Герат — снаружи и изнутри
Герат — снаружи и изнутри
Афганистан
принадлежит к тем странам, которые и сегодня еще могут служить идеальной
декорацией для «Тысячи и одной ночи». Закаты окрашивают купола мечетей в
поэтические цвета. Лица женщин скрыты под покровом тайны. Мужчины суровы и
решительны, но в то же время великодушны и гостеприимны — как стало ясно двум
нашим соотечественникам, которые, одни из немногих иностранцев, посетили эту
древнюю землю после падения талибского режима и окончания многолетней
изнурительной войны.
Через какие-нибудь 200 метров после пограничного пункта идеальные
иранские автобаны превратились в пыльные «направления» без какого-либо
покрытия. Говорят, что дороги здесь когда-то были, но гусеничная техника советского
производства надежно стерла их с лица земли. С тех пор прошло уже немало лет, и
люди казались изумленными нашей славянской внешностью — впрочем, это не мешало
им наперебой предлагать свои машины в качестве такси. Предложение на этом
«участке рынка» превосходит спрос в десятки раз, но конкуренция выглядит
странной — цена у всех одинаковая. На линии «персидская граница — Герат» все
решают только темперамент, проворство, красноречие и обаяние. Обладатели этих
качеств (и в 90 случаях из 100 — удивительных судеб) получают свою пятерку
долларов.
Монтажник—переводчик— таксист—программист
…Социалистическая
власть, обосновавшись на афганской почве, послала Ахмеда в загадочный Воронеж
учиться на монтажника. Неизвестно зачем овладев этой романтической профессией,
через 3 года он вернулся и стал хорошо зарабатывать переводом с русского в
одной из правительственных контор Кабула. Эта относительно спокойная жизнь
кончилась, как и у всех его лояльных сограждан, в памятном 1989 году, когда
контингент советских войск с развернутыми знаменами и маршами ушел на север, за
реку Пяндж. Все чиновники разбежались. На их место пришли суровые бородатые
люди — настало время и для Ахмеда спасать свою семью. Молодую жену — в охапку,
братья седлали коней, и, как поется в народной песне афганских беженцев,
«темной ночью по дороге нелегалов им маячил призрачный Иран» (автор русского
перевода затерялся в дебрях международного фольклора).
Соседи
сказали: «Пришли — живите». И даже выдали всем временные паспорта. Но, конечно,
пришлось переквалифицироваться в чернорабочего, снимая 3-метровую конуру за
бешеные по тамошним меркам деньги. Впрочем, Ахмед оказался неглупым парнем и в
этих далеко не кембриджских условиях умудрился освоить азы компьютерной техники
(где он вообще раздобыл на афгано-персидской границе компьютер, осталось
неясным для нас). В 2001-м талибский порядок пал, и Иран тут же с вежливой
настойчивостью попросил всех беженцев вернуться к родным пенатам. Опять
засобирались в дорогу — Ахмед, жена, возмужавшие братья и уже пятилетняя дочь.
Теперь
афганец разъезжает на подобранном в Герате и починенном за гроши автомобиле. Он
убежденный оптимист, улыбается, поздравляет с Днем Победы советского народа над
немецко-фашистскими захватчиками, специально для нас исполняет куплет из одноименной
песни. При этом, не отпуская руля, оживленно демонстрирует свой задел на
будущее — сумку, полную компакт-дисков с разнообразными программами. Цель
Ахмеда — Кабул, пусть там теперь нет ни дома, ни четкой перспективы. Он
программист, а значит, скоро все это будет. И вообще: «Афганистан возрождается
из пепла — в это верят все вокруг».
Новое
правительство, новые законы. Гератцы возбуждены и переполнены смутными
надеждами. Во всяком случае, позади остались грязная работа и статус людей
второго сорта на чужбине. Впереди покой, а может быть, даже возможность снова
общаться с большим, интересным внешним миром и видеть его: не только Воронеж,
но и Нью-Йорк, Москву и Европу. В Герате, самом крупном городе на юго-западе
страны, уже есть настоящие отели, правда, пока они все заполнены
возвращающимися беженцами. Те ночуют раз-другой в маленьких комнатушках и
отправляются дальше — в глубь Афганистана, на поиски «старой новой жизни». Но
по-настоящему новой — где будет образование, еда и фильмы по телевизору… Не успеваю
я хлопнуть дверью Ахмедова такси, как подросток в толстенных очках смущенно
шепчет мне: «I am very happy to meet you, mister». Да-да, парень. Я трясу ему
руку, я тоже очень счастлив…
Нет закона, кроме корана
Мы
сказали, что Герат — город крупный, но, хотя после Кабула и Кандагара он
действительно занимает третье место в Афганистане, европеец не назвал бы его
таковым. Здесь нет промышленности, нет широких проспектов и площадей, жилые
дома льнут друг к другу.
Центральные
проулки стекаются к древней соборной мечети Масджиди Джамми, куда, сняв обувь,
может войти каждый и куда во время антиталибской войны угодила американская
бомба. Тогда шла утренняя молитва, погибли 8 человек, но ныне храм снова
действует и вокруг кипит бойкая мусульманская жизнь. Торгуют, беседуют.
Неимоверно шустрый старик лет 80, громко ругаясь, гоняет гигантским веником
подростков, которые пытались просочиться внутрь прямо в своих потрепанных
ботах. При этом страж религиозного порядка свободной рукой указывает на нас —
судя по всему, ставя в пример неверных хориджи (иностранцев), которые и то
знают, как себя вести.
Напротив
мечети, у крепости Ихтияруддина, которая сейчас на реставрации, дисциплина уже
строже. Говорят, что ремонтная вывеска — это только прикрытие для военных,
использующих здание XIV века в своих целях. У входа автоматчики, внутрь не
пускают, и редкие иностранцы, наметившие себе культурную программу, оказываются
вынужденными удовлетвориться потребительской: в 100 метрах отсюда — базар.
Настоящий
восточный базар — аналог древнеримского форума и театра одновременно. Здесь
смотрят на других, показывают себя, обсуждают быт и политику так горячо, что
доходит и до драк. Говорят экспансивно и быстро, так что иностранец, даже
владеющий пуштунским, дари или фарси, мало что уловит из прений. Нам помогло,
правда, неожиданное знакомство — с одетым по-европейски мужчиной лет 35,
который катил вдоль лотков велосипед. Он оказался профессором экономики
Кабульского университета, и мы долго говорили по-английски, стоя на обочине.
Вокруг тут же собралось человек тридцать любопытствующих. Против своего
обыкновения, они слушали молча, заглядывая нам в рот и мешая проезду
немудреного транспорта.
Профессор
рассказывал, как он, еще будучи ребенком, покупал сигареты для русских солдат.
И больше всего напирал на природное миролюбие афганцев и на то, что скоро их
страна станет самой демократической на тысячи километров вокруг. Но мы слышали
и другое: «Зачем они пришли? Зачем нам Ахмед Карзаи со своим американским
законом? У нас свой закон — Священный Коран, другой не нужен».
Цветы новой жизни
Основные
улицы Герата тянутся через весь город: это бесконечные магазины и лавки, шум и
пыль. Но, свернув в любую «щель», в любую подворотню налево или направо и
пройдя 5—6 шагов, входишь в принципиально иной мир, мир гератского детства. Оно
будет кружиться и мельтешить перед вами десятками маленьких проворных тел,
норовя любой ценой оказаться перед объективом камеры. Чумазое и сплошь
черноглазое, оно забросает вас тысячами непонятных, но благозвучных слов и
смешков.
Мальчики
одеваются так же просто, как взрослые мужчины. Девочки, напротив, выглядят
очень нарядно в пестрых платьицах с почти европейскими рюшечками и кружевами.
Отбиться от стайки детей, увязавшейся следом, нет никакой возможности (кроме
как вновь выйти на одну из центральных улиц — туда без взрослых ходить не
принято). Словно единый организм во многих лицах, она неутомима,
целенаправленна и изобретательна.
Однажды,
блуждая по гератским кварталам-лабиринтам, мы вдруг вышли к окраинной реке
Герируд. В искристой воде цвета кофе с молоком дети деловито мыли посуду,
успевая при этом отвлекаться на прыжки с моста. Посуда оказалась собранной с
миру по нитке, веселые улыбчивые ребята — пастухами, которые большую часть дня
проводят со своими козами на сочных «пастбищах» городского кладбища, а сюда
забрели провести «перерыв».
Что-что,
а позировать они умели — интересно, неужели им приходится делать это часто? Во
всяком случае, так артистично таскают бедных копытных за хвосты и поднимают их
на руки, разве что не жонглируя ими, — наверное, только в восточных бродячих
цирках. В благодарность же за «фотосессию» мы удостоились экскурсии по кладбищу
— с объяснениями, увы, непонятными. Впрочем, кое-что мы поняли — скажем, вон за
ту череду надгробных каменных плит заходить не надо. Когда мы пошли именно
туда, великодушные ребята с неудовольствием, но побрели все-таки с нами,
захватив с собой по пригоршне камней. Оказалось, там живет стая одичавших собак
— такая же дружная, сплоченная, а при случае — воинственная, как и у детей.
Совместными усилиями пришлось отбиваться, причем было заметно, что здоровенные
псы знакомы с малолетними пастухами не понаслышке и между ними случаются
территориальные конфликты…
Пока
отцы зарабатывают на жизнь, а матери занимаются хозяйством, их чада играют на
улице — иногда под присмотром стариков, но это, как мы убедились, излишне.
Малолетние афганцы при всей внешней беспечности и неуправляемости весьма
ответственны. Те, что старше, обязательно следят за маленькими: носят их на
спине, держат за руку. А младшие слушаются беспрекословно. Здесь с юных пор
приучаются к порядку, к семейной «поруке», к почтительному взгляду на закон и
религию, что в исламе, в общем, одно и то же. Афганские мальчишки и девчонки
очень умны — в своем роде гораздо умнее своих тепличных европейских
сверстников. Впрочем, может быть, за ум мы принимаем их жизненный опыт, намного
опережающий развитие организма. Они видели войну и живут без всякого комфорта —
в глиняных хибарах, они ежедневно борются за жизнь, и делают это сообща, что тоже
многому учит. При этом, разумеется, многие гератские дети не умеют читать. Как,
впрочем, и их родители.
Афганский гуманизм
Читать
из них редко кто умеет, но вот по-английски многие сносно тараторят.
Американцы, придя в страну, привезли все гуманитарные миссии, какие только
могли. Бесплатные языковые курсы, службы материальной помощи, Красный Крест… Их
бесконечные офисы все время встречаются на улицах Герата.
Иранцы
строят дороги. Турки, как повсюду в мире, возводят дома. Но внешний облик
города пока не очень изменился. Все та же глина, и технологии времен Тамерлана.
Развалины так и остаются развалинами. Все те же лавки, забитые непонятным для
нас барахлом. Те же женщины в голубых паранджах до пят, все так же они
шарахаются от фотообъективов. Те же чайханы с огромными «самоварами» и
столетними аксакалами в белых чалмах.
Кстати,
о лавках и чайханах. Именно они являются источником главной прелести Герата:
его запахов. Запахов, которых даже печально известный персонаж Зюскинда Гренуй
не смог бы себе представить.
Запах
сырой глины перекрывается душным «перегаром» пустыни. Запахи легких окрашенных
тканей смешиваются с ароматом чая и засахаренных сладостей. Уже больше четырех
часов мы бродили по Герату среди лачуг и фантастических средневековых арок и
порядком устали от этого пиршества для носа — пора было подумать о чем-нибудь
для желудка. Тут, как в сказках Шахерезады, из глубины темного сарая, из-за
дымовой самоварной «завесы» нас поманил какой-то дед лет ста на вид. Затем, не
выказывая ни малейших эмоций, он лениво указал одной рукой на большой «подиум»,
застеленный коврами, а другой — на чайник (надо заметить, что мы никакого
повода к такому любезному приглашению не подавали). Тут же появились два
перевязанных веревкой пакета (не такие, как у нас дома, — гораздо больше): «чай
сиат» и «чай саабс», зеленый и черный. Мы выбрали «сиат» со сладостями, и через
минуту уже плыли по течению неторопливого стариковского рассказа. Точнее —
показа на языке жестов. То на самовар ткнет пальцем, то в небо, то на внука,
который ухаживает за немногочисленными посетителями.
Эта
чайхана за несколько гератских дней стала нам, можно сказать, родной. Не
понимая мудреных пантомим хозяина, мы тем не менее приходили туда каждый день —
чаепитие под них странным образом умиротворяло. А однажды коммуникативный
прорыв все же был осуществлен.
В
тот раз старик не стал долго «вещать», а просто взял нас за руки и повел внутрь
помещения, где на стене висела фотография, изображавшая совсем юного солдата
афганской королевской гвардии под размашистой надписью: «1923» (кстати, королем
тогда был Аманулла-хан — большой друг Советской России). Довольно долго мы
гадали, кем мог приходиться этот бравый воин владельцу чайханы в Герате, пока
наконец по сличении портрета с оригиналом не пришлось прийти к поразительному
выводу, что это — он сам. Афганцы живут долго…
Не
знаем, в чем секрет их долголетия — один гератец, правда, еще довольно молодой,
уверял, что собственно в чае, которого средний афганец выпивает от 40 до 60
пиал в день. Но само это долголетие, вероятно, питает другую черту, которую по
распространенности в этой стране можно причислить к общенациональным. Речь — о
гостеприимстве. Ведь если ты воевал в союзе с русскими против англичан в
1920-х, а потом и сам, и внуки твои по нескольку раз за век сражались — и в
этом, и в обратном, и во многих других союзах становится все равно, из какого
государства к тебе приезжают гости. А главное — учишься ценить человеческую
жизнь и тепло — на свой, не западный лад.
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.worlds.ru/