Андрей Белый как художественная личность и явление эпохи
РЕФЕРАТ
Андрей Белый
как художественная
личность и явление эпохи
Гончаров Вячеслав
11 «Г» класс
|
|
Андрей Белый - русский писатель, теоретик
символизма. Родился в Москве 14(26) октября 1880 года. Его настоящее имя Борис
Николаевич Бугаев. Он принадлежал к символистам «младшего»
поколения. Неисчерпаемой мечте старших символистов Андрей противопоставил
активное стремление к «последнему
бою» - «революции духа». Источником
такой идеи были почерпнуты в трудах В. Соловьёва. С ним Бугаев познакомился в
семье родного брата и издателя сочинений, философа - Михаила Сергеевича.
Религиозные раздумья В. Соловьёва буквально заворожили молодого человека, определив
его творческий опыт, в чём живое участие приняла семья брата. Под их влиянием и
произошло «превращение» Бориса Бугаева в Андрея Белого.
В 1903 окончил
математический факультет Московского университета. Первый раз выступил со
стихами в 1901 году, а первый сборник стихов - «Золото в лазури», Андрей выпустил в 1904 году. «Кровавые цветы» одиночества,
сомнения были легко побеждены «радостями
духовными», зовами «священной войны», верой в «Арго крылатого». Лирика щедро расцвечивалась «златосветными», «пурпурно-огневыми», «пьяня-ще-багровыми» красками.
Поэтическое дарование
Андрея Белого - особого рода. Взволновавшее автора как бы «пропущено» через накаленную страстью «плоть»
слова. А Белый «проговаривает» мысль, переживание. На редкость
свежим, неожиданным, даже парадоксальным становится образный строй. Ритмический
рисунок строки или фразы, всего произведения. На этом уровне и проявляется
предельность душевных порывов, самого автора прежде всего. В поэзии главные
акценты доносят «малые», построчные образы, настоль они
насыщены эмоциональными «словами» и неведомыми оттенками чувств.
В 1905 году Брюсов
писал в статье
«Священная жертва»: «Мы требуем от поэта, чтобы он неустанно
приносил свои «священные жертвы» не только стихами, но каждым часом
своей жизни, каждым чувством, - своей любовью, своей ненавистью, достижениями и
падениями. Пусть поэт творит не свои книги, а свою жизнь. Пусть хранит он
алтарный пламень неугасимым, как огонь Весты, пусть разожжёт его в великий
костёр, не боясь, что на нём сгорит и его жизнь. На алтарь нашего божества мы
бросаем самих себя. Только жреческий нож, рассекающий грудь, даёт право на имя
поэта».
Не найдётся в русской
литературе рубежа веков другого поэта, который бы с большей наглядностью и
полнотой исполнили завет и требования Брюсова, чем это сделал Андрей Белый.
Можно полагать, что эти строки и написаны Брюсовым с оглядкой на Белого,
которого он за год до того, в рецензии на первый его стихотворный сборник «Золото в лазури», назвал «былинкой в вихре собственного вдохновения».
Для Белого, с его
эмоциональной восприимчивостью и детской ненавистью, слова Брюсова (особенно в
ранний период творчества) имели магическое значение. Суждения Брюсова об
искусстве, его проповедь индивидуализма как единственной нравственно-эстетической
системы, открывающей пути к выявлению в самом себе высшей (художественной)
сущности, были для Белого непререкаемо авторитетными. Белый всё прощал Брюсову,
даже явное предательство.
И Брюсов заслужил
такое отношение. Едва ли не первым он оценил глубину, оригинальность и незаурядность
дарования Белого, причём выделил в нём те черты, которые и составили
впоследствии главное в натуре Белого как художника, философа, теоретика стиха.
Уже в период появления сборника «Золото в лазури» Брюсов пишет о Белом как о
«новаторе стиха и поэтического стиля», а в рецензии на этот сборник прозорливо
замечает: «С дерзостной беззаветностью бросается он на вековечные тайны мира и
духа, на отвесные высоты, закрывавшие нам дали, прямо, как бросались до него и
гибли тысячи других отважных... Девять раз из десяти попытки Белого кончаются
жалким срывом, - но иногда он неожиданно торжествует, и тогда его взору
открываются горизонты, до него не виденные никем».
Сопереживания стране,
нарастая до болезненного потрясения, вылилось в сокровенных стихах сборника
«Пепел», посвящённого Некрасову. Тема пеплом подёрнутой Русской земли, её
калек, арестантов, жандармов развернулась в обилии живых примет и ёмких
символов. Открылся трагический мир человека, «прорыдавшего» свою муку «в сырое,
пустое раздолье» России. Деревню он видел с «жестокими, жёлтыми очами кабаков»,
«немым народом» «злыми поверьями». А в городе - маскарад призрачного веселья
вакханалья мертвецов-двойников. Слышны стоны: «исцели наши тёмные души», а по
пустым залам богатого дома бежит «красное домино» с «окровавленным
кинжалом" - предвестник гибели.
Лирический герой
сборника принимает в своё сердце общие страдания:
Мать
Россия ! Тебе мои песни, -
О,
немая, суровая мать ! -
Здесь и глуше мне дай и безвестней
Непутёвую жизнь отрыдать.
|
|
Муки
человеческой души становятся смертной болью физической - от падения «на сухие
стебли, узловатые, как копья» или от давления тяжёлых могильных плит. Но
подстерегающая смерть всё-таки не властна погасить ни желания пробуждения, ни
страстных порывов личности:
Воздеваю бессонные очи -
Очи,
Полные слёзы и огня,
Я в провалы зияющей
ночи,
В вечерних отсветах дня.
|
|
«Самосжигание»
приводит к духовному перелому в лирике сборника «Урна». О нём сам поэт сказал:
мёртвое «Я» заключено здесь в урну, а «живое «Я» пробуждается к истинному». На
этом пути заново пережита любовная драма Андрея Белого с женой драма и разрыв с
ним:
Им отдал всё, что я принёс:
Души расколотой сомненья,
Кристаллы дум, алмазы слёз
И жар любви, и
песнопенья.
Глубоко
перечувствованы невосполнимые утраты: вместо восхода солнца в юности - «скудные
безогненные зори», «безгрёзное небытие». В философских раздумьях о жизни, в
обращениях к художникам-современникам, друзьям изживаются горькие
разочарования. Трудно, но прорастает зерно надежды: «над душой снова -
предрассветный небосклон»; «вещие смущают сны».
В годы
работы над «Петербургом» Андрей Белый был захвачен идеей человеческого самовоспитания,
продолжения себя в себе. Новый стимул развития был почерпнут из антропософского
учения Р. Штейнера (знакомство с ним состоялось весной 1912 года). По существу
же всегдашнее стремление Андрея к изживанию явных и тайных пророков просто
приобрело иное обоснование. На исходе 1916 года, как бы итожа свои раздумья о
русской духовной культуре, он сказал: «Национальное самосознание..., которое в
нас ещё дремлет, - вот лозунг будущего». И очень многое на этом пути сделал
сам, разжигая «святую тревогу» о настоящем и будущем человека, народа, мира.
В годины праздных испытаний,
В
годины мёртвой суеты -
Затверденей
алмазом брани
В
перегоревших углях - Ты.
Восстань
в сердцах, сердца исполни!
Произрастай,
наш край родной,
Неопалимый
блеском молний,
Неодолимой
купиной.
Из
моря слёз, из моря муки
Судьба
твоя - вина, ясна:
Ты
простираешь ввысь, как руки,
Свои
святые пламена -
Туда,
- в развалы грозной эры
И
в визг космический стихий, -
Туда,
- в светлеющие сферы,
В
грома летящих иерархий.
Список литературы:
1. Русская поэзия ХIХ - начала ХХ в. - М., 1990.
2. Большая Советская Энциклопедия -
М., 1970.
3. Брюсов В., Далекие и близкие - М.,
1988.
4. Долгополов Л. К., Андрей Белый и
его роман «Петербург» - Л., 1986.
Похожие работы на - Андрей Белый как художественная личность и явление эпохи
| |