Сеть (мрежа)
Сеть (мрежа)
Н.И. Толстой
Обратившись
к славянской «живой старине», т. е. к еще бытующим или недавно бытовавшим
обрядам, можно увидеть, что сеть (невод, вентерь) у восточных славян, у русских
часто использовалась в свадебном обряде, а у южных и западных славян,
македонцев и кашубов — в обряде погребальном, у хорватов — при масленичном
ряжении. Во многих северных русских губерниях (Новгородской, Онежской,
Вологодской, Архангельской) жених и невеста перед венцом опоясывались по голому
телу поясом из невода, сеткою, снятой с рыбачьих вентерей, или мережкою и так
ехали к венцу. Аналогичные действия производились и в южных губерниях —
Воронежской, Орловской, Саратовской. В г. Павловске Воронежской губ., «провожая
жениха с невестою в храм для венчания, сыплют в обувь мак: если злой человек не
перечтет всего, то их ему не испортить; тогда же молодых перепоясывают по брюху
сеточкою, снятою с рыбачьих вентерей: к перепоясанным так колдун никогда не
прикоснется» .
Можно
с большой долей вероятности предположить, что опоясывание сетью в брачном
обряде не только предохраняло брачующихся от порчи, но и, по дохристианским
верованиям, способствовало деторождению, стимулировало беременность молодой, о
чем свидетельствуют разнообразные обряды опоясывания церквей, икон, крестов,
бесплодных женщин и рожениц .
К
приведенному общему описанию можно добавить некоторые варианты интересующего
нас ритуала. Так, в Тихвинском у. Новгородской губ., когда невесту снаряжали к
венцу, надевали под ее сорочку мужскую сорочку, повязывая ее широким поясом из
невода (запись 1852 г.). В тех же местах нередко весь свадебный поезд
опоясывался под низом рубашки сеткою (запись 1899 г.). В Олонецкой губ.
(Пудожский у.) молодых вели в отдельное помещение или клеть, и, когда те подходили
к постели, «сватья», которая убирала их, валила их спать и связывала им ноги
сетью, «чтобы никто не спортил» (по преданью, «если ворог хочет „спортить"
молодых, то ему надо развязать каждый узелок, а у сети узелков много») (запись
10-х годов XX в.). На Пинежье (Архангельская обл.), согласно записям 1986 г.,
опоясывание сетью по голому телу невесты охраняет от «нечистой силы» по той
причине, что сеть связана «крестиками». Это «объяснение» — более новое по
сравнению с верованием в апотропеическую силу узлов, оно — явно христианского
происхождения. Таковы наиболее яркие образцы из богатой коллекции примеров,
касающихся ритуальной функции сети в русском свадебном обряде, собранной А. В.
Гурой. Приношу А. В. Гуре благодарность за возможность воспользоваться его
материалами.
На
севере Македонии в Скопской Черной Горе ночью умершего покрывают рыбацкой
сетью, чтобы он не стал вампиром, т. е. «ходячим покойником», и «чтобы не
утащил с собой кого-нибудь». На другом конце славянского мира, у кашубов,
распространено верование, что тот, кто похоронен с сетью, «должен сначала
развязать все узлы на сети, прежде чем вернуться на землю». Так кашубский
материал объясняет северномакедонское поверье, а попутно и русский
охра-нительный свадебный ритуал опоясывания сетью. Впрочем, такое объяснение
давали и сами орловские крестьяне (и не только орловские!), говоря, что, «когда
едешь венчаться, то опояшься рыболовной сетью и тогда поезжай себе с Богом:
никто тебя не испортит, колдун не подступится. Тогда враг испортит, если развяжет
все узелки в сети, что невозможно». Это же объяснение мы находим в
севернорусских заговорах «от уроков». На Пииеге полагали, что для
предотвращения дурного глаза и порчи есть обереж. Для его исполнения «нать
(надо) от сети отрезать да с коноплем соскать наотмашь (от себя) да начитать
слова: „Как от сети узла никто не может ни розвязать, ни роспустить — ни
еретик, ни клеветник, ни завидник, так же бы рабу божию (имярек) никто не мог
бы не исправить, не изурочить"».
Таким
образом, основным символическо-смысловым компонентом сети является узел,
который, в сочетании с другим символическо-смысловым компонентом — множество,
объясняет апотропеическую функцию всего ритуала: узлы не могут быть развязаны и
пересчитаны. Именно поэтому, согласно сведениям, собранным русскими этнографами
в начале нашего века, в свадебном обряде при опоясывании вокруг тела могли
вместо сети употребить веревку или тесьму со значительным числом завязанных
узлов или могли использовать узлы наряду с сетью.
До
нас дошло несколько старинных свидетельств (XIV—XV вв.), осуждающих «ворожения»
при помощи узлов. Так, в древнерусском «Правиле святыхъ апостолъ и святыхъ
отець», известном под названием правила «Аще двоеженець», в десятом разделе
говорится: «Если кто ходит к колдунам для того, чтобы ему ворожили, и берет
колдовские узлы, пусть не ест мяса и молока 40 дней...». В другом русском
памятнике XV в. — в «Послании митрополита новгородского Фотия» — указывается:
«Также учите их, чтобы пустых слов («басней») не слушали, колдовских («лихих»)
баб не признавали, ни узлов, ни приговоров, ни трав, ни ворожбы и тому
подобного, ибо от этого гнев божий возникает...» ).
Особый
интерес представляет использование сети в масленичном обряде у хорватов в
Далмации, в Синьской Крайне. Там в с. Оток и Удовичичи ходили группы парней с
закрытой головой и обнаженным телом, обернутым только в сеть, несмотря на
холодную пору года. В других селах голые парни с намазанными сажей лицами
ходили в накинутых на плечи одеялах, которые они попеременно то запахивали, то
распахивали, чтобы показать свою наготу. Все это относится к архаическим формам
общения с «нечистой силой» — вернее, способам ее отгона, отталкивания; в данном
случае значимы и нагота, и сеть. Хорватский масленичный обряд перекликается с
одним фрагментом из русской сказки «Мудрая дева» из классического собрания
сказок А. Н. Афанасьева. В этой сказке рассказывается о смышленой
девочке-семилетке, разрешавшей сложные царские задачи. Последней и самой
трудной задачей была следующая. Царь сказал мужику: «Когда дочь твоя мудра,
пусть наутро сама ко мне явится ни пешком, ни на лошади, ни голая, ни одетая,
ни с гостинцем, ни без подарочка». На что «на другой день поутру сбросила
семилетка всю одежду, надела на себя сетку, в руки взяла перепелку, села верхом
на зайца и поехала во дворец. Царь ее у ворот встречает. Поклонилась она царю:
„Вот тебе, государь, подарочек!" — и подает ему перепелку. Царь протянул
было руку: перепелка порх — и улетела!» [Афанасьев 1985, с. 20, № 328].
Важно
учесть, что у славян и перепелка, и заяц, и сеть являются свадебными
мифологическими символами, а нередко и атрибутами. В особенности ярко выражены
в этом смысле перепелка и заяц. Как известно, сказка «Мудрая дева» завершается
тем, что царь взял дочь мужика к себе, и «когда семилетка выросла, он женился
на ней, и стала она царицею».
Таким
образом, славянская народная символика сети семантически связана с моментом
плодородия (чадородия), брака, а функционально—с защитой от «нечистой силы»,
так как сеть обладает узлами, и притом большим количеством узлов.
Неисчислимость узлов входит в один ряд с неисчислимым песком, маковым семенем,
семенем льна «лущика» (в Полесье), иголками на хвойном дереве и т. п.
Иная
символика сети (невода) и иная функция этого символа наблюдаются в славянской
книжной, христианской традиции. Семантика этого символа базируется на известном
евангельском эпизоде встречи Христа с братьями-рыболовами Симоном, называемым
Петром, и Андреем, закидывавшими сети в Галилейское озеро. Увидав братьев,
Христос сказал: «Идите со мною, и я сделаю вас ловцами человеков. И они тотчас
оставивши сети, последовали за Христом » (Мф 4, 19—20; Лк 5, 1—11). Но еще
больше символического смысла содержится в сравнении: «Еще подобно Царство
Небесное неводу, закинутому в море и захватившему рыб всякого рода, который
когда наполнился, вытащили на берег и севши хорошее собрали в сосуды, а худое
выбросили вон. Так будет при кончине века: изыдут Ангелы и отделят злых из
среды праведных» (Мф 13, 47-49).
Таким
образом, если в славянской фольклорной традиции сеть как предмет
апотропеического свойства выполняет мифологическую функцию отталкивания
«нечистой силы», то в христианской, древнеславянской книжной традиции символ
сети выступает в функции собирательной, притягательной к добру, к «правде
божьей». В первом из приведенных выше примеров это «сети добра», а во втором —
сеть, вообще собирающая все, что есть. В ветхозаветной библейской традиции
известны и сети зла, сети нечестивого (Пс 9, 16, 30 и др.; 24, 15 — Очи мои
всегда к Господу; ибо Он извлекает из сети ноги мои; (Иов 19, 6 - Бог обложил
меня своею ссетью), при этом в последнем случае это скорее орудие кары, а не
милости божьей, хотя в христианской традиции и кара божья нередко
воспринимается как милость. Сеть как орудие кары воспринимает и многострадальный
Иов. К ветхозаветным представлениям близка мифологическая символика других
восточных религий, в которых сеть выступает как орудие богов, служащее для
ловли людей, для подчинения и привлечения их к себе. Правда, в иранских
мифологических представлениях сетью, наоборот, вооружен человек,
человек-мистик, который с ее помощью пытается уловить бога, восприять
божественное начало. Сеть (dam) является духовным оружием ангела Пир-Бельямина,
посредника между Аллахом и человеком в иранской шиитской традиции, почерпнувшей
многое из персидского фольклора.
Возвращаясь
к славянскому материалу, укажем еще раз на хорошо в наше время известный
инициал М (ст.-cл. название буквы мыслете, начальная буква ст.-сл.
мрѣжа) новгородской Фроловской псалтири № 2 XIV в., хранящейся в
Российской национальной библиотеке. Этот инициал изображает двух рыбаков,
держащих сеть (мрѣжу), которая внизу завязана узлом и наполнена
рыбой. Над головой рыбака, стоящего справа от сети, написано киноварью: «Потяни
корвинь с(ы)нъ»», а над головой другого: «самъ еси таковъ». Исследователь
семантики новгородского тератологического орнамента Н. К. Голейзовский
справедливо видит в диалоге рыбаков не «едкие замечания», а вторичную символику
или зашифровку христианской символики, согласно которой корвинь сынъ — это
теленок, но не просто теленок, а телец, символ искупительной крестной жертвы.
Если вспомнить, что оба рыбака, впоследствии апостолы Петр и Андрей, были
распяты, первый - в Риме в 67 г., а второй — в Патрах в том же году, становится
ясной вторая часть диалога самъ еси таковъ. Диалог, сопровождающий инициал М в
виде изображения двух рыбаков, тянущих сеть, носит характер предсказания земной
судьбы — точнее, последнего мученического часа этих рыбаков. Надо полагать, что
он навеян не только житием свв. Петра и Андрея, но и тем пассусом в Евангелии
от Иоанна, где помимо описания появления Христа у Галилейского озера и
разговора его с братьями-рыбаками Симоном, называемым Петром, и Андреем есть и
пророчество Христа о том, «какою смертью прославит Бога» апостол Петр (Ио 21,
19).
Возникает
мысль: не является ли знаменитый инициал М из новгородской Фроловской псалтири
№ 2 образцом своеобразного монастырского или церковно-писцового фольклора?
Такому фольклору могли быть свойственны традиции тайнописи, и могли быть
попытки употребления «символической тайнописи» путем неоднократного
символического кодирования, производства новых символов на основе уже
известных, позволявшие использовать и некоторые формы и клише народного
фольклора вроде «Дурак!» — «Сам дурак!». Такое стилистическое снижение типа
«Самъ еси таковъ» вполне допустимо и возможно, если оценивать его в духе идей
Псевдо-Дионисия Ареопагита, если исходить из того, что само сакральное начало
столь возвышенно, что любой, даже самый священный язык не может приблизиться к
нему и тем более достичь его высоты, и потому об этом начале и обо всем, к нему
относящемся, можно говорить и языком более низким и даже совсем сниженным, ибо
по сути это будет одним и тем же.
Для
того чтобы догадки подобного рода были более правдоподобны и обретали
основание, следовало бы составить ряд словарей символов, которые бы толковали
материал разных традиций — древнеславянской народной, в основном языческой по
своему происхождению, древнеславянской книжной, имеющей несколько культурных
напластований, в пер-вую очередь христианское, затем средневековой европейской
и, наконец, индоевропейской. Существующие на Западе довольно многочисленные
словари символов, как правило, носят универсальный, энциклопедический характер,
касаются одновременно различных традиций, разных эпох и разных сфер искусства,
культуры и религии, и потому сведения, содержащиеся в них, обычно носят самый
общий, нередко отрывочный и даже поверхностный характер.
Пример
с символикой сети показывает, что один и тот же предмет (понятие, действие)
может иметь в разных, нередко сосуществующих традициях разную символическую
семантику, разную ритуальную функцию и быть связанным с разными сферами
(жанрами) духовной культуры, фольклора, книжности, религиозных представлений.
Именно связь символа с той или иной сферой устной и книжной словесности
существенна для филолога и историка искусства и культуры.
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://mith.ru/alb/slavic/