские деятели конца XIX-начала ХХ в. - от гуманистически мыслящих представителей многострадальной intelligentsia до крайних радикалов всех «мастей», включая, естественно, и пришедших к власти большевиков - «с глубочайшим социологическим прозрением обнаружил(и), что его современники страдали от жесточайшего социального напряжения...».На доктринальном уровне (а впрочем, и не только на нем) советские правоведы уже к началу 30-х годов отлично «снимают» это напряжение: теоретический монизм, сулящий национальному режиму «божественное благо» покоя и процветания, окончательно укореняется в отечественной политической и правовой жизни, сменяя чуждый отечественному миру критический рационализм, позволяющий осуществлять «контроль разума» за принятием политических и иных решений.Видение реальности сквозь призму закономерностей ее самоорганизации позволяет проследить и отметить определенную содержательную связь, логику преемственности и в то же время момент развития в организации собственного социально-правового пространства, правоотношений, юридической и государственной идеологии, в осмыслении идеалов­ свободы и справедливости. Национальная мироорганизация по неписаным, сгруппированным и выраженным в архетипических социокультурных символах основам миропорядка обеспечивает возможность самоидентификации событий отечественной правовой истории, позволяет распознавать в спонтанном разнообразии повседневности общие универсальные алгоритмы саморазвития, самоструктурирования, предполагающие соответствующую смысловую окраску, содержание и характер проявлений «национального правового и политического гения», В рамках подобного понимания ничто из действительно отмеченного нашей «печатью» не возникает ниоткуда и не исчезает в никуда, но проявляется в новых (часто причудливых) формах бытия. Так, точно подметил Я. Грей: «Признав Россию своей страной, Сталин вобрал в себя взгляды и обычаи москвичей ...».Непредвзятое исследование специфики отечественных правовых доктрин демонстрирует явную склонность (именно склонность) российской, в целом евразийской социокультурной модели к ментальности восточного типа, характеризующейся традиционализмом, слабой восприимчивостью и сильной настороженностью (до последнего времени) к заимствованному опыту, чуждостью к безграничному­ рационализму и т.д. Данные признаки отличают досоветское, советское (возможно, время покажет, что и постсоветское) развитие российской правовой науки. Справедливости ради, конечно, следует отметить, что начиная с середины 50-х годов в теории советского права делается попытка развернуть полемику между приверженцами официального правопонимания и сторонниками его расширения или пересмотра. Однако эти «дискуссии обходили самое главное — национальные основы правопонимания, дело сводилось к столкновению между «узким», «норма- тивистским» и «широким» подходом к праву».Вполне закономерно и то, что дискуссия о понятии права в советской юридической литературе практически не выходила за рамки позитивистского дискурса. Юридическая мысль как всегда вращалась в привычном круге идей, в целом отражающих миропонимание отечественной интеллектуальной элиты. Так, уже в 1971 г. профессор С.С. Алексеев, отстаивая концепцию государства социалистической законности против буржуазной теории правового государства, защищал традиционное для российского дискурса правопонимание. «­В научном отношении эта теория несостоятельна потому, что право по своей природе таково, что не может стоять над государством. К тому же совершенно необъяснимы по природе и неопределенны по содержанию те «абсолютные правовые принципы и начала»... которые якобы должны стоять над государством, связывать его... Буржуазная теория «правового государства» - лживая и фальшивая теория».Единство политико-правового логоса (поддерживаемое целенаправленной государственной политикой) и стремление к упрощенным, весьма ограниченным по своему теоретико-методологическому потенциалу трактовкам сущности права и государства, отсутствие подлинной научной конкуренции способствовали консервации, сохранению национального стиля юридического мышления, а в итоге - исторически обусловленной правовой и политической парадигмы. Таким образом, проблема поиска новых определений и подходов в условиях безраздельного влияния застоявшихся до «привычности» рациональных и чувственных воззрений, умонастроений интеллектуального меньшинства, к тому же и напрочь лишенного права на самоопределение концептуальных и идеологических ориентиров и направлений в собственных исследованиях (все так же обремененного ранее отмеченной культурой единения), еще к началу 90-х годов остается открытой.Однако именно в это время «дает о себе знать» достаточно известный в развивающейся последние два десятилетия ХХ в. (преимущественно в западной науке) теории социальной энтропии парадокс: последовательная и успешная борьба со всякого рода случайностями, отклонениями (флуктуациями) действительно­ приводит (и в этом мы убедились на собственном опыте) к закрытию, изоляции системы и, как следствие, к росту устойчивости и равновесности, но, с другой стороны, наблюдается и обратная закономерность (законосообразность) - чем более успешна борьба с энтропией, тем быстрее система приближается к энтропийному финалу; чем жестче порядок, тем ближе хаос, распад системы. Последнее прекрасно просматривается с 1991 г., когда СССР прекратил существовать как «геополитическая реальность», а Россия стояла на пороге очередной в ее долгой истории вестернизации и либерального реформирования.Общая ситуация естественным образом повлияла и на развитие отечественных политико-правовых учений. Хаос реформаторских лет оказался весьма конструктивным, так как выступил подлинным носителем информационных новаций, проводником внешних воздействий и «провокатором» невиданных советским правоведением ино-родных (-странных) заимствований. Российская юридическая и политическая наука начинает развиваться в условиях постсоветской действительности. Период, названный большинством отечественных обществоведов переходным, характеризуется нестабильной правовой ситуацией, то и дело меняющимися курсами­ государственного и общественного развития: от смешанной советско- президентской республики к «чистым» формам президентского авторитаризма, от шоковой экономической и политической терапии, быстро породивших олигархическийкапитализм, к капитализму бюрократическому (образца2000 г.).Юридическое (интеллектуальное) сообщество, на какое-то время вдруг оказавшееся предоставленным самому себе (редкий для страны случай), начинает осваивать российское посткоммунистическое пространство - «идейную и институциональную смесь» между более чем реальным прошлым и настоящим и весьма иллюзорным будущим. В истории национальных политико-правовых идей в начале 90-х наступает поисковый этап развития, характеризующийся противоречивым смешением токов, идущих от разных юридических парадигм, разнополярных стилей правового мышления. Скорее всего, именно этим была обусловлена возникшая за короткий срок необычайная для российской гуманитарии разнородность политико-правовых знаний, их релятивизация, иногда даже доходящая до крайних форм методологического и гносеологического анархизма. Конечно, нельзя не отметить, что сложившаяся ситуация, попытка общего «сдвига» отечественного­ менталитета (правового, политического, экономического и др.) в сторону позитивного восприятия постиндустриальной либерализации, глобализации и рынка, обнажает колоссальные проблемы, в том числе и в области государственного строительства, является чрезвычайно благоприятной для новационного методологического поиска, прекрасно стимулирует последний. Современное состояние юриспруденции характеризуется не просто освоением широкого спектра современных правовых теорий, но и стремлением к созданию максимально приближенных, во-первых, к собственной, российской социокультурной специфике, а во-вторых, к конкретным особенностям текущего момента развития страны объяснительным моделям и концепциям. «Золотым веком юриспруденции» назвал настоящий момент развития правовой науки академик В.Н. Кудрявцев102. Последние десять лет (и это просматривается хотя бы по тематике работ, посвященных вопросам общей теории права и государства) идет работа по созданию особого мировоззренческого и методологического синтеза, базирующегося на выработке общих принципов понимания национальной юридико-политической реальности, а также на осмыслении соотношения, соизмеримости и взаимодополни- тельности различных­ методологических и общетеоретических подходов к исследованию последней.Магистральное направление постсоциалистического (реформаторского) правового дискурса в обнаружении смыслов российского правового бытия проходит через область господства все тех же проблем политической и правовой рефлексии, в конечном счете, как и прежде, связанных со столкновением Нашего и Другого государственноюридического опыта. Эвристическая значимость переноса основных концепций и направлений российской юриспруденции в плоскость диалога культур в общеметодологическом плане прекрасно обоснована еще М. Бахтиным: «­Мы ставим чужой культуре вопросы, каких она сама себе не ставила, мы ищем в ней ответа на эти наши вопросы, и чужая культура отвечает нам, открывая перед нами новые свои стороны, новые смысловые глубины. Без своих вопросов нельзя творчески понять ничего другого и чужого (но, конечно, вопросов серьезных, подлинных). При такой диалогической встрече двух культур они не сливаются и не смешиваются, каждая сохраняет свое единство и открытую целостность, но они взаимно обогащаются».Сравнительный анализ здесь подобен дыханию: естественен и незаметен, но только лишь до малейшей его остановки. И в этом плане вряд ли можно согласиться, например, с В.М. Сырых, утверждающим, что хотя «вариационный характер общей теории права некоторыми российскими правоведами оценивается как благо, как реальная возможность расширить и углубить имеющиеся представления о праве, его закономерностях», но « в действительности многообразие теорий права, плюрализм в понимании и оценке российскими правоведами ее предмета, системы закономерностей возникновения и функ??ионирования права имеет больше негативных, чем позитивных сторон. В отличие от Януса, истина не может быть многоликой. Ее постижение — сложный, диалектически противоречивый акт познания, допускающий существование не только плодоносных теорий, но и пустоцветов. Поэтому наблюдаемое ныне многообразие теорий права есть объективный факт, свидетельствующий о сравнительно невысоком уровне теоретических представлений российских правоведов о праве, его закономерностях...».Как все-таки нам дорог, близок и понятен «спасительный» монизм!Скорее, на этом пути современное отечественное правоведение подстерегает другая опасность. Так, А.И. Овчинников безусловно прав, когда утверждает, чтоОднако на рубеже ХХ и XXI вв. в работах многих западных исследователей «говорится и о необходимости преодоления индивидуализма, о недостаточности «правовой справедливости», об ограничении свободы индивида интересами общества и государства. Да и само «гражданское общество» (а этот термин употребляется все реже) понимается зачастую не совсем так, как в России. Может быть, стоит обратить на все это внимание сторонникам либертарно-индивидуалистических идей».В современном юридическом научном дискурсе обнаруживаются (и это, несомненно, позитивный показатель развития отечественной гуманитарной мысли) различные констатации, оценки и подходы. Так, стремясь уравновесить одностороннюю, как бы ото??ванную от национальных ментально-правовых оснований позицию С.С. Алексеева, который в условиях самобытной российской социально-правовой реальности явно гипертрофирует значение индивидуалистических политико-правовых ценностей, соответственно, гиперболизирует роль и значение частного права в регулировании общественных отношений и делает весьма поспешный вывод о необходимости отказа от таких, например фундаментальных принципов построения правовой системы, как ведущая роль конституционного (публичного) права, о придании Гражданскому кодексу функции своего рода конституции гражданского общества, Ю.А. Тихомиров пишет, что в нынешних условиях «предстоит по-новому осмыслить понятие публичности в обществе, не сводя его к обеспечению государственных интересов. Это - общие интересы людей как разного рода сообществ, объединений (политических, профессиональных и др.), это - объективированные условия нормального существования и деятельности людей, их организаций, предприятий, общества в целом, это - коллективная самоорганизация и саморегулирование, самоуправление».Панораму воззрений и идей, вызванных освоением современным отечественным политико-юридическим сознанием вечной дилеммы общее — частное, можно, конечно, продолжать бесконечно долго, тем более что проблема, в общем, упирается в сквозные для истории страны мотивы общинности, соборности в сочетании с якобы (по этому вопросу единого мнения нет) постоянно нарастающей (от эпохи к эпохе) этатизацией национального социально- экономического пространства, она суть проблема ментальная и поэтому имеет конкретный смысл только в культурно-историческом, нравственном измерениях общества.Однако российский политико-правовой дискурс в конечном счете решение любых актуальных проблем маркирует тем или иным типом правопонимания. Вне зависимости от сформулированных позиций и подходов, вызванных правовой рефлексией представителей юридического сообщества, сторонников различных направлений современного правоведения, их интеллектуальные изыскания основаны на представлении права в качестве предельного основания всей юридической реальности. Не вступая в полемику с адептами созвучных или принципиально противоположных концепций, можно эксплицировать общее состояние практики обсуждения и обоснования природы и­ существования (осуществления) права.Многообразие определений и подходов на самом деле кажущееся, а группируются они вокруг двух, явно различимых как в теории, так и в истории правовых учений позиций - известных (но не единственных!) аттракторов саморазвития (мировых) философско-правовых традиций - юридической (естественноправовое, либертарное направление) и легистской (позитивистское направление). Каждое направление, несомненно, выверено столетиями, верифицируемо и фальсифицируемо, открыто для критики, является своевременным продуктом нелинейного (флук- туационного) развития многих рациональных и иррациональных элементов цивилизации как самовоспроизводя- гцейся системы, зафиксировано в механизме долговременной памяти Интеллектуального меньшинства (что прекрасно «вычитывается» из гуманитарного наследия предков) и нашло достаточное (скрытое или открыто декларируемое) отражение в политико-правовом опыте, юридической практике в разные исторические периоды и у различных народов. Трансляция естественноправовых и позитивистских теорий, конечно, не сводится к примитивной, механической передаче базовых концептов от поколения к поколению, но, сохраняя фундаментальные положения,­ тем не менее обнаруживает постоянную склонность к модернизации как реакцию на культурные формообразования политического, религиозного, экономического характера. Так, существенно развивающая и обогащающая естественно-правовую традицию либертарная теория права в настоящее время идет по пути создания собственной юридической догматики, так как только развернутая до уровня догматики философия права приобретает качество законченной теории. При этом либертарная доктрина не может «­просто заимствовать позитивистскую догматику, ибо последняя есть эмпирическая интерпретация принципиально иного понятия... либертарный подход развивается наряду с достаточно устойчивыми в отечественном правовом дискурсе альтернативными позициями».Например, рассуждая о «жизни» закона в современном обществе, Ю.А. Тихомиров недвусмысленно замечает, что «в исходной трактовке законности как меры действия закона сделан акцент на формально-юридических аспектах. Их признание не должно, однако, давать повод для преувеличенной оценки права и законности с точки зрения естественного права и неопозитивизма. Признавая важным содержание права как своего рода этической категории, выражающей истоки и смысл заложенной в нем справедливости, сторонники такого подхода чрезмерно увеличивают дистанцию между формальным и т.н. неформальным правом. А это дает повод субъективистски оценивать общеобязательные требования формализованного права - законов, указов, постановлений. Подобные оценки близко соседствуют с таким явлением, как правовой нигилизм, которое столь широко распространилось в нашей действительности».В свете поиска оптимальных моделей развития российской государственности в XXI в. в общий поисковый контекст хорошо вписывается концепция В.Н. Синюкова, пытающегося представить некоторую «третью силу» и тем самым указать выход из уже порядком поднадоевшей читателю либертарно-позитивистской коллизии. Возрождая, по сути, философию почвенничества в постсоветской юридической науке, В.Н. Синюков неизбежно лавирует между критикой данных «вестернизированных» доктрин. «Нарастает глубокий раскол позитивного права и жизни. Наше право все более вырождается в наукообразное законодательство - замкнутое и не понятное обществу». «На пороге XXI столетия соревнование естественно-правовой и позитивистской школ не может выступать в качестве главного источника фундаментальной правовой методологии. Это обстоятельство не учитывают авторы, стремящиеся «преодолеть недостатки» классических теорий, синтезировать их, «развить дальше».Очевидно, что с точки зрения общего развития отечественного правового дискурса создалась действительно уникальная ситуация: сформировавшаяся «идеальнаяре- чевая ситуация» (Ю. Хабермас) обеспечивает относительную­ свободу субъектов коммуникации от внешних, внена- учных воздействий, когда аргументы и контраргументы в концептуальном отношении уравновешивают друг друга, а отмеченный выше межкультурный (внешний) дискурсивно-практический диалог, в свою очередь, неизбежно инициирует диалог носителей разных теоретико-методологических (программных) установок в рамках одной юридической реальности. Последний мыслится и как основное средство соорганизации имеющих место разнонаправленных и, соответственно, отличающихся по ценностным приоритетам взглядов, и как единственное приемлемое (в духе искомой на рубеже тысячелетий толерантности) средство современной правовой и политической деятельности, надежное «лекарство» против застарелой болезни идеократии.В подобном ракурсе можно рассмотреть и современные государствоведческие дискурсы. События рубежа столетий обнажили в общем старую «как мир» дискуссию о необходимости построения (в наших условиях - реанимации) так называемого сильного государства. В самых разнообразных терминологических конструкциях предстает эта идея. Например, академик Б.Н. Топорнин предложил использовать понятие «сильное государство», Председатель Конституционного­ Суда РФ, известный специалист в области отечественного конституционного права М.В. Баглай, справедливо возразил, что юридической науке понятие «сильное государство» пока неизвестно, и предположил принадлежность данной категории сложившейся в последнее время практике неадекватной работы государственного аппарата, а руководитель Аппарата Правительства РФ Д.Н. Козак не просто употребил этот термин, но и достаточно легко «навесил» на него предикат «правовое», посетовав при этом на «пренебрежительное отношение к огромному потенциалу, заложенному в сильном правовом государстве»1™. Остальные участники обсуждения (за исключением разве что В.В. Жириновского) либо крайне осторожно, в контексте других вопросов, либо вообще не затронули эту весьма деликатную для истории страны тему.Умеренно-критическую позицию занял академик В.С. Нерсесянц, который перевел (наверное, один из немногих) обсуждение в юридическую (а не политическую!) плоскость и в этой связи напомнил, что положение о сильном государстве выходит за рамки конституционных, что чревато утверждением государства силы, предложил сместить акценты и вести речь о становлении суверенной­ государственности в стране, верховенстве государственной власти и конституционно-правовой законности. «Антитезой «государству силы» является «государство права» (правовое государство)», - пишет наиболее известный представитель либертарно-цивилитарного направления в отечественной юриспруденции. Так что попытки одних «очистить» государство от права, а других «отделить» право от государства, к большому сожалению, более заботят современных правоведов, чем обозначившиеся в последние годы у немногих авторов приоритеты в исследовании национальных основ государства и права.Широкое распространение (в различных профессиональных сообществах и на обыденном уровне) представлений о «сильном государстве», равно как и укорененность преимущественно позитивистских схем в сфере научного и профессионального правопонимания, наверное, весьма поспешно объявлять ошибочными, случайными или «порочными» тенденциями в отечественной правовой и политической науке. Эти феномены просто не могут быть оторваны от конституирующих их социальных практик, поэтому и рассматривать их следует только в контексте доминирующего стиля юридического и­ политического мышления, способа политико-правовой деятельности и характера социальных отношений, а не с позиций каких бы то ни было, пусть даже самых благих и привлекательных ценностно-целевых (самодостаточных) абсолютов. Вероятно, подобный анализ привлекает не только своей телеологи- цеской ценностью (выявление действительных оснований и перспектив конкретной правовой реальности), но и своей операциональноетъю, так как «связывает» концептуальные построения и эмпирически наблюдаемые правовые, политические и экономические явления (практики, события, процессы и др.), сообразует мысль о предмете и предмет мысли, придавая одинаковое значение обеим сторонам научного исследования.В этом (методологическом) ключе вспоминается статья профессора К.Д. Бернса, опубликованная им в начале 30-х годов. «Смыслом горизонта» (или смысловым горизонтом. - А.М., В.П.) назвал К.Д. Бернс принцип, следуя которому любой исследователь сталкивается с предопределенностью мысли, являющейся для нее одновременно опорой и ограничением: у каждой цивилизации есть свои пределы знания - восприятий, реакций, чувств и идей, точно так же, как и пределы развития тех или иных общественных и государственных­ институтов, форм и систем. «­Опыт любого момента имеет свой горизонт... К опыту каждого человека может быть добавлен опыт других людей, живущих в его время или живших прежде, и таким образом общий мир опыта, больший, чем мир собственных наблюдений одного человека, может быть пережит каждым человеком. Однако каким бы обширным ни был общий мир, у него также есть свой горизонт; и на этом горизонте всегда появляется новый опыт...».Вероятно, в данном направлении, по пути выявления цивилизационных пределов собственного государственно-правового опыта, впрочем, как и устойчивых мнемонических структур российского юридико-политического дискурса, предстоит двигаться отечественной гуманитарии.Пока же основные тенденции развития политико-правового дискурса на рубеже веков могут быть представлены достаточно схематично:Во второй половине 90-х годов в результате перехода от идеократической модели национальной юридической науки к ее поли(амби-)валентному бытию устанавливается дискурсивный консенсус, основанный на относительной неустойчивости, открытости системы взглядов, концепций, теорий. Идеологическая ангажированность и политические фобии постепенно уступают место согласованию позиций, основанному на профессиональной компетентности, толерантности и интеллектуальной честности. «Свободным является общество, в котором все традиции имеют равные права и равный доступ к центрам власти... установить равноправие традиций не только справедливо, но и в высшей степени полезно», -удачно заметил Пол Фейер- абенд в работе с весьма характерным названием «Наука в свободном обществе».Межкультурный диалог, столкновение традиций, сложная игра правовых и политических заимствований и «преемственностей», отсутствие единой доктрины развития отечественного государства и права в XXI в., очевидно, поддерживают «дуэль» аргументов, являющихся скорее продуктом саморазвития (самовоспроизводства) российской цивилизации, чем неким результатом «чистого» правового мышления исследователей. Постепенное преодоление ограниченности юридической науки, компилятивности и изолированности ведет к обретению теоретической самости нашего государственно-правового знания, инициирует неподдельный интерес фундаментального правоведения к философским, методологическим и научным достижениям ХХ в.Затянувшаяся « акинезия » (нарушение двигательной функции) и заидеологизированные ориентиры отечественной юридической науки привели ее к утрате смысловых связей с национальными политическими и правовыми практиками, спецификой социального уклада и, как следствие, значительно подорвали необходимый для дальнейшего значимого развития методологический ресурс.­ Поэтому в современной познавательной ситуации поиск методологий, позволяющих действительно обновить концептуальный аппарат и методы политико-правовых исследований соразмерно целям и задачам развития страны в условиях кризиса законности и правопорядка, в итоге и задает перспективы, определяет наметившийся парадигмалъный сдвиг российской юриспруденции.Развитие правовой науки инициирует процесс ассимиляции в ней новых эмпирических объектов и знаний, формирующихся в ходе постоянного развития национальной государственно-правовой действительности, что и предполагает не только методологическое обновление юридического познания, но и необходимое ему предшествующее совершенствование (пересмотр) самих оснований данной научной деятельности. Речь идет о теоретических процедурах, правилах, с помощью которых в науку вводятся новые теоретические знания. Именно в основании правовой науки формируются критерии оценки получаемых результатов, определяются предметы и объекты изучения, задается юридическая онтология.В современном отечественном политико-правовом дискурсе следует отметить и положительные, с точки зрения сохранения фундаментальности правовых исследований, явления. Многие работы­ последних лет (С.С. Алексеева, П.П. Баранова, В.А. Бачинина, Л.А. Лукашевой, Л.С. Мамута, В.С. Нерсесянца, А.И. Овчинникова, В.П. Сальникова, В.Н. Синюкова, В.М. Сырых и др.) не ограничиваются анализом тех или иных феноменов из области социально-правового опыта, т.е. не сводят онтологические представления о явлениях до класссического натуралистического вопроса: «Что же это на самом деле?», но стремятся к распредмечиванию соответствующих представлений и понятий, в которых эти феномены фиксируются и тем самым отвечают на другой вопрос: «Как следует это мыслить?». Это особенно показательно и значимо в контексте уже отмеченного выше компаративистского (диалогического) пространства, учитывая, «­что формулировка опыта, содержащегося в пределах интеллектуального горизонта эпохи и общества, определяется не столько событиями и желаниями людей, сколько базовыми понятиями, которыми они располагают для анализа и описания своих переживаний ради собственного понимания... Каждое общество встречает новую идею, располагая своими собственными понятиями, своим собственным молчаливо подразумеваемым, фундаментальным способом видения; другими словами, своими собственными вопросами, своим особым любопытством».Разворачивание теоретического слоя в государственно-правовой сфере, таким образом, пробуждает далеко не праздный интерес к проблеме правового мышления, свойственного отечественному дискурсивному пространству (юридической науке и практике).Развитие российской политико-правовой мысли 90-х годов, несомненно, переживает период становления «малопонятного» для данного типа традиционных цивилизаций и, в принципе, крайне редко в них встречаемого открытого «дискурсивного сообщества» (М. Фуко), по природе своей свободного от всякого рода предрассудков и корпоративных ангажементов (насколько это вообще возможно для коммуникативной практики обсуждения и обоснования таких социальных абсолютов, каковыми являются право и государство). Наверное, методолог М. Фуко назвал бы подобную стадию антидоктриналъной, так как, по его мнению, именно доктрина, стремление к утверждению которой все-таки характерно (по национальной инерции) для некоторых современных исследователей, «связывает индивидов с некоторыми вполне определенными типами высказываний и тем самым накладывает запрет на все остальные, стремится к распространению, и отдельные индивиды, число которых может быть сколь угодно большим, определяют свою сопричастность как раз через обобществление одного и того же корпуса дискурсов».В современной юридической науке вполне отчетливо вырисовывается доктринальная поляризация двух методологических направлений: классического и неклассического. Эти два направления проявляют себя в дискуссии по поводу соотношения нормативного понимания права и широкого подхода к праву, который более правильно было бы назвать «социокультурным пониманием права». В научной литературе иногда нормативный подход называют традиционным, в то время как те концепции права, которые вовлекают в орбиту исследования сущности права современные философско-методологические идеи (герменевтики, феноменологии, постструктурализма и т.п.), а также рассматривают и анализируют право посредством не только формально-догматического, но и культурологического, этнологического, антропологического, социологического понятийного аппарата и методологического инструментария, относят к нетрадиционным подходам.Пользуясь такой классификацией, можно было бы работу авторов отнести к нетрадиционным исследованиям, так как авторы используют достижения современной социальной философии и философии науки для выявления социокультурных­ оснований самобытного понимания права в русской этнонациональной традиции. Именно такой подход позволяет учитывать в понятии права национальные, этнокультурные, мировоззренческие ценности, идеалы и представления, что необходимо для анализа повседневной реальности, национальных правовых традиций, для выявления культурно-исторических особенностей развития отечественной государственности и правовой системы, для адекватной оценки стремления реформаторов (прошлого и настоящего) к глубинным цивилизационным переменам (смене ценностей, идеалов и т.п.) в России.Однако мы, напротив, возразили бы И.Ю. Козлихину и назвали те исследования, в рамках которых право мыслится широко, выражаясь современной терминологией, «традиционными» для русской правовой мысли, а к «нетрадиционным» отнесли бы работы теоретиков права, отстаивающих нормативное правопонимание, продуцируемое чисто формальным, аналитическим стилем правового мышления. Право в трудах наиболее выдающихся русских правоведов И.А. Ильина, Н.Н. Алексеева, П.И. Новгород- цева, И.В. Михайловского, А.С. Ященко, Е.Н. Трубецкого, Л.А. Тихомирова и многих других всегда мыслилось в неразрывном единстве с духовно-нравственными­ ценностями, национальным правосознанием, общественным идеалом русского народа, православной верой.В период господства марксистской идеологической доктрины произошла перемена в отечественной науке: от традиционного для русской правовой мысли целостного восприятия политики, права, нравственности и веры к позитивистскому отрицанию вопросов об абсолютных ценностях в праве, о его высшем смысле и назначении. Поэтому именно к традиционным для русского правоведения, на наш взгляд, следует отнести труды современных авторов, пытающихся преодолеть ограниченность позитивистского подхода с помощью новых философско- правовых концепций. Признание плюралистичности юридического мировоззрения, фиксация фундаментальной роли культурно-исторических традиций в развитии правовой системы, осознание самобытности русской правовой культуры, выделение и обоснование духовно-нравственных, социокультурных факторов правопонимания и правового мышления прослеживается во многих новейших государственно-правовых исследованиях. К таким исследованиям следует, по нашему мнению, отнести и работу А.Ю. Мордовцева и В.В. Попова.Новый взгляд на методологию права и правового мышления можно назвать социокультурной­ парадигмой, так как в этом случае подчеркивается главный ее образец решения научных «головоломок», выражаясь терминологией Т. Куна. Этот образец заключается в признании социокультурного фактора в качестве если не ключевого, то одного из ключевых, и в процессах познания права, являющихся скорее его осмыслением, а не естественнонаучным отражением, и в стандартах научной, теоретико-правовой рациональности. Последнее получает свое воплощение в переориентации правовой проблематики с изучения логико-методологических проблем на исследование смысложизненных, ментальных, мировоззренческих основ правовой жизни общества. Признание кризиса западного рационального типа правосознания и поиск выхода из методологического тупика позитивизма происходит через возврат на позиции ценностной рациональности, посредством создания и обоснования новых моделей правовой жизни общества, гармонично встроенных в нравственноидеологический и социокультурный контекст. Поэтому авторы через понятие «правовой менталитет» пытаются еще раз ­События последнего десятилетия с новой силой инициировали дискуссию сторонников западных образцов государственности и права и сторонников собственного пути в формировании политической и правовой системы российского общества. Мощнейшим аргументом в пользу самобытного пути правового, политического, экономического развития является менталитет нашего народа. И в данной работе этот аргумент представлен методологически корректно.Менталитет должен быть контекстом в исследовании той среды, в которой происходит формирование любого социального института. Без знания особенностей менталитета невозможно составить адекватное представление о содержании того или иного института и его социокультурных основаниях. Правовой менталитет должен быть контекстом интерпретации правовых институтов в сравнительной юриспруденции. Можно сказать, это характер народа, его «органический дух», выражаясь языком исторической школы права. Однако не все исследователи правового менталитета, в отличие от авторов, выдерживают методологически корректную позицию.В современной научной литературе проблема менталитета русского народа подвергается постоянному обсуждению. Встречаются отдельные философские, психологические­ исследования, в которых содержится интересный материал и для характеристики правового менталитета. Однако следует помнить, что состояние современного правосознания и менталитет - совершенно разные параметры социальной жизни (менталитет следует изучать в исторической перспективе), что философы и психологи часто отождествляют правосознание и законосознание, а также рассматривают право с позиции западноевропейского пра- вопонимания, через призму его понятий. Этим отличаются и работы некоторых юристов, исследующих правовой менталитет, а также истоки современного правосознания и правовой культуры россиян.В качестве примера приведем одну из работ, принадлежащих перу отечественных авторов. Так, Р.С. Байниязов в лучших традициях российской интеллигенции, отличающейся склонностью к «самобичеванию» и порицанию своего с одновременным «уважением ко всему европейскому », выносит приговор правовому менталитету россиян, якобы отличающемуся «небрежным, отрицательным отношением к праву», «юридическим нигилизмом», «непониманием фундаментальных ценностей правового бытия» и т.д., предлагая в качестве спасения заблудших русских душ индивидуализм­ как прививку от «коллективистских», «антииндивидуалистических импульсов и тенденций» , якобы ведущих к правовому нигилизму. Автор не замечает противоречия в своих же суждениях, когда в одном месте говорит о том, что «каждая национальная правовая система, обладает только ей присущим правовым менталитетом, правосознанием, стилем юридического мышления», иными словами, своим пониманием права, а в другом критикует за несоответствие западноевропейскому правопониманию, с его «подлинно» правовыми параметрами.Исследователи подобного плана уровень «цивилизованности» русского народа измеряют по некоей универсально-ценностной системе измерения «отсталости», как того требует идеология глобализма, скрывающаяся за идеалами гуманизма и общечеловеческих ценностей. Конечно же, образцом этой мерки служила и служит западная цивилизация. Менталитет западного мира, идеал западного образа жизни стал у многих авторов единственно истинным мерилом, пригодным для переоценки исторического прошлого нашей страны и ее будущего.Думается, современная общественно-политическая мысль уже выявила основные проблемы глобализации европейских­ экономических, правовых и политических представлений, навязывание которых иным народам стало основным стилем международной политики Запада. Отчетливо понимая, что привитие американо-европейских либеральных правовых стандартов, не соответствующих не только российской правовой культуре и истории, но и явно не соответствующих сложившейся ситуации в стране, в которой идет криминальная война (от рук преступников ежегодно погибает около 30 тысяч человек), влечет за собой дальнейшую деградацию государственного порядка, последний тем не менее продолжает всеми способами навязывать его России, полагая тем самым ускорить процесс государственного разложения и облегчить себе доступ к энергоресурсам.На наш взгляд, методологически корректной является та позиция, которая исходит из следующей логической связки: если менталитет представляет собой нечто константное, то надо не пытаться его разрушить или изменить путем доведения «до ума», до единственно правильного правового идеала, а надо пытаться развивать в нем то положительное, благодаря чему сохраняется носитель этого уникального менталитета - народ и его самобытность. Ведь именно в подчеркивании некоторой своеобразной, характерной­ константы, присутствующей в правовой истории народа, и заключается значимость выделения правового менталитета в качестве категории права. Критически анализировать один менталитет, один смысл права за счет другого некорректно, хотя бы по причине отсутствия универсального критерия оценки.Исследователи придерживаются именно такой позиции, обращая внимание на то, что ментальность каждого народа порождает свое самобытное правопонимание, свой смысл права. Авторы показывают, что российский правовой менталитет иной по отношению к западному, следовательно, иными должны быть стратегии развития государства, иным должен быть собственный путь к осуществлению общественного идеала посредством права. А оценивать его как «недоразвитый» - в высшей степени некорректно.Полагаю, что предлагаемое исследование является существенным вкладом в развитие цивилизационного подхода к праву, так как изучение политико-правового опыта собственного народа через субъективные образы оказывается значительно более продуктивным, чем анализ своего права через призму закономерностей, понятий и концепций, возникших в рамках определенной культурно-исторической общности - европейских народов и потому непригодных­ для объяснения государственно-правовых явлений российской цивилизации. Надеемся, что его кропотливый и многолетний труд будет еще одним шагом вперед в изучении самобытности российской государственности и правовой культуры, сохранении ее ценностно-нормативной, культурной идентичности, что так необходимо в современном глобализирующемся мире.А. Я. Овчинниковдоктор юридических наук, профессорСамое лучшее в новом — то, что отвечает старому устремлению.Поль ВалериВВЕДЕНИЕОдна из наиболее сложных проблем, решаемых сегодня правовой и политической науками, - природа, направленность и последствия начавшихся в начале 90-х годов ХХ в. политико-правовых трансформаций, приведших к изменению содержания структурных элементов российской государственности. После 14-15 лет институционального хаоса, постоянной угрозы (социально-экономических, политических, юридических и др.) существованию постсоветской России в качестве суверенного государства, явившихся следствием отсутствия у властных элит не только концепции реформирования, но даже более или менее ясных представлений о ходе, последствиях и сроках проводимых изменений во всех сферах жизни общества, начало XXI в. воспринимается­ как время, благоприятствующее осмыслению судьбы страны, ее прошлого, настоящего и будущего, период взвешенной оценки многих событий новейшей истории, эпоха возвращения «к себе» на новом витке национального развития.Глобализация, либерализация, вестернизация и противостоящий последним консервативный и неоевразий- ский проекты политико-правовой институционализации на постсоветском пространстве, противоборство центробежных и центростремительных сил в отечественном государственном устройстве, необходимость сохранения уникального этнокультурного ландшафта России и др. предполагают изменение существовавшей ранее парадигмы правовых исследований, в которых национальное измерение права, как правило, выводилось «заскобки», игнори-ровалось и подменялось либо его общефункциональными характеристиками, либо выводами о наличии «непреодолимой силы» неких общих для всех времен и народов закономерностей, обусловливающих модернизацию российской политико-правовой реальности.Правда, стоит отметить, что некоторые современные правоведы, философы и политологи (их количество крайне невелико) в последние годы все же начали духовное освоение российской государственно-правовой­ действительности. В работах П.П. Баранова, А.М. Величко, А.Г. Дугина, А.А. Королькова, Т.В. Кашаниной, А.Н. Кольева, В.Я. Лю- башица, В.В. Момотова, А.И. Овчинникова, В.Н. Синюкова, С.О. Шаляпина, О.И. Цыбулевской и др. представлен анализ различных аспектов политико-правовой институционализации русской национальной идентичности.Есть авторы, которые также обращаются к тем или иным элементам российской правовой культуры, в частности правовому менталитету. Однако их рассуждения достаточно часто имеют весьма поверхностный, не соответствующий сложному и далеко не однозначному пониманию данного феномена характер. Как правило, такие исследователи недооценивают устойчивость национального правового менталитета - структуры социального бытия, способствующей преемственности в процессах становления основных юридических и политических институтов. Считается, что для решения насущных задач государственного или муниципального строительства его можно и нужно изменить. «­Разумеется, никакая, даже самая совершенная конституция не создаст нового общества в России. Для этого нужно прежде всего кардинально (выделено нами. - А.М., В.П.) изменить российский менталитет... Нужно на иных началах преобразовать менталитет властвующей политической и экономической элиты, всего политического «класса», бизнесменов...».Реформаторское «лихолетье» на рубеже веков, очередная, полная оптимизма и веры в светлое европейское завтра попытка вестернизации нашего образа жизни, достаточно быстро сменившаяся разочарованием не только большинства населения, но и ряда самих архитекторов российских реформ, обнажили много проблем в сфере права и политики.Как и в предшествующие потуги быстрых и радикальных изменений в стране (петровские реформы, деятельность Александра II, Временного правительства и др.), основным парадоксом существующего правопорядка остается несоответствие, очевидный разрыв между издаваемыми и вполне западными (по крайней мере очень похожими) по содержанию и направленности юридическими предписаниями и поведением, мышлением большинства населения. Новые законы нередко остаются на бумаге, реальные же практики развиваются так, как если бы этих норм не было.Многие, казалось бы, полезные и взвешенные проекты для российского общества оказались слишком смелыми, так и не привели к ожидаемым (позитивным) результатам. Периодические всплески различных по рангу и масштабам деятельности - от Президента РФ и палат Федерального Собрания до инициатив отдельных представителей депутатского истеблишмента,­ губернаторского и «мэрского» корпуса страны - руководителей относительно «скорейшего наведения порядка в государстве», установления «сильной власти» или «диктатуры закона» на деле только еще раз демонстрируют деградацию обыденного и профессионального правосознания. Более того, в последнее время исследователи правовых, политических и социально-экономических процессов в современной России, вскрывая сущность происходящих явлений, останавливают свое внимание на проблеме неправовых практик, широкое распространение и укоренение которых несомненно оказывается одним из важнейших препятствий к реализации либерально-правового сценария трансформации российского общества.Подобная ситуация, естественно, не может остаться незамеченной, не отразиться должным образом на Доктринальном уровне отечественной правовой системы, содержании и специфике юридических концепций. Юридическая наука наконец-то должна возвысить свой голос.Весьма затянувшийся спор между позитивистами и убежденными сторонниками естественно-правовой теории пра- вопонимания при всей его эпистемологической важности для решения проблем национальной правовой действительности уже­ малопродуктивен. Рассуждения на уровне общих, претендующих на универсальность схем, остаются в стороне от юридической и политической конкретики, не схватывают и не раскрывают сути метаморфоз, происходящих буквально на наших глазах в отечественной государственно-правовой жизни. Видимо, настало время (многие современные юристы и авторы, принадлежащие к традициям правоведения «серебряного века», это прекрасно понимают) для поворота отечественного правоведения в сторону всестороннего, комплексного анализа российских правовых и политических реалий.Как представляется, первый этап - сравнения и заимствования юридико-политических институтов и форм - процесса смены акцентуации нашей правовой науки практически завершился. Увлечение идеями сравнительного правоведения (А как у них? А как у нас?), стремление к быстрому импортированию позитивного (преимущественно западного) опыта организации властно-правового пространства и «вживлению» его базовых компонентов в отечественный государственный уклад не прошло бесследно, несомненно, дало свои результаты. Прежде всего, обнаружилась явная недостаточность «игры с явлениями и формами» без обращения к их сущности, работа­ со многими производными при явном игнорировании глубинных, на первый взгляд надежно сокрытых факторов национального мира. В этом увлеченном копировании иной правовой и политической жизни, образа жизни и стиля мышления вопрос, а может ли Россия..., еще не звучит. С другой стороны, подобное развитие событий не только неизбежно, объективно, но и просто необходимо. Известно, что, занимаясь, как нам кажется, познанием чужого опыта, мы на самом деле заняты познанием себя, и это единственный вопрос, который нас действительно интересует: постперестроечные юридическая и политическая теория и практика в погоне за некими «прогрессивными» началами вовлекаются (возможно, сами того не желая) в межкультурный диалог - основу движения национального государства и права. В последнем, словно по М. Бахтину, российская юридическая и политическая реальность стремится выразить себя через другой государственно-правовой уклад, однако (это как раз нуждается в обстоятельном и непредвзятом исследовании) остается при своем.Второй период - обращение к рассмотрению культур- цивилизационных и генетических аспектов собственного юридического мира - органически вырастает из успехов и неудач первого.­ События второй половины 90-х, очевидные просчеты реформаторов оказываются катализатором, стимулируют постепенное изменение взгляда на природу права вообще и специфику российского юридико-политического бытия в частности. Имплицитно возникает вопрос и об обновлении теоретико-методологических принципов правопознания. ­обратить внимание на известную методологическую пластичность понятия «правовой менталитет», так как именно последняя открывает для правоведа новые возможности познания, несомненные эвристические перспективы. Обращает на себя внимание и то, что занимающиеся данной проблемой отечественные исследователи (юристы, историки, философы, психологи и др.) чаще всего избегают жестких формулировок (явных дефиниций) в отношении данной категории. Однако в известной «размытости» понятия следует усматривать не только его уязвимость, но и определенное преимущество. Многочисленные попытки проигнорировать трудноуловимую природу правового (политического) менталитета, «не заметить» его, по сути, неисчерпаемой многоуровневости и разноплановости, ввести в какие-то фиксированные рамки, на наш взгляд, так и не увенчались успехом. Однако вряд ли стоит соглашаться и с весьма «пессимистичной» позицией Ф. Грауса, который полагает, что ввиду отсутствия четких контуров ментальность вообще невозможно описать достаточно предметно, ее можно лишь «тестировать» , «считывать» по внешним формам проявления. При такой постановке вопроса любое исследование феномена­ национальной правовой ментальности будет иметь исключительно прикладной, вспомогательный характер, служить для решения других политико-юридических проблем. Но можно ли явление, коренящееся в глубинах государственно-правовой реальности, так или иначе выступающее в качестве глубинного (духовного) уровня ее структур, просто автоматически вывести за рамки фундаментальных исследований, в принципе лишить даже самой возможности их проведения? Речь, видимо, должна идти о другом, а именно о представлении общего плана (архитектоники) правового менталитета, выявлении его основных структур, определении их места («глубины залегания») и роли, характера взаимодействия и способов экспликации (истолкования, распознавания и т.п.). В методологическом плане последнее означает не что иное, как намеренный уход от гиперболизации психологической сущности юридического менталитета (ментальности) в пользу обстоятельного изучения его социокультурной природы через построение многомерной модели.Полагать же, что в российской юридической (впрочем, как и в исторической, политической и др.) науке имеется теория правовой ментальности, конечно, пока преждевременно. В специальной литературе можно обнаружить­ лишь некоторые идеи и подходы. Хотя уже достаточно очевидно, что современная доктрина отечественного правового менталитета «нуждается в систематическом исследовании своих многочисленных, в том числе специальных юридических, этнокультурных и конкретно социологических измерений».Однако прежде чем начинать какое-либо систематическое исследование, а тем более исследование национальной правовой ментальности, следует определиться в используемых терминах и в первую очередь в соотношении категорий «правовой менталитет» и «правовая ментальность». Большинство авторов (отечественных и зарубежных) считают, что данные понятия синонимичны, хотя менталитет происходит от немецкого «Mentalitat», а ментальность - термин французской «Новой истории» - от «mentalite» (который, по мнению отечественного психолога В. Шкуратова, в последние годы все-таки усиленно заменяется немецким вариантом). Историки Е.Ю. Зубкова и А.И. Куприянов термины «менталитет» и «ментальность» рассматривают как варианты русской транскрипции французского слова «mentalite», и полагают, что «нарождающаяся дискуссия о соотношении­ «менталитета» и «ментальности» окажется еще менее плодотворной, чем былые изыскания в области «просвещения» и «просветительства».Однако в современной литературе встречаются и иные мнения. Например, Л.В. Акопов и М.Б. Смоленский предлагают «развести» правовую ментальность л.ичностииее правовой менталитет. «­В первом случае речь может идти о глубинном понимании корней правовой автономии личности в смысле ее духовно-правовых и интеллектуальноправовых истоков (возможностей). Во втором случае в качестве правового менталитета, по-видимому, следует понимать реальный уровень развитости правосознания и правовой культуры, присущий определенному индивиду, социальной группе и иной общности людей. Правовой менталитет связывается с правовой ментальностью через реальные, конкретные личности посредством и благодаря их деятельности ».Е.А. Ануфриев и Л.В. Лесная представляют свое видение проблемы: «Суть этого соотношения в следующем: в отличие от менталитета под ментальностью следует понимать частичное, аспектное проявление менталитета не столько в умонастроении субъекта, сколько в его деятельности, связанной или вытекающей из менталитета. Поэтому в обычной жизни чаще всего приходится иметь дело с ментальностью, нежели с менталитетом, хотя для теоретического анализа важнее последний».Из приведенных постулатов видно стремление авторов подойти к рассмотрению соотношения понятий «правовой менталитет» и «правовая ментальность» разнопланово. Их выводы интересны и не лишены теоретической и методологической оригинальности. Тем не менее заметим, что подобное различение нуждается в более подробном обосновании. Видимо,Видимо, речь должна идти о явной близости, единой понятийной связке, но не синонимичности данных категорий. Прежде всего, стоит указать на смысловой нюанс лингвистического порядка, а именно на то, что в русском языке слова на -ость обозначают, как правило, родовые качества или свойства, воплощающиеся в целом ряде находящихся в постоянном развитии (во времени или в пространстве) феноменов, явлений. Можно говорить (особенно в скрупулезном теоретическом исследовании проблемы) о первичном, основополагающем характере понятия «правовой менталитет» и вторичном, производном термина «правовая ментальность». Далее уместно предположить, что «правовой менталитет» - это результат ряда научных обобщений более высокого уровня, «правоментальность» же представляет со??ой некоторую диалектическую конкретизацию, результат хорошо известного в методологии гуманитарных исследований движения от абстрактного к конкретному, от сущности к явлению, т.е. является всегда соотнесенной с вполне реальным коллективным или индивидуальным носителем в качестве одного из его идентификационных признаков, находит свое воплощение в тех или иных его поведенческих актах, реакциях, установках­ и т.п. Однако даже в последнем случае сохраняется общее проблемное поле (так или иначе позволяющее отвлечься, пренебречь подобным разведением столь близких категорий) - создание доктрины отечественной правовой ментальности (менталитета).Более значимо, необходимо в плане понятийного анализа соотнести категории «юридический менталитет» и «правовая культура». Хотя как одно, так и другое понятие в отечественной юридической науке в настоящее время являются дискуссионными и все еще требуют дальнейшего обсуждения, уточнения смысла и значения, ясно, что семантическая сложность и неоднозначность категории «культура», сложность понимания данного термина (известно, что уже к 1793 г. было около 250 попыток дать определение понятия «культура» - от Цицерона до Канта), его непростая «философская судьба» делает введение «юридического менталитета» в сферу правового познания более чем оправданным. Не согласимся и с теми авторами (а их совсем немного), которые утверждают, что структурно и по своему содержанию правовая культура и юридический менталитет совпадают. Утверждать же их синонимию, абсолютное концептуальное совпадение пока­ преждевременно. Более того, сравнительная «молодость» и относительная новизна термина «менталитет» (ментальность) освобождает его от многочисленных смысловых «наслоений», свойственных более «зрелым» категориям, многозначности и беспорядочности в употреблении. Правовая культура, напротив, в отечественном словоупотреблении не лишена «налета» обыденного использования, что часто ведет к приписыванию ей иных, ненаучных значений («культурность», «разумность» и др.). Нерусский и «непонятный» термин «юридический менталитет», очевидно, находится вне такой опасности.Несомненный интерес с точки зрения «проникновения» в ментальное измерение права и государства представляют исходные, постановочные аспекты концепции отечественного правового менталитета, предлагаемые В.Н. Синюковым в работахконфликт, резкое расхождение между требованиями принятого акта и социальными ожиданиями членов общества, основанными на устоявшихся социально-юридических ценностях, установках, правовых чувствах, представлениях и претензиях индивидов;- чтобы «овладеть» массовым сознанием, закон должен преодолеть тот «порог» сопротивления, который часто воздвигается на пути его реализации именно отечественной правовой ментальностью, ее кризисным (с точки зрения современных политико-правовых реалий) состоянием, противоречивыми интересами различных социальных слоев и групп, а для этого важно обретение как законодателем, так и правоприменителем ясного представления обо всем многообразииментальных особенностей адресатов нормативно-правовых актов, их юридических и политических стереотипов;- к числу факторов «ментального порядка», способных оказывать негативное воздействие на процессы реализации законов (в различных ее формах), относится и весьма специфическое общественное мнение. В российском миропонимании исторически сложилась ситуация (подтверждаемая многими событиями отечественной истории, особенно в переломные ее моменты) явного преобладания обыденного уровня­ правосознания, на котором общественное мнение чаще всего складывается под влиянием слухов, особого понимания процессов, событий, тенденций общественного развития. Данная «традиция» неизменна и сейчас - обыденный уровень массового правосознания в современных условиях содержит значительную долю стихийности и иллюзорности . Поэтому стремительное развитие социально-правовых реалий, либеральная модель реформирования отечественной государственности неизбежно наталкивается на устоявшиеся стереотипы и догмы национального правового макроменталитета.Крайней формой деформированного правового поведения личностй, вызванного (кроме всего прочего) неприятием, отторжением действующих нормативно-правовых предписаний, является конформистско-маргинальное поведение по типу «толпы». Опасность этого феномена не только в реальном или потенциальном разрушении законности и правопорядка, но и в возможности становления и укрепления так называемой юридической (точнее псевдо- юридической) охлократии, когда сбрасываются нормы и принципы ассоциированного мышления и поведения. К наиболее значимым факторам, тормозящим реализацию законов, следует также отнести и довольно быструю трансформацию­ поведенческих навыков, возникновение «мега- фонного права» и т.п.Следует отметить и нарастающий интерес современных отечественных ученых-юристов ко многим из вышеизложенных проблем. Так, в той или иной степени данные вопросы исследуются Ю.А. Тихомировым, В.Н. Синюковым, М.С. Гринбергом, Ю.А. Дмитриевым, Л.А. Сыровацкой, Н.С. Малеиным, В.Н. Кудрявцевым, А.И. Бобылевым и др. Однако за редким исключением при их решении (например в работах В.Н. Синюкова) используются положения и методологические принципы концепции политикоправового менталитета, но даже если и выдвигается ряд аргументов, связанных с особенностями отечественного правосознания и правовой культуры, то чаще всего в рамках традиционной для российской (советской) юридической науки позитивистской доктрины, элиминирующей глубинные слои, архетипы и этнокультурные аспекты национальной политико-правовой действительности. И причины этого теоретико-методологического «казуса» - в традициях российского правоведения и всей гуманитарной сферы последних десятилетий (некоторые из них уже рассматривались выше).Очевидно, что для решения прикладных вопросов (подобных только что рассмотренным) правовой науки­ следует определиться с теоретическими проблемами российской правовой ментальности, хотя бы через ее феноменологический анализ, найти вполне определенную, методологически выверенную, корректную позицию, придающую требуемую (принципом научности!) строгость дальнейшим рассуждениям. Последнее означает не что иное, как создание концептуальных оснований и адекватного категориального аппарата изучения российской ментальности вконтексте проблематики формирования национального правового государства и правовой системы.Однако это одна сторона проблемы - «внутренняя», а есть еще и другая - «внешняя». Последняя также находится в поле зрения некоторых отечественных правоведов. Например, Т.В. Кашанина, исследуя вопросы возникновения российского государства, выделяет ряд (подлежащих дальнейшему обсуждению) особенностей национального политико-правового менталитета: «­Задумаемся, откуда у русского народа такая страсть к распространению своей государственности и государственно-правового опыта развития (кстати, далеко не всегда и не во всем лучшего)?.. За многие годы существования русского народа у него сложился свой менталитет... Грубо менталитет русского народа можно обозначить так: его интересуют в большей мере глобальные проблемы бытия, чем приземленные задачи повседневной жизни. Он склонен обращать свое внимание, тратить силы и средства на то, что находится за пределами его дома, именно там наводить порядок. То же, что творится внутри собственного дома - дело второстепенное. Но энергия не беспредельна и, уходя вовне, ее мало остается для решения внутренних дел. Вот почему Россию постоянно сотрясают бури, вот почему она постоянно не обустроена» .Глава 2АРХИТЕКТОНИКА ПРАВОВОГО МЕНТАЛИТЕТА2.1. Право в пространстве культурыДля того чтобы ориентироваться в какой-либо сфере, следует исходить из ощущений, отчетливых или хотя бы «смутных» представлений о реальности этой сферы. Реальность, данная человеку в ощущениях и представлениях, - это, с одной стороны, основа, некая априорная сущность, первоначало ее теоретического описания и практического опыта, а с другой - определенный результат вовлеченности субъекта в соответству??щие социальные практики. Подобно тому, как концепции психологической или экономической реальности, представленные, например 3. Фрейдом, К.Г. Юнгом, К. Марксом или Дж. Кейнси, помогают или, по крайней мере, помогли на определенном историческом этапе индивиду и обществу найти оптимальные решения своих проблем, концепция правовой реальности, т.е. представления о природе, социокультурных, экономических и иных основаниях, развитии сложного мира права, безусловно, помогают ориентироваться в нем и философу права, и юристу-практику, и студенту, и любому гражданину, так или иначе «обитающему» в конкретном правовом и политическом пространстве. Видимо, перефразируя известное суждение Аврелия­ Августина о времени, Е.В. Спек- торский подчеркивал: «­Юристам кажется, что они знают, с какой реальностью они имеют дело, только до тех пор, пока их об этом не спросят. Если же их спросят, то им уже приходится или самим спрашивать и недоумевать, или же по необходимости решать один из труднейших вопросовтеории познания»

Перед началом, в ходе либо по окончании очной ставки от участвующих лиц - подозреваемого Ивкина И.И., свидетеля Т.П. Курицыной заявления не поступили.

Свидетель: Курицына Т.П. Курицына

Подозреваемый: Ивкин И.И. Ивкин

Протокол прочитан вслух дознавателем.

Замечания к протоколу отсутствуют.

Свидетель: Курицына Т.П. Курицына

Подозреваемый: Ивкин И.И. Ивкин

Настоящий протокол составлен в соответствии со ст. ст. 166 и 167 УПК РФ.

[1] Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. Т. 2. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского юридического ин-та. - 1899. – с. 12

[2] Криминалистика. Кн. 1 / Под ред. А.Я. Вышинского. - М.: ОГИЗ. - 1935. – с.123

[3] Научно-практический комментарий к УПК РФ. Под редакцией Лебедева В.М., В.П.Божьева. - М. - 2009. – 465с.

[4] Белкин Р. С. Профессия – следователь. - М. - 2014.- С. 89.

[5] Чельцов М.А. Теория доказательств в советском уголовном процессе. Часть общая. - М. - 1966. – 887 с.

[6] Психологический контакт при производстве допроса. / Под ред. Зорина Г.А. Гродно. - 1986. – с.183

[7] Соловьев А.Б. Очная ставка на предварительном следствии. - М. - 2013. – 437с.

[8] Ретюнских И.А. Процессуальные проблемы задержания лица по подозрению в совершении преступления: Автореф. дис... канд. юрид. наук. – Екатеринбург. - 2012. – С. 16

[9] Вандышев В.В. Уголовный процесс. Курс лекций. - СПб.: Издательство "Юридический центр Пресс" - 2002. – с.

[10] Божьев В.П. Статья 192. Очная ставка // Научно-практический комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Под общ. ред. В.М. Лебедева; Науч. ред. В.П. Божьев. - М.: Спарк - 2012. – с.215

[11] Владимиров Л.Е. Учение об уголовных доказательствах. - СПб.: Типография Н.А. Лебедева, 1910. – с.202

[12] Порубов Н.И. Тактика допроса на предварительном следствии. - М., 2014. – с.166

[13] Москвина Н. С., Уваров Н. И. Отражение конституционных принципов в Уголовно-процессуальном законодательстве. // Следователь. - 2012. - N 2. - С. 38

[14] Порубов Н.И. Тактика допроса на предварительном следствии. - М., 2014. – с.244

[15] Уголовное дело N 3297 Кировского районного суда г. Волгограда за 2012 г.

[16] Рыжаков А.П. Понятие и правовой статус специалиста в современном российском уголовном процессе. Комментарий к ст. 58 УПК // СПС "КонсультантПлюс"; Рыжаков А.П. Специалист в уголовном процессе: Научно-практическое руководство. - М.: Экзамен. - 2007. – с.112

[17] Чельцов М.А. Теория доказательств в советском уголовном процессе. Часть общая. - М. - 1966. – с.223

[18] Смирнов В.П. Противоборство сторон как сущность принципа состязательности уголовного судопроизводства. // Государство и право. - 2012. - N 3. - С. 58

[19] Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Под общ. ред. В.И. Радченко. - М.: ЗАО "Юридический Дом "Юстицинформ". - 2014. – с.234

[20] Москвина Н. С., Уваров Н. И. Отражение конституционных принципов в Уголовно-процессуальном законодательстве. // Следователь. - 2012. - N 2. - С. 38

[21] Следственные действия: Криминалистические рекомендации / Под ред. В.А. Образцова. - М. - 2011. – с.124

[22] Рыжаков А.П. Понятие и правовой статус специалиста в современном российском уголовном процессе. Комментарий к ст. 58 УПК // СПС "КонсультантПлюс"; Рыжаков А.П. Специалист в уголовном процессе: Научно-практическое руководство. - М.: Экзамен. - 2007. – с.112

[23] Рыжаков А.П. Понятие и правовой статус специалиста в современном российском уголовном процессе. Комментарий к ст. 58 УПК // СПС "КонсультантПлюс"; Рыжаков А.П. Специалист в уголовном процессе: Научно-практическое руководство. - М.: Экзамен. - 2007. – с.115

[24] Бабаева Э.У. Справочник следователя: Вып.2: Практическая криминалистика: расследование отдельных видов преступлений. - М.: Юрид. лит. - 2013- с.207

[25] Гусаков А. Н., Фимощенко В. Н. Следственная тактика: Учебное пособие. – Екатеринбург. - 2012. – с. 123

[26] Соловьев А. Б. Очная ставка на предварительном следствии. - М. - 2013– с.167

[27] Научно-практический комментарий к УПК РФ. Под редакцией Лебедева В.М., В.П.Божьева. - М. - 2009. – с. 158

[28] Вопросы методики расследования преступлений: Учебное пособие. – Свердловск. - 2011. – с.123

[29] Соловьев А. Б. Очная ставка на предварительном следствии. - М. - 2013 с.267

[30] Следственные действия: Криминалистические рекомендации / Под ред. В.А. Образцова. - М. - 2011. – с.123

[31] Деришев Ю.В. Оптимизация досудебного производства в уголовном процессе России: Автореф. дис... канд. юрид. наук. – Омск. - 2009. – с.35

[32] Аверьянов Т.В., Белкин Р.С. Процессуальная регламентация проведения очной ставки. - М.: Новый Юрист. - 2011. - с.122

[33] Бабаева Э.У. Справочник следователя: Вып.2: Практическая криминалистика: расследование отдельных видов преступлений. - М.: Юрид. лит. – 2013 -.371

[34] Белкин Р.С. Уголовный процесс. - М.: Юрид. лит.- 2012- с.124

[35] Гусаков А. Н., Фимощенко В. Н. Следственная тактика: Учебное пособие. – Екатеринбург. - 2012 – с. 268

[36] Ищенко Е.П. Криминалистика: Краткий курс. - М.: Юридическая фирма "КОНТАКТ". - 2014. – с.125

[37] Москвина Н. С., Уваров Н. И. Отражение конституционных принципов в Уголовно-процессуальном законодательстве. // Следователь. - 2012- N 2. - С. 38

[38] Соловьев А. Б. Очная ставка на предварительном следствии. - М. - 2013– с.217

[39] Аверьянов Т.В., Белкин Р.С. Процессуальная регламентация проведения очной ставки. - М.: Новый Юрист. – 2011. - с.370

[40] Зеленский В. Д. Организация расследования преступлений. – М. - 2012. – с.234

[41] Мельников В.Ю. Процессуальное оформление Допроса и очной ставки // Российский следователь. - №9. – 2012. – С.43

[42] Гуев А.Н. Постатейный комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации. - М.: Юридическая фирма "Контракт"; Издательский Дом "ИНФРА-М". - 2014. –  с.244

[43] Порубов Н.И. Тактика допроса на предварительном следствии. - М., 2014. – с.135

[44] Божьев В.П. Статья 192. Очная ставка // Научно-практический комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Под общ. ред. В.М. Лебедева; Науч. ред. В.П. Божьев. - М.: Спарк - 2012. –  с.128

[45] Безлепкин Б.Т. Уголовный процесс России. - М. - 1998. – с.133