Произведения-речи Александра Вертинского
О всех обиженных, усталых, позабытых
Напоминает миру песнь моя,
И много в ней людских мечтаний скрытых,
И много жалоб в книгу Бытия…
(Александр Вертинский)
В марте 2004 года исполнилось 115 лет со дня рождения
Александра Николаевича Вертинского (1889-1957) - артиста эстрады, поэта,
композитора, большого мастера лирической исповеди, который своим искусством
соединил дореволюционный и послереволюционный миры России
К сожалению, его творчество до сих пор не стало достоянием
академических исследований, но время показало, что сочиненные и напетые им
"грустные песенки" намного пережили создателя и требуют
переосмысления.
Безусловно, Вертинский был "языковой личностью", способной
создавать и воспринимать речевые произведения (прежде всего, художественные
тексты) определенной целевой направленности, глубины и точности отражения
действительности. В силу этого необходимо обратиться к наследию художника и
определить его место в "серебряном веке" и степень воздействия на
последующий литературный процесс.
Как заметил А.А. Потебня: "Для приобретения достоинств
слога, популярности изложения, мало личного старания - необходимы внешние
условия. Невозможно стать действительно писателем <···> для общества, не
проверив и не проверяя постоянно понятности и силы своих слов на тех, кому они
предназначены" [1, 149]. Это высказывание впрямую соотносится с даром А.Н.
Вертинского, феномен которого далеко не прост. Не случайно одни в нем видели
невзыскательного сочинителя для "томной" публики, другие - великого
трагика-"сказителя" (определение Ф.И. Шаляпина) 2.
Пожалуй, разобраться в природе своеобычного таланта
Александра Вертинского можно лишь обратившись к литературной атмосфере начала
ХХ века. Это был переломный этап в существовании России, который
характеризовался распадом прежнего уклада, что влекло за собой, во-первых, активизацию
политической борьбы, а во-вторых, крах многих надежд и идеалов. Ведь немалая
часть интеллигенции и мещан не ринулась на баррикады, а пребывала в том
состоянии, о котором современник Александра Вертинского "новокрестьянский"
поэт Сергей Есенин писал:
Но есть иные люди.
Те
Еще несчастней и забытей.
Они, как отрубь в решете,
Средь непонятных им событий [2, 96].
Такие люди зачастую проповедовали декадентское мироощущение
с его безысходным настроением, бегством в богемный мир и отстраненностью от
проблем народных масс.
Противоречия жизни и утрата ценностей активно воздействовали
на служителей искусства. Писатели разных литературных пристрастий искали новые
формы для самовыражения. Довольно часто это вело к универсальным соединениям
разных направлений, течений и стилей, но особенно сказалось на модернистской
литературе.
К тому моменту, когда Вертинский стал пробовать себя на
эстраде (1913 г), в российской литературе уже сложились течения символистов,
акмеистов и футуристов. Ищущий свою форму самовыражения поэт в первую очередь
обратился к музыкальному воплощению стихов, написанных современниками (И. Анненским,
Ф. Сологубом, А. Блоком, Г. Ивановым, Н. Гумилевым, А. Ахматовой, И. Северяниным),
справедливо считая, что "новые поэты принесли с собой свежую струю
прекрасного" [3, 552]. Начинающий художник интуитивно сделал ставку на
устойчивые ценности, которые проповедовали лучшие из модернистов. А будущий
сценический облик артиста возник спонтанно, когда доброволец Саша Вертинский из
позерства записался под именем "Брата Пьеро" (1914 г) в составе 68-го
санитарного поезда Всероссийского союза городов имени Марии Саввишны Морозовой,
где ему довелось за время пребывания сделать 35000 перевязок.
По возвращению с фронта в 1916 году поэт-артист воплотил уже
на эстраде художественный образ-маску Пьеро, явно навеянный модернистской
средой. С одной стороны, в этом сказалась приверженность к загадочности и
актерству, свойственная символистам, с другой стороны, существенное воздействие
оказала устремленность к ряженности футуристов. Если духовно Вертинский был
связан с первыми, то антуражем - с последними. Не случайно в своих мемуарах он
вспоминал о довоенной футуристической вольнице: "Мы размалевывали себе
лица (выделено нами. - В. Б), как индейцы, и гуляли по Кузнецкому, собирая
вокруг себя толпы. Мы появлялись в ресторанах, кафе и кабаре и читали там свои
заунывные стихи, сокрушая и ломая все веками сложившиеся вкусы и понятия" [3,
87]. Итак, форма-маска была найдена3, оставалось лишь найти способ изложения (манеру/стиль)
для художественных произведений речи, которые бы воздействовали на слушающих и
понимающих. Уже в зрелые годы Александр Николаевич объяснял это так: "Мое
искусство родилось из недовольства старыми формами, которые уже не
удовлетворяли аудиторию. Я смело выступил со своими песенками. Я очутился в
исключительно тяжелых условиях. Раньше за певца отвечала консерватория, в
которой он учился, за его арию отвечал композитор, а за меня… отвечал только я"
[3, 552]. Так поэт-исполнитель-мим нашел свою нишу в литературе "серебряного
века". Всего несколько лет после его смерти подобный вид искусства назовут
"авторской песней".
Петь пришлось о том, о чем прошедший полубеспризорное5 и
полубогемное существование юноша знал не понаслышке. Достаточно привести
названия ранних произведений: "Я сегодня смеюсь над собой", "Безноженька",
"За кулисами", "Дым без огня" и т.д. Константин Рудницкий
верно отмечал новаторское начало произведений поэта-артиста: "Вертинский
противопоставил сладостному и утешительному, баюкающему и мурлыкающему
Северянину мироощущение трагическое. Первые его песни были мрачны и горестны. Но
трагедии излагались вполне общедоступным языком, и персонажами этих трагедий
становились не миражные фигуры, вроде блоковской Прекрасной Дамы, а те самые
люди, которые Вертинского слушали…" [4, 555]. Слава поющего артиста
стремительно росла. Жизнь брошенных, одиноких, отчаявшихся, живущих своими
обыденными интересами и надеждами еще не освещалась с подмостков эстрады. В
своих "ариетках" (определение Вертинского) исполнитель сразу нащупал
верный тон и язык. По сути это был сентиментально-романтический сплав
символизма с акмеизмом, сдобренный иронией и гуманизмом:
И от вечной трагической маски,
Я хочу хоть немножечко ласки,
Чтоб забыть этот дикий обман.
(3, 277; "Я сегодня смеюсь над собой", 1915 г)
Днем по канавам валяется,
Что-то тихонько скулит,
Ночью в траву забирается,
Между могилками спит.
(3, 278; "Безноженька", 1916 г)
Все бывает не так, как мечтаешь под лунные звуки,
Всем понятно, что я никуда не уйду, что сейчас у меня
Есть обиды, долги, есть собака, любовница, муки
И что все это - так… пустяки… просто дым без огня!
(3, 282; "Дым без огня", 1916 г)
Вертинский как "языковая личность" пел о фатализме
и неустроенности человеческой жизни, о хрупкости счастья мгновений ("минуточек"),
о тоске по несбыточной мечте, о романтическом величии и выстраданной боли. Он
взял у отмирающего символизма "серебряного века" пристальное внимание
к внутреннему миру одинокого героя/героини, интуитивное прозрение сущности
бытия рядовым человеком, музыкальность стиха. Только его произведения не были
зашифрованы и туманны, как у символистов, да и мистика в них практически
отсутствовала. В свою очередь, от акмеизма поэт-актер усвоил обращенность к
реальной, пусть даже и оберточной жизни, изображение предметного мира и
деталей, грустный взгляд на существование обывателей в эпоху потрясений,
интерес к экзотике (подобно Н. Гумилеву), склонность к эстетизму и изысканный
слог. Но в отличие от акмеистического культа "сильного человека" он
провозглашал культ слабого, "маленького человека", его право на
негероическое каждодневное существование. Даже написанное до эмиграции дерзкое
и тревожное по духу произведение "То, что я должен сказать" (1917 г) не
звало к бунту, а просило в память о погибших "просто стать на колени"…
В дальнейшем, после эмиграции из России в 1919 году,
Александр Вертинский все более избавлялся от сентиментально-романтических черт,
отдавая в своих художественных произведениях речи предпочтение горькому
реализму. Он отказался от образа-маски Пьеро, комментируя это так: "Маска
Пьеро отброшена, и я выхожу на сцену самим собой. Любительское пение забыто,
теперь я певец с правильно поставленным голосом…" [3, 529]. Выходит, что
маска скрывала школу ученичества.
Произведения 1919-1942 годов объединены важнейшей для поэта
темой глубинной взаимосвязи русских эмигрантов с родной страной, ее природой и
историей. Его стихотворные миниатюры наполнены чувством боли за
соотечественников, вынужденных прибывать в эмиграции на чужбине ("О нас и
о родине", "Наше горе"), а пытливый глаз художника
кинематографично подмечает сценки человеческих драм ("Ракель Меллер",
"Концерт Сарасате", "Джимми"). "Языковая личность"
мудро и грустно "отражает действительность", не скрывая ни грязи жизни,
ни тщетности грез, ни жалкой будущности своих героев:
Ничего от тебя не осталось,
Только кукла с отбитой ногой.
Даже то, что мне счастьем казалось,
Сложившимся мастером с неповторимой манерой "сказания"
текстов он вернулся в 1943 году на родину. Жить оставалось еще 14 лет...
В целом Александр Вертинский сформировался как "языковая
личность" в эпоху "серебряного века" под воздействием модернизма
и реализма. Как художник он проделал путь от сентиментального романтизма до
романтического реализма, органически используя в своем творчестве элементы
символизма, акмеизма, футуризма (разрушение традиционных жанров и форм) и
натурализма (воспроизведение мельчайших деталей обстановки). Его герой
первоначально - типичный представитель богемы или мещанства, "маленький
человек", демонстрирующий мечтательность и вызывающий жалость, но не
стремящийся стать "сильной личностью". Позже к подобному типу героев
Вертинского добавятся ностальгическая фигура изгнанника и обреченные судьбой на
неудачу люди. Свое кредо поэт-артист определял так:
Я всегда был за тех, кому горше и хуже,
Я всегда был для тех, кому жить тяжело.
А искусство мое, как мороз, даже лужи
Превращало порой в голубое стекло [3, 352].
Кстати, тема поэта/автора требует специального исследования
и не укладывается в рамки статьи.
Обращение к высказываниям поэта-артиста позволяет не только
судить о школе его мастерства, но и соотнести его синкретическое искусство с
"авторской песней" 1960-х-1970-х годов. Для наглядности размышления А.Н.
Вертинского разделим на несколько подпунктов:
О музыкальной выразительности, с помощью которой передается
смысл и содержание художественных текстов: "Надо помнить, что вещь,
которая хороша на бумаге, далеко не всегда звучит так, как нужно, в музыке"
[3, 548].
Об уникальности исполнения каждого произведения: "Повторять
пропетую вещь - это то же самое, что раскрывать перед слушателем тайны
колдовства. И если мне все-таки приходится петь на бис, я каждый раз пою
по-новому" [3, 538].
О приоритетности слова в словесно-музыкальном жанре: "К
своему творчеству я подхожу не с точки зрения артиста, а с точки зрения поэта. Меня
привлекает не только одно исполнение, а подыскание соответствующих слов и
одевание их в мои собственные мотивы" [3, 529].
О составных жанра: "… нужно сразу соединить в себе
четыре главных качества: быть поэтом, композитором, певцом и артистом. Пусть
даже не в большой мере, но все эти данные необходимы. Для своих песен я ищу
особые слова, особые мотивы, особо их исполняю и вкладываю в исполнение особую
игру" [3, 531].
Примечательно, что после смерти Александра Вертинского
обнаруженные и апробированные им законы стихопесни стали затребованы "поющими
поэтами" второй половины ХХ века, хотя барды не знали, что их утвердил
художник еще в самом начале столетия. С изучением истории "авторской песни"
начинается новый этап исследования творчества человека, завещавшего потомкам
свое Слово:
И в хаосе этого страшного мира,
Под бешеный вихрь огня
Проносится огромный, истрепанный том Шекспира
И только маленький томик - меня… [3, 357]
Вертинский поставил себя рядом с великим трагиком мира не
случайно, ведь трагедии королей и маленьких людей, освещенные литературой,
произрастают из одной почвы. Имя ее - жизнь.
Литература и примечания
1. Потебня А.А. Теоретическая
поэтика. - М., 2003.
2. Есенин С.А. Собр. соч.: В 3 т. -
М., 1970. - Т.2.3 Вертинский А.Н. Дорогой длинною… - М., 1991.
4. В своем исследовании "Русская
языковая личность и задачи ее изучения" Ю.Н. Караулов связывает понятие
"языковая личность" с анализом текста.
5. На подаренном А.Н. Вертинскому
снимке Ф.И. Шаляпин сделал надпись, в которой назвал его "сказителем".
Упоминание об этом в кн.: Никулин Л. Судьба артиста // Вертинский А.Н. Четверть
века без родины: Страницы минувшего. - К., 1989.
6. Лев Аннинский в книге "Барды"
утверждает, что овладеть "формой" Пьеро означало завладеть "модой".
7. Некоторые коммуникативные цели
могут быть достигнуты без помощи речи - мимикой, жестом. Об удивительной
пластике рук артиста во время выступления неоднократно вспоминали все, кто
видел его на эстраде. Здесь укажем одну из работ: Рудницкий К.Л. Любимцы
публики. - К., 1990.
8. Он рано осиротел и воспитывался у
родственников, особо не обременяя себя учебой и послушанием.